«Пришлите, прошу вас убедительно, если вы взяли с собою, мою комедию “Женитьба”, которой в вашем кабинете не находится и которую я принёс вам для замечаний. Я сижу без денег и решительно без всяких средств; мне нужно давать её актёрам на разыграние, что обыкновенно делается, по крайней мере, за два месяца прежде. Сделайте милость, пришлите скорее и сделайте наскоро хоть сколько-нибудь главных замечаний.
Начал писать “Мёртвых Душ”. Сюжет растянулся на предлинный роман и, кажется, будет сильно смешон. Но теперь остановил его на третьей главе. Ищу хорошего ябедника, с которым бы можно коротко сойтись. Мне хочется в этом романе показать хотя с одного боку всю Русь.
Сделайте милость, дайте какой-нибудь сюжет, хоть какой-нибудь смешной или несмешной, но русский чисто анекдот. Рука дрожит написать тем временем комедию. Если же сего не случится, то у меня пропадёт даром время, и я не знаю, что делать тогда с моими обстоятельствами. Я, кроме моего скверного жалования университетского — 600 рублей, никаких не имею теперь мест. Сделайте же милость, дайте сюжет; духом будет комедия из пяти актов, и клянусь, куда смешнее чёрта! Ради Бога, ум и желудок мой оба голодают.
Мои ни “Арабески”, ни “Миргород” не идут совершенно. Чёрт их знает, что это значит! Книгопродавцы такой народ, которых без всякой совести можно повесить на первом дереве»*.
______________________________
* В. Гиппиус. Гоголь: Воспоминания, письма, дневники. М.: Аграф, 1999.
Именно эта небольшая записка, носящая преимущественно деловой характер, является сегодня основным доказательством того, что сюжеты «Ревизора» и «Мёртвых душ» были подсказаны Гоголю А.С. Пушкиным, что помимо воли выводит нас на вопрос о личных отношениях двух великих русских писателей.
Казалось бы, кому какое дело до того, кто с кем и как дружил или не дружил. Но спор о дружеских отношениях между Гоголем и Пушкиным ещё с XIX в. превратился в ожесточённый спор между различными лагерями литературоведов и историков. Причём дискуссия зачастую носит оскорбительный для Гоголя, как более молодого по возрасту и менее родовитого по происхождению, характер. Не станем перечислять различные версии, надуманные извращёнными мозгами старой и современной интеллигентщины, некоторые из них переходят все границы нравственности и человеческого достоинства.
Нас интересует куда более важный вопрос: каким образом явилось на свет то грандиозное совершенство, которое ныне мы называем Великой Русской Литературой, не просто самобытной, но коренным образом отличающейся ото всех прочих литератур мира и даже во много крат превосходящей всех их по своей нравственной силе и мыслительной глубине.
Со времён Ф.М. Достоевского и особенно Ап.Ап. Григорьева никто уже не сомневался, что её основоположником является А.С. Пушкин, который и есть «…наша такая, на первый раз очерком, но полно и цельно обозначившаяся душевная физиономия…»*. Однако потому и сказал критик о «первоначальном очерке физиономии», что в творчестве своём Александр Сергеевич был ещё слишком близок к западноевропейской, то бишь аристократической литературе начала XIX в. Более того, существовал риск, что благодаря А.С. Пушкину и М.Ю. Лермонтову русская литература неизбежно пойдёт по западноевропейскому пути развития. Но явился Н.В. Гоголь и повёл русский мир к неведомой тогда и непостижимой сегодня Великой Литературе.
____________________
* Подробнее об этом см. «100 великих поэтов», статья «Александр Сергеевич Пушкин».
Первым осознал это выдающийся русский философ и литературовед (после 1917 г. эмигрант, отчего в советское время его труды были известны лишь узкому кругу специалистов) Константин Васильевич Мочульский (1842—1948), который впервые подчеркнул в своём фундаментальном исследовании 1934 г. «Духовный путь Гоголя»: «В нравственной области Гоголь был гениально одарён; ему было суждено круто повернуть всю русскую литературу от эстетики (читай: от плотского. — В.Е.) к религии… Все черты, характеризующие “великую русскую литературу”, ставшую мировой, были намечены Гоголем: её религиозно-нравственный строй, её гражданственность и общественность, ёе боевой и практический характер, её пророческий пафос и мессианство. С Гоголя начинается широкая дорога, мировые просторы»*.
___________________________
* К.В. Мочульский. Духовный путь Гоголя. М.: Наш дом, 2004.
Скажем больше, именно Николай Васильевич Гоголь стал первым из пяти гениальных богоискателей* или из пяти (используя шутливо-обиженное, но очень точное определение Н.С. Лескова**) «ересиархов» Великой Русской Литературы, чьё творчество составило её скелет и тем самым определило её лик и содержание. Речь идёт о самом Н.В. Гоголе, а также о Ф.М. Достоевском, Н.С. Лескове, Л.Н. Толстом и об А.М. Горьком. Такая постановка вопроса ничуть не умаляет роль и других непревзойдённых русских писателей, образовавших плоть Великой Русской Литературы, но речь идёт именно о той пятерке, которая в своём богоискательстве слила её в единое и неразделимое торжество национального гения.
________________________________
* Наиболее полно проблема богоискательства в русской литературе исследована профессором Московской Духовной Академии, доктором богословия, доктором филологических наук Михаилом Михайловичем Дунаевым (р. 1945) в книге «Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVII—XX веках». М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2003. (Далее при цитировании — М.М. Дунаев. Указ. соч.) Этот труд очень интересен обилием фактического материала и рядом частных выводов.
** Оскорблённый отношением к нему со стороны официальной православной церкви, Н.С. Лесков стал с достоинством именовать себя «ересиархом ингерманландским и ладожским», а в 1883 г., отвечая на нападки Константина Николаевича Леонтьева (1831—1891), православного мыслителя, публициста и писателя, которые тот сделала в статье «Наши новые христиане», Лесков написал статью «Граф Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский как ересиархи».
Бесспорно, богоискательство у каждого из «ересиархов» имело свои особенности, но в двух важнейших вопросах они были едины:
во-первых, в искренней и всеобъемлющей любви к своему народу, к своей земле и к своей стране;
во-вторых, в критическом отношении к обюрократившейся церковной иерархии, шедшей по стопам Иудушки Головлева и оправдывавшей Божьим словом преступления власть имущих против своего народа; в поисках правды богоискатели обращались к народному православию, в первую очередь — к уникальному русскому явлению — старчеству, а также независимо от церковников изучали и трактовали Священное Писание, в художественных образах разъясняя своё понимание его.
Путь каждого «ересиарха» к Богу был различен, но, как правило, начинался с интуитивного зарождения в душе необходимости такого поиска, что непременно отражено в творчестве писателя. Именно по этой причине пытаться рассматривать любого героя произведений богоискателей без учёта их религиозных воззрений, значит, преднамеренно заблуждаться.
Н.В. Гоголю, как богоискателю, было свойственно мессианство — вера в то, что он послан в наш мир свыше с целью нравственного исправления людей и обращения их к Богу. К такому пониманию своего места в мире писатель пришёл не сразу, более того, все знаменитые произведения его были написаны им ранее, но главные творения (с точки зрения самого Николая Васильевича) позже были автором переосмыслены. Тем интереснее отношение Гоголя-богоискателя к собственным героям — он взглянул на них со стороны, как на независимые и даже противостоящие ему сущности. И эта итоговая точка зрения писателя гораздо важнее и существеннее предыдущих, стандартно общепринятых либо интуитивных. И ярчайшим примером тому стали герои «Ревизора».
Пьеса названа по имени её главного действующего персонажа, который ни разу не появляется на сцене, но постоянно присутствует перед каждым зрителем и читателем. Этот приём использовали многие драматурги, но как правило в примитивном, опошленном виде. Подняться до гоголевских высот не смог никто, даже самый одарённый мировой гений.
Как видно из приведённой выше записки, над «Ревизором» Николай Васильевич работал в 1835—1836 гг., одновременно писал «Мёртвые души». Премьера пьесы состоялась 19 апреля 1836 г. в петербургском Александровском* театре. Публика была в восторге, Гоголь — разочарован. В те дни он писал: «“Ревизор” сыгран — и у меня на душе так смутно, так странно… Я ожидал, я знал наперёд, как пойдёт дело, и при всём том чувство грустное и досадно-тягостное облекло меня. Моё же создание мне показалось противно, дико и как будто вовсе не моё. Главная роль пропала: так я и думал. Дюр ни на волос не понял, что такое Хлестаков. Хлестаков сделался… чем-то вроде целой шеренги водевильных шалунов, которые пожаловали к нам повертеться из парижских театров. Он сделался просто обыкновенным вралем…»**
________________________
* Этот основанный в 1756 г. императрицей Елизаветой Петровной театр в XIX в. назывался в честь супруги императора Николая I Александры Федоровны — Александровским; 9 февраля 1937 г. в память о столетней годовщине гибели А.С. Пушкина театру было присвоено имя поэта, с этого времени его называют Александринским.
** Н.В. Гоголь. Собрание художественных произведений в 5-ти томах. Т. 4. М.: Издательство Академии наук СССР, 1952 (Далее: Н.В. Гоголь. Собрание…)
Парадокс, но в те годы Гоголь сам ещё не осознавал в полной мере, что создал. Он лишь внутренне ощущал, что комедия не понята, пытался разъяснить ошибку актёров и зрителей, но не знал как. Полное понимание пришло к нему только в середине 1840-х гг., когда Николай Васильевич осознал свой мессианский путь и когда в демократических кругах России стали распространяться слухи о психическом заболевании писателя. Сегодня мы достаточно доказательно можем говорить о психической болезни просвещённого общества России тех лет и потрясаться прозорливостью и могучей духовной силой великого творца.
В 1846 г. Гоголь уже полностью проник в подлинную суть собственного творения и, желая разъяснить зрителю, о чём идёт речь в пьесе, написал её завершающий акт — «Развязка “Ревизора”», который следует за знаменитой немой сценой. Тогда же он предложил М.С. Щепкину* поставить комедию с «Развязкой» в бенефис актёра. Михаил Семёнович пришел в ужас и категорически отказался. Друзья, полагая, что совершают благое дело, не допустили публикации «Развязки» в печати. О её существовании широкому читателю стало известно только после смерти Гоголя. Но и тогда её приписали болезни писателя.
_____________________________
* Михаил Семёнович Щепкин (1788—1863) — великий русский театральный арктёр, один из основоположников реализма в русском театре.
Так искусство Гоголя вошло в резкое столкновение с его философией. Все считали, что «Развязка» погубит пьесу и, по словам С.Т. Аксакова*, «сделает Гоголя посмешищем всей России»**. Современникам не дано было понять, что их видение «Ревизора» — стареющая плоть, а «Развязка» и есть та душа, которая обращает гоголевское творение в непреходящую вечную ценность. Должно было пройти двести лет, когда мы ещё только начинаем приближаться к пониманию значения заключительного акта комедии.
________________________
* Сергей Тимофеевич Аксаков (1791—1859) — выдающийся русский писатель и театральный критик.
** Н.В. Гоголь. Собрание…
В наши дни «Ревизор» без «Развязки» превращён в забавную комедию и ложно трактуется как сатира на крепостническую Россию. Однако «Гоголю дан был особый дар: обострённое видение и ощущение мирового зла, какое редко кому даётся в мире. Это и дар — и испытание души, призыв свыше к внутреннему ратоборству с открывшимся человеку ужасом, ужасом обострённого видения и ведения»*. Писатель не раз говорил, что всю жизнь он смеялся над чёртом, дабы помочь людям избавиться от чертовского дурмана. И именно в этом русле открывает нам глаза на бессмертную комедию гоголевская «Развязка».
_______________________
* М.М. Дунаев. Указ. соч.
Согласно дополнительному акту, на сцене происходит встреча актёров после спектакля. Центральный монолог, в котором открыто разъясняется философское содержание комедии, здесь произносит Первый комический актёр, он же, по замыслу Гоголя, М.С. Щепкин:
«…не мог иметь другой мысли сам автор.
Всмотритесь-ка пристально в этот город, который выведен в пьесе! Все до единого согласны, что этакого города нет во всей России: не слыхано, чтобы где были у нас чиновники все до единого такие уроды; хоть два, хоть три бывает честных, а здесь ни одного. Словом, такого города нет. Не так ли? Ну, а что, если это наш же душевный город, и сидит он у всякого из нас? Нет, взглянем на себя не глазами светского человека, — ведь не светский человек произнесёт над нами суд, — взглянем хоть сколько-нибудь на себя глазами того, кто позовёт на очную ставку всех людей, перед которыми наилучшие из нас, не позабудьте этого, потупят от стыда в землю глаза свои, да и посмотрим, достанет ли у кого-нибудь из нас тогда духу спросить: “Да разве у меня рожа крива?” Чтобы не испугался он так собственной кривизны своей, как не испугался кривизны всех этих чиновников, которых только что видел в пьесе. Нет… не говорите: “это старые речи” или “это уже мы сами знаем”… Что ни говори, но страшен тот ревизор, который ждет нас у дверей гроба. Будто не знаете, кто этот ревизор? Что прикидываться? РЕВИЗОР этот — наша проснувшаяся совесть, которая заставит нас вдруг и разом взглянуть во все глаза на самих себя. Перед этим ревизором ничто не укроется, потому что по именному высшему повеленью он послан и возвестится о нём тогда, когда уже и шагу нельзя будет сделать назад. Вдруг откроется перед тобою, в тебе же, такое страшилище, что от ужаса подымется волос. Лучше ж сделать ревизовку всему, что ни есть в нас, в начале жизни, а не в конце её. На место пустых разглагольствований о себе и похвальбы собой, да побывать теперь же в безобразном душевном нашем городе, который в несколько раз хуже всякого другого города, — в котором бесчинствуют наши страсти, как безобразные чиновники, воруя казну собственной души нашей! В начале жизни взять ревизора и с ним об руку переглядеть всё, что ни есть в нас, настоящего ревизора, не подложного, не Хлестакова! Хлестаков — щелкопер, Хлестаков — ветреная светская совесть, продажная обманчивая совесть, Хлестакова подкупят как раз наши же, обитающие в душе нашей страсти. С Хлестаковым под руку ничего не увидишь в душевном городе нашем. Смотрите, как всякий чиновник с ним в разговоре вывернулся ловко и оправдался. Вышел чуть не святой. Думаете, не хитрей всякого плута-чиновника каждая страсть наша, и не только страсть, даже пустая, пошлая какая-нибудь привычка? Так ловко перед нами вывернется и оправдается, что ещё почтёшь её за добродетель, и даже похвастаешься перед своим братом и скажешь ему: “Смотри, какой у меня чудесный город, как в нём всё прибрано и чисто!” Лицемеры — наши страсти, говорю вам, лицемеры, потому что сам имел с ними дело. Нет, с ветреной светской совестью ничего не разглядишь в себе: и её самую они надуют, и она надует их, как Хлестаков чиновников, и потом пропадёт сама, так что и следа её не найдёшь. Останешься как дурак-городничий, который занёсся было уже нивесть куда, и в генералы полез, и наверняка стал возвещать, что сделается первым в столице, и другим стал обещать места, и потом вдруг увидел, что был кругом обманут и одурачен мальчишкою, верхоглядом, вертопрахом, в котором и подобья не было с настоящим ревизором. Нет… господа, все, кто ни держитесь такого же мненья, бросьте вашу светскую совесть. Не с Хлестаковым, но с настоящим ревизором оглянем себя! Клянусь, душевный город наш стоит того, чтобы подумать о нём, как думает добрый государь о своём государстве. Благородно и строго, как он изгоняет из земли своей лихоимцев, изгоним наших душевных лихоимцев! Есть средство, есть бич, которым можно выгнать их. Смехом, мои благородные соотечественники! Смехом, которого так боятся все низкие наши страсти! Смехом, который создан на то, чтобы смеяться, над всем, что позорит истинную красоту человека. Возвратим смеху его настоящее значенье! Отнимем его у тех, которые обратили его в легкомысленное светское кощунство над всем, не разбирая ни хорошего, ни дурного! Таким же точно образом, как посмеялись над мерзостью в другом человеке, посмеёмся великодушно над мерзостью собственной, какую в себе ни отыщем!.. Не возмутимся духом, если бы какой-нибудь рассердившийся городничий или, справедливей, сам нечистый дух шепнул его устами: “Что смеётесь? над собой смеётесь!” Гордо ему скажем: “Да, над собой смеёмся, потому что слышим благородную русскую нашу породу, потому что слышим приказание высшее быть лучшими других!” Соотечественники! ведь у меня в жилах тоже русская кровь, как и у вас. Смотрите: я плачу!»*
__________________________
* Н.В. Гоголь. Собрание…
Бесспорно, «Развязка» значительно снижает в комедии силу искусства, но какого? Того самого, которое давно производят от одного корня со словами «искус» или «искушение» для толпы. Она уничтожает смех ради смеха, забаву ради забавы — все то, что навязывается нам сегодня под видом единственно возможного смеха кумирами веселящейся новорусской России. Вспомните и сравните со смехом Гоголя бесконечные «Клабы», «Аншлаги», «Кривые зеркала», стареющую кокотку Михаила Задорнова и прочую дребедень, обращающую смех в ничто. Да они и скорбный смех Гоголя уже обратили в ничто. И именно потому стала для умных людей такой бесценной, обращающей лицом к сокровенной духовности «Развязка “Ревизора”».
Гоголь же обратил нас лицом к гнездовищу бесовских страстей, бесчинствующих в душах наших. Отсюда и великая немая сцена в конце комедии — зрителю дана возможность всмотреться в бесов своей души, прочувствовать всю их смехотворность, их зло и смертельную опасность. Отсюда их нелепые зловещие бесовские позы, столь подробно выписанные гением. Кстати, убедительного анализа этих поз пока не сделал ни один гоголевед.
Но главными героями великого творения писатель сделал Совесть — Ревизора (он не появляется на сцене, поскольку по расчёту Гоголя постоянно присутствует в душе каждого из нас) и ложную совесть — Ивана Александровича Хлестакова (автор называет её «светской», но сегодня лучше подошло бы определение «гламурная» — то есть красивая, всем на показ, но фальшивая, «липовая» до омерзения). Не зря столь блистательно охарактеризовал Хлестакова советский литературовед Юрий Владимирович Манн, по сути раскрывший главные свойства гламурной совести: «…как вода, принимает форму любого сосуда… необыкновенная приспособляемость: весь строй… чувств, психики легко и непроизвольно перестраивается под влиянием места и времени»*.
________________________
* Ю.В. Манн. Постигая Гоголя. М.: Аспект Пресс, 2005.
В «Ревизоре» Николай Васильевич Гоголь, смиренно приняв своё мессианское предназначение, рассчитывал силой смеха ещё в молодости отвратить людей от гламурной хлестаковщины и от лелеемых и поощряемых ею бесовских страстей. В этом кроется и величие гоголевского провидения; и трагедия великого гения, уже при жизни обращавшегося к глухому к его призывам и преданному страстям обществу; и его поражение, поскольку хлестаковщина ныне заполонила мир и развязно потешается над своим обличителем.
Скажем прямо — гоголевский «Ревизор» так никогда и не увидел ни сцену, ни тем более экран. Даже в школе мы изучаем «Ревизора» в интерпретации М.С. Щепкина, С.Т. Аксакова и иже с ними, но только не самого создателя комедии.
О современных «продолжениях» «Ревизора» говорить бессмысленно, поскольку эти продолжения представляют собой кривляния быдла, возомнившего себя равным Гоголю, на тему гениального творения.
Созданы две комические оперы «Ревизор». Это одноимённые опера-буфф1957 г., написанная немецким композитором В. Эгком*, и опера В.С. Дашкевича** 2007 г.
_____________________
* Вернер Эгк (настоящее имя Вернер Йозеф Майер) (1901—1983) — выдающийся немецкий композитор-неоклассицист. Автор семи опер и четырёх балетов. Создатель музыки IX Олимпийских игра 1936 г. в Берлине. Любимец руководителей Третьего рейха.
** Владимир Сергеевич Дашкевич (р. 1934 г.) — отечественный композитор; автор трёх опер, пяти мюзиклов. Публике более известен, как создатель музыкальной заставки к телепередаче «В гостях у сказки», песнями к кинофильмам, музыкальными циклами в исполнении Елены Камбуровой и др.
Балет «Ревизор» на музыку композитора А.В. Чайковского* был поставлен на сцене Мариинского театра в 1980 г.
______________________
* Александр Владимирович Чайковский (р. 1946 г.) — отечественный композитор; автор одиннадцати опер и трёх балетов.
Первые иллюстрации к пьесе создал классик отечественной графики П.М. Боклевский.
_____________________
* Пётр Михайлович Боклевский (1816—1897) — выдающийся отечественный художник-иллюстратор. Иллюстрации к «Ревизору» считаются лучшим его произведением; в целом они получили название «Бюрократический катехизис».
Лучшей экранизацией привычного нам «Ревизора» стал фильм 1952 г., поставленный режиссёром В.М. Петровым*. Роль Хлестакова в духе Н.О. Дюра** блистательно исполнил актер И.О. Горбачёв***.
________________________
* Владимир Михайлович Петров (1896—1966) — выдающийся советский кинорежиссёр, создатель знаменитых экранизаций русской классической литературы — «Гроза», «Без вины виноватые», «Ревизор», «Поединок» и др.
** Николай Осипович Дюр (1807—1839) — артист Александровского театра, блистал в амплуа комика, исполнитель ролей франтов и повес.
*** Игорь Олегович Горбачёв (1927—2003) —советский актёр и режиссёр, Народный артист СССР.
Значительно слабее кинопостановка «Ревизора» 1996 г. Режиссёр С.И. Газаров. Роль Хлестакова исполнил актёр Е.В. Миронов.
______________________
* Сергей Ишханович Газаров (р. 1958 г.) — отечественный актёр и режиссёр, главный режиссёр театра под руководством А. Джигарханяна. Больше известен как киноактёр, снялся в почти 90 фильмах.
** Евгений Витальевич Миронов (р. 1966 г.) — отечественный актёр, художественный руководитель Театра наций.
Отметим, что на сегодняшний день ни один режиссёр — ни отечественный, ни зарубежный — не попытался осуществить постановку пьесы «Ревизор» в версии Николая Васильевича Гоголя. Видимо, гений недосягаем для пигмеев, старательно пытающихся раздуться до размеров вола.