Сюжетом для рассказа послужила история из книги Людмилы Петрановской "Дитя двух семей».
Девушка, сидевшая за столом, придвинула к себе лист бумаги и, взяв ручку, начала писать.
«Здравствуй, мама Аня».
При слове «мама» рука непроизвольно дернулась, и слово вышло корявым, но девушка справилась с собой и продолжила.
«Я давно хочу с тобой поговорить, хотя совсем тебя не помню. Несколько лет назад, я узнала, что семья, в которой живу мне не родная. Еще трехлетней, меня взяли из детского дома. Было ли это для меня шоком? Да, было. Несколько месяцев я приходила в себя, и с помощью мамы Насти справилась. Я ничего не помню о детском доме, и не могу сказать, хорошо ли мне там было. Но сейчас я понимаю, в том месте, где в отношениях между людьми любовь отсутствует в принципе - хорошо быть не может. Пережив мысль о том, что я приемыш, я пристала к маме Насте, чтобы она мне рассказала о тебе все, что знала. И она рассказала, что однажды рано утром, в городском сквере, на скамейке дворник нашел брошенного ребенка, который еле слышно плакал. Вызванная скорая помощь отвезла ребенка в больницу, где его долго лечили от воспаления легких. Маме Насте потом рассказали в детском доме, что ребенка спасло лишь то, что он был завернут в два ватных одеяльца. Когда мама Настя рассказывала об этом, у нее на глазах были слезы, но она не сказала о тебе ни одного плохого слова. И это она предложила тебя называть мамой, добавляя имя. Теперь я понимаю, почему мне иногда снятся сны, словно я совершенно одна и вокруг меня только темнота, пустота и холод. Все это из той ночи, когда я, замерзая, лежала на скамейке в ночном сквере. Сейчас мне семнадцать лет, я окончила школу, и буду поступать в институт и единственное, что я сейчас хочу больше всего, это понять, как можно маленького беззащитного ребенка оставить ночью одного на улице. Что ты тогда чувствовала, плакала, уходя, или кинула дитя на скамейку и забыла?
С мамой Настей отношения у нас складывались долго. Когда она взяла меня из детского дома, ей было двадцать восемь лет. Мама Настя не могла иметь своих детей, и у нее не было мужа. Когда мне исполнилось семь, в ее жизни появился мужчина, я жутко ее ревновала к нему, а его боялась. Но мои страхи были напрасными, Виктор Сергеевич оказался хорошим человеком, много занимался со мной, терпя многочисленные проблемы, которые я доставляла им уже в школе. Я так и не стала называть его папой, и теперь у нас семья, где есть я, мама Настя и Виктор Сергеевич.
А вчера на семейном совете, они мне сказали, что хотели бы взять еще одного ребенка из детского дома и спросили, как я к этому отнесусь. Мама Настя и Виктор Сергеевич смотрели на меня с таким напряженным вниманием, словно от моего решения зависела их жизнь. Сначала я не очень обрадовалась, что в семье у нас появится еще кто-то, но потом поняла, что они могут сделать счастливым мальчишку или девчонку, как они сделали меня. Да, мама Аня, я счастлива тем, что они полюбили меня сами и научили любить других. Ведь я этого совершенно не знала.
У меня нет к тебе ни обиды, ни ненависти, лишь иногда ненадолго проскакивает жалость, но в одном я тебе благодарна, за то, что ты меня не убила, завернув во второе одеяльце.
Я пока не знаю, хочу ли тебя увидеть.
Как ты меня назвала, мне неизвестно, поэтому подписываюсь именем, которое дала мне мама Настя.
Твоя биологическая дочь.
Марина».
Написав свое имя, девушка вложила письмо в конверт и, пропустив строчку «куда», в строчке «кому», написала
«Маме Ане».
Заклеив конверт, она подошла к книжному шкафу, взяла первую попавшуюся книгу, положила в нее письмо и поставила на полку.