Как Кале Иванович поссорился с Ла Манш Никиф...

Выходец Из Арройо
Источник вдохновения:

и Гоголь (Повесть о том, как Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем)

Из книги «Безумных Идей» ВИА
 
Глава первая

Как Кале Иванович поссорился с Ла Манш Никифоровичем

Если бы живой Гоголь прогуливался у Па-де-Кале... В наши дни, возможно, он думал бы не только о том, что с другой стороны эту полосу солёной воды называют не Pas de Calais, а Strait of Dover, а ещё и размышлял бы о Чаше Слёз Матери Земли и мёртвых душах. Точно мы этого не узнаем, но пофантазировать можем. Итак…

Однажды в идеальном Мир-городе, где всё так смирно и буколистично, начиная от домов и домиков, кои издали можно принять за что-то очень милое, и заканчивая уникальной, неповторимой норой, ведущей из Франции в Англию, удивительной рукотворной человеческой норой — туннелем для поездов и машин, единственной, которую вам только удавалось когда видеть... Короче, не проникнуться одним из малых жанров александрийской поэзии, получившим развитие в римской литературе, не взыграть сердцем, желая рифмами восхвалять пастушеский труд и прелести сельской жизни, смог бы только ушибленный всем естеством своим о ноут или экран монитора, или о планшетник заскорузлый и невежественный современник последних версий высоких технологий. Упс… А ведь это мы. И Вергилий нам уже не поможет. А Гоголь? Гоголь может.

Нет, это плохое начало, хоть и напоминает чем-то гоголевское. У Николая Васильевича было красиво. Надо бы ещё про то, что во французской стороне «нет ни воровства, ни мошенничества». Это ведь почти про Кале, только про патриархальный — давний, идеальный, но уж никак не про сегодняшний. Ладно. Попытка №2. Однажды в мирном городе Кале прокопали нору в Британию. Мир удивлялся и аплодировал, пока не выяснилось, что сухим путём можно пересечь пролив, и даже бесплатно, если не свалишься под колёса и не поймают стражники. Тут аплодисменты поутихли, что нисколько не умаляет достоинство инженеров и строителей. Просто бродяги дхармы ещё не перевелись с шестидесятых годов, а бедняг, желающих посуху перебежать из Франции в Британию, оказалось столько, что поэты и экстремалы на их фоне как-то вообще потерялись. Короче, образовался мимотаможенный мигрантский свищ континентального масштаба. Именно на этом месте нашего повествования воображаемому Гоголю пришлось бы задуматься не о Евротуннеле, а о мёртвых душах.

И помогла бы ему набежавшая немецкая волна (Deutsche Welle), недавно написавшая: «Правительства Великобритании и Франции объединят усилия по охране Евротуннеля через пролив Ла-Манш с французской стороны. Для этих целей обе страны выделят дополнительные подразделения полиции. Министры внутренних дел Великобритании и Франции открывают в четверг, 20 августа, центр полицейской операции в городе Кале…» Это звучит и сумрачно, и скучно, но уж таков немецкий гений. Чуть позже, набежав на то же место, Deutsche Welle так же сухо поведала, что «спасать изгоев от гибели» во Францию явился изрядный отряд британских полицейских. Короче, не столько спасать, сколько держать и не пущать, ибо и без залётных в Британии тесно. А тут ещё незаконные мигранты из Африки и Азии. И прибыли отгонять от грузовиков и поездов, и как бы отогнали, не пуская в туннель. А то что ж?

Да вот то ж: как-то раз в июле месяце в Кале обнаружили, что у Британии есть замечательное место для размещения сомнительного народа. Кале очень захотелось иметь это пространство для переселения туда кое-кого — ибо «гуманитарные организации прогнозируют, что к концу августа число жителей стихийно возникшего лагеря мигрантов в Кале вырастет до 4000 человек»… Ну, точь-в-точь, как герою Гоголя хотелось получить соседское ружьецо. Хоть бы и в обмен на хавронью.

Но мэр Кале не отправляется за Ла Манш к «Никифоровичу» с целью выпросить ружьецо или поменять на бурую свинью, тем более, что у Лондона обозвать визави гусаком не залежится. Мэр города Кале учёл, что «Лондон и Париж рассчитывают предотвратить несчастные случаи среди тех, кто пытается незаконно проникнуть через туннель на британскую территорию. В 2015 году при попытке запрыгнуть на идущие через Ла-Манш поезда и грузовики погибли десятки беженцев». Это, взятое в кавычки, когда-то имело отношение к гуманизму, но постепенно стало просто фигурой официальной речи. Не то суконнорылой метафорой, не то эвфемизмом. Короче, выражением, заменяющеим другое, неудобное для данной обстановки или грубое, непристойное (например, «понаехали тут!» или вовсе непечатное).

Воображаемый Гоголь наверняка раскланялся бы и отсалютовал шляпой мэру Кале Наташе Бушар, которая не удовлетворилась казёнными эвфемизмами и заявила, что потребует от властей Великобритании и Франции компенсацию в размере 50 миллионов евро за ущерб, причинённый Кале и окрестностям за последние пятнадцать лет. Немецкая волна, опять набежав на то же место, прошелестела бы Гоголю: «Бушар пригрозила подать в суд на французское и британское правительства, если требования властей Кале не будут выполнены…»

И Гоголь одобрительно кивнул бы, вспоминая про «позовы» в местный поветовый суд — его герои так судились, когда поссорились.  Критики писали, кратко излагая суть гоголевской повести: «В позовах вскрывается тёмная сторона уже не столь идеального города и его жителей». Вот и тут кое-что вскрылось бы — Кале пока угрожает иском, но дело не столько в Евротуннеле, сколько в массовой гибели мигрантов, рвущихся пробраться в Британию даже с угрозой для жизни. И воображаемому Гоголю было бы легко догадаться, что Наташе Бушар было ранее настоятельно рекомендовано разобраться с неуправляемыми мигрантами самостоятельно и не тревожить высокое лондонское, парижское и брюссельское начальство понапрасну. Короче, после долгих лет переживаний нервы у последнего мэра Кале сдали, а терпение лопнуло.

Забудем про сегодняшний день. Пусть бы прошло лет 20-25. Представим, Гоголь будто бы проезжает через Мир-город, пардон, через Кале. И думает: «Стоит осень 2039 года со своею грустно-сырою погодою. Многие в Кале уже поумирали...» Но в мэрии Гоголь встречает Наташу Бушар, сильно постаревшую, но не утратившую цели в жизни: победить в суде своего давнего соперника. Пока Гоголь разглядывает ответы из судов разных инстанций в рамочках, выставленные на обозрение на стенах присутственного места, Бушар всё повторяет и повторяет, что «дело решится на следующей неделе и в нашу пользу»… Короче, dementia praecox — раннее слабоумие. Или позднее? Не важно. Гоголь ласково распрощается с Наташей Бушар и уедет, обуреваемый тяжёлыми размышлениями. «Скучно на этом свете, господа!» Это уже из эпилога...

Если не ёрничать, то речь об отчаянном положении. Болтовня о европейских ценностях и самых передовых идеалах до поры помогала брюссельским чиновникам прикрывать гнусные намерения — Евросоюз был соучастником погрома на севере Африки и на Ближнем Востоке, помогая США переделить сферы. Прикарманив самое ценное, Вашингтон издержки этого безобразия свалил на Европу. Наступило время платить. И объединённая Европа сникла, забыв об идеалах и принципах, о главных ценностях. Гоголь точно знал, что означает пословица: «Когда паны дерутся, у холопов чубы трещат». Мэр Кале, конечно, может судиться, раз треск чубов земляков и посторонних мигрантов её так раздражает. И даже надеяться отсудить миллионы она может.

Но выиграть уже бесповоротно проигранный процесс не сможет ни мэр Кале, ни весь Евросоюз, ни всё прогрессивное человечество. Зачинщик погрома и получатель главной прибыли от разбоя ни с кем не намерен делиться и ни с кем делиться не будет. А Кале и всей старушке Европе предстоит долгие годы разгребать последствия американской деятельности. Единственное будет утешение: НЕ «скучно на этом свете, господа!» Только утешит ли это воображаемого Гоголя? Бездомных изгоев не утешит — это и без Гоголя понятно.

Источник вдохновения:

 
Продолжение последует… Или нет?