Я вхожу в вагон, заполненный разгоряченными телами. Воздух в вагоне горячий и густой, и приспущенное окно, выглядывающее в пространство между вагонами, не меняет ничего. Обычно я предпочитаю держаться подальше от ветра, бьющего из такого открытого окна. Но сегодня нет никакого ветра.
Полный штиль, если не считать доносящихся до моего лица порывов тошнотворного запаха из подмышки парня в белой футболке, схватившегося за верхний поручень и раскачивающегося над своей спутницей - темнокожей азиатской простушкой. Запах пота настолько силен, что несколько раз мне приходится подавлять непроизвольные рвотные спазмы.
В лондонском метро всегда невыносимо жарко летом. Почему топят? Зимой в метро приятно согреваться, но летом это пекло просто убийственно. Постоянно объявляют: "В эту жаркую погоду обязательно носите с собой бутылку воды".
Я вижу раскрасневшиеся лица с прилипшими ко лбу волосами, стараюсь невзначай не коснуться чьих-то рук, покрытых капельками влаги. Вчера, в автобусе, у меня у самой по ноге стекала струйка, но сейчас я свежа, как утренняя роза, хотя на мне не только платье, но и джинсовая куртка. Когда я остаюсь спокойной и отстраненной, я не потею.
Я дотрагиваюсь до своего левого предплечья тыльной стороной ладони правой руки: она прохладная и абсолютно сухая. Но я знаю, что если бы мне пришлось надолго остаться в этом вагоне, жара бы победила меня, и от моей свежести не осталось бы и следа. К счастью, я еду лишь три остановки.
Уже целую неделю я странно себя чувствую: у меня кружится голова. Я боюсь делать слишком резкие движения, потому что при каждом повороте головы меня заносит в сторону. Однажды, когда я спускалась по ступеням, выходя из квартиры одного из своих учеников (я преподаю русский язык), я чуть не упала назад, но схватилась за перила, и только это помогло мне благополучно сойти вниз.
Что-то случилось и с моими глазами. Я все вижу, как прежде, но и не совсем так. Очертания объектов четки, но сами объекты такие неустойчивые: плывут и покачиваются, будто на волнах.
У меня изменилось восприятие звуков. Во-первых, я слышу их более отчетливо, что заставляет меня болезненно реагировать на неприятные звуки. Во-вторых, я слышу больше звуков, чем обычно: я цепляюсь вниманием за скрип ручки по бумаге, за шелест листьев на деревьях за окном. Я слышу далекий гул поезда, шаги рабочих у соседей, делающих ремонт, урчание в моем животе, а в промежутках я слышу тишину.
Мне кажется, что так отчетливо слышать звуки я стала потому, что у меня в голове не осталось мыслей. Все, что я сейчас могу - это наблюдать, даже и за мыслями, которые свелись к тому, что регистрируют мое состояние. Я постоянно испытываю желание закрыть глаза и скользнуть в забытье.
Меня несколько тревожит и это головокружение, и кажущееся безмыслие, и изменения зрения и слуха. Иногда мне кажется, что мной овладел некий душевный недуг. Однако я говорю себе, что если бы это было так, окружающие давно бы заметили. Но я продолжаю встречаться с учениками, объяснять им материал, и никто не отметил в моем поведении никаких изменений. Люди до сих пор понимают то, что я им говорю, следовательно, мои когнитивные функции сохраняются.
Правда, мне все же кажется, что у меня ухудшилась память, и я стала очень рассеянной. Мне ужасно трудно сконцентрироваться. У меня ощущение, что я нахожусь где-то глубоко в себе, и я нахожусь там, внутри, в оцепенении, в состоянии какого-то анабиоза. Но при этом я механически делаю что-то во внешнем мире.
Я бываю рада, если мне нужно сделать что-то по дому, так как я все-таки не сижу без дела и даже могу видеть результат в виде вычищенных окон, сваренного обеда или выглаженных вещей. При этом, данные процессы не требуют мыслительной работы, а потому, выполняя их, я могу продолжать пребывать в своем заторможенном состоянии без ущерба для качества.
Труднее с процессами, требующими мыслительных функций. Я испытываю опасение, что могу сделать ошибку из-за рассеянности, но все равно не могу вытянуть себя на поверхность из глубокого колодца моей самопогруженности в этот странный ментальный ступор.
Мне нужно рассылать документы по разным организациям. Я ищу работу. Черт побери, я не могу заставить себя делать эти аппликации! Я должна давать им примеры того, что я эффективна и делаю всю работу в срок, что у меня хорошие отношения с коллегами и клиентами, я должна написать, что у меня есть необходимые квалификации и опыт. Опыт!! Камень преткновения. Нужен опыт работы в этой стране. Нужны квалификации, полученные в этой стране. А их у меня и нет. Магистерская программа, которую я выполнила здесь, была глупой блажью. Надо было потратить те же деньги на питмановские курсы администраторов. Была бы сейчас стабильная работа и деньги. Увы. Я непрактичная мечтательница. Совершенно бесполезная.
Я должна писать ерунду, которая мне не пришла бы в голову и в более активные и оживленные моменты моей жизни, а сейчас, когда я нахожусь так далеко от этой поверхностной "жизни", пузырящейся бессмысленной возней и копошением, эти ментальные игры в "убедите меня, что вы нам подходите" наводят на меня еще большую тоску, загоняя меня все глубже в этот колодец моего сознания, становящийся все более и более бессловесным.
Большую часть времени я молчу. Молчу и в своей голове. Мой внутренний монолог остановился. Тот, кто пишет сейчас, совершенно не думает, а лишь фиксирует на бумаге сиюминутные образы и ощущения, придавая им какую-то форму.
Мне нужно закончить эту аппликацию. Я знаю, что меня не пригласят на собеседование. Меня никогда не приглашают. Я не умею играть по правилам общества. Мой муж говорит, что я асоциальна. Муж. Мы не можем развестись, потому что у меня нет работы, и я просто не могу от него уйти. Мне нужна работа.
Поиски работы демотивируют. Я не могу заставить себя заполнять аппликации, но и отвлечься от них не могу, чтобы заняться чем-то, что давало бы мне удовлетворение и покой и позволяло бы оставаться внутри. Мое странное состояние не мешает мне сочинять стихи. У меня как будто даже появилось вдохновение. Хоть какая-то отдушина.
Все-таки у меня имеются мысли, хотя я и сказала, что вроде как перестала думать. Не совсем так, конечно. Я перестала болтать в своей голове. Мысли возникают, но в виде каких-то энергетических сгустков, они существуют невербально. Они становятся вербальными, когда я начинаю писать их, но я больше не проговариваю их про себя, в голове. И когда мыслей нет, то я больше не пишу, в голове наступает звенящая тишина, и я снова начинаю слышать шелест деревьев за окнами и голоса детей где-то далеко...
Мне надо (надо ли?) закончить эту чертову аппликацию! Надо ли? Не надо. Я знаю, что не надо. Это мои последние конформистские действия. Я все еще делаю то, что от меня ожидается, то, что считается правильным в данной ситуации. Но я уже знаю, что это неправильно, это мне не нужно, я должна войти в какую-то иную реальность, где правила игры более разумны, и мне не нужно заниматься бессмысленными вещами, убеждая себя (я больше не могу себя убеждать и обманывать!) в том, что это то, что я должна делать.
Я хочу закрыть глаза и соскользнуть в сон. Явь кажется мне настолько бессмысленной, что я хочу раствориться во Вселенной и просто быть осознающим разумом, не принимающим решений, не имеющим оценочного суждения, а лишь наблюдающим покачивание предметов на волнах жизни и слушающим шелест деревьев...
03/07/15