На Севере нет чёткой грани между весной и летом. Утром была весна, а к полудню, глядишь, «уж зима катит в глаза». Есть, конечно, и прекрасное время года – лето, но оно так быстро пролетает, что не успеваешь им насладиться. Вот и стараются все и вся. Торопятся погреться на солнышке, поваляться на сопке, а кто и с ружьишком пройтись, пробежаться в свободное время.
Охотник из меня, конечно, никакой, но оружие имеет странную притягательную силу. Одно – с палкой бродить по сопкам, другое – с ружьём. Ружьё, патронташ, вместо пояса, и небольшой кормовой запас: несколько палочек сухой охотничьей колбасы да неизменная фляжка со «Старкой». Всё как у "настоящего" охотника. Осталось решить, в какую сторону податься. Можно перевалить через сопку, грудой навалившуюся на посёлок, пройти через распадок и дальше, по сопкам, но распадок широк, а сопки так далеко… Проще выйти на трассу и проголосовать первой попавшейся машине. Так и сделал. Через десяток километров водитель остановил «татру». Некоторое время на раздумье – и на штурм сопки. С сопки – на сопку, с сопки – на сопку… Время летит незаметно. Но я затем и приехал, затем и хожу по сопкам, чтобы не замечать бега времени. Торопиться мне некуда. Оттягивает плечо ружьё, патронташ свисает на животе, а солнышко делает своё дело. Разогретый стланик источает смолистый аромат. Пересохший мох хрустит под ногами. Если и была дичь, то давно сбежала за дальние сопки. А мне и без того хорошо, всё, что необходимо, у меня в кармане. Нужно место для привала? Пожалуйста, располагайся в любом месте. И всё же ещё немного пройду. Через какое-то время ловлю себя на мысли, что трассу не слышно, но стараюсь себя успокоить – не заблужусь. Перевалил через очередную вершинку сопки, и вот оно, то самое, о чём только может мечтать турист, – уютный распадок с берёзками и ёлочками. Чуть ниже, в густом ельнике, ручей шумит – лучшего места для отдыха не найти.
Ручей с небольшой заводинкой у меня как на ладони. Немного отдохну и спущусь, чтобы налить во фляжку воды (кто знает, сколько прохожу-протопаю). Достал колбаски, фляжку и хотел, было, приложиться к ней, да так и не донёс до рта. Одна рука держит фляжку, а другая сама собой нащупывает ружьё. Вот так пофартило! Из-за ельника, скрывающего поворот ручья, как на параде, выплывает целая флотилия уток – одна… две… пять… семь! Фляжка аккуратно ложится на мох. Утки, меня не видя, выстроились в кильватер. Грохот выстрела разнёсся над сопками и взорвал тишину. Я видел, как дробь хлестнула по воде и по ничего не подозревающим птицам. Угораздило же их устроиться именно в этом месте! А впрочем, они и предположить не могли, что какой-то горе-охотник забредёт в их тихую заводь.
Рассеялся дым – и пропала картина «Дикие утки, плывущие по лесному ручью». Охотник, сидящий где-то глубоко во мне, ликовал. А как же! Одним выстрелом пять уток взял! Человек же, стоящий с дымящимся ружьём в руке, был в шоке, а подстреленные утки медленно сплавлялись по течению.
Словно воду, выпил остатки «Старки» и запустил фляжку в кусты, где уже лежала такая безобидная с виду гильза.