Ника в группе Николая Блинова новичок, это её первый «тренировочный» сезон, группа уже не чужая, но еще и не своя, вот как-то так. Она не привыкла ещё – к ним, хотя они к ней, похоже, привыкли и молча приняли в свой круг. Ника ни с кем не вступала в разговоры, только слушала, сидела у жаркого костра и улыбалась, потому что ей нравилось – сидеть, и слушать о чём говорят вокруг, и чувствовать мягкое тепло костра.
Костёр стрелял искрами, от него жаркими волнами шло живительное тепло, а вокруг расстилались снега, снега, снега… Поход был лыжным, а группа – спортивной, так называемой «тренировочной», километраж «не ниже» тридцати пяти, возраст не выше тридцати, ну может чуть повыше.
Нике двадцать пять, и ей как-то всё равно, сколько остальным: она ж не замуж к ним пришла, просто покататься. Она почти ничего не ест за общим столом, хотя приносит не меньше других (в группе общий стол) - потому что боится не дойти обратно, с полным желудком бежать на лыжах тяжело, а темнеет в феврале рано, в лесу уже в пять тьма кромешная, а до станции не близко, а темп такой, что… бутерброда вполне достаточно.
Сегодня группа рано встала на привал (в двенадцать, а через час уйдут), и Ника поняла – после обеда основная часть маршрута. Всегда было наоборот, но сегодняшний маршрут необычный, Яхрома – Калистово, тридцать пять километров тишины, трасса прямая, но всё время гуляет вверх-вниз, ближе к Калистово будет ровнее.
Группа в пути уже три часа, Савёловская железная дорога осталась позади, в конце маршрута их ждёт Ярославская, и солнце светит в спину, и рюкзак за спиной греет как печка, и как люди без рюкзаков катаются, Ника не понимала. И в группе никто не понимал.
Так я о помидорах. Протащить трёхлитровую стеклянную банку с помидорами пятнадцать километров по савёловским «горочкам» - это подвиг. Потому что - вверх-вниз практически все пятнадцать кэмэ, раза два-три приходилось снимать лыжи и спускаться пешком – потому что просто мрак и жуть, разнесёт и мордой хлопнет, мама не узнает. Да и помидорчикам привет.
Но Коля дошёл, донёс, доставил в лучшем виде и выставил банку на стол (скатерть, расстеленная на снегу) с видом победителя. Ника ахнула – герой! Допёр! Поступок Николая Блинова (руководитель группы, «кадровый состав» гордо именовал себя «блинами», утечки кадров не наблюдалось, притока – почти не наблюдалось) вызвал возгласы восторга и умиления. Банка была немедленно открыта, а помидоры розданы.
Ника подойти не решилась, сидела у костра и слушала, как «хвалили» помидоры. И хорошо сделала, что не стала брать, вы послушайте только, что они говорили!
- Фу-уу, паршивые помидоры какие... В рот не взять!
- Коль, чего такую гадость притащил? Детям бы скормил… (У Николая двенадцатилетний сын и годовалая дочка, на день рождения всей группой купили подарок - пушистого белого медведя с черным смешным носом и черными веселыми бусинками глаз. Подарок размером оказался больше именинницы, на вырост. Николай смеялся так, что с ёлок сыпался снег...).
- Ох и дрянь… Фу! Глаза бы не глядели!
-Да, Коля. Помидоры у тебя… неудачные. Не-у-дач-ны-е.
Николай «принимал поздравления», разводил руками в беспомощном жесте и… улыбался во весь рот. Нике нравилось, как он улыбается – с хитринкой, и в глазах огоньки. Тут плакать впору, а он улыбается. Что-то здесь явно не так!
У костра сидеть было тепло, а за столом… Стол – это скатерть, расстеленная на снегу и заваленная снедью. Стульями служили бревна, заботливо распиленные и разложенные вокруг костра, и пенополиуретановые «сидушки». Брёвна назывались диванами, а сидушки подпопниками.
Сидеть за столом у Ники не получалось - она замерзала уже через пять минут и удивлялась, почему другим не холодно, а у неё зуб на зуб не попадает.
Не нужны ей помидоры, она лучше тут посидит. Площадка вокруг костра расчищена от снега и старательно утрамбована двенадцатью парами ног, включая Нику. Ей, правда, сказали, что напрасно она старается, птичка лапками сильней утопчет, но Ника не обиделась. А вот за розыгрыш обиделась: её сегодня разыграли.
За длинных три часа только один раз остановились передохнуть. Ника устала от непривычных бесконечных затяжных подъемов и адреналиновых спусков, два раза упала (второй раз с горки, довольно сильно, хорошо что на пластике шла, пластик выдержал), а привала всё не было.
Наконец , к радости Ники, идущие впереди сошли с лыжни и углубились в лес, искать сухостой. Где отыщут, там и будет привал, чтобы дрова далеко не тащить. Костёр из сухостоя жаркий и почти бездымный. И искр немного, штормовку не прожжёшь.
Никины мечты о костре были безжалостно прерваны: как окаазалось, группа остановилась вовсе не на привал, а на «санитарную» пятиминутную стоянку, мальчики налево, девочки направо. Ника тяжело вздохнула. Ей не надо «направо», ей надо отдохнуть, потому что идти она больше не может. «Значит, пойдёшь через не могу", - услышала Ника и вздохнула ещё раз, соглашаясь.
- Что вздыхаешь-то? И молчишь всё время. C утра не завтракала, что ли? (не завтракала, хотелось «легко станцевать», она катается хуже всех в группе, а позавтракать можно в обед). Ника помотала головой.
- А вот это ты зря, обед ещё не скоро, на привал часа в три встанем…. или в полчетвертого. (Не может быть! Ника ему не верит, но Женька серьёзен как никогда и смотрит сочувственно) – Да, мать… Словила ты кайф. Больше к нам без завтрака не приходи, мы в такие игры не играем.
- Не приду… Я больше не буду, - честно пообещала Ника, имея в виду завтрак.
- Как это ты не придёшь? Придёшь, куда денешься! С кем же тебе кататься, только с нами. Завтрак у нас строго обязателен, хоть каши пару ложек, хоть бутербродик с маслом-сыром, от сыра не тяжело, а сил до привала хватит. Как теперь пойдёшь! – сокрушался Женька, тридцатилетний лоб («Мог бы помолчать, не добивать… Наговорил, понимаешь, про кашу с сыром, ей и без того плохо... Чёрт бы побрал это всё! Ника нашарила в кармане глюкозу и сунула в рот сразу три таблетки.
Теперь порядок, сил ей хватит. Она не будет отставать, дойдёт вместе со всеми... Только что-то эти «все» никуда не торопятся, радуются чему-то, вылезли из рюкзаков, влезли в тёплые свитера и куртки… Пока Ника соображала, что к чему, – в лесу топор застучал. Оказалось, что всё-таки привал, а её обманули, разыграли, зря она глюкозу ела...
Ника сидела обиженная и злая, но обидчик принёс ей к костру бутерброд и миску с горячим супом, она перестала злиться и уплетала за обе щеки куриный душистый бульон, заедая его ржаным хлебом. Вкусно у них готовят! Курицу топором рубят, специи в бульон кладут. М-ммм! А бутерброд Ника съест с чаем.
Ей невероятно повезло попасть в такую группу: здесь все всё умеют и всё знают, здесь катаются настоящие мастера, и кандидаты в мастера, и даже альпинисты, Ника видела фотографии – разбитый вертолёт в пропасти, группа на вершине горы с флагом. Флаг держит Витька Граблин (повезло парню с фамилией), это не первая его вершина, а с виду и не скажешь – балаболка, трепач и пустозвон.
Ника никогда не видела "живого" альпиниста, и мастеров спорта тоже увидела впервые, вот же повезло! А раньше только по телевизору видела. Но в телевизоре они настоящие, а эти… какие-то они "ненастоящие", им бы только поесть и поржать. Едут и смеются всю дорогу, и Ника смеётся, она ни с кем так не смеялась.
И всё у них «нормальненько» и «чин-чинарём»: лыжи воткнуты вертикально в снег, чтобы никому не мешали, рюкзаки повешены на торчащие из стволов сучья, чтобы не впитывали влагу от снега и оставались сухими. Для мытья посуды греется котёл «технической» воды… Мастера!
Тем временем "ненастоящие" мастера, кандидаты в мастера и альпинисты слопали помидоры подчистую и теперь допивали из банки рассол. Покушать здесь умели и любили, как никто.
- Кто рассол не пил ещё, из-под поганых помидоров? – вопрошал Николай. И народ потихоньку тянулся… От банки отходили, бережно неся пластиковые стаканчики, в которых плескался рассол.
- Ух, рассольчик какой! Везёт же алконавтам, каждый день его пьют!
- А кто тебе мешает, присоединяйся – к пролетариям всех стран, а-аах-ха-хаааа…
- Не, я мимо… пролетариваю, мне тренер не велит, выгонит к чертям из команды. Спирт это зло. Спорт – зло хуже спирта. Из двух зол я уже выбрал. Вот рассольчика с удовольствием, а водочку… врагу налью.
Ника не поняла, шутит он или говорит серьёзно. И не сразу поняла, что к ней обращаются Впрочем, обращались весьма… своеобразно:
- А ты чего сидишь, как эта… ну, у которой хирурги-пластики хвост на ленты порезали. Сказка такая есть, Андерсен написал, я название не помню.У неё ещё связки сели на нервной почве и голос пропал, онемела. Вот кому-то с женой повезло! А к фониатру (прим.: врач, лечащий голосовые связки) она не пошла, у неё хвост сильно болел, идти фигово... Вспомнил! Принцесса-Русалочка! Иди, русалочка, как тебя зовут-то, тебе там помидорку оставили, а то Коля обидится, все едят, а ты не хочешь…
Ника встала. Несмело взяла из рук Николая аппетитную помидорку, блестящую красными боками, откусила – и зажмурилась от удовольствия… Букет был великолепен – укроп, эстрагон, корень хрена, гвоздичный перец, смородиновый лист и… и…
Она ещё не успела съесть – лакомилась, как всегда, растягивая удовольствие и откусывая маленькие кусочки. А Николай уже протягивал ей стаканчик с рассолом.
- Да мне не надо, я не буду…
- Да бери! Не рассол – песня!
Ника благодарно улыбнулась, принимая из рук руководителя группы стаканчик с «песней» и вдруг спохватилась, что не поблагодарила его за помидорку, которая оказалась выше всех похвал. Она сделала вид, что отхлебнула рассол (пить не будет, потом потихоньку выльет), и хотела сказать, что рассольчик просто блеск, а помидоры прелесть, а все бессовестно врут. Но сказала: «Ой, помидоры паршивые, гадость, хоть рассолом запивай…»
Николай был полностью удовлетворён ответом, и с этого дня она уже не чувствовала себя чужой – группа стала "своей", а Ника была включена в «кадровый состав» и ныне, и присно, и во веки лыжных веков.
Продолжение цикла: http://www.proza.ru/2015/08/21/208