Анжелика ждет совершеннолетия. У нее есть план: снять квартиру, распрощаться с родителями, исправить лицо.
Свою взрослую жизнь девушка давно сложила в уме. Ей нужны быстрые, легкие деньги. Пластика — дорогая штука. И хорошие шмотки тоже. В дешевых, старых под нож и мужчин не ляжет. Решила стать проституткой.
Странное желание возникло не вдруг и не сразу, а вызревало по мере взросления. Премилая и стеснительная девочка с тугим, длинным хвостом на затылке и ямочками на щечках, к шестнадцати годам превратилась в красавицу. Правда, без обаятельности и той женской загадочности, из-за которой мальчиков и мужчин так часто тянет на стерв.
Обладание редкой кричащей броскостью, почти граничащей с уродством, приносило страдание. Про таких пишут на стенах и заборах всякие гадости, боятся знакомиться, теряют голову, начинают тихо ненавидеть, не обретя взаимность.
Возле девушки никогда не толпились поклонники, а — завистники и завистницы. Они связали сплетню и посадили туда Анжелику. Сами навещали, засматривались, чтобы лишний раз подивиться красоте и побольше озлобиться. Когда одноклассницы яростно флиртовали и теряли целостность, она не могла перемолвиться словом с домашним котом. Животина равнодушно щурилась и под жалобы шепотом засыпала.
Двойники устроились лучше. Очень похожая на нее модель-француженка резво прохаживалась по подиумам Милана. Еще одна — голливудская звезда ловко билась на экранах мира с космическими пришельцами. А другая, просто известная журналистка, мелькала публикациями в глянце. То есть девушке по теории вероятности распределения удачи и успеха ничего не сверлило. Следовательно, придется самой гравировать подкову счастья и занимать место в стойле. На близких не надеялась. Простецкие люди. Инженер, медсестра. С десяти лет тихо презирала отца и мать. Посмеивалась над их непрактичностью и верностью старым, советским идеалам. Предлагают поступать, учиться. Ей же нужен капитал на модный прикид и операцию. Ради мечты пойдет на убийство. Позже ворвется в порноиндустрию на плечах обновленного имиджа и некоего, позаимствованного у Раскольникова превосходства над остальными. Будет краше, неузнаваемее (для полиции) и успешнее, чем прежде.
Для начала коротко постригла волосы и покрасила их маминой краской в радикальный черный цвет. Выследила одинокого пенсионера. Девушке отчего-то думалось: крохотной выплаты от государства хватит на дизайнерские вещицы. Но у нее никак не получалось принести старичка мечте в жертву. Не хотел попадаться в глухом, пустынном тупичке, намеченном заранее на карте. Кроме того, оказался общительной сволочью. Останавливался по пути домой возле каждого фонарного столба и заговаривал с первым встречным.
Более медлить нельзя! На кону стояло экстремальное преображение. Убрав историю с хитрым дедом в запас, вытащила деньги из родительского кошелька. Создала страницу на одном из сайтов для секса. Написала фривольное резюме, разместилась в неглиже и обозначила себе цену.
Через неделю проявился охочий до свежей плоти самец. Судя по фото — среднего возраста и вида. Они для приличия попереписывались некоторое время, хотя Анжелика нуждалась в средствах и открыла бы крепкие бедра кому угодно еще вчера. И клюнул-то не российский бедолага, а командированный на нашу сторону и, должно быть, успешный американец Майкл. Обещал заплатить монетой потверже рубля.
Несколько разочаровалась, очутившись возле второсортного отеля. Неприметное, панельное здание, впаянное деталью в древний механизм человеческих страстей и потребностей, располагалось на рабочей окраине.
На входе назвалась, и ее без лишних формальностей допустили вглубь. Дверь открыл совершенно голый мужчина с полотенцем на шее. В натуре иностранец смотрелся не очень. До реальной встречи он представлялся ей, пусть не новым, но кожаным, фирменным, добротным ремешком. А сейчас перед собой увидела потрепанную, штопанную, трикотажную тряпку.
Американец галантно с легким наклоном головы пропустил девушку в номер. Перебросились ничего не значащими, однако, необходимыми при первом знакомстве фразами. После непритязательной беседы Анжелика удалилась в ванную, заметив: Майкл говорил на чистейшем русском без акцента. Даже пытался имитировать столичное аканье, но часто терял контроль над речью, поэтому она казалась искусственной и нарочитой.
Попробовал войти в нее, удивился, поморщился, отступил. Сказал: нет никакой выгоды от девственницы. Белье перепачкает. Она сидела на краю кровати сконфуженная и страшилась одного: не заплатит. Иностранец отвернувшись молчал, будто тяжело о чем-то раздумывал. Пока он так сидел, быстренько оделась и подкрасилась. Очнувшись, выложил щедрую пачку долларов вдвое больше оговоренной суммы. Начал издалека. Долго расспрашивал о родителях, образовании и целях на будущее. Анжелика правдиво, без приукрашивания рассказала. Несмотря на то, что у них ничего не получилось, Майкл уже успел странным образом расположить и вызвать на небывалую откровенность. Да и кому довериться, если он единственный человек за много лет с интересом и вниманием готов слушать ее. Ловила момент. Выговаривалась. К тому же у сердца во внутреннем кармане джинсовой жилетки нежно хрустели банкноты. Девушка сообщила, как пыталась совершить убийство, но под ободряющие кивки и улыбку американца, внезапно испытала нечто похожее на гордость от задуманного и сожаление о неисполненном поступке. Получала наслаждение от исповеди своей короткой, никчемной и бестолковой жизни. Мучительная боль разливалась по конечностям и разрывала фейерверками виски. Поклялась бы на Библии, которую в глаза не видала: испытала ментальный оргазм без единого прикосновения. Ощутила острую зависимость от Майкла. Американец, точно накинул на нее строгий ошейник, посадил на цепь, привязал к себе невидимой, прочной нитью.
Разговор грозил разлиться тревожащей тишиной. Анжелика боялась ее за долгие годы немоты пуще смерти. Она расплакалась, пожаловалась: не знает, зачем ей дальше жить, чем заниматься. Майкл молчал и взвешивал каждое слово. Пытался найти кнопку, на которую ему придется жать впредь, чтобы управлять этой взбалмошенной русской. Отыскав нужную, посоветовал немного подучиться и пойти в политику. Дал адрес, они расстались.
Девушка начала посещать семинары по повышению гражданского сознания, проводимые одним из неправительственных фондов. Учиться и размышлять она не умела и не любила. Механически запоминала и записывала постулаты, изреченные тамошними, правильнее назвать их инструкторами, чем преподавателями или педагогами. Учили приемам словесного боя, различным риторическим уловкам, способам психологического давления на оппонента в споре. Вопросы и диспуты, стихийно возникающие на лекциях, не приветствовали, всячески игнорировали. От пытающихся думать спешили под разными предлогами избавиться. Анжелика поняла главное: молчать и подчиняться. Если спросят, повторять заученное и, не совсем же казаться дурой, немного импровизировать в русле пропагандируемых тезисов. Это было совсем нетрудно, привычно. Она так училась в школе. Полезла в гору. Выдвинулась. Через полгода получила международный диплом о высшем образовании. Через год, при непосредственном прожектерстве Майкла, сдала на магистра. Среди лекторов мелькали американцы, поляки, прибалты, англичане. Многие из них, грубо говоря, «подкатывали яйца», звали замуж и за границу. После первого неудачного опыта Анжелика замкнулась и втайне ненавидела всех этих писькастрадальцев. Мало верила в проповедуемую ими «правду о России», но они платили неплохую стипендию, дали в обучение новичков и обеспечили хоть каким-то социальным статусом.
Аркадий слыл опытным оппозиционным политиком. Ковырялся в гуще фальшивых лозунгов и обещаний для народа еще с развала империи. Девушка смотрела его, посеребренного, подтянутого с озорным блеском в глазах по телевизору, а встретиться с ним вживую на курсах гражданского права и мечтать не могла. Вблизи, не с экрана и рекламного стенда Аркадий впечатлял больше: кипучей деловитостью, соленым, не пошлым, разжигающим юморком, живостью и стремлением куда-то идти и вершить дело. Он не приставал, не намекал, не юлил и не пускал слюни, схватив взглядом какую-нибудь красотку, а говорил напрямик, что ему от нее надо. А вот к Анжелике не приставал, тем самым распалял ее жгучее недовольство, любопытство и похоть. Она гадала: гей, импотент, женоненавистник? Два последних предположения отпали сразу. Навела справки. Разведен дважды. От первого брака остался сын. Да возле него постоянно крутились девахи модельной внешности. Он подсаживал их в машину, будто молодых курочек на насест. Но на людях ничего лишнего не позволял. Может быть, и наедине с ними. Все-таки уже к пятидесяти клонило, или есть (ах, противный!) друг. Пробовала с ним флиртовать. Политик легко шел на контакт и на поводу ее настроения. Девушке захотелось поиграть с ним в «оттолкнуть-приблизить», а то и вовсе не замечать. Мужчина ответил тем же, обозначив тупик в отношениях. Ни один парень с ней еще так сложно и странно не поступал. Не знала, какую применить тактику к неуловимому политику. Взгляды его, бросаемые украдкой, исподтишка обнадеживали. За напускным равнодушием могла скрываться страсть. Вскоре ситуация разрешилась сама собой.
Признание состоялось в пустой аудитории, неожиданно, когда стулья были еще теплыми, за дверью только стихли голоса разошедшихся прочь слушателей. Он схватил ее за руку, погладил по голове, заправил выбившуюся прядь за ухо, шепнул вдогонку, типа, комплемент. Почувствовала себя в знакомой стихии, усмехнулась хрипловатым и соблазнительным, по ее мнению, смехом, уперлась политику в грудь ладошками, Аркадий рванул больновато, возбуждающе за волосы, прижал к щетинистому подбородку и стал обгладывать девичьи губы своими, пустил в ход язык. Глубокий, волнующий поцелуй произошел сам собой. И если бы Анжелику много позже спросили, почему они поцеловались, и она не воспротивилась, не закричала, ни за что бы объяснить не сумела.
В общем, их, что называется, подкараулила любовь на легких лапах. Тихо, не слышно. И не поняли, не разобрались сразу. Очнулись спустя десять дней, где-то у него на одной из секретных квартир. Ни охраны, ни иной челяди не было. В холодильнике пусто и выпить ноль, батарейки у мобильников издохли. У него посыпался график политических демонстраций и мероприятий, она не выходила на работу. И, если честно, не хотела. Уверилась: поймала дорогого бобра. Он ей и хатку выстроит и сокровищ с мутного дна нароет. Зато Майкл знал про них, следил и дежурил, истекал потом под солнцем, когда Анжелика, обессиленная от постельных затей, с кругами под глазами, выбегала в ларек за перекусом и спиртным. Мокнул под дождем, когда Аркадий примерял ей в бутике сапоги к сумке. И слушал, слушал: стоны, признания, всхлипы. Жучки везде, и верные агенты американца тоже.
Любовная лихорадка спала, с дерева слетел первый желтовато-алый лист, любовники встряхнулись от наваждения друг к другу, занялись тем, чем занимались прежде, хотя продолжали встречаться, но реже, прохладнее. К удивлению девушки ее не уволили, ведь она оформила отпуск день в день! Сама Анжелика этого не помнила. Политику передышка также пошла на пользу. В его отсутствие возникли какие-то давние финансовые трения. Открыли уголовное дело, искали, вызывали на допрос. Команда подсуетилась, кому-то сунули, кому-то уступили, и от Аркадия отстали, он ничего не знал, материализовался незапятнанным, прежним бунтарем против бюрократической и коррупционной системы на белом коне и по старой привычке девяностых с гранатой в багажнике.
Майкл снова напомнил о себе. Дал понять забывчивой девушке: она всем ему обязана и должна выполнить последнее задание, после чего получит бонусом вид на жительство далеко, пластическую операцию и новую, важную должность. Никому ничего не расскажет, не подставит друга Аркадия, они крепко дружат с перестройки, если она устроит то, чего хочет он.
Дикое, дурацкое требование, которое нетрудно исполнить. Главное просто, неопасно. Зато дальше – рай! Исполнение всех желаний и круче. Воспламенит костер чувств, притушенный серыми буднями, пообещает сексуальные игры, от которых раньше тошнило и проведет Аркадия под руку, если понадобится, через все круги ада.
Они просидели всю ночь в кафе. Из него хорошо просматривался дальнейший маршрут. Напоминали снулых рыб, чудом вырвавшихся из аквариума, где им подсыпали в тарелки корм, обкуривали горячим кофе, дорогими сигаретами, меняли пепельницы и ведерки со льдом. Всячески усыпляли внимание, чтобы оставить в уютном, безопасном месте, но любовники предпочли комфорту свободу и неизвестность.
Теперь бредут в пелене из обрывков сонного разговора. Утренний туман белым саваном заворачивает одинокие фигуры, приближающиеся к причудливо изогнутому строению, зачем-то устроенному посуху в центре города. Кремлевские звезды тускнеют. За кирпичной стеной светятся окна, там еще не разошлись, решают, ждут. Или бы так это кому-то хотелось. Нет!
Окна светятся без причины, лишь потому, что включены лампы. В позолоченных залах пусто, торжественно.
Преодолена половина пути. У перил моста вырисовывается бородатый рыбак, паромщик?
Что можно выловить из голого, натертого до блеска шинами автомобилей асфальта, или кого перевезти через реку, состоящую из камней и бетона? Он все же ловец. Наемный отниматель душ. Вместо удочки пистолет. Бородач жестами показывает провожатой убраться и лениво прицеливается. Та, дисциплинировано, без лишних движений и воплей, отталкивает ничего непонимающего Аркадия и уходит с линии огня. Несколько пуль вспарывают грудь. Присевшее, скрученное в комок тело, упокаивается контрольным выстрелом в голову.
Анжелика живет за океаном, перенесла уйму пластических операций, имеет ухоженный газон, дом, автомобиль. Работает ведущей на телевизионном канале, вещающем лапотным странам о подлинной демократии.
Она богата, бесплодна, одинока, и, наверное, счастлива. Ведь желать ей больше нечего.