Надежды маленький оркестрик. Ретро

Валентина Марцафей
                Глава 1.

       

       ... И в вечном сговоре с людьми-
           Надежды маленький оркестрик
           ПОД УПРАВЛЕНИЕМ ЛЮБВИ!
              Б.Окуджава.
          

  («Новый Ильич», «Наш Ильич» - так сразу с чьей-то лёгкой руки  стал именоваться на заводе новый  начальник  отдела кадров Алексей Ильич.   Работал он на заводе уже лет пять, после того, как демобилизовался из военно-морского флота по состоянию здоровья. Служил он раньше на крейсере водолазом, но в результате ЧП оглох на левое ухо. Пришлось  моряку,  как говорится, « сойти на берег» и налаживать жизнь с нуля.

Приехал он после  этого в Одессу, которую полюбил за годы учёбы в высшем мореходном училище. Надеялся ещё на встречу с любимой девушкой, но та  к тому времени успела выйти замуж и переехала  в другой город.
      
          Эти неприятности несколько изменили характер Алексея Ильича. Он стал замкнутым и немногословным. И к своим 40-годам оставался холостяком. Одно время это обстоятельство возбуждало любопытство незамужних  дам и разведёнок, которых на заводе хватало. «На бабий рот не накинешь платок» - известное дело. Любили посудачить, «отчего и почему, мол, мы не нравимся ему?» Но фактов для развития темы не хватало. Иногда кто-нибудь встречал его в дамском обществе, но случалось это в магазинах или на рынке, в местах отнюдь не для  свиданий.
         
         Постепенно о нём сложилось мнение, как о человеке неинтересном и чёрством, а  кое-кто даже считал его типичной   «канцелярской крысой», у которой, возможно, есть « свой скелет в шкафу»  Но занимаемая им должность и суровый внешний вид не располагали  коллег к зубоскальству по поводу его семейного статуса.
         
         Разве мог кто-нибудь предположить, что вместо «скелета» в его шкафу, образно говоря, хранится «бронежилет», которым приходилось иногда прикрываться Алексею Ильичу. Например, от назойливых  усилий своей сердобольной соседки Шуры, которая подыскивала ему невест, желая устроить его семейное счастье.
          
        Сам  Ильич не задумывался, хорошо или плохо ему живётся.  Наверное, оттого и не задумывался, что жилось ему одному вполне комфортно в его однокомнатной кооперативной квартире. Не его беда, что друзей рядом не было. Двое, осевшие в Одессе, были давно женаты, другие остались во флоте – ходили на пассажирских  судах по всему свету.  А заводская дружба? – она неизменно перешла бы в панибратство и совместные распития, а это Алексей Ильич в принципе не признавал. Так же, как и заводских романов.  Какие уж там романы, если разворачиваться  к  даме нужно всегда правой стороной? Своей тугоухости он стеснялся и старался, чтоб на заводе о его проблеме не знали.
       
        Никто не знал и о том, что у этого сурового на вид человека где-то глубоко, «семь футов  под килём», обитала душа мягкого, даже несколько романтичного человека.  Об этом знал лишь чёрно-белый кот Фердинанд.  Его Ильич  спас в своё время  от  «глубоководного погружения», которое  готовила всему приплоду  заводской Мурки уборщица тётя Зина. Очень впечатлила тогда Ильича  боевая раскраска котёнка: чёрный жилет, чёрная маска и такие же «ботинки». Когда он подрос, Ильич принёс его к себе домой.
      
        Оказался кот понятливым,  нешкодливым и немногословным. В общем, характерами они сошлись. Целый день кот, конечно, скучал без хозяина, но  вечером одаривал его любовью и лаской сполна – чувствовал, вероятно, что было за что! 
          
        И ещё было у Алексея Ильича хобби, о котором никто не мог знать – он любил рисовать! Рисовал мало, но очень неплохо, И получал огромное удовольствие от самого процесса. Это были какие-то фантастические пейзажи, как будто сквозь толщу воды. Их хотелось рассматривать долго-долго, и каждый мог представлять что-то своё. Было в этих картинах то, что привело когда-то Алексея Ильича в его профессию: любовь и доверие к морским глубинам, к их тайному и прекрасному миру. И это чувство никогда не покидало его, несмотря  на то, что профессию пришлось сменить.


               В 17.30 , после окончания рабочего дня, от завода отходил автобус, который возил заводчан в дальний, недавно застроенный район города, где они обитали, в их числе и Алексей Ильич. Он редко пользовался автобусом, так как часто задерживался по разным причинам. Тогда ещё активно действовали профсоюзы, а А.И  был активным  председателем одной из их комиссий.  В общем, общения всякого рода в течение дня ему хватало настолько, что когда он занимал место в автобусе, разговаривать ему уже не хотелось. В отличие от других, которые только и получали, наконец, возможность пообщаться.
          
           Автобус возил своих заводских бесплатно, но, следуя по маршруту,  подбирал с остановок всех желающих под самую завязку. Заводчане терпели, понимая, что водителю хочется подзаработать, но как бы в отместку вели себя шумно, громко переговаривались, грубовато шутили, - в общем, давали всем понять, кто в автобусе хозяин.
         
         Особенно старался Галевский, пожилой громогласный хулиган, токарь из инструментального цеха. Занимал он всегда первое сиденье, ну  а  рядом уже никто приземлиться не мог, так как  Галевскому по габаритам требовалось полтора места, это во-первых. А во-вторых, стать объектом  его шуточек никто не желал, старались на глаза ему, а особенно на злой язык, не попадаться.  Он всегда открывал окно, а если кто-то требовал: «Закрой, дует!», он  орал в ответ: «Купи мохеровые шнурки – не замёрзнешь!»     И окно никогда не закрывал – для дальнейшего спектакля оно должно было быть открытым.
        Когда на перекрёстке, на красный свет рядом с автобусом останавливались 2 -3 « жигулёнка»,  или, не дай бог, иномарка, Галевский, высунувшись из окна, давал выход своему пролетарскому возмущению.
       - Ворюга! – кричал он ближайшему частнику,- Ворррюга! Что смотришь? Доездишься, ворюга!
       Кричал кое-что и покрепче, если «ворюга» изображал что-то в ответ.  Но зелёный свет разводил классовых врагов до следующего перекрёстка.

       Вот и в тот день, тот особый день, когда судьбе угодно было изменить всю жизнь Алексея Ильича,  в  автобусе  было  шумно, душно и  весело. Алексей Ильич безучастно смотрел в окно, пока его взгляд  не упёрся  в затылок сидевшей перед ним женщины.
       
       И  чем  дольше он его обозревал, тем больше, страшно  сказать, очаровывался. Никогда раньше не видел он  такого аккуратненького, беззащитного затылочка. Золотистые волосы были приподняты красивым зажимом так, что ни одна прядка не выбивалась по краям, А идеальные маленькие ушки со скромными серёжками, тесно прижатые к голове, вызвали у А.И. несвойственное ему чувство умиления. 
   
       Изредка  головка меняла положение, и тогда можно было  видеть линию чистой щёчки. Шея тоже приятно радовала глаз и говорила о том, что её хозяйка не толстая,  и не старая. А чистый розовый свитерок, из которого и произрастало всё это великолепие, довершал картину.
          Двадцать минут провёл Алексей Ильич в музейном ступоре, как художник перед внезапно поразившей его картиной. А видение тем временем начало  готовиться к выходу. Сидевший рядом с ней мастер сборочного цеха Эдик Талис, пропуская её, сказал:
          - Пока, Лариса!
        Она, не оглядываясь, протиснулась вперёд и вышла на остановке.
   
       Галевскому дошёл переданный с задней площадки рубль с просьбой «На Затонского, один, заднюю». И  тот, кинув рубль водителю,  громогласно обнародовал свою дежурную шуточку:   "Одному на Затонского через задний проход». Но реакции от утомлённых дорогой пассажиров не последовало, а заводчанам  плоские шуточки местного юмориста давно приелись.
        - Что за соседка у тебя была? Новенькая ? Из вашего? – спросил  А.И. у Талиса.
     Тот удивлённо посмотрел на Алексея Ильича.
         - Да полгода уже. Нормировщицей у нас.

       «Как же я её раньше не замечал?» – спрашивал не раз сам себя А.И. в тот вечер. Кот ходил за ним по пятам, требуя ужина, а он его не слышал. И второй вопрос мучил его: « А каков анфас?  Ну, не может же быть дисгармонии!  А вдруг?   Ну, а можно любить без анфаса? Вот просто подойти сзади, обнять, и целовать этот обворожительный затылок, и шейку, и эти чистые волосы…?»

       Придя на следующий день в свой кабинет, Алексей Ильич первым делом выдвинул ящик из картотеки с наклейкой «Сборочный цех» и обнаружил, к немалому удивлению, что эту самую Ларису, по фамилии Мизина, он сам же и оформлял на работу. Вспомнил он тут и непонимающий взгляд Эдика Талиса.
      
        К анкете была приклеена фотография. Ничего примечательного, 37лет, замужем, образование среднетехническое, детей нет. Смотрел, смотрел А.И. на фото, пытаясь связать лицо с затылком – ничего не получалось.
        Тогда перед обедом он нагрянул в сборочный. Заглянул в каморку,  где обитали мастер и нормировщица.
         -Не знает кто, когда выйдет Фима? – спросил он  (сто лет не нужен был ему этот алкоголик!) -  Когда появится, пусть зайдёт в кадры, -  говорил Алексей Ильич, а сам разглядывал Ларису. Да-а, выражение лица у неё слишком серьёзное… «Попробуй тут иначе, с этими алкашами», - сам себе возразил Алексей Ильич. Скуластенькая, точно не красавица. Но тут Лариса подняла  на А.И. глаза… Д-а-а, вот это глаза! Русалочьи, светло-зелёные, вполне и утонуть в них можно… «Красивые,- сказал себе Ильич, как печать поставил.- Определённо красивые».

       Вот с этого самого дня все помыслы бывшего водолаза вертелись вокруг скуластенькой русалки Ларисы Николаевны. Замужней дамы. С утра считал он часы, когда, наконец, сядет он на своё место позади неё в автобусе и долгие полчаса будет  созерцать свою мадонну, как награду за рабочий день. Пообщаться  не получалось.
То есть с Талисом они переговаривались – иногда!- но Лариса в их разговоры не вступала. И это не огорчало Алексея Ильича, как ни странно. Он скорее видел в этом её достоинство.
         
         Продолжение смотрите в след. главе_
               
http://www.proza.ru/2015/08/23/787
!