ЮГ
Помню, как я впервые увидел море под Бердянском. Ничто не поразило воображение: слепящее марево воды, однообразно ровный песчаный берег, седой горизонт. Поезд полз вдоль берега. И какие-то люди (я сказал себе, что это украинцы) махали нам вслед рукой. В первый раз я ехал на юг, и Украина, и Бердянск казались неведомым краем, не похожим на всё, что приходилось видеть раньше.
Полная большая женщина, ненько, и мальчик в картузике махали рукой, провожая вагоны, как в старые времена, когда проезжающим желали доброго пути и благословляли от всякого лиха. У них в душе ещё было место для этих старомодных чувств. Так когда-то провожали запорожцев в поход, и те уходили, и возвращались, «гей!», взвар, горилка, и ладный хор грубых и свежих голосов. А там, в степи, в самый зной прыгала усатая мордочка татарина. «Бисов сын!», — говорил казак из холодка, попыхивая чубуком, когда чёрная мордочка слишком уж нахально лезла в глаза.
Текли века, как воды медленных степных рек. Запорожец менял фасон платья. Приподнятое канотье, тонкая фигура в тройке с брелоками, дутый браслет, манишка: Гоша из Бердянска. И сорочья хохлацкая тарабарщина с заплёвкой семечками менялась на размеренный строй северной речи. И только «шо» — интернациональное словечко мальчишек и евреев, кочует во все стороны России, как озорной сынок некогда единого языка.