К ночи небо прояснилось, и у подножия сопок заметно похолодало. Несильный, но ровный тягун гнал снежную пыль по склонам, собирая в белые ручейки, наметая сугробы у скоплений стеклянной травы.
Ветер шуршал, шелестел, гудел в щелях скал, бормотал заклинание, бесконечный морозный речитатив. Это снежный хозяин, невидимый карлик, бродил в струях вьюги, глядел с неба красным глазом небесной лисицы. Шептал на ухо путнику, завораживал, пытаясь сбить с дороги, свести с ума, завести в гиблую трещину ледника, прикрытую сверху лишь тонкой снежной коркой, чтобы выпить его тепло, его жизнь из разбитого о камни тела.
Но у ледяных цвергов есть собственный родовой заговор, броня для ума, послание к предкам. Каждый учит его в раннем детстве, едва начав говорить, и поёт под нос, бродя по ледяной пустыне.
Субур уже два года гордо носил на груди, над сердцем, знак рода из впаянных в кожу золотых нитей. Но до сих пор боялся остаться один в ночном поле, царстве снежных карликов, похитителей рассудка.
Бабка говорила, что снежники сродни духами и только наполовину во плоти, потому могут лететь вихрями в свете луны над гладким настом, кружить с поземкой над сопками, творя свои темные заклятья, насылая порчу на живых, тревожа мертвых.
Тогда, в теплой пещере в недрах ледника эти истории казались смешными и глупыми сказками, но сейчас, под взглядом небесной лисы они стали явью. В завихрениях пыли над вершинами сугробов виделись большеголовые, тощие фигуры древних колдунов, живших на этой земле задолго до цвергов.
Широкая спина родителя, его мерное дыхание и гортанная дорожная песня, успокаивали, не давая ужасу сжать горло. А еще радость удачной охоты. Такой добычи давно не случалось. Новая колония байбаков оказалась непривычно большой, Значит, льдянка была обильной, недаром зверьки накопили столько жира. Теперь оба добытчика несли за спиной по два десятка тяжелых тушек. Это еда на месяц, можно потерпеть.
Поселок уже близко, к утру должны дойти. Нужно успеть до метели, потому Рудгур и не хотел вставать на ночевку. Субур представил, как будут рады сестренки, ведь они смогут сшить из шкурок новые шапки и унты. А уж жира для ламп хватит на три луны. С теми самородками, которые нашли в семейной штольне, зима пройдет сытно. Лишь бы не продешевить, хорошо поменять товар на рынке в Морморике.
Отец резко остановился и поднял вверх кулак, приказывая застыть на месте. Вечерняя изморось давно осела и гладь долины внизу ясно видна до самого горизонта. Охотники стояли на склоне перед засыпанной снегом ложбиной. Льдянка там не росла, слой сугробов слишком велик, хрупкие веточки не могли пробить такую толщу.
Гладкий, вылизанный поземкой наст блестел в свете звезд и луны, словно покрытое тончайшим узором чеканное серебро. И вдруг рисунок перечеркнула мутная полоса, словно по нему мазнули метлой.
– Назад, быстро! – прошептал отец.
Цверги принялись осторожно отступать вверх по своим же следам.
Всего в сотне шагов гладкое поле вздрогнуло, просело, образуя темную воронку. К небу поднялось острое белое рыло с темным пятном носа и торчащими щетками усов. В приоткрытой пасти блеснули желтые клыки. Слепой хищник решил понюхать воздух. На счастье охотники стояли на наветренном склоне, и тягун сносил запахи к сопке, зато зловонное дыхание зверя накатило волной, усилив ужас. Оба замерли, боясь даже шевельнуться. Вокруг тянулись вверх раскидистые ледяные кустики. Стоит тронуть хоть веточку, и звон раскатится по ночной равнине.
Снежные черви, самые опасные обитатели горных равнин. Огромные слепые хищники, свирепые и ненасытные, поджидают жертву, скрываясь под настом.
Рыло ворочалось в яме, подставляя охотникам то правую, то левую сторону. Субур не мог отвести от него глаз, уже подсчитав волоски в усах, количество зубов и вдруг заметил чуть выше пасти метку, чёрное пятно, похожее очертаниями на направленный вперед наконечник копья.
«Тот самый? Меченый? Но ведь его шкура висит на входе в поселок? Или это был другой?»
Парень покосился на отца.
«Он заметил?»
Сколько живут шестилапые хищники, никто не знал. Все они были покрыты молочным мехом от темного носа до кончиков когтей, и только один носил чёрное пятно, роковую метку. На памяти рода это первый червь, который напал на посёлок.
На вершинах скалистых сопок, в недрах старых ледников цверги чувствовали себя в безопасности. И, как оказалось, зря.
Старый самец среди белого дня поднялся по склону, распугал сторожевых лис и забрал сразу шесть жизней. Среди них был прадед Рангара. А его сын, Сурган, дед Субура, струсил и сбежал, бросив отца. Покрыл позором себя, и весь свой род.
В тот день многие запомнили зловещую метку на морде червя, глядящее вперёд черное копьё.
Охотники поселка долго выслеживали червя, наконец загнали его в глухой распадок, сообща добили, и принесли шкуру в посёлок. Правда, куска с морды на ней не было. Сказали, что исполосовали гарпунами и рогатинами.
Неужели отцы соврали, чтобы успокоить стариков и женщин?
«А что если Меченый снова пришёл за душами цвергов?»
От неподвижности ноги затекли и замерзли, но нужно терпеть. Два охотника с гарпунами не противники снежному червю. Скорее желанная добыча.
Наконец морда скрылась под настом и дрожание разводов показало, как зверь уходит на другую сторону ложбины. Подождав еще немного, отец дал сигнал уходить. И только на вершине холма остановился, сбросил ношу и уселся прямо в снег.
Сын рухнул рядом. Его тоже едва держали ноги. Лежи хищник тихо, семья лишилась бы обоих кормильцев.
Ругурд озадаченно смотрел вниз, на распадок, бормоча под нос:
– Огромный, клыки сточены. Не молодняк бродячий. Чего ему тут надо?
– Ты видел? У него пятно на морде, то самое. Это он, Меченый…
– Не пори ерунду! – отец обернулся, тонкие губы сжаты до тонкой нитки, глаза сощурены в бешенстве. – Его шкура на стене висит. Все это знают! И помалкивай! Я сам со старшими поговорю. Не вздумай свои выдумки вспоминать! Мало нам позора от Сургана и бабки твоей.
– А если он в поселок идет? Нужно же облаву собирать…
– Я сказал, не твоё дело! Вставай! Теперь придется делать крюк, это лишних три часа. До рассвета можем не успеть. Пойдем через Шатры Татз.
Субур вздрогнул и поёжился. Вернуться с первыми лучами считалось плохой приметой. На год удачи не будет. Но идти через кряж, по нагромождению каменных столбов и ледяных наплывов? Неизвестно, что хуже. Была и еще одна причина бояться, гораздо хуже. Считалось что Шатры, это разбитая в незапамятные времена твердыня, мертвая крепость снежных карликов. Но Ругурд крепко стоял на земле и с презрением относился к суевериям, если они не касались простых и ясных вещей – везения в охоте и защите от врагов.
На гребень горы Татз вела узкая, едва приметная тропа, помеченная кучками серого плитняка. К подножию самой большой цверги положили по крупинке меди, подношение духам-хранителям. Дорожка огибала утесы, петляя по уступчатому склону, и ныряла в расщелину. Здесь уже выбоины от металла на гранях камней указывали куда идти. Но пришлось достать из укладки гарпуны со стальным крюком – незаменимое орудие для лазания по скалам, и привязать к унтам подошвы с медными шипами.
Обычно путники, поднявшись на плоскую вершину, сразу же спускались на другую сторону, в охотничьи угодья. Отцу с сыном предстояло пройти вдоль всей гряды, обходя долину с опасным гостем.
Оплывшие, выветренные столбы серого сланца, укрытые белыми шапками, высились в лунном свете, расчерчивая снег причудливыми тенями. Издалека они, в самом деле, напоминали руины гигантского замка, но вблизи казались обычными скалами, источенными льдом и временем. Сколько не вглядывался парень, но следов обработки найти не мог. Может отец прав и легенды о битве при начале времен, это только россказни стариков.
От таких рассуждений становилось спокойнее. Нет злобных духов прежних хозяев Заснежья, нет древнего проклятья и зловредных карликов-стражей, путающих пути. Обычные камни, сугробы и причудливые тени.
Снег между скалами был довольно тонок. Частые ветра сдували промерзшую ледяную крошку на склоны. Острия гарпунов, на которые, как на посох, опирались путники, частенько пронзали его, упирались в камень.
Теперь вид уже не казался зловещим, скорее наоборот – величественным и умиротворяющим. Свет луны струился по искристому сланцу, и он мерцал, словно светился изнутри.
В памяти сами всплывали бабкины рассказы, славные герои и забытые древние города, баллада про короля людей и Радгора-воителя. Замечтавшись, юный цверг даже перестал шептать бесконечный дорожный заговор.
Камень под ногой хрупнул. У лица мелькнул снег. Гарпун в правом кулаке ударил по камню, вылетел из мгновенно онемевших пальцев, и повис на шнуре, но левый зацепился крюком за край трещины. На нем и повис Субур, сжимая ладонью оплетенную кожаным ремешком рукоять, скребя шипами подошв по гладкой грани утеса, не находя опоры.
Масса льда и снега ухнула где-то внизу, вверх по узкой расщелине взметнулось облако пыли и инея. После удара правая рука не слушалась, не будь на ней рукавицы, ребро камня сорвало бы плоть до кости. И всё же нужно поднять её, трещина перед самым лицом, нужно зацепиться, если крюк сорвется…
Под ногами только тьма, судя по звуку, лететь далеко.
Пальцы кое-как нащупали уступ, и вдруг взорвались острой болью. Это отец, воткнув привязанные к поясу гарпуны в лёд, тянул вверх за отбитую кисть.
Оба охотника молчали, только пыхтели от напряжения. Субур лег грудью на край, выбросил вперед руку с древком, вонзив острие в плотный снег, подтянулся вперед и перекинул ноги через край. Отполз от пропасти на два шага, растянулся, тяжело дыша. И только теперь понял, что можно было избавиться от висевшей за спиной добычи, облегчив вес.
Старший поднялся, отряхнул шкуру, выдернул из камня оружие.
– Вставай, идти еще далеко.
Сын промолчал, вскочил, приводя себя в порядок. Он знал, сейчас не время для поучений, все, что думает о его промахе, глава семьи скажет дома, у очага, в присутствии всех родичей.
Стоило на мгновение замечтаться, отступить на шаг в сторону от следов отца, не проверив дорогу перед собой, и смерть уже заглянула в лицо.
«Знал же, нельзя поддаваться очарованию Каменных Шатров! Даже своим видом они затуманивают разум, проникают в душу. Древнее колдовство мертвых стражей Татз все еще опасно».
Теперь младший старательно следил за дорогой, повторяя родовой заговор, отводя от себя морок.
Путники почти миновали гребень кряжа, когда отец снова остановился, подняв кулак. На этот раз сын отреагировал вовремя.
– Ложись! – услышал он и рухнул в снег.
Охотники поползли вперед, к пролому у края скалы между двумя короткими остроконечными зубцами. С обрыва хорошо видны и склон кряжа, и равнина у подножия. По синему полю ползла колонна путников, приближаясь к затаившимся цвергам.
– Ждем! – прошептал старший, осторожно засовывая гарпуны в ременные петли на спине, готовясь к возможному бегству.
Зрение у потомственных рудокопов было не слишком хорошим, но зато они отлично видели в сумерках подземелий и ночью, под звездами. Помогала и спящая Небесная Лисица ярко сияя даже сквозь редкие перья облаков.
По равнине вереницей шли люди. Они были выше и стройнее цвергов, одежда, шита мехом наружу, украшена дешевыми подвесками из кости и камня. Два с лишним десятка. Взрослые и подростки. У мужчин на спине тюки с поклажей, у женщин на груди люльки с детьми, но руки у всех стянуты за спиной и связаны меж собой длинной верёвкой. Передний конец держит в руках всадник на двуногом пернатом ящере, до макушки закутанный в меха. Субур уже понял, кто пожаловал в долину.
Лемор, наездники-каннибалы, повелители зубастых ширах. Прежде они часто совершали набеги на северные селения, но после великой битвы у восточного рога много поколений назад, о них больше никто не слышал. Тогда племена людей и цвергов объединились против общего врага, забыв вражду. Призвав на подмогу магов Кромнебурга, зажали орду в долине и истребили под корень. К отрогам Подпорки Небес сбежали лишь ящеры без всадников.
– Деревня у хвоста оленя, – прошептал старший.
Там, у конца гряды жили люди, охотники на сов и байбаков. Крохотное селение из трех семей, и судя по всему, все её обитатели тащились сейчас по равнине, связанные цепью.
Сзади вереницу охраняли полтора десятка всадников на ширах. Хищные твари, покрытые белым, с черными крапинками, пухом высоко поднимали когтистые птичьи лапы с жесткими перепонками меж пальцев. Среди них выделялся молодняк, мельче и темнее окрасом. Чуть в стороне один из наездников, щёлкая бичом, подгонял еще троих мужчин в драных нижних рубахах с темными лохмотьями вместо рукавов. Субур понял, что у всех нет рук! Ящер щёлкал зубами над самым плечом пленников, пятясь укусить, но наездник каждый раз осаживал его поводьями.
Колонна проползла мимо. Многие наездники просто спали, зарывшись в перья. Но последний, дозорный зорко следил за окрестностями. И вдруг остановился, глядя в сторону цвергов, щёлкнул поводьями. Ширах издал резкий вскрик и понесся вверх по склону.
Добытчики упали лицом в снег. Когда старший, наконец, выглянул из-за камня, колонна была уже далеко.
– Ветер с горы! – прошептал Ругурд. – Они нас учуяли.
– Руки! – прошептал Субур. – У троих, последних нет рук!
– Скормили ширхам. Так они точно не убегут. На ящерах три мертвых лемора. Наверняка наказали тех, кто их убил, в назидание остальным. Еще и опоили, видел, как они идут?
Субур припомнил. Калеки брели, спотыкаясь и шатаясь, тупо глядя под ноги и явно не понимая, что с ними происходит.
– Удобно, мясо само идет, не нужно тащить.
– Сколько они так выдержат?
– Недолго. Наверняка орда поблизости, за хребтом, а там… Как бы скоро дальше не двинулись. Нужно собирать совет родов.
– Может, предупредить людей? Тут же рядом ещё две деревни.
– Нам нет дела до людей. Нужно спасать свое племя.
– Но бабка говорила…
– Забудь, что болтала эта старая ведьма. Мало того, что спуталась с человеком, так ещё тебе голову задурила… Или хочешь сам без рук остаться? Вставай, торопиться надо!
Теперь уже старший не боялся вернуться на рассвете.
Охотники отползли на полдесятка шагов, только потом поднялись на ноги. Субур еще раз обернулся к пролому в камнях и застыл на месте. Там, где они недавно лежали, стоял пустынник. Полупрозрачный тощий карлик с большой головой, ростом едва до груди цвергу. Тело соткано из снежной пыли и измороси, за плечами, словно плащ, трепыхается крохотный вьюжный вихрь.
Призрак, смотрел на парня белыми водоворотами глаз. Потом шагнул назад и соскользнул с обрыва, исчезнув внизу.