Автобус запаздывал. Особо нетерпеливые прислоняли свои сумки к кривой лавке, выглядывали на пыльную дорогу в надежде увидеть рыжеватую буханку пригородного пазика. Солнце пекло, ждать становилось все труднее.
- Петровна, а ты куда? – сосед в выцветшем галифе присаживался на лавку.
- Куда я могу ехать, Сеня? Да к своему… - не договорила Клавдия. Сухой рукой машинально расправила юбку на коленях. «Подол отпоролся, надо подшить», - успела заметить мельком.
Если б только можно было как-то скрыть, что ее племянник Славка в детдоме… Такой неудобный и слишком очевидный для деревни факт выпирал в семье Синебрюховых, как бородавка на носу. Жить с этим приходилось Клаве внутренне словно сутулясь. Она не оправдывалась ни перед кем, но и первой разговора на эту тему не затевала. Знала, что ее осуждают и жалеют одновременно, и от этой смеси порой так тошно делалось, что хоть вой. А вот Зина, сестра Клавдии, напротив, никаких таких душевных мук не испытывала. Давно променяв всякие сложные чувства на стакан, Зинаида плавно, без угрызений, скатилась до того, что и вовсе перестала интересоваться единственным сыном. Ну, подумаешь Славик в детдоме, так не на улице же? Да и Клавка к нему ездит по пятницам. И слава богу.
Варенье, блины, немножко пряников, коричневый кулек карамелек, яблоки и баночка тушенки, обернутая шуршащей «Правдой», - особый подарок к сегодняшнему дню рождения Славика. Клавдия пересмотрела свои гостинцы. Вроде бы ничего не забыла. Всю дорогу думала, подарить рубль племяннику или не стоит. Вдруг ему чего-нибудь очень хочется, а попросить стыдно?
Деревянный зеленый фасад детдома выглядел ни хорошо, ни плохо. Сразу нельзя было понять, что в этом двухэтажном доме находится - то ли санаторий, то ли музей, лето кругом, тоски из-за зелени не видно. Только глаза выбежавшего навстречу Славика разом гасили все яркие краски. Большие, карие, бархатные, как у олененка, они смотрели пронзительно, до дрожи. «Все, дам рубль сегодня», - решилась Клавдия, хотя от природы была жадновата. Мышью промелькнула мысль: а не откупается ли она от совести этими деньгами?
_- Привет, Славик! Ну, как дела? Поздравляю тебя! Совсем большой уже, 12 лет! – Клавдия протянула руку погладить племянника по волосам.
- Спасибо, нормально, – ответил мальчик, но от ласки неуверенно увернулся.
- Принимай подарки, тут я тебе много вкусного привезла, ребят угости, не забудь, - тетя принялась выкладывать на обшарпанную тумбочку кульки и банки.
- Спасибо.
«Других слов что ль не знает?» - подумала Клавдия, но сердце сжалось так, что совсем невмоготу. «Все, иду к директору, спрошу, когда и как можно мальчонку забрать. Плевать, что Иван скажет!»
- Славик, посиди в комнате, я сейчас, ладно? Сумку мою постереги, я быстро!
«Все, как директор скажет, так и сделаю. Скажет «хоть сегодня» - увезу сегодня. Клавдия раскраснелась от своей решительности. Никогда она не позволяла себе ослушаться мужа. Все, что оставалось, - положиться на волю директора. Выдохнув и на всякий случай и перекрестившись, Синебрюхова постучала в дверь с жестяной табличкой «директор». Никто не ответил. Войти не решилась. Постучала еще раз – тишина. Легонько нажала на ручку и толкнула дверь вперед – глухо, заперто, никого нет. Некому сегодня решать, можно забрать Славика или нет, - ни случаю, ни кому бы то ни было еще. Ждать времени не было, да и уверенность в том, что она правильно поступает, просела, как опара на блины. Клавдия побрела длинным казенным коридором обратно в комнату к Славику. Он все так же сидел на кровати, положив руки на колени. И глядел на Клавдию оленьими глазами. Он никогда ничего не спрашивал, не просил, и тем еще более разрывал ее сердце.
- Вот и я, - искусственно бодро сказала Клава. – Слав, я уже много раз тебе говорила и еще скажу: мы заберем тебя с дядей Ваней, когда купим новый дом. Наш-то крохотный, вот-вот развалится. Потерпи маленько, ладно?
Славик молчал, рассматривал ногти на больших пальцах.
- Вот дуреха! Чего сижу! У меня ж подарок для тебя еще есть! Рубль! Купишь, что хочешь. Это от нас с дядей Ваней.
Клавдия полезла в сумку, долго копалась, хмурилась, щурилась, села с опрокинутым лицом на край кровати.
-Ничего не понимаю! Был же рубль, я ж специально для тебя отложила! Куда делся?
Славик снова молчал. Клаве стало стыдно и неудобно. Она снова открыла кошелек на «поцелуйчике», пошарила по дну сумки – не нашла.
- Сынок, прости, затерялся, видать. Хотела тебе подарить – нету. Ну, в другой раз подарю, не обижайся. Пора мне на автобус. Жди в следующую пятницу.
Поправив юбку, словно стряхивая с нее невидимые крошки, Клавдия Петровна поднялась и быстро вышла из корпуса. Недоумение и растерянность сменились липкой и неприятной мыслью: Славик украл рубль, когда она к директору ходила! Ну, точно! А как еще! В детдоме еще не тому научат. Недаром глазки невинные, как у ангела, разве на такого подумаешь? Вот сученыш, Зинкино отродье, хорошо, что к себе не взяла, полдома бы вынес! Клава разозлилась не на шутку. В душу словно плюнули.
По пятницам все тот же автобус отвозил Клавдию в детдом, только сумки ее после того дня рождения стали чуть-чуть легче. Не забыла тетя, что племянник свой же подарок украл, поэтому то лишнюю конфету для него пожалеет, то печенье положит, да после отнимет пару штук. Жалость кричала, а жадность тихонько нашептывала. И под голоса этого странного дуэта прошел не один год. Муж Иван по-прежнему твердил, что взять Славика к себе они не могут – самим тесно. Вот когда будет новый дом – тогда возможно. Но и то вряд ли. Зинка Ивану очень не нравилась, а в том, что мальчик на нее, может быть, совсем не похож, – над этим ему задумываться не хотелось.
Славику стукнуло шестнадцать. Он пошел учиться в строительное училище. Старательно замешивал раствор, научился ловко командовать «майна» и «вира». Общежитие выделило ему комнату. Начиналась совсем другая, взрослая жизнь. Тетя Клава наведывалась все реже, на здоровье и дядю Ваню жаловалась все чаще. Синебрюховы собирались перебираться в новый дом, осталось собрать последнюю часть денег – и можно будет переехать в просторное жилище, чтобы «спокойно встретить старость», как любила говорить Клавдия. Славик стал более разговорчив, тетю Клаву теперь провожал до остановки, иногда даже целовал в щеку, которая потом долго горела. «Хороший был бы сын», - все думала Клавдия, но никак не могла понять, где и что она упустила. Чувство это не покидало ее, въелось крепко, как запах горькой полыни.
В одну из пятниц в окно Синебрюховых негромко постучали. В проеме показалось дробненькое личико почтальона Ларисы. Клава защелкала крючками и замками:
- В дом-то пустишь, Петровна?
- А что случилось, Лариса?
- Перевод тебе пришел на почту. Большой. Не понесла, не положено, сама иди получать.
- Какой перевод? Ты не путаешь, Лариска? Неоткуда мне переводов ждать, – Клавдия быстро-быстро заморгала.
- Да что там путать? Племянник твой прислал. Иди, получай.
- Ничего не понимаю… Но спасибо, спасибо, пойду.
Клавдия быстро засобиралась. Иван насторожился:
- Куда собралась-то? – с недопитой кружкой чая он выглянул из кухни.
- Ваня, там Вячеслав деньги нам какие-то прислал!
- Ну, так пора уже рубль-то вернуть! Сколько ты ему сумок перетягала?
- Не начинай, прошу тебя. Только зря тебе рассказала, - Клавдия хваталась то за платок, то за очки.
На маленьком прямоугольном бланке значилась большая сумма денег и приписка неровным почерком с обратной стороны: «На новый дом. Спасибо за все, тетя Клава и дядя Иван. Ваш Славик». Сухим пальцем Клавдия Петровна вытирала из-под очков слезы, выписывая из паспорта данные. Ну, надо же… Откладывал стипендию, зарплату. Не доедал, наверное. Надо будет вернуть. Обязательно вернем. Как переедем. Клавдия сложила деньги в целофановый пакет, перетянула его резинкой, положила на дно старой, любимой сумки, подкладка которой уже в нескольких местах нагло прохудилась и требовала ремонта. Всю дорогу до дома она несколько раз просовывала руку в сумку, все проверяла, не потерялся ли неожиданный и такой нужный подарок. Ближе к дому проверила еще раз. Рука приятно нащупала пузатый целофановый сверток и что-то еще, небольшое и твердое. «Пуговица», - подумала Клавдия. Зажав ее в руке, достала. Разжала кулак – на ладони лежал рубль, именинный, железный, когда-то потерянный в детдоме.