Он стоял. Один в пустыне, состоявшей из тьмы и ровного, как шахматная доска пола. Он уже не помнил мира вне этого пространства, как и не помнил как он сюда попал. Стоя, и не двигаясь, он бросал все силы на то, чтобы удерживать в своей памяти последние воспоминания. Он помнил немного. Сразу после того как он попал сюда, его не покидала безграничная решительность и надежда. Он бежал вперед, не зная усталости, бежал очень долго, так как верил, что не может быть чего то столь пустынного. Иногда, он в бессилии останавливался и только крик, поначалу преисполненный яростью, а потом уже и отчаяньем вырывался из его нутра. Он кричал, что это ненормально, он проклинал все, что только мог вспомнить, но продолжал идти. Глаза, горевшие решительностью, стали потухать. Тьма отчаянья и безнадежности стали отражением его сущности. Он шел, но его шаг был уже не такой решительный и быстрый. Он шел, все медленнее и медленнее, пока не остановился. Надежда покинула его. Он не чувствовал ни голода, ни жажды. И в какой то момент он встал. С тех пор он больше не двигался. Он стоял очень долго. Дольше чем он шел, или бежал. Он молчал. Ни одного звука уже не издавало его тело. Он уже ничего не видел. Постоянное наблюдение тьмы давно лишило его зрения, но он не смог бы сказать когда именно он его лишился, потому что его глаза уже давно слились с тьмой. Так было изнутри. А снаружи его спросили:"Как ты?". И он отвечал всегда одно и то же:"Нормально".