Старый сарай
В дальнем углу заброшенной усадьбы доживал свой век старый сарай. Всё, что от него осталось, - поросшие вьюнком да вездесущей крапивой несколько брёвен да чудом уцелевшая стропилина, как указующий перст воткнувшаяся в бескрайнее небо.
Перед тем как проскользнуть в логово, устроенное в его "чреве", лиса при-слушалась, тявкнула еле слышно и скрылась в тёмной норе. Удобнее места для жилья вряд ли можно было придумать. Много полёвок развелось в брошенной деревне, только успевай ловить.
Всякий, кто увидит развалины, подумает, что эта куча трухи ни для чего не пригодна. Не торопитесь с выводом, а лучше придите рано поутру, замрите и слушайте. Если повезёт, услышите, о чём тоскует старый, верно послуживший сарай.
Не думайте, что он всегда был таким. Многое он помнит, о многом может рассказать, было бы кому слушать. Вот только до сих пор не может понять, почему пере-стал приходить к нему хозяин. Всё надеялся: вот-вот послышатся шаги, но шло время, а не хозяин. Неумолимое время. И всё же он ждал и тосковал. Тосковал по ласковым рукам, по запаху свежего сена. Особенно тоскливо становилось ему в долгие зимние ночи, когда вьюга, завывая в прохудившейся крыше, наметала сугробы. В такие дни он особенно чутко прислушивался, но, кроме стона стропил да покряхтывания брёвен, ничего не слышал. И с каждым днём всё больше слабел и слабел, всё ближе припадал к земле, всё ещё надеясь услышать Его шаги.
Сарай помнил, как каждый раз, перед тем как начать покос, хозяин прихо-дил проверить его, очистить от прошлогодней трухи, сменить прогнившую доску на крыше. Любил сарай эту пору. Задолго чувствовал заглушаемые сырой травой шаги, широкие, уверенные. Но прежде до него долетал терпкий запах мужского пота и самосада. В такие минуты сарай весь напрягался от нижнего венца до последней стропилины.
Пастушья дудка ещё не пропела, созывая бурёнок в стадо, а хозяин, босой, в просторной холщовой рубахе, шёл по росной траве, всматриваясь в зоревые сполохи на востоке. За сараем, в кустах бузины, безумствовал влюблённый соловей. Замирая на мгновенье, чтоб перевести дух, вдруг выдавал такое коленце, что ноги сами останавливались, боясь ненароком потревожить, нарушить гармонию просыпающейся природы.
С глухим стоном упала подпиравшая ворота палка. Ворота распахнулись настежь – и с лёгким скрипом в сарай скользнула струйка света, а вместе с ним в застойный, затхлый сумрак ворвался аромат только что испеченного хлеба. Вошёл хозяин. Осматривая сарай, он то недовольно теребил бородку, завидев прилепившиеся к стропилам осиные гнёзда, то улыбался, как младенец, наблюдая за неугомонными ласточками-касатками. Закончив осмотр, вышел из сумрака сарая, всматриваясь и вслушиваясь в родные звуки просыпающейся деревни. Сила так и играла в его налитом теле.
- Красота! Так и быть, завтра, с утречка, да с божьей помощью…
Сарай был готов принять всё сено, которое пока травой стояло перед ним. Все слышали слова хозяина: и лютики, что разбежались по усаду беззаботно, и облачка ромашек, и васильки. Глядя на них, сарай от умиленья пустил смолистую слезу. Вот и пришла покосная пора. То-то вечор "звенела" вся деревня. И поутру уверенно шагают широкие ступни по влажной от росы траве. Штанины хлопают по икрам, а навстречу - босой смеющийся малец бежит среди щекочущей травы. Мгновенье – и, захлёбываясь страхом счастья, взлетает над травой.
- Расти, сынок! - кричит отец вдогонку. - Расти…
Всё это было. Сарай всё это видел. Это теперь он старый, а тогда … Притих сарай, прислушиваясь к тяжёлым вздохам брёвен, готовых рассыпаться в труху. " Вот если бы пришёл хозяин да залатал бы крышу, заросшую зелёным мхом, что давит тяжким грузом. Быть может, и вернулось бы то утро с запевкой соловьиной… "
… Ещё не успели растаять в утреннем тумане соловьиные трели, а уж потемнела на плечах косца рубаха. Ш – шик – шик - оселок едва касается лезвия, и вновь покорно падает трава. Слепни, осатаневшие от запаха разгорячённого тела, упиваются безнаказанностью. Воздух загустел от увядающей травы. Покос… Страдная пора! В конце прогона хозяин распрямился, пучком травы по лезвию косы прошёлся, довольный посмотрел на полные валки. И вновь звенит, поёт коса...
…По ночам, забитый доверху душистым сеном, сарай блаженствовал. Сколько раз он заполнялся и пустел. Сколько слышал вздохов и страстных стонов по но-чам. Сколько раз под застрехой ласточки высиживали своих птенцов…
Улетали птенцы, улетели и подросшие дети, а вскоре перестали распахи-ваться широкие ворота, через которые он наполнялся душистым сеном.
С тех пор так и стоит сарай с прогнившей крышей и золотистой слезинкой на нетронутом временем сучке.
Вот если б приехал молодой хозяин … Всего-то крышу перекрыть … О многом мог бы он ему поведать…