Накануне восьмого марта Светлане позвонила на работу Люда Милая.
— Светка, привет! Нам с тобой нужно срочно встретиться сегодня! — сказала Людмила в трубку взволнованным голосом.
— Что-то случилось? — удивилась Света.
— Не по телефону.
— Ну, хорошо, давай я приеду к тебе вечером, если это так срочно, — недоумённо сказала Светка. — Что ещё за секреты, о которых по телефону нельзя говорить? Наверное, это касается тебя и твоего Тищенко?
— Я тебе сказала, при встрече! И знаешь что? Я, наверное, сама к тебе приеду после работы в общагу, хорошо? Не задерживайся нигде!
— Договорились! — покорно согласилась Светлана, с огорчением думая о том, что придётся, видимо, отложить поход в драмтеатр, куда они собирались с Сашей.
Вечером, едва Света успела приготовить ужин, явилась Людка. Вид у неё был очень озабоченный и даже удручённый.
— Ну, давай, рассказывай! — усадила Светлана подругу за стол.
— Нет, давай поедим сначала. Ты же тоже ещё не ужинала, наверное? — внимательно посмотрела на неё Людмила.
— Конечно, не ела! Тебя ждала. Ты ведь знаешь, как мне одной что-то делать! Стадный я человек, ничего не попишешь! — засмеялась Света.
Сели кушать. Света посмотрела на часы. Скоро, наверное, Саша приедет. Он тоже немного расстроился из-за того, что театр отменился. Люда перехватила её взгляд на часы.
— Что, Шурик должен приехать? — спросила она подругу.
— Какой он тебе Шурик? Терпеть не могу, когда ты его так называешь!
— Ну, если Шурик ему больше подходит, чем Саша или Александр? — засмеялась Людка. — Он такой интеллигентный, мягкий, немного стеснительный. Опять же очки! Почти как Шурик из «Операции «Ы», только тот блондинистее твоего жгучего брюнета и без усов.
— А твой Тищенко тебе тоже кого-нибудь напоминает? — суховато поинтересовалась Светлана.
— Я своего Тищенко так давно знаю, что мне он напоминает только самого себя! — почему-то вздохнула Людмила.
— Ну, давай, говори, что случилось? — спросила Света, закончив ужинать и поднимаясь из-за стола, чтобы убрать посуду.
— Свет, ты только не волнуйся сильно! — начала Людмила.
У Светки опустились руки, похолодело в груди от нехорошего предчувствия. Она присела на стул, тоскливо посмотрев в темнеющее окно.
— Люда! Я прошу тебя, не тяни, говори сразу.
— Вчера вечером мне на кафедру позвонила маманя. Было уже поздно, ты с работы ушла... — она вздохнула.
— Людка! Говори!
— Да говорю же, говорю! Ты сама мне слова не даёшь сказать! — повысила голос Людмила. — Клавдию Петровну будут после восьмого оперировать. Они сами хотели позвонить тебе сразу после праздников. Ну, чтоб не портить праздничного настроения тебе, наверное. Но, скорее всего, тебе придётся лететь в Алдан. А билеты надо заранее брать. Вот я и решила сама сказать тебе пораньше... — тихо закончила она.
— Так! Что с ней, не знаешь? — упавшим голосом спросила Светка.
— Желудок.
— Не может быть! Желудок у деды! У неё же всегда сердце болело!
— Ну, а теперь у неё. Всё это от нервов... — как-то по-старушечьи горестно вздохнула Людка, с сочувствием глядя на подругу.
Светке же вспомнилось недавнее письмо от Жанны Михайловны из Ворошиловграда, жены пропавшего в Афганистане лётчика. Оказалось, что он попал в плен. Бежал с товарищем. Его наградили орденом. А у жены обнаружили рак желудка. Тоже на нервной почве... Бедные её маленькие дети! Может, обойдётся ещё? Карты-то всё-таки Светка нашла и отправила ей. Жанна сильно обрадовалась и прислала ей письмо с благодарностью. Потом муж объявился. Может, и с самой Жанной будет всё хорошо? А что если и у бабули рак?
— Врачи предполагают язву? Тебе не говорила тётя Аня? — спросила Светлана у Люды. Та отвела глаза в сторону.
— Неужели рак? — похолодела Светка.
— Опухоль. Но ещё ничего неизвестно, Света. Она может оказаться доброкачественной. И потом, ты же знаешь нашу медицину!
— Откуда мне знать? Я не болею!
— И слава Богу! — трижды сплюнула через левое плечо Людмила.
В это время в дверь постучали. Света снова взглянула на часы. Люда пошла открывать. Вошёл Саша.
— Привет, красавицы! По случаю предстоящего женского дня собрались? Решаете, где праздновать?
— Здравствуй! От Шурика, как всегда, пахнет дорогим мужским одеколоном! — поприветствовала его Люда.
— Стараюсь понравиться Светланке! — обнял Саша Свету. — Чего невесёлая? Из-за театра? Так сходим ещё, подумаешь! Я на восьмое в оперу тебя приглашаю!
— Ну, я пойду, ребята! Вы тут решайте, кому куда. А мне домой пора, — засобиралась Людмила. — И где ты только такой приятный одеколон берёшь в наше время?
— Во Франции! — пошутил Саша. — Из Москвы привёз. А вообще, матери иногда на работу приносят.
— Везёт же некоторым! Светка! Ты мне позвони потом, как всё решишь.
— Да, конечно, Люда! Спасибо тебе! Пока! — Светлана хорошо умеет скрывать своё волнение.
— Пока, Люда! Надеюсь, восьмого встретимся! — попрощался Саша.
— Не будем загадывать! Пока! — ответила Людмила, закрывая за собой дверь.
— Кушать будешь? — спросила Света Сашу.
— Обязательно! Даже если бы я был сыт, я с удовольствием бы съел всё, что приготовлено тобой. С августа я не мыслю себя без твоей еды!
— Тогда подожди, я посуду помою! — улыбнулась ему Света и вышла на кухню.
Саша остался в комнате один. Он невольно рассмеялся, вспомнив, как обалдел в тот раз, увидев свою мать здесь, в дверях комнаты. Хорошо, что открыл он, а не Светланка! Тогда он чуть не силой выпер маман на первый этаж, чтобы ни Света, ни компания Татьяны не увидели их вместе. Ада Поликарповна сказала, что шла мимо с работы и решила заглянуть. Вот артистка! Такого ещё не бывало! Пришлось срочно бежать, объяснять Свете, что ему якобы позвонили из дому. Будто бы сломался замок в двери, и мать не может попасть в квартиру. Светланка, конечно, тут же отправила его домой. Слава Богу, она так и не узнала, что мать приходила в общежитие! Надо их поскорее познакомить. Может, седьмого вечером это сделать?
Вошла Светлана. Стала накрывать на стол. Вид у неё какой-то грустный. Надо же ещё и её как-то подготовить к знакомству с родителями! За отца он спокоен. Вот мама!.. А вдруг Света не захочет знакомиться с его родителями? Они с ней ещё серьёзно не разговаривали на эту тему. Мало ли, что между ними случилось то, что случилось... Таня вон тоже в колхозе с Валерой дружила, а оказалось, что у неё жених есть, и теперь она выходит за него замуж! Может, и Светланка совсем не собирается за него, Сашу. Она, правда, говорила, что тот парень (Салогуб, кажется, его фамилия) женился. Кстати, у отца тоже какой-то начальник участка есть с такой же фамилией. Недавно родители были у него на свадьбе. Но этот, кажется, кончал политех в один год с ним. А может, Светлана по-прежнему любит того Салогуба? Просто от одиночества стала близка с ним, Сашей? Надо всё-таки объясниться, хоть и страшновато услышать отказ.
— Света! Седьмого после работы приходи ко мне в гости! — неожиданно для Светланы сказал Саша.
— У вас вечер в институте? — спросила она.
— Да. То есть, нет. Я приглашаю тебя не на вечер. Хотя можно и на вечере побыть. А после него пойти ко мне домой.
— Зачем? — не поняла Света.
— Ну, должен же и я когда-то проявить себя в роли гостеприимного хозяина. Или только тебе меня принимать у себя?
— Боюсь, что у нас с тобой ничего не получится, — вздохнула Светлана.
— Почему? — насторожился Саша, предчувствуя, что его самые страшные предположения начинают сбываться. Не зря Светланка сегодня такая задумчивая и грустная.
— Потому что мне придётся улететь в Алдан. Завтра напишу заявление на отпуск и пойду брать билет на ближайшее число. Ты кушай, Саша, кушай! Ты же, наверное, домой не заезжал после работы?
— Нет, не заезжал, — Саша придвинул к себе тарелку. — Что-то случилось?
— Да, случилось. Бабулю должны скоро прооперировать. Кому-то ведь надо ухаживать за ней после операции.
— А твоя мама не сможет приехать?
— Может, и сможет, но не сразу. Я ведь даже не знаю, сообщили им об этом или нет. Мне Люда сейчас рассказала. А старики, как всегда, щадят меня до последнего, — Света грустно улыбнулась, вспомнив своих. — Ты узнай, пожалуйста, у своей мамы, что известно про рак желудка? Можно ли помочь оперативным путём? Я ведь абсолютно тёмная в этой области. Я и врачей-то, как огня боюсь! Я их любила, только когда они приходили к бабуле на примерку. А однажды, маленькой, меня хотели положить на обследование. Привели в детскую больницу. Ребятишки, помню, носятся по коридору, играют. Вышла врач, очень хорошо мне знакомая, улыбается, говорит какие-то слова, что мне здесь будет интересно и весело среди детей, как в детском саду. А я, как увидела на ней белый халат и фонендоскоп на шее, так меня и переклинило. Ни в какую не удалось взрослым уговорить меня остаться там. Вот с тех пор и боюсь людей в белых халатах.
— Хорошо, узнаю. Хотя, насколько мне известно, это коварная болезнь. Но ведь ещё не наверняка поставлен диагноз? Могли и ошибиться. Ты раньше времени не расстраивайся! — попытался успокоить её Саша.
— Я стараюсь. Но лететь придётся. Так что не праздновать, наверное, нам с тобой этот праздник вместе. Не судьба, видно!
— Ничего! Зато остальные праздники будут нашими. Ты заявление подпишешь, позвони мне. За билетами вместе поедем. Если не будет в кассах, подключу своих родителей. У них, наверняка, есть связи.
— Спасибо тебе! Как хорошо, что ты есть у меня!
* * *
Вечером следующего дня Саша стоял у огромного окна в центральной кассе Аэрофлота. Света не заставила себя долго ждать. Он увидел её, когда она переходила через дорогу от остановки автобуса. С утра дул сильный ветер. Люди придерживали головные уборы и полы своих пальто. Невысокую Светлану порыв ветра чуть не сбил с ног. Ей пришлось слегка согнуться, борясь с ним.
«Маленькая моя! — с нежностью подумал о ней Саша. — Вот так подхватит её каким-нибудь ветром и унесёт от меня! Хотя, боюсь, скоро ей предстоит сразиться кое с чем пострашнее сегодняшнего ветра. Как она справится с этим? И я ничем не смогу ей помочь».
Им повезло. Кассир долго куда-то звонила, стучала по клавиатуре своего аппарата и наконец сказала, что есть один билет на седьмое число из возврата. Свете было совершенно всё равно, откуда этот билет. Главное, скорее улететь туда, где она очень нужна сейчас!
Вышли из кассы. Ветер немного утих. Зажглись уличные фонари и окна в домах. В городе сразу стало как-то уютнее и даже немного теплее.
— Пройдём одну остановку пешком? — предложила Света. — Я люблю ходить по вечернему городу, когда огни зажигают.
— Пошли, если тебе не холодно, — согласился Саша.
Пройдя несколько сот метров, они подошли к ограждённому и освещённому прожекторами строительному объекту. На большом фанерном щите была надпись:
Органный зал.
Реконструкция бывшего городского костёла.
Реконструкцию ведёт СУ-8 треста «Красноярскстрой»
Управляющий трестом: Миронов М. М.
Начальник СУ - 8: Сологуб Г. В.
Начало реконструкции: октябрь 1982 г.
Конец реконструкции: январь 1984 г.
«Господи! И здесь рядом стоят эти две фамилии. Только будто ошибку сделали у Салогуба. Почти что однофамилец Володькин. Бывают же такие совпадения!» — подумала Светлана, а вслух сказала:
— В этом костёле много лет тому назад венчались мои прадед с прабабкой. Но сначала прабабушке пришлось здесь же принять католическую веру. И превратилась она из Ксении Васильевны в Антонину Васильевну. Прадеда звали Антонием. По его имени нарекли и невесту. Недалеко от костёла стоит их бывший дом. Столько лет прошло, жизни людей перекрутило, Бог знает как, а тот двухэтажный деревянный дом до сих пор стоит. Костёл и дом — два свидетеля недолгого счастья моих пращуров по линии Волевских.
— А теперь мой отец перестраивает твой костёл. Миронов М. М. — это он. Считай, что вы заочно с ним познакомились.
— Михаил Михайлович? — уточнила Света.
— Он самый. Сологуб Г. В. — любимец моего отца. Недавно женился. Мы с тобой были в колхозе, а мои родители — у них на свадьбе. Говорят, жена у Егора тоже польских кровей по линии отца. И она принимала непосредственное участие в создании проекта реконструкции как архитектор. А бабушка, к которой ты едешь, полячка или тоже перекрещивалась? — поинтересовался Саша.
— Ну, что ты! — засмеялась Светлана. — Она самая, что ни на есть, русская. И не перекрещивалась вовсе! Она, мне кажется, вообще не очень-то жалует всех поляков, кроме деда. Когда они женились, мой дед был каким-то синеблузником. Типа комсомольца, что ли... Его отца, моего прадеда Антония, к тому времени уже репрессировали, он погиб в Новосибирской тюрьме. Младший брат деда, Генрих, тоже отсидел свой срок. А старшего сына родителям каким-то образом удалось скрыть, не внести в списки семьи. Он уже был самостоятельным, жил в Иркутске. Вообще-то, мой дедуля фанатически предан партии и правительству. И это, несмотря на всё, что с нашими близкими в то жуткое время сделали. Он считает, что партия здесь абсолютно не при чём. Просто существуют отдельные личности, порочащие звание коммуниста и наносящие вред партии и народу. Может быть, он и прав... Бабушку мою, например, он практически спас от репрессий и голода. Там вообще была какая-то романтическая история их любви. Поехали домой? А то что-то холодает!
— Поехали! Но историю эту ты мне всё-таки доскажи, пожалуйста. Интересно!
— Да! Всегда интереснее то, что происходит не с нами. Я сама знаю всё в общих чертах. У нас не любят говорить о прошлом. В семье моей бабушки было много детей. Она самая старшая и красивая. У неё была молодая тётка, с которой они были очень похожи. Тётка вышла замуж за иркутского миллионера и взяла к себе жить любимую племянницу. Она училась там в гимназии, не пропускала ни одного спектакля в театре. Докатилась революция до Иркутска. Куда подевались её тётка с мужем, я не знаю. Знаю только, что бабуле моей туго пришлось. Работать начала девчонкой. Полюбил её один парень. И она ни на кого не смотрела, кроме него. Потому и не замечала, наверное, что дед мой её очень любил. Парень тот стал комсомольским вожаком. Хотели они пожениться. Но тут кто-то донёс, что невеста из семьи миллионера. Жених, видать, испугался не то, что за свою карьеру, за жизнь. Скоренько женился на другой. Бабушку мою выгнали из профсоюза, с работы. Тут дед и предложил ей стать его женой. Сказал, что если не мил совсем уж ей будет, то неволить её не станет. Но фамилию, считает, ей надо сменить. С тех пор пятьдесят лет она Волевская, скоро Золотая свадьба у них будет.
* * *
В аэропорту Светлану провожал Саша. Он принёс ей несколько веточек мимозы. Милые жёлтенькие шарики напомнили Свете маленьких цыплят её алданского детства. Грустно было прощаться. Страшно было от неведения того, что её ожидает. Стояли молча, почти не разговаривая друг с другом. Смотрели на лётное поле, на людей, идущих гуськом от самолётов с бортпроводницами впереди, на маленькие автопоезда с едущими в них пассажирами. Объявили регистрацию рейса на Якутск. Света летела налегке, багаж сдавать не надо было. Зарегистрировала билет. Пошли к выходу на посадку. Саша протянул ей листок бумаги, сложенный вчетверо:
— Как долетишь, позвони мне. Здесь мой домашний телефон и адрес. Не жди, когда я выйду на работу. Звони, не стесняйся. Я напишу тебе. А ты отвечай, если не очень занята будешь. Сильно не переживай, не изводись. Береги себя! — Саша помолчал немного, вздохнул, грустно улыбнувшись: — Эх, надела бы мне на шею верёвочку и повела бы за собой!
Он потёр левой рукой мочку своего правого уха. Этот жест был у него первым признаком волнения. Света как-то странно посмотрела на него и ответила:
— Да нет уж, милый! Человек должен всё делать по собственной воле, а не по принуждению. Ну, счастливо тебе оставаться! Не знаю, когда встретимся... — и пошла на посадку, махнув на прощание жёлтенькими пушистыми шариками в зелёных иголочках.
Домой Светка попала 8 Марта к обеду. Старики очень обрадовались её неожиданному приезду. Она поздравила бабулю с праздником, вручив ей мимозу, как будто специально для этого прилетела. Как всегда, на столе был праздничный пирог. Может, Людмила что-то перепутала? Всё, как в старые добрые времена... Только, когда стали обедать, после первых двух ложек супа Клавдия Петровна вдруг поперхнулась и вышла из-за стола. Светка слышала, как долго она кашляла в сенях, будто давилась чем-то, не в состоянии проглотить.
— Вот так она уже давно! — дедуля огорчённо отложил свою ложку в сторону. — Совсем не может ничего есть. Пошла к врачихе, а та напустилась на неё, что долго не обращала внимания на себя. А как же не обращала? Просто эта Нина Ивановна полгода была в отпуске, а вместо неё — молодая, незнакомая. Всё время говорила, мол, пройдёт, не беспокойтесь! Потом для рентгена чего-то у них не было. Нина Ивановна приехала, всё нашлось. Клава говорит, Нина Ивановна ахнула, когда снимки увидела. Видать, плохо дело! Оперировать нашу бабулю будут, Светочка! Мы не хотели тебя тревожить до поры до времени. Вот ведь каналья какая!
— Да? — Света сделала вид, что только узнала об этом, старалась держаться бодрячком. — Хорошо, что у меня отпуск подоспел как раз! А ты что, переживаешь, что ли? Тебе ли переживать? Ты же перенёс операцию на желудке и ничего, слава Богу!
— Потому и переживаю, что перенёс, — дедуля посмотрел на неё, как на маленького несмышлёныша. — Я моложе её тогда был. И сердце у меня не болело, как у неё. И то она меня, говорят, еле выходила. А как я, смогу ли её вытянуть?
— Вместе вытянем, дедуля! Я-то, по-твоему, зачем приехала?
Помолчали.
— Маме сообщили? — спросила Светлана.
— Нет ещё. Клава не хочет беспокоить никого. Сказала, будет совсем плохо, тогда зови девчонок. Лёлю и тебя, значит.
— Ладно, деда, я пойду к ней схожу, — Светка вышла из-за стола и пошла в сени.
Бабуля сидела на табуретке и смотрела в окно. Снова Свету поразил её взгляд в себя, а не туда, куда смотрели глаза. Теперь только Светлана обратила внимание на то, что бабушка сильно похудела. Услышав, наконец, подошедшую внучку, Клавдия Петровна сказала, будто продолжила недавно начатый разговор:
— После праздника пойду на операцию. Надо что-то делать. Пища совсем не проходит. Дедушку жалко! Как он без меня будет?
— Бабуль! Ну, что ты выдумываешь? Как-нибудь поживёт со мной без тебя дней десять, пока ты будешь в больнице! У меня отпуск целый месяц.
— Да я не о том, доченька... Ладно! Пока поживём, там видно будет. А жить хочется! Скоро весна!
Десятого марта Клавдию Петровну положили в больницу. Она взяла с домашних слово, что дочери сообщат только тогда, когда ей будет очень плохо или им совсем невмоготу станет.
Пока же Светлана справлялась со всеми домашними делами. Прилетев в Алдан, она позвонила Саше домой. В трубку была слышна музыка. Саша сказал, что у матери с отцом гости, а он скучает без неё, Светланки. Сообщил, что уже написал ей письмо и завтра отправит. Будет ждать от неё ответа с нетерпением. А ещё больше — её возвращения.
Клавдию Петровну готовили к операции. Накануне вечером, прощаясь с внучкой, поцеловав её, как обычно, она сказала, погладив её, словно маленькую, по голове:
— Завтра приходи после обеда! Отдохни. И я посплю подольше, — и добавила, будто говоря сама с собой: — Ты только не замри на полдороги, товарищ сердце!
Светка не поняла, к чему эти слова из песни? Вроде, в последнее время на сердце бабуля не жаловалась.
Когда на следующий день Света пришла в больницу, ей сказали, что бабушку уже прооперировали. Клавдии Петровне полностью вырезали желудок. Светка чуть со стула не свалилась от такого известия. Но врач успокоила — это не самое страшное. Без желудка, оказывается, жить можно. Страшнее, если метастазы успели просочиться в другие органы. Надо ждать.
И Света с дедушкой стали ждать. Потекли трудные послеоперационные дни и ночи. Кто не сталкивался с этим, тому трудно представить, что это такое. Не дай Бог никому испытать! Только вера и надежда на лучшее поддерживают людей, ухаживающих за больными близкими. Только любовь к ним даёт силы! Этим и держались Викентий Антонович Волевский и его внучка Светлана Славуцкая.
Когда Света с дедом привезли Клавдию Петровну домой из больницы, она весила почти в два раза меньше, чем до операции. Что стало со Светкиной «пышечкой», всегда пахнувшей сдобой? Даже некрупная Светлана была тяжелее своей бабули на десять килограммов. «Цыплёночек мой!» — говорила внучка своей седенькой, маленькой бабушке. Ей хотелось взять бабулю на руки, как когда-то брали её, и спрятать на своей груди самого родного человека, защитить от всех напастей и болезней. Потихоньку от деда Света часто бегала то к Джульбарсу, который, казалось, понимал её горе, как человек, то в курятник — поплакать. А когда она возвращалась в дом, то видела покрасневшие глаза Викентия Антоновича. Так и прятались со своими слезами от бабули да друг от друга.
Саша писал часто. Письма были хорошими, тёплыми, частенько шутливыми. Занятая заботами и домашними хлопотами, Света отвечала через раз. Но Саша прекрасно понимал её и не обижался. У Светланы кончился отпуск. Она позвонила на работу начальнику отдела Нине Ильиничне и попросила оформить ей месяц за свой счёт. Та сделала это для неё. Но когда заканчивался и этот отпуск, состояние Клавдии Петровны стало резко ухудшаться. Стало ясно, что долго ей не протянуть. Боли усиливались с каждым днём, а ела она меньше цыплёнка. Света сообщила своей маме во Вьетнам, где они с отцом работали, что ей нужно приехать в Алдан. Мама пообещала сделать это быстро. Когда Света позвонила в очередной раз на работу и сказала, что ей ещё нужно остаться на какое-то время с умирающей бабушкой, на другом конце провода замялись и ответили, что по закону это не положено. Тогда Светка попросила уволить её по собственному желанию. Заявление пообещала прислать почтой.
Вскоре Светлана спохватилась, что давно не получала писем от Саши. Может, она сама не ответила на его письмо, и он обиделся на неё из-за этого? А она вполне могла не ответить, замотавшись. А вдруг и с ним что-нибудь случилось? Писать некогда. Нужно позвонить! И она заказала переговоры с Красноярском. Ответил приятный мужской голос.
— Здравствуйте! — сказала Света. — Пригласите, пожалуйста, Сашу.
— А его нет, — ответил приятный голос из Красноярска.
— Извините. А это квартира Мироновых? Нас правильно соединили?
— Совершенно верно! Соединили вас правильно. Но Саши дома нет! Что ему передать?
В Красноярске девять вечера. Воскресенье. Где же может быть Саша в это время?
— Михаил Михайлович? Это Светлана, знакомая Саши. Я звоню из Алдана. А что с Сашей? Где он?
— Очень приятно, милая Светлана! А он теперь здесь не живёт. Я передам ему, что вы звонили.
У Светки голова пошла кругом. Как, не живёт? А где же он теперь живёт? Что произошло? Но воспитание не позволило ей задавать лишние вопросы. Только и решилась спросить:
— А у него всё в порядке? Ничего не случилось?
— Ну, насколько я знаю, у него всё в порядке. Я ему скажу, он вам позвонит или напишет.
— Спасибо. Извините, что я вас побеспокоила. До свидания.
Света положила трубку. Главное, что он жив и здоров. Ей хватит болезней и горя здесь. В Томмоте парализовало родную младшую сестру бабули, у которой они были с родителями в то лето, когда Светлана поступила в институт. От обеих сестёр скрывали состояние здоровья каждой.
***
...Светкина бабушка умирала голодной смертью со страшными болями. И никто ничем не мог помочь ей. Принесли телеграмму от мамы с сообщением, что завтра она прилетает. Будет немного полегче. С утра бабуле стало очень плохо. Она не могла найти себе места на постели. Любое прикосновение причиняло ей ужасную боль. Потом она немного затихла. Света решила, что уснула. Но через несколько минут бабуля спросила её:
— Доченька! Почему у нас в углу таз с пирожками стоит?
Светка невольно взглянула в угол комнаты. Там ничего не было.
— Да нет, бабуль, тебе показалось. Сейчас будет легче, я укол сделаю.
Светлана принесла шприц и вколола то, что оставила ей Нина Ивановна. Больше бабушка не разговаривала. Она лежала с широко распахнутыми глазами, видимо, от нестерпимой боли, и тяжело со стоном дышала. Света отправила измученного бессонными ночами деда хоть немного поспать. Неизвестно ещё, какой грядущая ночь будет.
Из Томмота приехал племянник бабушки со своими маленькими дочерьми. Света усадила их в кухне, но от чая они отказались. Светлана разговаривала с ними в полголоса, изредка выходя в спальню, где лежала бабушка. Стонать она перестала. Укол подействовал, наверное. Когда Светка вошла в очередной раз к ней в комнату, ей показалось, что на лицо бабули накатила лёгкая волна голубого цвета. Нет, почудилось. Нормальное лицо, только очень бледное. Света тихонько попятилась назад. Снова голубая тень волной прошлась по лицу, теперь это было видно наверняка. Не показалось. И опять отхлынула, прежний цвет вернулся. Но бледность смертельная. Она что, дышать перестала? Неужели действительно смертельная?.. И она, Светка, впервые увидела смерть?! Что делать? Спазмом не вырвавшегося крика перехватило горло. Кричать нельзя. В соседней комнате спит дедуля. В кухне маленькие девчонки. Нельзя плакать. А может всё-таки показалось? Подойти к кровати, в которой когда-то так любила поваляться на пуховой перине, страшно. Ноги стали тяжёлыми. Голова закружилась. Света постояла немного и, собрав всю свою волю в кулак, пошла на кухню. Отец девочек что-то тихонько говорил им. Светка машинально дождалась конца фразы, чтобы не перебивать на полуслове.
— Игорь! — тихо, с растерянной улыбкой обратилась она к родственнику. — Бабуля, кажется, умерла...
— Да ты что, Света?! Не может быть! — Игорь, который, наверное, сам ещё ни разу не сталкивался со смертью так близко, тоже растерялся.
— По-моему, она не дышит, — пожала плечами Светка. — Пойди, посмотри. Я боюсь.
Её начала колотить нервная дрожь. Но надо держаться! Нельзя пугать детей, дедулю. Надо думать о них!
— Пошли вместе! — поднялся Игорь.
— Вы посидите здесь. Не надо вам туда... — сказала Света девочкам, ухватившим отца за руки.
Вошли с Игорем в спальню. С опаской подошли к кровати. Одновременно вспомнили, как в кино подносят зеркало или очки, чтобы убедиться в том, что человек не дышит. Игорь схватил зеркало, а Светлана — очки бабули. Да, это была смерть. Глаза по-прежнему широко открыты.
— Глаза надо закрыть.
— Игорь, ей надо закрыть глаза.
Эти фразы Света с Игорем проговорили одновременно. Они посмотрели друг на друга. Кто закроет глаза человеку, у которого только что оборвалась жизнь? Никому из них не приходилось ещё делать такое. Страшно. Но сделать нужно. Больше некому.
Игорь решился. Осторожно прикоснувшись ладонью, он слегка прикрыл веки умершей Клавдии Петровны.
«А я что же? Ведь я ей ближе! Это я обязана сделать! Это мой долг! Ведь бабуля, наверное, думает, что я брезгую прикоснуться к ней!» — подумала Светка. Бабушка словно смотрела на неё, прищурившись, из-под слегка прикрытых век. Света положила свою руку на лоб такого родного лица и провела по нему, чуть-чуть задержавшись на глазах. Потом вышла из спальни, подошла к дивану, на котором спал дедушка. Легонько тронула его за плечо.
— Дедуля! Просыпайся.
Викентий Антонович подскочил с дивана, будто совсем не спал.
— Что? А, Игорёк приехал! Здравствуй, Игорь! Хорошо, что ты здесь, спасибо, — он пожал родственнику руку.
— Деда… — Светка обняла дедулю.
— Что? Всё? — он похлопал внучку по спине, и она почувствовала, как дрожит его рука. — Кончилось всё? Ну, не мешайте мне...
Викентий Антонович прошёл в свою спальню к жене, которую любил так, как никого в жизни не любил вот уже больше пятидесяти лет.
На следующий день Светлана ожидала мать. В доме хозяйничала тётя Аня, Людмилкина мама, с двумя женщинами. Света достала пакет, специально приготовленный бабулей на этот случай, о котором она, Светка, и слышать не хотела. Но вот теперь пришлось вспоминать, где он лежит. Тётя Аня вытащила из пакета листок бумаги, лежавший поверх одежды, и подала его Светлане.
— Тебе, Светочка!
Светка развернула листок. Это было последнее письмо бабули. В нём она по пунктам расписывала, что и как надо будет сделать, когда её не станет. Что сказать Лёле. Что делать, если заболит у дедули желудок. Что принять, если заболит горло у Светы. Где лежат лекарства. Где спрятаны квитанции на оплату коммунальных услуг, и куда ходить платить. К кому обратиться, если не будет билетов на самолёт. У кого консультироваться по поводу... Обо всех и обо всём она позаботилась, готовясь оставить их одних.
Привезли гроб. Крышку поставили у калитки. Говорят, так полагается. Светка пошла к остановке автобуса. Ей казалось, что мать должна от неё узнать о смерти бабули прежде, чем увидит крышку гроба. Теперь она беспокоилась за её сердце.
Подошёл автобус. Мать соскочила с подножки стройная, лёгкая, взволнованная. Света подошла к ней.
— Девочка моя! — они обнялись.
— Мама! Всё... — сказала Светка, уткнувшись ей в грудь.
Лёля, слегка отстранив дочь от себя, посмотрела ей в лицо и заплакала. Так и вошли они в дом, обнявшись.
Проститься с Клавдией Петровной хотели многие. Люди шли и шли. И каждый говорил что-нибудь хорошее о ней. Наверняка, не только потому, что так полагается...
Светка очень устала за последние дни. Но ей страшно не хотелось, чтобы пришла та минута, когда она сможет отдохнуть. Она понимала, что это будет тогда, когда бабули не станет в доме совсем...
Когда всё закончилось и Света закрыла калитку за последним человеком из приходивших помянуть её бабулю людей, она заглянула в почтовый ящик. Там лежало письмо. Светка вытащила конверт. От Саши! Наконец-то! Хоть что-то хорошее за последнее время! Два дня они с мамой отправляли родственникам и друзьям телеграммы и получали от них соболезнования. Саше она решила позже написать обо всём в письме. Не давать же телеграмму его родителям!
Света присела на завалинку и с нетерпением вскрыла конверт. Коротенькое письмо! Она начала читать:
«Здравствуй, Светланка! У меня всё хорошо. Ты напрасно беспокоишься за меня. Я перебрался от родителей в общежитие. Комната у меня не большая, но отдельная и уютная. До работы ходить недалеко. Из НИИ я ушёл. На новой работе всё в порядке. Сессию в Плехановке сдал хорошо. Налегаю на немецкий. Может быть, скоро появится возможность попрактиковаться в языке.
Ещё я хочу сказать тебе, Света, о том, что у меня появился человек, девушка, которую я полюбил. Огонь моей любви горит не ярко, но ровно. Так что за меня можешь не волноваться. Я в порядке. Тебе желаю того же. Писать и встречаться нам, я думаю, больше не стоит. Звонить тоже.
Целую тебя по-дружески. Саша.
г. Красноярск, май, 1983 год»
Светка посмотрела на обратный адрес. Какая-то незнакомая ей улица. Зачем он его написал? Она аккуратно сложила письмо, вложила его в конверт. Конверт Светка засунула в карман своего траурного костюма. Поднялась с завалинки и вдруг упала на землю, потеряв сознание.