Как часто бывает так, что некоторые события нашей жизни остаются незамеченными до тех пор, пока какой-нибудь толчок не выведет их из тени. И тогда они, словно разрозненные пазлы, обнаружившие в себе единый мотив – соединяются вместе, воссоздавая целостную картину.
Сами по себе отдельные события могут происходить в разное время, но, сблизившись, начинают существовать в едином временном пространстве, выступая и воспоминанием, и предопределением будущего одновременно.
Примерно год назад промелькнуло сообщение о том, что в возрасте девяноста пяти лет умерла младшая дочь последнего гетмана Украины. Это печальное событие и вызвало всплеск воспоминаний-пазлов, сложившихся в тростянецкий пейзаж родового имения Скоропадских.
По Брокгаузу и Эфрону, дворянский род Скоропадских происходил от черниговского полкового обозного Василия Ильича. Было это три с половиной века тому назад, о чём свидетельствует запись в родословной книге Черниговской губернии. С тех пор славный род малороссийских шляхтичей не раз приковывал внимание благодаря своим выдающимся сородичам, в числе которых было и два гетмана.
Родоначальник приходился братом гетману Малороссии Ивану Ильичу Скоропадскому (1708-1722). А по прошествии двух веков (1918) это звание досталось другому представителю рода – Павлу Петровичу, которому суждено было стать последним гетманом Украины.
Были в роду и другие достойные люди, имевшие и чины, и должности… Однако, только один из них, Иван Михайлович Скоропадский, покрыл себя в прямом смысле неувядающей славой, высадив массу вечнозелёных растений в своём тростянецком имении, превратив его в удивительный дендропарк.
Сколько лет прошло! Давно нет никого, кто создавал эти уникальные сочетания природных ландшафтов. Но сад до сих пор шумит, приветствует всех входящих, наделяя каждого мудростью и спокойствием.
Последний гетман Украины, родившийся в Германии, приходился внуком основателю парка. Но каждый год, проведя половину лета в Баден-Бадене, спешил в имение деда. Здесь шумели берёзы и липы, расправляли могучие плечи дубы, склонялись над водой ивы и гордо возносились ввысь гигантские ели. Всё являло собой пейзаж, то ли сошедший с холста, то ли рвущийся на полотно художника.
Младшая дочь гетмана, Елена Отт-Скоропадская, впервые побывала в парке только в 1991 году, и с тех пор приезжала не один раз. Ей было с чем сравнивать. Родившись в Германии, большую часть времени она проводила в Швейцарии. А здесь, в имении, её прадед сумел воссоздать подобные горные красоты на изначально плоском участке земли. Вручную насыпались валы, горки, копались огромные двухуровневые пруды, устраивалась система шлюзов. И всё это утопало в таком многообразии деревьев, кустарников, цветов и трав, что до сих пор семена и саженцы из питомника парка разлетаются по всему миру.
Каскад озёр, помимо красивого обрамления береговой линии, притягивал, в прямом смысле, животворной силой – посреди пруда плавали лебеди. Сейчас только белые, а в былые времена – и чёрные, как неизменный символ дуальности сотворённого мира.
Красота и грация птиц, плавность скольжения или порывистость неожиданного ныряния… Это и сегодня завораживает не меньше, чем громкий всплеск внезапного торможения с неизменным каскадом брызг.
С восторгом можно следить за ними так долго, пока глаза не начнут слипаться, а память не отнесёт на другой пруд, озеро, море; в другие обстоятельства, время; в другие места и страны.
Например, в Кадриорг, украшением которого много лет была пара чёрных лебедей.
Или, Таллиннский залив, на котором в одну особенно тёплую зиму остались зимовать птицы. А когда всё же ударил мороз, и обманутые природой лебеди выбрались на лёд, то повели себя столь зло и неистово, как никто и не ожидал от таких кротких, на вид, птиц.
Стрыйский парк, Львов. Тут тоже издавна жили лебеди. Но чёрные с белыми не уживались. И чтоб положить конец вражде, через пруд натянули сетку, искусственно оградив личное пространство каждого. А тем временем на сцене Львовской Оперы чёрные силы зла продолжали сражаться с белыми, и до победы добра над злом было ещё далеко.
Или, Аскания-Нова…
Когда-то в Тростянце я впервые увидела лебедят, которые плавали с закинутой на крыло лапкой. Подумала, что, возможно, больны или поранились. Но точно не знала. И вот через много лет, на пруду в заповеднике Аскания-Нова вижу ту же картину. Спрашиваю экскурсовода. Приступ смеха не даёт ему долго ответить. Все здоровы! Лебеди так сушат перепонки!
М-да… век живи…
Смущённо выхожу за ограду, взбираюсь на небольшую сопку. О! каменная баба, такая же, как в Тростянце, пристально всматривается в обширные пространства настоящей степной целины. Бог знает, сколько уже стоит она здесь, и не может налюбоваться колышущимся морем разноцветных тюльпанов. Ветер овевает её, а она хранит молчание, погружённая в свои думы...
Лебеди оказались и на монете, посвящённой 175-летию парка. Я заметила её случайно в запылённом окне маленькой деревянной будки, в которой покупали входные билеты. Оказалось, монету можно приобрести. Весь день я незаметно нащупывала её в сумочке, носила в руке. И каждый раз, когда разжимала кулак, чтобы полюбоваться ею, на ладони у меня возникал пруд, а на нём – пара лебедей, чёрный и белый.
Меня очень радовало такое пополнение коллекции.
Некоторые коллекционируют предметы, книги, драгоценности.
Иные – напротив! Всё не материальное – ощущения, закаты, интонации и обстоятельства.
Я, скорей, отношусь ко вторым. Но, поскольку в доме была коллекция монет и купюр, начало которой давным-давно положил кто-то из родственников, то я сначала просто бережно хранила её, а потом стала пополнять по мере возможности.
Наибольший контраст составляли между собой медные и золотые монеты, старинные и современные денежные знаки, с мастерски или примитивно исполненными на них рисунками. Как точно отражали они наш мир, вызывая пары ассоциаций: бедность-богатство, старина-модернизм, искусство и ремесло.
Долгое время самой большой из всех монет коллекции был позеленевший медный пятак Петровской эпохи. Так оставалось до тех пор, пока мне не подарили огромную серебряную монету, выпущенную Нацбанком по случаю 170-летия Киевского Национального Университета, студенткой которого я когда-то была.
Если металлические монеты имеют свой голос, то бумажные (терпеливые – бумага, мол, всё стерпит) могут только шептать, шелестеть, шуршать, восполняя недостаток голоса цветом, в отличие от монохромных монет, не считая отлитых из биметалла. И рисунки с надписями и подписями можно листать, как энциклопедию тех времён. При этом убеждаешься, что история иногда сбивается и ходит кругами, вокруг да около. Монета, в этом плане, быстрее катит, отыскивая правильный путь.
Иногда в буквальном смысле слова. А дело было так.
Имение Скоропадских было известно давно, но попасть туда на экскурсию из-за отсутствия хорошей дороги практически было невозможно. Если ехать из Киева, то нужно было приезжать на два дня, с ночёвкой. Гостиницы нет, ближайшая – в Прилуках.
Но, как ни странно, возможно, именно отсутствие дорог принесло больше пользы для имения – в нем не разместили ни профтехучилище, ни санаторий для туберкулёзников, как это случилось неподалёку в знаменитой Качановке или Сокиринцях. Хотя, сам дом сожгли ещё во время революции, в далёком 1918 году.
Наша авантюра состояла в том, чтобы осуществить поездку за один день. Это почти удалось, и на обратном пути, довольные, мы распевали песни всем автобусом, не замечая, как подкрадывается гроза.
Как только первые зарницы блеснули в небе, водитель решил сократить путь и рванул напрямик, через поле. Но гроза оказалась проворней, быстро открыла все небесные краны, и когда безумный поток обрушился невообразимой мощью на землю, вошла в раж. Сверкая зловещими улыбками молний, разражаясь раскатами громового смеха, пустилась она в неистовый пляс, напоминающий шабаш ведьм в Вальпургиеву ночь. Трудно поверить, но всё это действительно происходило в последний апрельский день.
Очень скоро стало ясно, что нам не только не достичь Киева ночью, но и не выбраться из размокшего грунта без помощи трактора. Прихватив «жидкую валюту», двое из пассажиров отправились в ближайшую деревню разыскивать тракториста. Тот на удивление быстро согласился, от водки наотрез отказался и через какое-то время с помощью троса и наших «раз-два, взяли» ему удалось вытащить увязший в грязи автобус.
Отблагодарить решили деньгами. Но наш спаситель оказался коллекционером, и вместо предложенных отечественных купюр предпочёл взять горсть мелочи зарубежных стран. Благо, таких монеток оказалось полно у одного из наших спутников.
С рассветом мы победно вкатили в Киев, и кто знает, насколько яркими остались бы впечатления, не вымокни мы ночью под первой майской грозой.
Гроза прошла, а картины парка остались в памяти. Не пропали, не потускнели от времени, а лишь заиграли новыми красками иначе соединённых пазлов.
Думаю, сила воздействия заключалась в том, что автор, будучи в душе, несомненно, художником, «писал» парк как картину. Сначала бережно грунтовал холст – создавал необходимый рельеф. Потом тщательно выбирал краски, всматриваясь в облака и воды. Делал лёгкий набросок, высаживая отдельные растения в акцентируемых местах. И лишь потом, взяв кисть, начинал непосредственно творить полотно.
Ранним утром следующего дня он выходил на крыльцо барского дома, с высоты бросал взгляд на взгорки противоположного берега пруда и сверял реальное с придуманным во сне образом… Если не находил гармонии, принимался за переделку, пока не достигал желаемого.
В этот «картинный», как его окрестила для себя, парк я возвращалась в разные моменты жизни.
Когда хотелось поговорить, найти выход, когда мне нужен был совет или утешение. Я приезжала в этот парк и находила то, что искала.
А пазлы всякий раз складывались по-новому, особым способом давая понять, что не войти в одну воду дважды – даже если это волшебный пруд Тростянецкого парка.
17.08.2015
Фото автора