gprotopopov@bk.ru
Георгий Протопопов
...ибо вечна та субстанция, которая собирает в вечное
мгновение мимолётные отрезки времени.
Марсилио Фичино:
«Платоновское богословие о бессмертии душ»
Я вижу тебя, как ты идёшь ко мне. Я смотрю на тебя утром, днём и вечером. Иногда и ночью я прихожу к тебе, когда мне не спится. Я знаю каждую твою чёрточку, все твои линии, я как художник уловил и запечатлел их навсегда в своём сознании. Я могу видеть тебя даже с закрытыми глазами. Моя Ева...
Ева в движении.
Вот ты идёшь ко мне. Фон для картины: горы за твоей спиной, всегда чёрные при любом свете. Ты на вершине скалы, на ровной площадке. Сухая пыльная земля под твоими ногами. Твои серые глаза смотрят прямо перед собой... или куда-то в невозможную даль?... Длинные рыжие волосы парят за плечами застывшей волной. Губы слегка приоткрыты, лицо задумчиво- сосредоточено, как-будто ты собираешься сказать нечто важное. Твоя правая рука находится у бедра, а левая чуть подалась вперёд, словно бы поднимаясь вверх незаконченным жестом призыва навстречу мне. Серое короткое платье на тебе, простое, однотонное, но из очень лёгкой материи, неизменное в своих застывших линиях. Оно облегает твои груди, твои бёдра, колыхнувшись раз на лёгком ветру. У тебя красивые безупречные ноги, загорелые и гладкие. Левая двинулась вперёд вслед за рукой, а правая полусогнута. Ты делаешь шаг ко мне. Ты начала делать это движение, может быть, год назад, и ещё миллионы лет пройдут прежде, чем ты его завершишь.
Вокруг тебя на поверхности незримого купола мерцают серебряные звёздочки.
Часы сломались.
-Адам, сегодня день, когда мы победим само время! И пространство! И ещё... историю! То есть, нет... историю мы пишем. Старую книгу захлопнем, начинаем новую. Абсолютно!
-А-а... да...- Я киваю.- Ты, кажется, волнуешься?
-А-то! Ещё бы!- Толстый профессор дёргается как под током, он и смеётся, и чуть ли не рыдает одновременно. Всё его лицо в беспрестанных движениях и лоснится от пота. Просто поразительная пластика для его заплывших форм.
Ещё бы, ещё бы, думаю я. Верно, верно... Я и сам далеко не спокоен. Рубашка прилипла к телу, от лица исходит ощутимый жар. Сзади шеи, в области затылка время от времени возникает словно бы некоторая судорога, отчего голова непроизвольно подёргивается вбок.
Профессор прав. Сегодня, сегодня, сегодня... Мы идём по длинному- предлинному коридору, и вот впереди та самая дверь.
Место, в котором мы находимся запрятано на десятки метров под землю. Повсюду бдительные незримые сторожа и системы безопасности. Дверь перед нами немыслимо прочна. Мы входим, и сталь толщиной в полметра закрывается за нами.
Мы смотрим в мерцание огней, в холодное свечение экранов. Мы опускаемся в кресла перед пультом, приветствуя остальных. Я смотрю на каждого и вижу, как они все охвачены тем самым чувством осознания важности исторического момента.
Хорошо... Все уже на местах. Я смотрю на часы. До начала испытаний ещё есть немного времени. Весь персонал предельно сосредоточен. Хоть бы кто-нибудь пошутил и дал нам расслабиться. Но все думают лишь об одном.
Отсюда, из подземной аппаратной, из нашего ЦУ, я наблюдаю через экраны за видом на поверхности. Голая бурая пустыня, выскобленная наждачкой ветров. Полуденное солнце жарко светит. Я вижу и блистающий яркий купол на лике пустыни, размеры которого обязательно впечатлят, если поставить кого-нибудь вблизи для контраста. На общем экране он кажется маленьким. Но я знаю его истинные размеры, поскольку облазил его весь, я видел как его строили, я сам в этом учавсствовал. Он был и моим детищем тоже. В небольшой степени, но всё же.
На других экранах- отдельные фрагменты купола. Снаружи и изнутри. Купол практически пуст, если не считать приборов, коими напичканы его стены. Этот купол закрывает собой вакуумную шахту, уходящую вертикальным стволом глубоко под землю, он стоит над ней как пробка. И внутри него, прямо там, над гигантским зёвом шахты вскоре должно возникнуть то, ради чего затеян весь эксперимент.
Наша мысль, Ева. Наши мечты, наша надежда.
То, что позволит нам достигнуть звёзд.
Как тебе рассказать об этом?.. О космосе, о бесконечных, но манящих пространствах? О струнах, «кротовых норах», червоточинах, Чёрных дырах, тёмной материи, о том, что сокрыто, непознанно и ждёт открытий? Об озарившей идее, которая на века опережала время, а может быть лежала на поверхности, и о годах ушедших на её воплощение? О том, как мы создали это,- не сразу, не быстро, но всё равно так скоро?
Я и себе не смогу объяснить всё это. Просто случилось что-то со временем и произошло что-то в глубинах Вселенной, и вот в наших руках оказалась эта идея- принципа межзвёздного двигателя. И с детской наивностью мы принялись её воплощать.
Всё приходит не сразу, всё идёт последовательно. Последовательно. Прогресс- это восходящая, выражением которой является скорость. Всё больший прогресс требует больших скоростей передвижения в физическом пространстве для самого человека и ещё больших скоростей для его коммуникаций. Человек привыкает к возрастающим скоростям, они становятся естественными для него, он требует новых скоростей, чтобы добраться туда, туда и туда вдвое, втрое, в сто раз быстрей. Чтобы получить всё быстрей. Быстрым становится само время. Всегда есть, куда спешить, всегда не хватает времени. Между тем, расстояния постоянно сжимаются.
Но всё-таки, это происходит не вдруг, но постепенно. Со своими приливами, порой и отливами, со своими всплесками, иногда очень быстро, но, как правило, последовательно. Через каждую ступеньку этой лестницы. Человека не пересадишь с лошади сразу на реактивный самолёт. Или на самый скорый поезд. Или на гоночный автомобиль. Он освоится со всем этим, возьмёт и пересядет, но только поезда, машины и самолёты будут хоть и быстрее, но не настолько уж в сравнении с той самой лошадью. И они будут опасными, неизученными. Поползут по небу хрупкие аэропланы, медленно отойдут от платформы паровозы, покатят по улицам нелепые тряские автомобили. И только со временем их скорость и надёжность будут становиться всё выше и выше. И потом уже никакая лошадь их не догонит.
Мы же решили перешагнуть через много и много ступенек. Всё равно что с черепашьей скорости- сразу на космическую. И-то это слабое сравнение.
Потому что звёзды очень далеки. А мы всегда смотрели на них. И на нашей Земле расстояния всё сжимались и сжимались. И на нашей Земле нам становилось тесно.
И, продолжая идти последовательно по шкале прогресса и скорости, мы можем сотворить очень быстрый двигатель. Это нам понятно и к таким скоростям мы уже подготовлены. Можно создать такой двигатель, чтобы в разумно короткое время облететь всю солнечную систему. Это огромная скорость. Огромная, но доступная, почему бы и нет?
И вот представь, как все эти планеты нашей системы становятся нам доступны. На какое-то время мы удовлетворяемся столь приличной скоростью. Места опять достаточно. Люди здесь, люди там. Нам будет, чем заняться на время. Пожалуй, на сей поре это предел нашего прогресса. К тому же, речь идёт только о физических скоростях, точнее о физическом преодолении расстояний. Мысль проникает и в другие пространства, в иные вселенные, и там будут свои скорости.
О, на время с нас хватит. Это хорошая, достойная скорость.
Но звёзды, Ева... Они ничуть не приблизятся. Даже такая, самая быстрая скорость, которую мы можем вообразить и воплотить- всё равно что топтание на месте по сравнению с той, которая нужна, чтобы преодолеть как можно быстрее всю эту бездну пространства между нами и всем остальным звёздным миром. А нам хочется быстрее, потому что ведь и жизнь человеческая скоротечна. Разве нам нужно ползти туда тысячелетиями, трястись из поколения в поколение по этой дороге в одну сторону? Нет, нам хочется так: сел на поезд, в самолёт или машину, прокатился и вышел на нужной тебе остановке. Там, где светят другие звёзды.
Но такая скорость чрезмерна для нас. Она требует двигателя, самих принципов движения совсем не нашего времени. И не самого ближнего от нас времени. Человек, до обеда вытесавший себе каменный топор, покушав, не займётся строительством атомной электростанции.
Но мы, заткнув за пояс наши каменные топоры, занялись именно этим.
Я всегда болел звёздами, Ева. И мне нужна была эта скорость. Нужна была сразу. Я не желал долгого и тряского пути.
Всё это в моём прошлом,Ева, и где-то ещё есть во мне...
Откуда это взялось? Сейчас трудно говорить о том, кому конкретно пришёл в голову начальный посыл. Что за Архимед закричал: «Эврика!»? Это было нечто коллективное. И мы стояли на плечах титанов, которые были до нас. Можно сказать, мы стояли на плечах всего человечества. И я учавствовал. Во многом,но далеко не во всём, конечно, только в меру своей специализации и уже на стадии технического воплощения, но пару важных для конечного результата решений нашёл и я. И однако же, откуда вообще что появилось- этот вопрос не ко мне.
Наше творение было чуждым нам. По большому счёту, мы сами не ведали, что у нас получилось. И главное, мы не знали, каким образом. То есть, бывают некоторые закономерности, наблюдаемые и фиксируемые, дающие стабильные результаты, под которыми пока ещё нет достаточной теоретической базы. Иными словами, мы видим и знаем, что нечто при определённых условиях ведёт себя так, а не иначе, но почему именно, когда, казалось бы... а в другой раз именно иначе при прочих равных, но почему? В общем, такие дебри. Но так и бывает. Мы не понимали, действительно ли наше детище это именно то, о чём мы думаем. Во всяком случае, в глубине мы осознавали, что оно нечто большее, чем мы способны осмыслить. Но мы надеялись. Нам был нужен такой двигатель, который умчал бы человека к звёздам.
И что-то мы построили в итоге.
Нечто, которое могло решить эту задачу.
Но было ли оно именно двигателем?
Как он выглядел... Мы создали... назовём- «аппарат», хотя в действительности это была целая система технологий, но пусть будет аппарат, и нам удалось добиться того, чтобы энергию он потреблял в разумных пределах. Взамен он генерировал некое поле (скажем так), которое должно было стать основополагающей частью будущего двигателя. Мы начали играть с силами поистене космического порядка. Впрочем,- и это уже другой вопрос,- ничто не берётся из ничего. Всякая сила изначально заложена в природе. Важно лишь открыть её. Мы же, скорее всего, натолкнулись на её закон более- менее случайно. Или случайностей не бывает? Если говорить иначе, существуют вероятности. Наша вероятность была исчезающе мала.
Но в тот полдень, возможно или невозможно, я находился в подземном Центре Управления, и уже всё было готово к первому практическому испытанию.
Я не буду говорить о цифрах и формулах. Это не имеет смысла меж нами. И разве это важно? Только одно: мы не разрешили конфликта между субъективным и объективным временем. На пути к звёздам нам пришлось бы пожертвовать веками и веками на Земле, но для самих путешественников их полёт происходил бы почти мгновенно. Ну, если не в буквальном смысле мгновенно, то, в любом случае, совершенно несравнимо со временем, которое снаружи. Никакого анабиоза, корабля поколений, никакой гибернации. Ведь это поле, что должно было переносить в пространстве, вернее, делать его почти несуществующим, точно так же должно было делать несуществующим само время. И пока у пилота внутри сферы сердце делает один удар, снаружи стремительно летят года и парсеки, незамеченные им. С одной из этих функций, как я понял, наша серебряная сфера прекрасно справилась. А в пространстве она статична. По крайней мере, относительно точки привязки, так сказать, на земной поверхности.
Первое испытание... Я сидел перед пультом, наблюдая за тем, как секунды стремятся к самому началу совершенно новой истории. Профессор, мой старый наставник и друг, сказал мне: «Адам, сегодня день, когда...»
Да, да, и это был именно тот день. Мы собирались наконец-то его испытывать. Уже позади были тысячи теоретических тестов, уже всё давно было просчитано и компьютерно смоделировано. И вот настал день перейти к практике.
Чуть-чуть, совсем немного. Включить и выключить. Запустить вхолостую. Этого было достаточно для первого раза. Мы не собирались создавать сразу полный рабочий режим . Лишь пару процентов от него, чтобы произвести окончательное тестирование и получить дополнительные данные по итогам проверки. И просто вживую, на практике посмотреть на это самое поле. Что там вообще у нас получилось. И все мы страшно волновались. А возникнет ли оно?
Мне никогда не забыть.
Деревья трепещут и шумят на ветру. А этот ветер словно был во мне самом. И гудел во мне изнутри. На последней минуте я замер. Кажется, даже прекратил дышать. И все замерли. Взгляды на хронометры. Беспечные и бесстрастные хронометры. Им-то что. У них неизбежность. Но мы были здесь, чтобы разрушить их беспечность и неизбежность.
Время подошло.
По сигналу все оживились. Началась работа. Всё, к чему мы так долго шли и готовились, теперь плавно потекло из нас как нужно, принося уже почти успокоение. Когда делаешь, уже не страшно. Идёт твоё время. Страшно ждать.
-Ввод программы!
-Подача!
-Разогрев внешних контуров!
-Один процент... полтора...
-Загрузка завершена!
-Проверка... проверка...
-Тестирование на первом уровне... Всё в норме.
-Первый... второй... третий... Работают штатно.
-Энергию в первый блок...
-Команда- контроль.
-Тестирование...
-Цикл завершён... Все системы.
-Подача!..
-Включение!..
-Отклонения в пределах нормы.
-Есть! Есть! Есть!..
-Работает!
И мы чуть ли не разом повскакивали со своих мест, пожирая глазами изображения на экранах.
Под огромным куполом в пустыне возник ещё один, меньших размеров купол. Он словно выполз из той шахты, где был размещён основной генератор. Выполз и накрыл собой эту шахту. Всё как мы расчитывали. Лишь приглядевшись, можно было увидеть эту сферу невооружённым глазом. Практически, всё, что можно было заметить- только маленькие серебряные искорки, появляющиеся и гаснущие. Как-будто пылинки в лучах света. Но на экранах видны были и всевозможные компьютерные изображения возникшего поля. Это была сфера диаметром двенадцать и высотой шесть метров.
Хитроумные приборы, коими был напичкан весь огромный рукотворный купол, вместивший в себя неведомую сферу, исследовали, изучали, тестировали это, спроецированное генератором поле, а также и сам генератор и даже всё пространство вокруг них, а мы, люди, отмечая появляющиеся результаты, осмысливая и анализируя их вместе с компьютерами, главным образом были заняты тем, что пожирали сферу глазами, получая некоторый шок от возбуждения и восхищения.
Это был триумф.
Может, мы зря волновались, ибо сам эксперимент у нас удался. Всё прошло как по маслу. Мы получили поле, и это пока было основной задачей. В следующий раз мы собирались потихоньку начать работать с его свойствами. Когда будут снова и снова досконально проанализированы все результаты первого практического включения. Камеры записали всё, что мы видели и то, чего видеть не могли, во всех мельчайших подробностях, датчики сняли все показания, компьютеры загрузились новой информацией. Эксперимент прошёл.
-Отключаем,- было наконец произнесено.
Я взглянул на хронометр- прошло три минуты с небольшим. Всё в пределах расчитанного времени. Мои собственные субъективные ощущения по поводу времени лгали.
Энергия ушла из генератора, и мы вознамерились было вставать, поздравлять друг друга, аплодировать, пожимать руки, похлопывать по плечу, то есть, всячески выражать радость, которая действительно нас переполняла.
Но прошло не больше секунды с момента отключения генератора, и эта секунда заставила нас осознать, замереть и в недоумении уставиться на экраны.
-Что такое?- послышались первые реплики.- В чём дело?
-Проверьте генератор,- сказал я, хотя и сам прекрасно всё видел на мониторах. Ответ, услышанный мной, лишь убедил меня в том, что это не моё собственное сумасшедствие.
;Уже остывает. Разгрузка сто процентов. Полный останов.
Это значит, что ни одна из систем, запущенных нами, за исключением сканирующей, контрольной и прочей фиксирующей аппаратуры, уже не работала. Мы всё отключили. Всё было как до начала испытаний. Генератор молчал, энергия не подавалась.
Но на главном экране, если приглядеться, всё ещё можно было увидеть мерцание серебряных искорок. А компьютерное изображение рисовало полную картину поля.
И это значило, что оно никуда не исчезло. Оно всё ещё было там.
Оно зажило собственной жизнью.
Сегодня.
Вчера был снег,Ева. Столь же мимолётный, как и все настроения этого мира, в котором ты- единственная незыблимость.
Горы по периметру долины рассыпаются прямо на глазах. Жаркое багровое солнце испарило снег, земля высохла, потрескалась и превратилась в пыль. А сегодня по небу опять летят тучи со скоростью хороших истребителей, разрываясь о вершины скал. Я гадаю, что из них падёт на этот раз, и во что оно выльется. Мне слышно как где-то далеко дышит и шумит неспокойное море. У меня опять подскочило давление, жутко болит голова. Я снова иду по истоптанной мною тропинке вверх- тысяча двести тринадцать шагов,- карабкаюсь на скалу... Я смотрю на тебя, Ева... Сегодня у меня нет сил отходить от тебя куда-нибудь далеко, спускаться в долину. Я буду спать рядом.
Это просто всё тоска во мне, Ева.
Серебряная клетка.
Тогда мы не спали всю ночь. Мы терзали компьютеры, произвели километры расчётов, но так и не смогли по-настоящему понять, почему купол не исчез. Мы сошлись на том, что сыграли с силами неведомыми, неизученными, и чего уж удивляться, что, вследствие всего, произошло незапланированное. Созданный нами генератор породил поле... или лишь разбудил силы, его породившие, и эти силы, как видно, уже не нуждались в генераторе, чтобы самостоятельно жить.
-Произошло локальное завихрение,- говорили мы.- Точечный прокол в ткани материи. Искривление континуума.
И с умным видом делали прогнозы насчёт того, когда искривление выровняется, случится ли это вообще, и не станет ли оно усугубляться. Последняя версия была на грани паники. Не знаю, как бы могли развиваться наши дальнейшие настроения, как бы мы вообще сказали миру: у нас тут вот... видите... сами не знаем...
Это были страшные часы.
Но ровно через сутки-секунда в секунду- поле исчезло само собой. Приборы зафиксировали точное время. Не осталось ни малейшего следа, как-будто ничего и не было.
Все мы облегчённо вздохнули. Но с оттенком неудовлетворённого любопытства, как бывает, когда что-то благополучно разрешилось, а ты даже не знаешь, что это было, чем грозило и каким образом, собственно, разрешилось.
И всё же дальнейшие испытания были под большим вопросом после случившегося. Мы наконец начали осознавать, что абсолютно не понимаем происходящее.
Однако, Ева, изначально человек дерзок и любопытен.
Прошло больше месяца- сорок три дня,- и этого времени оказалось достаточно, чтобы притупить наш страх и вернуть нам уверенность.
В один из солнечных дней августа мы продолжили эксперимент. Генератор был включен вторично. На сей раз прибавилось всевозможной следящей аппаратуры и ещё появилось много таких штук, которые, как мы надеялись, могут обеспечить безопасность- вот только чью?- в случае непредвиденного. Генератор включился, как и в первый раз, без всяких сбоев. Он заработал... но как-будто работал он на самого себя, ничего не производя. Поле не появилось. Ни намёка даже. Мы выждали время, потом остановили всю программу. Приборы докладывали, что все системы в норме. Практически на сто процентов, идеально, без всяких допусков. Дальше мы действовали уже не по сценарию. Мы снова включили генератор. И вновь ничего.
Мы запускали его четыре раза в тот день.
Никаких серебряных искорок.
Лишь дойдя до полного отчаяния и вершины непонимания, мы прекратили эксперимент. Он окончился неудачей. Точнее, не принёс абсолютно никаких результатов. Если сам этот факт не считать за результат.
Снова дни расчётов, поисков какой-то неуловимой ошибки. Две недели мы продолжали делать периодические включения- выключения. И снова погружались в расчёты. И отревизировали и оттестировали все блоки- вместе и по-отдельности. По-миллиметру прошлись по каждой цепочке. И ничего. Хотя всё было исправно. Если бы в первый раз мы не увидели поле, теперь уже бы давно прекратили поиски. Но мы-то видели, мы знали. И мы искали его.
Через месяц, когда мы открыли большой купол, я пришёл туда. Это была уже осень. Здесь, в этой пустыне это не значило почти ничего. Я шёл по заслонке вертикальной шахты, глядя на уносящиеся ввысь и сходящиеся высоко и далеко в точке над моей головой стены огромного купола. Повсюду струился белый свет. Я был здесь один в тот день. Под моими ногами, за прочной бронёй створа уходила вниз шахта. Я находился в самом центре того места, где один раз и всего один возникло поле. Я остановился там и задрал голову. Доступ в купол был строго ограничен, но я несомненно пользовался кое-какими правами. Помимо этого, на прошлой неделе я торчал здесь часами, проверяя и настраивая приборы. Но в тот день я пришёл не по работе, а так... из каких-то своих смутных побуждений.
Что это было? Что привело меня туда?..
И вот, Ева, я остановился там, где был нарисован жёлтый круг, обозначающий центр купола, и посмотрел вверх.
И вдруг оказалось, что между мной и большим рукотворным куполом появился купол меньших размеров.
Я отчётливо увидел серебряные искорки над головой.
Спустя ничтожную долю секунды, когда я ещё не успел ничего понять, они вспыхнули в моих глазах белым сиянием, поглотившим моё зрение.
Звёзды.
Я не знаю, терял я сознание в тот миг или нет, но это было больше, чем просто вспышка света в глазах. Она настолько выжгла меня, что я даже не смог на неё среагировать... а она уже исчезла. И я пришёл в себя и я по-прежнему стоял на ногах. Всё в той же позе, вытянувшись, задрав голову. И только теперь я моргнул. Чёрное пятно с ослепительным центром и ободом расползлось перед моими глазами, когда я зажмурился. Я упал, на сей раз действительно теряя сознание. Я был раздавлен и шокирован. Очнувшись, я не мог подняться, а пытался ползти, ничего не соображая. Я полз в пыли по твёрдой земле. Потом я сел и стал вертеть головой по сторонам. Я начал если не понимать, то хотя бы отмечать всё в своём сознании.
Была уже ночь; высоко над головой в черноте мерцали звёзды. Ровная площадка, где я находился имела почти круглую форму, по краю её, как поребрик, тянулись валуны и зубцы камней. За ними чернели, возвышаясь, другие скалы. Ночная тьма не была абсолютной. Некое алое зарево лилось из-за гор. Я сам был на какой-то скале. Я избавлялся от шока. Мне было пусто и дико. Меня трясло. Меня знобило и прошибало потом. Но я начинал осознавать. И, уже успокоившись, хотя теперь чувствуя какой-то жар во всём теле, я сидел и думал о происшедшем. Я спросил себя: как это случилось?.. И я ответил: наверное, это было логично, раз уж я оказался там и стоял... Или алогично и бессмысленно, но неотвратимо как судьба, а значит- закономерно. Вероятность случайности... Что произошло?.. Наше исчезнувшее поле возникло, когда я пришёл туда... или оно кого-то и ждало?... и оно поймало меня... Так сошлось: время и место. И ещё я спросил себя: где я теперь? И сам ответил себе: мы же хотели, мы же именно этого добивались. Не знаю, почему оно сделало это само собой, тогда как должно было только помогать нашим грядущим звёздным кораблям сокращать их дорогу, давать им нужную скорость. У нас явно не то получилось. Но важен результат. В конце концов, оно сделало свою работу, хоть и по-иному. Оно просто взяло меня и переместило куда-то к звёздам...
Теперь, Ева, я знаю, что заблуждался насчёт последнего. Но я вставал на ноги с тем чувством, что исполнилась мечта моя и всего человечества в моём лице. А мне было нерадостно. И я смотрел вокруг и думал, в какой же точке Вселенной находится эта планета, где я стою. И я смотрел на звёзды. Они казались мне явно незнакомыми.
И лишь одно уже тогда я знал наверняка. Поле принесло меня, выбросило и вновь исчезло. Я потерял весь свой мир, всю свою прошлую жизнь. Оказывается, это почти как смерть.
Настоящее.
То дерево на холме, Ева... Быть может, ему было тысяча лет. Или меньше... но оно казалось таким древним, мудрым... Теперь его нет. Удар молнии... Мне грустно смотреть на мир вокруг. Каждый день что-то меняется. Наше озеро очевидно мелеет. В скалах всё время что-то разрушается. Я слышу гул. Я не могу отделаться от мысли, что всё умирает. Ты одна...
Знаешь, я впервые подумал, хорошо ли это- пялиться на тебя всё время... шарить тоскливым и жаждущим взглядом по твоему телу... или созерцать тебя как произведение искусства. Но ты ведь живая! Что бы ты сказала на всё это? А я не могу не смотреть на тебя. И ты недоступна. И не могу смотреть просто. Мой взгляд, я думаю, мог бы испугать кого угодно. Я, определённо, нездоров.
Ева навстречу.
Скалы, скалы вокруг... Я стоял на камне у края площадки, на которой появился в этом мире. Наступило утро. Я вполне пришёл в себя. Уже успел омрачиться до крайности, пройдя сквозь все стадии угрюмости к полной депрессии. Уже попередумывал все мысли. И пытался дать себе сотни светлых надежд и сам же их разрушал. Я даже немного вздремнул. Было очень холодно. Но пришло утро, и я окончательно решил, что всё ещё хочу жить и не хочу чтобы надежда во мне умерла. Я заставил себя встряхнуться, я сказал себе: не унывай. Осмотрись в этом мире. Время покажет, что дальше.
Я пересёк плато и взобрался на высокий валун. Скала уходила вниз, в ущелье- не очень далеко и достаточно полого,- а дальше раскинулась долина. Я видел сверху ручьи, тёмные рощицы деревьев, луга. Вид был мирный, славный, но какой-то... безрадостный... безжизненный, вот! Я взглянул на небо. Белесая дымка заменяла облака и сквозь неё светило солнце, сравнимое, в принципе, с моим родным светилом. Подо мной также стелился и крался кое-где туман, а горы на горизонте проступали из него чёрными силуэтами. Я стоял, смотрел и обо всём размышлял. Каким образом так получилось, что и солнце здешнее для меня приемлемо, и пейзаж достаточно не чужд, и, главное, воздух этого мира мне вполне подходящ? Насколько велика вероятность совпадения всех этих факторов при случайном перемещении сквозь просторы Вселенной? Или поле не только переместило меня, но ещё выбрало подобающий для человека мир? Но как?! Оно же... или оно... живое?.. Или даже... разумно?.. Стоп! Я только строю безумные нагромождения мыслей, я, при этом, ничего не знаю и не понимаю. Мы же не боги, чтобы из ничего создать жизнь. Встречный вопрос: а мы правда создали это? Или оно пришло само? А тогда откуда оно взялось?
Прекратить! Я не знаю ничего. Где же истина?
Я разволновался, мне опять стало нехорошо. Я посмотрел вниз. И тут увидел человеческую фигурку, движущуюся снизу по склону мне навстречу. Она легко поднималась вверх, скользила меж камней... а потом ты поднялась ко мне, встала рядом, посмотрела на меня и улыбнулась.
Слова.
Ты отвела меня вниз, в долину... совершенно ошеломлённого. Я задавал вопросы по дороге, я смотрел на тебя со страхом... ты улыбалась, брала меня за руку, заставляя идти вперёд. А когда отпускала, я спотыкался, оступался на камнях; ты ждала меня и снова брала мою руку в свою. В ушах у меня гудело и билось что-то горячее.
Когда мы спустились и пошли по зелёному лугу, плавно уходящему вниз к речушке, я решил, что ты немая. Я остановился и попробовал объясняться жестами. До сих пор не могу понять, что я имел в виду, кривляясь и размахивая руками. Наверное, нёс бессмыслицу. Я не знал, как тебе сказать без слов о себе. Но надо было как-то начать разговор. Мне показалось тогда, что ты всё воспринимаешь несерьёзно, как бы в шутку. Если сказать честно, ты мне сразу показалась... м-м-м... ненормальной, и я был убеждён, что я тебе, в свою очередь, кажусь смешным, и ты стоишь и смеёшься надо мной. Это меня злило.
Ты отвечала мне- тоже жестами. Я ещё подумал тогда: контакт устанавливается! Я ведь посчитал тебя неземной формой жизни. И даже удивлялся сперва: почему ты выглядишь абсолютно как человек? Возможно ли такое? Сотни концепций сразу возникло по этому поводу в голове. О разуме во Вселенной, о формах, о... ты понимаешь... или нет?.. Я никода не мог понять, понимаешь ли ты меня. Так ли ты меня понимаешь или совершенно по-своему, мне непонятно. Самому мне лишь иногда, да и-то только казалось, что я тебя понимаю. А вообще- нет. С этой точки зрения ты была неземной, чуждой. но- родной. Как вот мне это объяснить?.. Ты сама знаешь. По-своему.
И я смотрел, как ты говоришь со мной плавными- плавными движениями рук, и видел, что в жестах твоих есть смысл. Ты, в отличие от меня, действительно говорила. Какие красивые у тебя руки... Правая у бедра- с отведёнными в сторону тонкими пальцами. Левая поднимается, поднимается навстречу, как бы ищет меня... А тогда ты держала руки у лица, и твои пальцы порхали, произнося слова, которые я не мог понять. Высокая, с меня ростом, ты смотрела прямо в мои глаза. И я видел в твоих глазах не то насмешку, не то просто весёлое озорство. У меня перехватило дыхание.
-Так,- прохрипел я.- Нужно как-то по-другому. Ничего не выходит.
Ты явно призадумалась, склонив голову набок; рыжие волосы так и заискрились на солнце бесчисленными огоньками. Я смотрел на них и на твоё лицо, задумчивое и прекрасное.
-Кто же ты? Кто ты?
Ты улыбнулась- и теперь без всякого озорства,- просто улыбнулась мне, потом пожала плечами и махнула рукой, и этот твой последний жест был красноречив и вполне понятен мне. Не только им, но и всем своим видом ты как бы сказала мне: «Ладно, пустяки.» Или: «Как-нибудь разберёмся.»
Ты пошла вперёд, а я за тобой, ошеломлённый сейчас не меньше, чем в первые мгновения после переноса из своего привычного мира. Мне было бы легче, если бы передо мной явилось существо, совершенно чуждое мне по форме. Тогда бы я осознавал, что так и должно быть, что контакт будет устанавливаться тяжело, и взаимопонимание возникнет только после многих и многих кувырков собственного сознания, когда уже начнёшь мыслить иначе. Но, глядя на тебя, я не мог сердцем примерить на тебя образ существа из иных миров. Хотя был убеждён, что ты таковое и есть. Однако ты виделась мне земной- человеком, женщиной. Именно земной женщиной. Разум спорил с чувствами. И в то же время, как-будто действительно между нами лежала огромная пропасть, которой я не мог дать имени. Или ты играла в какую-то игру, смысл которой был непостижим для меня.
Мы углублялись в долину. Я тщетно пытался анализировать, но ты не поддавалась никаким объяснениям. Что было даже дико и сверхдико. Ведь что, казалось бы, может быть прощё: мужчина и женщина- два человека. Ты была такой естественной, но непостижимой. Не из этого мира. Хотя... так, наверное, всегда бывает. А я пытался осмыслить тебя умом, а не сердцем, и это было тщетно, воистину тщетно. И ты, к тому же, была во много- много раз дальше от меня, чем уму постижимо. Я шёл и думал: откуда ты взялась, женщина? Что ты делаешь здесь? Дикарка ты, не знающая членораздельной речи, или настолько сверхразумна, что это я, дикарь, не могу постигнуть ни одного из твоих побуждений? Я же говорю, я умом, мыслью пытался раздолбать твою непроницаемую оболочку, и всё это было не так и не то.
С другой стороны, даже теперь, когда я истинно вижу тебя сердцем своим, я знаю лишь то, что не знаю тебя всю и никогда не узнаю.
Ты привела меня к прозрачному чистому озеру с зеркальной гладью воды, в которой неторопливо плыли отражения облаков. И рядом были два холма. На одном росло дерево- красивое, древнее и ветвистое, а другой оказался полым, как в тех легендах. Ты встала у входа, на границе пещерного мрака и вдруг заговорила со мной.
-..... ... ......!
Я, конечно, не понял ни слова. Но и без слов мне стало ясно, что отныне это- наш дом.
Как-будто это было решено не тобой и не мной, а так и должно было быть. И так всегда было. Как изначальная истина. Мы вернулись друг к другу. Странно, а может быть, и вовсе не странно, мне стало легко. И не нужны стали ни вопросы, ни ответы.
Я подошёл к тебе.
Мы теперь.
Я спускался в долину за пропитанием. Немного плодов, немного рыбы. На спуске я пообещал себе, что долго не буду приходить к тебе. Я знаю, что ты меня разрушаешь. Нельзя так, надо думать, думать. Но я ничего не могу с собой поделать, это необратимо. На закате я снова рядом с тобой.
Был у нашей пещеры. Там запустение и уныние. Нужно как-то быть, что-то делать. Избавиться от этого вопроса «зачем», намекающего, что всё бессмысленно. Ведь и в самом вопросе смысла нет. Тогда какая разница. Но лучше уж шевелиться, попытаться как-то жить без тебя.
Это слова. Я ведь опять здесь. И ты здесь, но далека бесконечно.
Я так одинок... Это не просто слово или понятие. Это я. Один. Говорю с тобой вслух, и странно звучит мой голос. Одиноко. Как в пустоту. Я знаю, что это такое- пустота.
Сегодня, там у озера, у пещеры я подумал: эти два холма... ведь это мы с тобой. Это я- тот, на котором росло дерево. Другой холм, полый- это ты. Как бывает, да? Явный сексуальный символ. Прямо как-будто нарочный. Мотив достаточно ясен. Я был потрясён, глядя на них. Я думаю о тебе постоянно.
Дерева уже нет- там обугленный пень. Трава пожухла. Озеро отступает, обнажив плоские камни, зелёный ил... Но что холмы?.. Им не нужно быть чем-то, что-то обозначать, они просто есть. Все символы во мне самом. Я думаю о тебе и вижу тебя во всём. Таков уж человек, который, говорят, во всех вещах, и все вещи в нём.
Мне больно оттого, что у меня внутри- хаос.
Наши дни.
Это наши дни, это фрагменты их, как мозаика хранящиеся в моей голове. Я рассыпаю их, перебираю и вновь собираю- непоследовательно, но всегда ярко. Иногда я не помню, что было раньше, а что позже. Такой странной, необычной была наша жизнь здесь, что разум отказывается всё воспринимать. Как бывает со снами, наверное. Но неважно. Всё это есть во мне. Даже разбросанное осколками, оно живёт как целое. Я знаю главное: я тебя не забуду никогда. Храню в себе. И хотя ты не говоришь со мной, я и сейчас слышу твой голос. Я помню твой запах, я ощущаю твою кожу под пальцами, хотя не могу коснуться тебя.
Ты помнишь как набрала и принесла глины и с утра до полудня лепила на берегу озера маленькую скульптурку? Лепила нас... Я сидел рядом на солнышке и спрашивал: что это? Что ты делаешь? Ты поднимала голову и загадочно улыбалась.
-Нет, а всё-таки?- смеясь, спрашивал я.- Это будет какая-нибудь посуда?
И на это ты пожимала плечами, опять улыбалась и со всем усердием возвращалась к своей работе, изредка поглядывая на меня.
-Похоже на булыжник из глины...
-... ...!
-Что?
-...?
-Гм...
Мы так и общались...
Наконец ты закончила работу, вымыла руки и, гордая, поднялась со своим творением на холм и там поставила его на большой камень, как на постамент. До меня к тому времени уже дошло, что это надо воспринимать как творчество, как произведение искусства. Чему я порадовался, хотя по-прежнему видел лишь булыжник из глины. Я не научился воспринимать тебя однозначно. Ты так естественна была в этой среде, что временами казалась мне дикаркой, в чистом смысле этого слова, то есть, дитём природы, не испорченной цивилизацией и её сомнительным прогрессом. Помнишь, как ты учила меня добывать пропитание? Я был таким беспомощным... А иногда мне казалось, что ты знаешь всё то, что я знаю и даже больше и вернее, чем я, что, по сравнению со мной, ты высока неописуемо, и мне до твоих высот не добраться, поскольку я примитивен и непросвещён. Я не разобрался окончательно. Ты- загадка всех тайн Вселенной.
Та скульптура... Полдня я крутился рядом с ней и всё не мог понять, что же это такое. Куча глины, да и только. Но что-то было в ней такое притягательное, что я не мог отойти, пока не раскроется загадка. Чем дольше я смотрел и думал, тем больше убеждался, что это не просто так- какая-нибудь примитивная фигурка. Именно простая, но сверхсложная. И вдруг почти на закате среди теней проступили линии, и я увидел сотканных из этих теней и линий нас. Подобно Огюсту Родену и Камилле Клодель мы слились в прекрасном поцелуе. Солнце садилось, тени становились глубже, и мы как-будто двигались. Прощальный луч скользнул из-за скал, и в его свете мы ещё крепче стиснули объятия и слились окончательно, расстворяясь друг в друге и исчезая в тени...
Я так и застыл. Я смотрел, пока ночь не поглотила всё.
Кто же ты, Ева?
Уж коли я был Адамом, ты стала для меня моей Евой. Впрочем, иногда я думаю, что ты могла бы быть и Лилит. Настоящего твоего имени, если оно у тебя было, я так и не смог узнать.
Я спросил тебя: как твоё имя?
-....!
-Повтори. Помедленнее.
-........!
-Это уже другое слово.
-...?
-Другое слово. Скажи мне имя своё, о женщина! Не смейся. Вот смотри: я- Адам. А-дам... На одном из наших древних языков это означает «человек». Вот так просто, но со смыслом. Так звали библейского первого мужчину. Адам. Повторяй за мной: А-да-мм...
-...?
-Н-не-ет... Ещё раз: А-дам...
-...!
-Ах, милая... Ладно, зови как хочешь... А твоё имя?..
-...!
-Это ещё что за слово?..
-...!
-Опять другое... Не хочешь называться, так и скажи. Я, правда, всё равно не понимаю. Ну ничего, это не самое важное... Хорошо, я буду звать тебя Евой. Да... Ты- Ева!..
-... ...!
-Нравится?
-..... ... ... ........!
-Что ты сказала?
Мы всё равно понимали друг друга, разве нет?
Несразу, но мы становились всё ближе и ближе, сливались как на той твоей скульптуре. Мне так казалось. Ты не давала мне потеряться в этом чужом, незнакомом мире. Рядом с тобой я мог жить.
Просил тебя:
-Научи меня говорить. Дай мне выучить свой язык. Или выучи мой. Мы ведь должны общаться. С чего начнём? А-а-а...- Я сидел в высокой траве, а ты- напротив. Над нами неспешно плыли пушистые облака. И я потому сказал разочарованное «а-а-а...», что вспомнил, как у нас удачно уже получилось с запоминанием имён друг друга. Дело трудное. Если не сказать, невозможное. Я ведь так и не смог выучить ни одну твою фразу. Иногда лишь по интонациям я понимал тебя.
Я- человек. Мне было мало одних чувств. Однажды я рассердился:
-Почему всё так, Ева?! Сколько мы уже вместе! У меня такое чувство, что ты говоришь всё время на разных языках. Ты или нарочно- смеёшься надо мной, или... Ты сама хоть понимаешь свою речь?- Это было в одну из ночей, когда меня одолела бессонница, в голову полезли полузабытые образы прошлого; я вышел в сквозящую беззвёздную ночь, а ты, чуткая, вышла за мной, коснулась моего плеча и заговорила... Я почти взбесился. Но скоро ты утешила меня, как умела.
Если подумать, я был по-настоящему счастлив с тобой. Общий образ тех дней... Но, говорят, есть нечто призрачное, неуловимое, неведомое, что делает человека человеком, а не просто животным. Это крохотное не давало мне порой покоя. Иногда даже казалось, я не могу тебя видеть. Мне и сейчас так кажется, и даже больше. Но без тебя я и вовсе не могу.
Ты... вот ты... Я сказал о грани между человеческим и животным. Та грань, которая не даёт покоя. Ты, кажется, всегда была спокойна, безмятежна. Но повернулся бы у меня язык назвать тебя животным? Я бы тогда вырвал его. Ты была воистину человеком, хоть и неведомым мне. А что делает тебя такой, я понять не мог. Вскоре я даже не мог думать о тебе как о разумном существе из другого мира. Ева- человек, как и я. Хотя и разума твоего я не мог постигнуть. И за смысл жизни твоей я уцепиться не смог. Мы сошли друг к другу словно бы из разных плоскостей, из которых нам ведомы были только собственные, обратились друг к другу, запертые в своих мирах и не знающие как открыться... Или только я не знал? Но вот странно: я всё время пытался открыться и, в итоге, не мог познать тебя. Ты же держалась вдали, а вот, казалось мне порой, видишь меня насквозь, чувствуешь меня... Нет!.. Нет, нет. Ведь ты отдала мне саму себя, как я могу говорить, что ты не раскрылась мне навстречу? Ты отдала мне свои чувства. Ты была со мной... Я в тупике. Похоже, я не всё понял. Говорю же: мы пришли с разных плоскостей. Может быть, теперь я начинаю видеть твою.
Я скучаю по тебе. Ничего не повторить, не вернуть...
Может быть, память моя хаотична и непоследовательна. Интересно, как бы ты рассказала эту историю? Как ты видела и воспринимала всё, что происходило с нами? Что это для тебя значило? Я не знаю. И не знаю, хочется ли мне знать.
Мир, кажется, тускнеет, но я теперь даже отчётливей вижу все краски. Компенсирую.
Бывали непогожие дни.
Когда хлестал острый злой ливень, а небо раскалывалось, трещало, ломалось, и осколки с грохотом таранились, как-будто сталкивались небесные айсберги. Мы сидели в пещере у самой границы подступающей к нам воды, тоскливо смотрели наружу, прижимаясь друг к другу и замерзая. Воздух холодный и влажный. Небо гудело и гремело, по небу одна за одной скатывались лавины. Пещера позади нас была гулким колоколом. В очередной раз всё вспыхнуло, и прокатилась очередная волна небесных булыжников; в этот момент, среди шума падающих скал и стона ветра я сказал:
-Мы одни.
Ты повернула голову; твои волосы, как горящие осенние листья под дождём, мокрые, коснулись моей щеки.
-Одни. Или даже... одиноки...
Ты посмотрела на меня.
-...,- сказала ты. А потом ты сказала:
-Нет.
-Мне грустно...- сказал я. А потом я закричал:
-Так ты понимаешь меня?!
Ты отрицательно помотала головой.
-Как так? Ты только что даже говорила на моём языке.
Привычное для тебя быстрое, чуть нервное пожатие плечами.
-... ... ....... ш-шш-шш...
-Что? Что?- Я уставился на тебя. Ты коснулась пальцами моего лба, покачала головой, словно бы с сожалением.
-Зачем ты меня мучаешь?- спросил я.
Пожатие плечами. Ты отвернулась.
-Ева!
Движение головы, морозный запах волос, вопросительный взгляд.
-Мы одни?- Меня давно волновал этот вопрос, и сейчас захотелось выговориться.- Где мы, Ева? Почему ты пришла ко мне, как-будто знала? Где все остальные... люди? Должны же быть и другие? Почему ты не хочешь, чтобы я знал? Для чего ты держишь нас здесь? Отведи меня куда-нибудь. Мы когда-нибудь уйдём отсюда, правда? Есть что-то ещё в этом мире? Откуда ты? Кто ты? Ты ведь понимаешь меня?
Я сыпал вопросами, а небеса сыпали молниями; ветер метал дождём. Ты смотрела на меня серьёзно и печально.
Естественно, мои вопросы остались без ответа. Вернее... не знаю... Ты стала что-то рассказывать- тихо, спокойно и плавно. Я просто слушал твой голос, и если в твоих словах и содержался ответ, мне он остался неведом.
Потом мы лежали в пещере, как в тёмной влажной утробе, ожидая рождения нового дня и нашего.
Вот ещё... Вспоминаются какие-то бытовые вещи, которые заставляли меня поднимать тебя всё выше и выше по шкале, по этой лестнице цивилизованности, как это принято называть. Ты уже не казалась мне дикаркой. Да и с самого начала, в общем-то. Просто я гадал и на этот счёт. А что, собственно понимать под разумностью? Здесь проблемы... Как я мог знать? И потом: та твоя скульптура... Что определяет разум? Способность творить? Но и насекомые, и звери, и птицы- все что-то созидают. Творить для чистого эстетического удовольствия, из любопытсва? Ну... не знаю... опять же, едва ли... Устройство быта?.. Вряд ли. Мы, по-крайней мере, жили достаточно скромно. Или наличие технологий?.. Это вообще, если вдуматься, сомнительный критерий. С другой стороны, я, как, может быть, и большинство человечества, привык опираться именно на этот аргумент. Цивилизация, прогресс, продвинутые технологии, всё такое. Чисто человеческий культурный путь. Или отрезок его. Но именно когда появлялись вещи, я отмечал это и постепенно уводил тебя из воображаемых пучин варварства к сияющим дарам просвещённости. К современности, вперёд, вперёд... но ты не вписывалась в неё. Пришлось поднять тебя выше себя самого. Позади игры в прогресс, пришло непонятное мне единение с миром. Да, до таких мыслей я дошёл, не зная истин. А вообще, я не мог судить о твоей цивилизации по тебе одной. Но кое-что можно узнать.
Итак, вещи. Твоё платье, во-первых. Это самое, лёгкое, серое; в нём я увидел тебя впервые. Не знаю, почему я сразу не обратил внимание, но потом я подумал и решил, что это явно не ручная работа. Хотя... может, и ручная, я как-то не слишком разбираюсь в тканях. Но оно, с виду скромное, но не простое. Или даже- непростое. Такое в моё время могло бы появиться, или в близком к моему времени, но в достаточно отсталом мире- сомневаюсь. Значит, твой мир, решил я, недостаточно отстал, или достаточно неотстал.
Вот другая неразгаданная загадка: ты ведь появлялась передо мной и в других нарядах. А где ты их брала? И кроме них, всё остальное? Я не сумел выяснить, даже пользуясь исконным человеческим любопытством. Если ты хотела побыть одна, я никак не мог за тобой уследить. Ты пропадала так легко и естественно. Признаться, эта твоя черта меня раздражала, а иногда заставляла пугаться, если я думал, что ты можешь не вернуться.
Ещё вещи. Например, тот прозрачный крем- эпилятор, который ты принесла мне вместо бритвы. Он был весьма эффективен. Если он не был натурального происхождения (загустевший сок какого-нибудь местного дерева, к примеру), то он, думал я, тоже подпадает под определение технологий. Да, технологии... Мы использовали огонь- признак цивилизации? Но ведь, насколько я помню, это я его добыл однажды после грозы. И не во всякое время он у нас был- специально мы за ним не следили. И как-то обходились. Разумно или нет?
Из всяких подобных мелочей лепил я антураж вокруг твоего образа.
Рядом с Евой.
Мы в разных мирах, наши времена текут совершенно по-разному. Мы оба живы, но не живём в реальности друг друга. Я сотни раз бросался к тебе, но всегда разбивался о тончайшую стену твоей незримой клетки. Никакая сила мира не может мне в этом помочь.
Для тебя- лишь миг.
И в этом мгновении пройдёт вся моя жизнь и станет пеплом, и ничего не останется от пепла,- возможно, только в твоей памяти.
Уйдут эпохи.
Минут целые эры. Эоны. Юги...
И через секунду тебе будет так же странно там, как мне- здесь. Что ты там встретишь?
Ни намёка обо мне.
Время погребёт меня наконец, как это случилось со всем тем, что я когда-то знал.
Горный ветер в ущельях ткёт свои седые песни... Как черны эти скалы за твоей спиной...Солнце мне не нравится. Я здесь потому, что мне хочется думать, что я не одинок рядом с тобой. Но на самом деле это не так.
Ты даже не рядом.
Вокруг нас.
Однажды я сказал тебе, что ты как дельфин. Нас тянет друг к другу и мы чувствуем в нас разум, но видим также, что существует между нами барьер. Вернее, одному из нас так казалось. Ещё я сказал: а может, я всё это глупо выдумал, и нет никаких барьеров. Ты сказала мне что-то в ответ и улыбнулась, а я смотрел в твоё лицо и тоже улыбался. Всё же мы люди, Ева. А разве могут они быть настолько разными, чтобы не понять друг друга, если хотят?
В тот день было хорошее настроение. Всё казалось простым и разумным.
А в другие дни бывало и иначе.
В один из них я решил, что с этим миром не всё в порядке. Мне начало казаться именно так.
Я был потерян в чуждом незнакомом мире, чувствовал себя беспомощным и глупым, но вообще-то я не дурак и не слепой. Хотя бы в чём-то. Со временем впечатлений набралось достаточно, чтобы я мог оценивать всё вокруг. И я пришёл к выводу, что этот мир ненормален. Сотрясаемый безумием, болезнью или... агонией? Не знаю, здесь всё-таки недостаточно информации. Может быть, он не умирает, но ведёт себя, как-будто бьётся в последних конвульсиях. Иногда. Иногда всё тихо и солнечно, но никогда не знаешь, чего ждать. На моих глазах сама собой рассыпалась огромная скала на горизонте, словно песчаная, и пыль долго не оседала, а грохот содрогнул, казалось, весь мир.
Озеро раздувалось, когда шли дожди- а они случались свирепые,- а потом вдруг начало мелеть.
Бывали заморозки, а на следующий день уже жарило вовсю. Если что случается здесь, то случается внезапно и быстро. Нельзя быть уверенным, чем встретит тебя завтрашний день.
Но это всё как бы и мелочи. Ненормальность, какая-то лихорадочность витает в самом воздухе. Если постоять, посмотреть, подумать, то возникает чувство, что как-то здесь всё... не так как-то... Или с непривычки? Всё-таки, он хоть и мой мир, но мне чуждый. Огромная бездна... Но теперь-то я, кажется, привык. И всё равно вижу, что мир живёт по своим таинственным, непонятным мне законам. Если есть ещё законы.
Я не дома. А оттого всё мне странно. Я шагнул через пропасть времени и заблудился на чужом берегу. Но если бы не ты, Ева, я бы не сделал здесь ни шагу и я бы давно пропал.
Впрочем, кто знает. Может быть, я бы шёл, шёл куда-нибудь, не зная, для чего иду и что ищу. Тебя?.. Но ты сама меня нашла.
Но теперь уже я не смогу никуда уйти от тебя. Потому что ты здесь. Только здесь.
Пытался считать дни. Бросил. Вот странно. Я всегда считал себя подлинным строгим исследователем. Но, казалось, всё так быстро меняется в этом мире, что даже... В общем, мне не хотелось вести наблюдения. Попав сюда, я изменился. Наверное, я всё ещё пытался прийти в себя. А ты стала моим лекарством. Ты меня к себе привязала. Как имприттинг. Но могла ли на твоём месте оказаться любая другая? Нет, вряд ли. Я не знаю, не знаю. Было бы точно так же или нет? Бог с ним. Какое это имеет значение, если это была ты?
В один из вечеров, который веял на меня чем-то особенным, я подошёл к тебе и сказал, что люблю тебя. Совершенно искренне, осознанно, и это было настоящим. По-моему, я тогда впервые сказал об этом. Хотя мы уже давно были вместе и стали как-будто одним целым, как та скульптура. А ночью, в пещере, ты разбудила меня- не нарочно,- я проснулся оттого, что ты плакала. Я скорее почувствовал, чем услышал, потому что плакала ты очень тихо. Я испугался, я никогда не знал тебя такой. А ты, поняв, что я не сплю, подалась ко мне, прижалась, и ты дрожала. Я тебя утешал, гладил, но я так и не смог понять. На утро же ты взяла меня в дорогу. Прежде мы никогда не покидали нашей долины. Если честно, я хотел знать, что там дальше, я думал о том, что придётся когда-нибудь уйти, но, видно, не так уж я рвался, и мне пока вполне хватало того, что есть. А тут ты повела меня за скалы, куда-то далеко- далеко по ущельям. Мы вышли абсолютно налегке, но, зная тебя, вернее, зная, что я не знаю тебя, я не ведал, что пришло тебе в голову и идём ли мы на прогулку или уходим насовсем. На всякий случай, пока ещё было возможно, я оглянулся на нашу долину, допуская, что мы можем и не вернуться, смотря, что ты решила. Я посмотрел, чтобы запечатлеть её в памяти и почувствовал тогда тоску, почувствовал грусть. Странно как нам здесь было, но так прекрасно.
К вечеру, когда я изнемог до крайности от лазания по горам, а ты была всё так же легка и свежа, мы вышли к морю. Серые волны без края. Серые волны, бьющиеся о чёрные скалистые берега.
-Что это?- спросил я, когда ты сделала рукой широкий обозревающий жест.- Что ты хочешь мне показать?
Ты повторила жест, сказав какое-то короткое слово, потом долго и внимательно посмотрела на меня.
-Мы на острове?
То, что ты сказала мне в ответ, как всегда осталось для меня загадкой, но если ты понимала мою речь, твой кивок можно было принять за утверждение. Мне стало грустно вдвойне. Что изменилось? Но я как-будто ещё раз потерялся.
-Как ты попала сюда, если это остров? Может быть, это неправда? Может быть, это не остров? Почему я решил? Скажи мне, Ева. Откуда, откуда, откуда?
Ты смотрела на меня, и странным, пронизывающим был твой взгляд.
Потом мы вернулись в ущелье.
В долину, к нашей пещере.
К озеру, к древнему- древнему дереву. К двум холмам.
Адам и Ева.
...
...Теперь сижу с закрытыми глазами и слушаю тишину. Кажется, мне слышны твои лёгкие шаги...
Открою глаза и увижу тебя идущей.
Самое прочное стекло.
Вот и всё, Ева. В другой раз ты взяла меня в дорогу. Я подумал: ты ведёшь меня, чтобы и с другой стороны я увидел море и окончательно убедился? Не знаю, куда ты меня вела. Возможно, именно сюда. Как-будто гордо и с достоинством шла к неизбежности. Или мы случайно оказались... Или нас обоих вёл неотвратимый рок.
Полезли на скалу.
И я вдруг закричал, подняв голову:
-Подожди, Ева! Поднимемся туда! Я хочу посмотреть.
Ты нахмурилась. Мы могли пройти мимо. Это я виноват. Но я узнал то место, тот склон. С того первого раза я здесь так и не побывал. Мне захотелось... не знаю, чего... может, в чём-то убедиться, что-то найти...
Я полез по склону среди камней. Обернувшись, увидел, что ты следуешь за мной. Совсем как когда-то, когда ты шла мне навстречу по этому же склону. Но сейчас с лица твоего не сходило это самое задумчиво- сосредоточенное выражение.
Эта ровная, странная, почти круглая площадка...
Я прошёл по радиусу до центра, остановился. Долго стоял. Ветер гулял, тревожил пыль, дёргал твоё серое платье. Ты стояла в отдалении, безмолвно, и смотрела на меня. Моё сердце отчего-то колотилось. Впрочем, это понятно.
-Вот... Это место,- произнёс я, хотя ты вряд ли могла меня слышать.- Не могу объяснить, что... Мне нужно было однажды прийти сюда. Вот... Я пришёл. Пусто... Да... Что ж... Я посмотрел...- Я стоял и кивал, не зная чему. Слова у меня кончились, остались только обрывки эмоций вперемешку с немотой чувств и звоном в ушах.
Ты пошла мне навстречу.
Ты прошла это расстояние, разделяющее нас и встала рядом. Ты положила руку мне на плечо.
-Ева,- сказал я.- Напрасно я пытался гадать о тебе. И так всё понятно.- Это был миг озарения, миг высшего единения меж нами. Теперь я опять размышляю, теперь это чувство становится неуловимым. Я хочу его поймать и слиться с ним.- Пойдём домой, любимая. Я уже всё посмотрел. Здесь нет ничего.
Я пошёл вперёд к краю площадки, глядя под ноги, и как-будто я был где-то далеко- далеко от самого себя. Или задумался, или наоборот. Я шёл, шёл, шёл...
Потом я обернулся.
Ты шла ко мне. Шла, как сейчас идёшь.
Вокруг тебя мерцали серебряные звёздочки.
Я рванулся к тебе. И разбился о невидимое стекло.
В ожидании Евы.
Теперь я всё знаю. Я бы мог понять давным- давно. Я просто был невнимателен и думал неправильно. Это не другой мир. Совсем нет. Поле не этим сильно. Оно- дверь времён. В нём совсем другое время. Оно не стоит там, как не стоит здесь, но миг там- и целая бездна здесь.
Я на Земле. В будущем. Думаю, в очень далёком от моего «когда-то». Минули эпохи, эры. Пустыня становилась, быть может, дном морским, и возникали новые скалы, и появился остров, и я оказался на вершине скалы. И всё это время я оставался на одном месте. Каждый мог меня видеть. Из поколения в поколение. Небо совсем другое; много прошло времени. Опять колет в груди, тянет, немеет. Может быть, я был памятником, ещё более великим, чем пирамиды, и простоял намного дольше. Может, меня изучали, мне поклонялись. Может, потом не могли вспомнить, откуда я взялся, кто я,- а потом забыли. Все куда-то делись. Кроме тебя.
Это не машина времени, поле не переносит в будущее. Оно добирается до него такой же верной дорогой, как и всё в этом мире- день за днём, год за годом. Только для тебя это время снаружи ничего не значит. Всё оно сжимается для тебя в один миг. Поле как-будто специально поджидало кого-нибудь, чтобы появится вновь, оно живое.
Ты лишь моргнёшь, и всё уже другое. Ты станешь такой же чужой там. Обидно, что я не смогу оставить тебе знак. Что, находясь по эту сторону клети, сможет преодолеть эту бесконечность времени? Но я жду. Ты чутко спишь и видишь сны, которые мне снятся. Я вижу нас вместе. Мы прожили с тобой целую жизнь. Короткую, но настоящую.
Я обнимаю тебя крыльями этих дней, и нет сил, что нас разлучат.
Я всё смотрю на тебя, а ты идёшь ко мне и никак не можешь приблизиться.