В один прекрасный солнечный день, когда Оливия качалась в саду на увитых цветами качелях, к ней неслышно подошла Алейт. Оливия чуть не взвизгнула от неожиданности.
— Проследуйте за мной, Ваше Величество. Вас желает видеть Интериор.
Оливия напряглась. Все эти недели Рилмок абсолютно не интересовался её жизнью и этот внезапный вызов девушку испугал. Она судорожно начала перебирать в уме события последних дней. Ничего необычного. Она совершала верховые прогулки, гуляла, иногда, в особо сильную жару, сидела в своих покоях и вышивала. Что могло побудить её мужа послать за ней? Оливия, недоумевая, встала с качелей и, шурша юбками, двинулась вслед за Алейт.
Рилмок принял супругу не в Садике Чудес, а в своём личном кабинете, что само по себе было недобрым знаком. Алейт распахнула перед Оливией дверь и проскользнула внутрь, усевшись на один из стульев и поджав ногу. Неслыханная дерзость, но Рилмока это, видимо, ничуть не смущало. Он встал при появлении жены и жестом указал на кресло. Оливия склонилась в реверансе и осторожно села, будто вместо алого бархата её поджидал клубок ядовитых змей.
— У меня к тебе непростой разговор, — Рилмок пододвинул к себе кальян. — Очень непростой. Даже не знаю, с чего начать.
Оливия испуганно смотрела в золотые кольца глаз. Внутри неё словно свила гнездо неведомая зубастая тварь и сейчас терзала её, обжигая нестерпимой болью. Рилмок вздохнул.
— Я обещал тебе полную свободу. Я сдержал слово. И чем ты мне отплатила?
Её Величество вжалась в кресло. Что? Чем она отплатила? Она ни в чём не виновата, никто во дворце не мог бы и слова сказать против Оливии, она всегда вела себя сдержанно и ни разу не позволяла вольности в отношении любого из подданных её мужа...
— Оливия, — укоризненно покачал головой Рилмок, — ты же понимаешь, что я всё равно о тебе беспокоюсь. Мне небезразлична твоя жизнь, хоть я в неё и не вмешиваюсь. Я даже произвёл в сержанты того милого юношу из дворцовой стражи и подписал ему отпуск на десять дней в награду. — Тут Рилмок прищурился. — За героизм.
Оливия задохнулась, кровь бросилась ей в лицо. Значит, её муж всё время был в курсе её жизни, даже самых... деликатных сторон?! Но он же обещал... Рилмок с усмешкой наблюдал за сменой выражения лица супруги.
— Что ты так распереживалась? Ты же знаешь о моих свиданиях, почему я не могу знать о твоих? Я рад, что ты не похоронила в себе женщину. Это внушает надежду, что у тебя остались хоть какие-то желания.
Оливия закусила губу. Она уже тысячу раз успела пожалеть о том случае, тем более, что ничего хорошего всё равно не вышло.
Неожиданно для самой Оливии через некоторое время после родов её тело настойчиво стало требовать плотской любви, словно пробудилась её дремавшая прежде чувственность. Ощущения были новыми, незнакомыми и немного пугающими. Оливия вспомнила их последний разговор с Рилмоком. Он тогда высказался вполне определённо. Но как же ей быть? Её Величество понятия не имела, как ей пригласить кого-то к себе, а главное, кого? Она было подумала обратиться за советом к Джиневре, но сразу же расхотела, стоило ей представить лукавую и понимающую улыбку рыжей бестии. И Оливия решилась просить помощи у того, к кому, казалось, должна была обратиться в последнюю очередь.
Илдан выслушал её сбивчивый монолог бесстрастно и невозмутимо. Оливию всегда поражала абсолютная свобода кхар в вопросах морали.
— Ваше Величество предпочитает зрелый опыт или напор юности? — осведомился брат Лидана, когда Оливия умолкла. Женщина густо покраснела:
— Илдан, я сейчас пожалею, что обратилась к тебе.
— Ни в коем случае, — Кхар еле заметно улыбнулся. — Желания Вашего Величества легко исполнимы. Я прикажу устроить учения на плацу, а вы во время верховой прогулки выберете того, кто вас заинтересует. Потом опишите мне его, и я доставлю этого человека в ваши покои. В полночь вас устроит?
— Ты так говоришь, будто я стою в лавке ювелира и выбираю новое колье.
— Что в сущности одно и то же, Ваше Величество. — Заметив, что Оливию что-то гложет, Илдан добавил: — Я буду нем, как рыба. Я уже много раз видел подобное. Можете рассчитывать на меня.
И кхар с поклоном удалился.
Илдан не солгал. На плац действительно вскоре высыпали стражники во главе с капитаном, разбились на пары и начали тренировки с мечами. Оливия, одевшись попроще и на всякий случай накинув вуаль, приказала оседлать свою любимую кобылу Незабудку и отправилась на прогулку вдоль стен дворца. Как раз мимо плаца с учениями.
Её внимание привлёк один стражник, совсем молодой, лет восемнадцати, светловолосый, но загорелый. Он немного напоминал эльфа, но без присущей Четвёртому Народу томной изысканности. Стражник сосредоточенно отбивал удары своего противника и по сторонам не глядел. Иногда мимо него проходил капитан, что-то рявкал и устремлялся к другим подчинённым. Оливия кивнула сама себе. Пусть будет блондин, этим он хотя бы не похож на Рилмока.
Брат Лидана выслушал описание внешности молодого стражника и ненадолго задумался.
— Яцинт, — выдал он вердикт, — из последнего рекрутского набора. Кажется, ваш земляк, откуда-то с юга Кириата. Будьте покойны, Ваше Величество, в полночь он будет у вас.
В половину двенадцатого ночи дверь в казарму распахнулась, и на пороге возник высший кхар, один из тех двоих, что вселяли страх в сердце любого караульного. Он пристально оглядел всполошённых стражников. За его спиной маячил взволнованный капитан, не успевший толком застегнуть мундир и забывший в суматохе свой шлем.
— Яцинт. — Голос кхара был гортанным и скрипучим. — Два шага вперёд.
Стражники недоумённо переглядывались, пока молодой новобранец неловко протискивался с дальнего конца казармы.
— Два шага вперёд! — нервно заорал капитан, а потом, заикаясь, затараторил:
— Ваша милость, господин Илдан, да что он натворил-то? Яцинт-то? За что ж его... посреди ночи...
— Пока ничего, — бросил кхар, — ему только предстоит.
Капитан осёкся.
Наконец не на шутку испуганный Яцинт вышел вперёд. Илдан критически оглядел юного стражника. Вид тот имел взволнованный, он кидал вопросительные взгляды на товарищей, но те хранили молчание. Илдан подошёл к юноше.
— Приведи себя в порядок и быстро. Пойдёшь со мной. Шлем можешь оставить.
— А...
— Отставить разговоры. Шевелись. Я два раза не повторяю.
Яцинт бросился одеваться, в спешке не попадая в рукава. Куда его поведут? Что он сделал? Он и служил-то всего полгода и ничем не выделялся среди своих товарищей по оружию. И капитан орал на него не чаще, чем на других. Что же случилось, зачем за ним пришёл этот жуткий кхар с глазами мертвеца? Задавать вопросы было бесполезно, и Яцинт, обливаясь холодным потом, обречённо последовал за высокой фигурой в чёрной чешуе.
Чем дольше они шли по дворцовым галереям, тем чаще Яцинт вспоминал скабрезные казарменные разговорчики о бывшей герцогине. Вот только сейчас леди Джиневра сидит тише мыши, а про супругу Рилмока Первого Яцинт не слышал ничего. И даже ни разу не видел, много ли увидишь с поста у Провиантских ворот. И мыслей о том, куда ведёт его кхар, у новобранца не было никаких.
Илдан остановился у резных дверей с позолоченной ручкой, глянул на Яцинта и бросил:
— Сочувствую, парень.
И, взяв его за шиворот, аккуратно переставил за порог, закрыв за стражником дверь.
Ещё ни разу за свою недолгую, но бурную личную жизнь Яцинт Немет не терпел такого сокрушительного фиаско. Когда он разглядел в неверном мерцании свечей, к кому его доставил господин Илдан, парень упал духом во всех смыслах. Спасительным зельем Виарила разжиться было негде, да Яцинт и не подозревал о его существовании. Когда стало понятно, что дезертировать не удастся, стражник, зажмурившись, стал судорожно перебирать в уме все самые запоминающиеся моменты своей жизни, чтобы хоть как-то выправить положение. Ирма, Жофи, Марта... Всё без толку. "Меня казнят, — обречённо понял Яцинт, — и скорее всего, уже завтра..."
Когда Оливия в бешенстве приказала ему убираться, парень стрелой вылетел в коридор, застёгиваясь на ходу, и наткнулся на Илдана. "Всё, — вздрогнул Яцинт, — вот и смерть моя стоит." Кхар оглядел несостоявшегося любовника и отрывисто сказал:
— За мной.
Яцинт уныло поплёлся бесконечными коридорами, надеясь, что меч кхара убивает быстро. Илдан привёл парня в странное помещение с бассейном посередине, куда-то отошёл и вернулся с узким плетёным стаканом.
— Пей, — он сунул под нос Яцинту стакан. В нём была какая-то прозрачная жидкость. Стражник опрокинул залпом и закашлялся. Внутренности обожгло огнём, из глаз юноши покатились слёзы.
— Что... что это?!
— Кхариданское пойло, — усмехнулся Илдан, — пей. Здесь его полно. И хватит трястись как головастик.
— Её Величество отправит меня на плаху...
— Не отправит. Пей. И держи язык за зубами.
Когда Яцинт уже перестал дрожать, осушив три стакана, Илдан вывел его в знакомые коридоры и махнул рукой:
— Казармы там.
И растворился в ночной тьме.
Из воспоминаний Оливию вывело постукивание пальцев. Рилмок барабанил по столешнице, изредка затягиваясь сладковато пахнущим табаком.
— Твоя личная жизнь весьма примечательна, но ради этого я не стал бы тебя дёргать.
Он встал и вдруг приблизился к ней вплотную. Его глаза расширились, ноздри подрагивали, как у гончей, почуявшей дичь.
— Оливия, Оливия... — Лицо его исказилось. — Скажи, когда именно тебе отказал рассудок?
Девушка непроизвольно подобралась. Что он имеет в виду? Рилмок повернул голову, и из незаметной дверцы в тёмном углу вышел Илдан.
— Ты?! — Оливия приоткрыла рот. Кхар бесстрастно бросил на стол пухлую пачку писем, перевязанную розовой ленточкой.
— Сожалею, Ваше Величество.
— Ты... ты шпионил за мной? Перехватывал мои письма? Но... Как ты посмел?..
— Приказ Его Величества.
Рилмок с неприятной усмешкой наблюдал за оторопевшей Оливией. Лицо его жены то заливала мертвенная бледность, которой позавидовали бы кхары, то на щеках выступали уродливые красные пятна. Глаза Оливии наполнились слезами.
— Ваше Величество... почему...
— Я же сказал, что беспокоюсь о тебе. А ты... Ты могла бы радоваться жизни, к твоим услугам было всё, понимаешь, всё! Я ни в чём тебя не ограничивал. Так почему же, — его лицо выражало неподдельное страдание, — почему из всех возможных вариантов ты выбрала государственную измену?!
На этих словах Илдан и Алейт одновременно потянулись к ножнам.
Сказать, что Оливия была поражена — значит не сказать ничего. Она осела в кресле, будто её ударили в живот, дыхание сбилось, перед глазами шли круги. Государственная измена?! Но она же ничего не совершала!
Рилмок брезгливо тронул письма.
— Скажи, что за нашёптывания Обратной Сути подтолкнули тебя переписываться с Аглентом Сирке?
Оливия хлопала глазами.
— Но... это просто дружеская переписка... Его светлость по-отечески поддерживал меня...
— Да? Тебе мало родного отца? Что же это за поддержка... — Рилмок вытащил из пачки одно из писем. — Та-ак... Ага... Граф имеет наглость просить тебя, чтобы ты добилась для него разрешения навестить дочь... Он не теряет надежды, что милая Агата когда-нибудь бросит своего жениха... Вот ведь упрямый осёл! И что же ты ему ответила?
— У Вашего Величества все мои письма, — прошептала Оливия, опустив голову.
— Точно. Сейчас поглядим... Хвала Создателю, хоть здесь ты проявила здравомыслие.
— Ваше Величество! — Голос Оливии дрожал. — За что вы так ненавидите бедного Аглента? Он потерял дочь, ему запрещено покидать Сиркейт... Агата о нём даже не вспоминает. Чем он вызвал такое сильное ваше неудовольствие?
— Он плохо понимает интересы государства, Оливия. Помолвка Эрно и дочери Сирке — это не только союз двух любящих сердец. Хотя, не спорю, счастье Агаты тоже очень важно. Мне нужны верные и преданные вассалы. После того, как граф Сэндреи получил свою возлюбленную, его преданность возросла ещё больше. Не забывай, он глава казначейства. А Аглент Сирке не способен думать ни о чём, кроме греховности этого бренного мира. Агате незачем с ним встречаться. Хорошо, что ты объяснила ему своё положение. Стреноженная лошадь. — Рилмок нервно затянулся и хохотнул. — Тебе приятно, что хоть кто-то считает тебя способной повлиять на меня. Вы оба глупцы. Ладно, с дочерью разобрались...
— Ваше Величество! — Оливия набралась храбрости и посмотрела в глаза мужу. — Но Агата ведёт себя возмутительно! Незамужней женщине принимать в своих покоях...
— Будущего мужа? Они помолвлены и имеют право оставаться наедине.
— Ночью?
— А когда? — удивился Рилмок. — Днём его светлость занят на службе, а Агата исполняет обязанности твоей, между прочим, фрейлины. Как и Джиневра, и многие другие. Когда же нашим голубкам встречаться, как не по ночам? Или эта старая развалина убедила тебя в греховности поцелуев до брака?
— Это возмутительно... — снова прошептала Оливия.
— Ты стала такой ханжой после того, как довела до нервной икотки того новобранца? Теперь завидуешь чужой любви? Молчать! Я ещё не закончил. Аглент жалуется тебе на непомерные налоги. Ты что, его светлость Эрно Сэндреи, чтобы решать такие вопросы? Я понимаю, граф изливает тебе душу, потому что больше некому, но...
— Сиркейт очень небогатое графство, Ваше Величество! Новые налоги буквально душат бедного Аглента!
— Душат, значит...
Рилмок дёрнул шнурок колокольчика и велел лакею пригласить в кабинет Эрно Сэндреи со всеми отчётами. Через десять минут главный казначей быстрым шагом вошёл и упал на одно колено:
— Ваше Величество. — Заметив Оливию, Эрно снова поклонился. — Леди Оливия.
— Эрно, моя супруга интересуется тонкостями нынешней системы сбора налогов. Будь так любезен, объясни Её Величеству текущее положение вещей.
— С удовольствием, Ваше Величество, — Эрно повернулся к Оливии и достал какие-то свитки, — вступив в должность, я заменил подушевой налог прогрессивным подоходным, не считая Магнификата с его постоянной ставкой в десятую часть.
Оливия непонимающе моргнула. Эрно улыбнулся:
— При кажущейся запутанности система очень проста. Подушевой налог предполагал одинаковую плату для всех мужчин Аквилии, включая младенцев и стариков, и плата эта равнялась ста тиалам в год. При этом не учитывались доходы плательщиков. Глупость несусветная. Знать и зажиточные граждане почти не ощущали на себе налогового бремени, а бедняки были вынуждены отдавать почти всё или вовсе уклоняться от уплаты, за что их сажали в тюрьму. Я отменил эту систему и ввёл налог, возрастающий одновременно с доходами подданных Его Величества. Сейчас существуют шестнадцать разрядов, от ста пятидесяти до четырёх тысяч тиалов в год. Тот, кто зарабатывает от ста пятидесяти до двухсот тиалов, платит в казну два тиала, далее ставка возрастает, и те, чей доход составляет четыре тысячи, платит уже четыреста пятнадцать тиалов. Свыше четырёх тысяч - четыреста восемьдесят тиалов плюс шестьдесят с каждых пятисот сверх четырёх тысяч. Люди же, зарабатывающие меньше ста пятидесяти тиалов, от уплаты налога освобождаются. Магнификат платит десятую часть от своих доходов по соглашению, достигнутому в конце правления Стеллана Восьмого. Я не счёл нужным менять эту позицию. Вот, собственно, и всё, — бодро закончил Эрно Сэндреи.
Оливия ничего не поняла из этой тирады и решила напрямую перейти к волнующему её вопросу:
— А как обстоят дела в графстве Сирке?
— Сиркейт! — На какой-то миг Оливии показалось, что Эрно сейчас выругается. — Это настоящая головная боль. На днях я послал туда уже вторую проверку, на этот раз во главе с Кейтаном...
— Кхар?! — изумлённо вскричала Оливия.
— О да! — Граф Сэндреи довольно улыбнулся. — Исключительно светлая голова, перемножает в уме такие суммы, что я только диву даюсь. При Стеллане он был одним из стражей Садика Чудес. Я его обнаружил, когда они с напарником от скуки соревновались в умножении на скорость. Признаюсь честно, я был поражён до глубины души. Но Садик может охранять любой высший кхар, так что Кейтана я забрал себе. Теперь он мой заместитель. Сборщик налогов с боевой выучкой Кхаридана — о таком я не мог и мечтать . Вот сейчас он будет потрошить нашего унылого Аглента. В Сиркейте творится такой кавардак, что я был вынужден послать именно Кейтана кхар'Килтаата. Мы провели там целых две параллельные переписи, и всё равно ничего не сходится. Граф либо утаивает часть доходов, либо как-то распределяет их по доверенным лицам. Согласно моим расчётам, Сирке должен платить сто пять тиалов, так как доход его приближается к двум тысячам. Он же утверждает, что никаких двух тысяч у него нет и собирается платить двадцать один тиал, как если бы его доход был от шестисот пятидесяти до восьмисот тиалов. Я согласился бы с этой суммой в прошлом году, но сейчас в графстве собрали прекрасный урожай, да и торговля приободрилась. Аглент скрывает свои доходы, но не переживайте, Кейтан быстро выбьет из него эту дурь. Всё-таки он не только служащий моего ведомства, но и высший кхар. И меч у него всегда с собой. — Эрно обнажил в улыбке белые зубы.
— Видишь ли, Эрно, — Рилмок похлопал рукой по пачке писем, — леди Оливия ведёт бурную переписку с Аглентом Сирке, и тот жалуется ей, что новые налоги легли на его плечи непосильным бременем. Именно поэтому я и пригласил тебя, чтобы ты лично развеял тревоги Её Величества. Леди Оливия очень переживает за старого Сирке.
— Как только Кейтан вернётся, я немедленно оповещу Ваше Величество о результатах проверки. Но мне думается, граф лукавит, расписывая свои беды. Во всех остальных графствах, а также во владениях баронов Шуа, наблюдается рост доходов. Либо у Аглента негодный управляющий, и тогда его заменят, либо сам граф хитрит и изворачивается. Боюсь, второе ближе к истине.
— Спасибо, Эрно, ты свободен. — Рилмок кивнул рыжему графу, и тот, поклонившись, оставил Интериора наедине с супругой.
— У тебя остались какие-то вопросы? — Взгляд Рилмока не предвещал ничего хорошего. Оливия постаралась сохранить хоть каплю достоинства:
— Его светлость слишком молод для такой должности. Вряд ли он и впрямь наведёт порядок в такой тонкой сфере, как налоги. Ему больше пристало прожигать жизнь в балах и псовых охотах.
— Оливия, я тебе уже говорил как-то, чтобы ты не лезла в государственные дела. Эрно за несколько месяцев привёл этот клоповник в чувство. Если тебя тревожит, что ему двадцать лет, позволь напомнить, что мне двадцать три, и я повелитель Пятого Народа. Но оставим налоговые сложности Эрно. Теперь мне придётся затронуть весьма болезненную тему.
Рилмок сел и обхватил голову руками, словно на него свалилось известие о смерти близкого человека. Несколько минут он неподвижно сидел в кресле, закрыв глаза. Оливия боялась дышать. Кхары смотрели на неё без малейшего сочувствия. Они знали, о чём ещё писал Аглент Сирке супруге государя.
Наконец Рилмок отнял ладони от лица и тихо прошептал:
— Я лично заставил Марциала отречься от своей ереси. Любой, кто поддерживает его былые заблуждения, объявляется государственным преступником и подлежит тюремному заключению, ссылке в Магнификат или казни в зависимости от собственного упорства. Больше никто и никогда не посмеет очернять Повелителей Стихий. Я как Залог Вердикта, не позволю этого. Вся моя жизнь посвящена тому, чтобы пять Народов жили в мире и согласии, и я не допущу, чтобы яд ереси проникал в умы людей. Объясни мне, Оливия, что сподвигло тебя примкнуть к сумасшедшим фанатикам, которых в Аквилии осталось меньше, чем пальцев на руке? Почему моя жена осмелилась поддержать ересь, от которой отрёкся сам Верховный Магнифик? Чем тебе так насолили остальные Народы? Отвечай!
Оливия молчала и всхлипывала. Она действительно поддерживала Аглента Сирке в его неприязни к стихиалям и не стеснялась писать об этом. Если бы она знала, что проклятый кхар перехватывает все её письма! Он делал это так ловко, что никто не отличил бы сломанную и вновь наложенную печать от нетронутой. Рилмок действительно убрал Илдана с её глаз, но взамен приказал ему шпионить за ней. А она, дурочка, всерьёз поверила своему сумасшедшему мужу и его обещаниям! Оливия уже не скрывала слёз.
— Я жду. — На какой-то миг ей показалось, что Рилмок ударит её.
— Ваше Величество ставит первые четыре Народа выше людей, — прошептала Оливия, зная, что это конец. Своими словами она подписала себе приговор. Но остановиться уже не могла, словно какая-то неведомая сила заставляла её лихорадочно бормотать, вцепившись в шёлк юбок. — В сердце Аквилии стихиалей больше, чем у себя на родине. Их силы... Если люди не обладают магией, это не значит, что они должны смотреть на Повелителей Стихий снизу вверх. Мы — Пятый Народ, последние из детей Создателя! Мы не должны пресмыкаться перед...
— Всё это крайне интересно, Оливия. Я вижу, твои убеждения идут из самого сердца. Но скажи мне, с чего всё началось? Почему ты так пылко поддержала заблуждение Аглента? — В голосе Рилмока слышалось чуть ли не участие.
— Эта ведьма... — Лицо Оливии исказила жуткая гримаса, изуродовавшая её ещё сильней. — Тварь из Келентелле! Ваше Величество, почему вы прельстились нелюдью?
— Ах вот оно что! — Рилмок рассмеялся странным каркающим смехом. — Я-то думал, тобой движут якобы ущемлённые интересы Пятого Народа, обида на то, что людям неподвластны силы стихий, да что угодно! Но обыкновенная ревность? Это что-то новое. Ты же не любишь меня, какое тебе дело до того, кто согревает мне постель? Или это правда, что все женщины ужасные собственницы? Только не надо рассказывать мне про святость брачных уз. Надеюсь, кстати, что тот сержант всё-таки восстановит своё душевное равновесие. А ты, Оливия... Если ты настолько глупа, что поддерживаешь Аглента в его еретических мыслях из-за собственной уязвлённой гордости... После доклада Кейтана я решу, что делать с Сирке, а вот ты...
Рилмок встал, заложил руки за спину и несколько раз обошёл кабинет. Кхары молчали, не сводя глаз с заплаканной Оливии. Из той словно вытекла вся жизнь, она сидела в кресле и тихо молилась, зная, что это бесполезно.
— Ты вернёшься в Кириат, — вдруг резко сказал Рилмок, — без права покидать графство и переписываться с кем-либо. Остаток своих дней ты проведёшь там. Я не желаю проливать кровь матери моего сына, а в обители, на хлебе и воде, ты не протянешь и года. Ты уедешь завтра и я надеюсь больше никогда о тебе не услышать.
Рилмок стоял на балконе и наблюдал, как исчезает в дорожной пыли карета, запряжённая восьмёркой лучших скакунов. Его жена навсегда покидала Аквилис, и он молча провожал взглядом уменьшающуюся точку. Эта часть жизни для Рилмока закончилась.
— Не задалась у тебя семейная жизнь, — негромко заметила Алейт, облокотясь рядом с ним на витые перила. Рилмок поднял на неё глаза.
— Я повенчан с Аквилией. Для других в моём сердце нет места. Тебе ли не знать.
— Я знаю, — кивнула Алейт. — Это плата. Равновесие в мире и хаос в душе его Хранителя. — Она аккуратно поправила Рилмоку выбившуюся тёмную прядь.
Внезапно Рилмок упал на колени, прижавшись лбом к холодному мрамору. Плечи его содрогались.
— Скажи, Алейт, почему? — он поднял на неё покрасневшие глаза. — Что со мной, Алейт? Ты знаешь меня лучше, чем я сам. Меня словно накрывает какая-то тёмная волна и тащит в ледяной омут. Что со мной?..
— Это плата, — повторила Алейт, присев рядом с Рилмоком, — плата за равновесие. Нельзя вобрать в себя силы всех стихий и остаться прежним. Восторженный головастик из Хельсвуде, к которому я забрела на огонёк, давно покоится на дне Купели, и рыбы дочиста обглодали его скелет. Каждый твой шаг приближал тебя к тому, что ты есть. Смерть в Купели. Убийство Ша-Аргха. Победа над Лита Майей. Потеря Ша-Ан. Ты становился всё жёстче и жёстче. Для правителя это хорошо. Но человек по имени Рилмок умер в Кхаридане.
— Неужели я и впрямь такое чудовище, как думает Оливия? Я не любил её, но...
— Ты не умеешь любить, Рилмок. Ты не любил ни Джиневру, ни Латейль. Ты не любил свою несчастную жену. Твой Дар выжег тебя дотла, заставив отдаться служению Пяти Народам, и убил ту малую человеческую часть в тебе, что была способна любить. Часть всегда слабее целого, Рилмок. Мне жаль.
— Кто же победил в этой борьбе за равновесие? — прошептал Рилмок в пустоту. Слёзы катились по его щекам.
Алейт молчала.
На Интерию мягко спускались золотистые сумерки.
Продолжение (глоссарий): http://www.proza.ru/2015/08/17/1627