Игра закончилась шумным обсуждением последней раздачи и смехом. Михаил вышел из купе, подошёл к окну и слегка опустил раму вагонного окна, в вагоне появились сразу тысячи новых запахов. С возвышенности, по которой весело бежал поезд, открывался вид на Амур и далеко уходящий противоположный берег.
Звучала музыка и, видимо специально, поездной дискжокей включил вальс «Амурские волны». Прекрасно звучало многоголосие хора армии, а вид самого Амура своей наглядной зримостью, тем не менее, порождал ощущение какого-то сюрреализма, чувством присутствия в сказочном месте, где сошлись красота музыки, ход истории и реальность самой реки.
С последними аккордами наступила тишина, какая всегда наступает с окончанием эмоционально сильного произведения искусства. Вдруг наступившую паузу прервал голос, голос негромкий, спокойный и, каким-то образом, воспринимавшийся подобно авторитетному разъяснению учителя
- Вообще-то эта музыка написана не про реку, а про волны Амурского залива.
У соседнего окна стоял пожилой мужчина, худощавый, чуть выше среднего роста с копной седых, чуть волнистых волос. Он произнёс это не поворачиваясь к Михаилу, а других поблизости не было, и его негромкие слова могли быть обращены только к нему, если не принимать во внимание мысль, что незнакомец обращается к кому-то невидимому, как бы продолжая с ним давний и важный спор.
Поскольку в ответ по существу разговора сказать было нечего, то Михаил промолчал и взглянул на незнакомца ещё раз, спросить что-нибудь он просто не догадался, или не решился. Действительно, какое дело молодому лейтенанту, возвращающемуся из отпуска к месту прохождения службы, до исторических событий? Таких далёких от его реальных жизненных дел – от оставленных на целые полгода жены и годовалой дочери, послезавтрашнего доклада начальнику штаба о прибытии из отпуска. Действительно, какое?
Тем не менее, связка событий жизни, музыки и слов незнакомца была. А состояла она в простом факте, дом полковой гостиницы, где жил Михаил, своими окнами выходил на Амурский залив и тот встречал его по утрам всеми возможными красками, каких было не жалко заливу, погоде и, возможно, ещё кому-то неведомому.
Если бы такая встреча случилась на несколько лет позже, то, возможно, ещё очень многое Михаилу удалось бы узнать, ведь, судя по возрасту, незнакомец вполне мог быть и очевидцем первых исполнений вальса, а, может, и чего-то большего. Но тогда всех этих вопросов, что возникли с годами, ещё не было. Незнакомец ушёл к себе в купе и больше они не виделись. Он ушёл, но осталось сказанное, навсегда.