По мотивам книги Ich wurde geboren…(Я был рожден…)
На фото, Коктебель глазами Волошина. Вверху: слева Дом-музей Волошина, справа вид на Карадаг. Внизу картины Волошина: слева - Заливы гулкие земли глухой и древней, справа - вид Коктебеля.
В советское время одним из любимейших мест отдыха старых и малых, пенсионеров, трудящихся, студентов и пионеров-шольников был Крым. Изумительная природа - горы, море, памятники старины, героическая история, умеренные цены за проживание, в сезон дешевые овощи, фрукты, виноград, прекрасные местные вина, относительно развитый сервис и отсутствие приставучих аборигенов - всё это делало Крым более привлекательным по сравнению с курортами черноморского побережья Кавказа.
В Крыму я отдыхал много раз. Это были как пешие, так и велосипедные походы. С друзьями - Толей Аринушкиным и Борей Паниным - мы облазили и объездили практически весь горный и степной Крым: от Феодосии на востоке до крайней западной точки - мыса Тарханкут, от Бахчисарая на севере до южного берега Крыма - Ялты, Алушты, Фороса. Бывал я несколько раз и просто обычным «дикарем» с привязкой к одному постоянному месту. Особенно любимых мест в Крыму было два. Новый Свет с его Царским пляжем и Коктебель с его Домом Волошина.
На Царский пляж я попал во время нашего второго с Толей Аринушкиным крымского похода. В Солнечногорске мы познакомились с троицей ребят, путешествующих по Крыму на Запорожце.Нам кто-то рассказал о Царском пляже в Новом свете - сказочном месте километрах в десяти от Судака. Тогда еще никаких шлагбаумов, преграждающих въезд в Новый свет, не было. Мы оставили машину на мысе Пещерном в зарослях карликовых реликтовых сосен, а сами с бидоном воды спустились к Царскому пляжу по Голицынской тропе. На другой стороне бухты была ровная сравнительно небольшая площадка, где могли разместиться десятка два палаток. Но в тот раз их было совсем не много – пять-шесть. Оказывается за два дня до этого на пляж нагрянули пограничники, которые устроили шмон. Они отобрали паспорта у туристов с обещанием вернуть их в Судаке при предъявлении обратных билетов из Крыма. Пребывание «дикарей» на Царском пляже было запрещено. Морской берег рассматривался как пограничная зона, и тогда в Крыму было всего несколько мест, где можно было ставить палатки у самого синего Черного моря.
Троица с Запорожца была ориентирована на отдых с передвижением, мы с Толей хотели поплотнее осесть на полюбившемся месте. Но компромисс был найден. Мы несколько раз совершили вылазки в восточную часть Крыма. Побывали в Коктебеле, там прошлись берегом, где по камушкам, где частично вплавь, по бухточкам от Лягушачьей до Сердоликовой у подножья Карадага. Тогда никаких дельфинариев и аквапарков там не было и в помине. Народ всё больше собирал сердолики, а иногда и варварски выколачивал их из породы. Всё было диковато и прекрасно. Заезжали в Феодосию и Старый Крым, места связанные с жизнью и творчеством Ивана Айвазовского и Александра Грина. Это продолжалось с неделю, а потом двое из нашей компании – хозяин Запорожца и его приятель из Сибири попрощались с нами и рванули в Москву. Мы же с Аринушкиным и с Володей Прищепой, одним из мобильной троицы, оставались еще дней на десять.
Второй раз я останавливался на Царском пляже во время велосипедного путешествия по Крыму с Борей Паниным. На Голицынской тропе с велосипедами нам делать было нечего. Поэтому спускались по ущелью, причем большую часть пути железных коней пришлось нести на себе. Но вот мы на месте. Родные места радовали. Был сентябрь, и палаток было не много. На второй день, когда мы с Борисом загорали на облюбованном ранее моей компанией камне, повторилась ситуация с пограничниками. В бухту влетел пограничный катер, высадился десант из четырех-пяти бойцов с офицером, которые тут же начали шмонать палатки. Боря задергался, но я его успокоил. Голых людей на пляже пограничники не трогали, поскольку тут могли быть отдыхающие из Новосветовского пансионата. Когда катер с пограничниками скрылся за головой дракона, мы поднялись к своей палатке. По традиции у нашей и еще одной палатки, хозяева которой также не посчитали нужным предстать перед ребятами в зеленых фуражках, были обрезаны веревки, что через пять минут было поправлено. Кто-то из новичков радостно объяснили нам, как обалдели пограничники при виде наших стальных коней. Как они долго топтались вокруг нашей палатки, громко обсуждая, сушей или морем были доставлены сюда наши велосипеды.
В Коктебеле первый раз оседло, аж, целых две недели я провел с Катиной подругой Надей Глебовой. Жена тогда осталась дома с полугодовалой дочкой. Никаких амурных дел у нас не было, хоть мы и жили вместе в одной хибаре. Как-то в Москве я попытался за ней приударить, но она меня резко отшила, и мы оставались хорошими друзьями. Надя работала литературным редактором и очень хотела продвинуться на литературном поприще. Поэтому ей интересен был именно Коктебель с его Домом творчества писателей. Ведь, как пел Юлий Ким: "В Коктебеле, в Коктебеле, у лазурной колыбели весь цвет литературы СССР"…
Среди отдыхающих писателей в тот раз оказался Варлен Стронгин, популярный в то время писатель-сатирик, которого Надя немного знала по редакционным делам. Она была видной девицей, ладная крепко сбитая фигура, золотые волосы, широкоскулое, но очень приятное русское лицо – куда там писаным красавицам из ансамбля «Березка» на рекламных интуристовских плакатах. Плюс к этому шарм, чувство юмора, доброжелательность – всё это делало Надю неотразимой, когда ей это было надо. Мы столкнулись со Стронгиным в парке Дома творчества. Он был один, узнав Надю, очень обрадовался. Они долго о чем-то оживленно болтали, пока я деликатно стоял в стороне. Потом они закончили свой треп, мы раскланялись и разошлись в разные стороны. Надя была воодушевлена:
– Стронгин пригласил меня на завтра на морскую прогулку в Новый свет, организованную Домом творчества.
– А меня? – поинтересовался я.
– А тебя нет. Третий – лишний, - отшутилась она.
Хотя я и понимал, что действительно могу оказаться совсем лишним и помешать Наде установить нужное ей знакомство, неприятное чувство ревности меня кольнуло. В отместку я за то время, пока они были на экскурсии, набросал целый поэтический, но весьма злобный рассказ об их морской прогулке. К сожалению, я подобные свои перлы не сохраняю, помню только начало и окончание стихов:
Как-то Надя в воскресенье
Стронгину на удивленье
Согласилася чуть свет
С ним поехать в Новый свет.
Далее рассказ поведал о том, как оказавшись на экскурсионном катере, Стронгин обхаживал Надю, но вдруг налетел шквалистый ветер и вздыбил Стронгинский чуб. А его «чуб» был предметом насмешек в писательских и эстрадных кругах (Варлен как писатель-сатирик одно время выступал и в концертах). У него голова была почти лысая, но одной длинной, хоть и редкой, прядью он свою лысину старательно маскировал. Далее в моем рассказе описывается, как эта прядь волос начала «парусить», что привело к полной потере управления судном, и чтобы избежать кораблекрушения, капитан бритвой отсек Стронгинский чуб. Вращение судна прекратилось, все спасены, но лысина писателя себя обнаружила. Стронгин оказался посрамленным. Стихотворение заканчивалось пафосно:
Не ходил бы с Надей в море -
Не хлебнул б такого горя.
Надежда, прочитав мою поэму, хмыкнула и ничего не сказала. Но было видно, что поездка не принесла ожидаемых результатов и потому моё ехидство не получило отпора. По-моему, они еще разок сходили вечером в ресторан, и Стронгин отбыл Москву. Путевка у него закончилась. Других подходящих для знакомства писателей Надя больше не встретила. Поэтому остальное время мы с ней обследовали окрестности Коктебеля, облазили все ближние и дальние бухты, включая Тихую и Лисью, побывали на Биостанции, взбирались на Карадаг. Питались утром и днем преимущественно салатом из сладкого болгарского перца, но вечерами позволяли себе слегка покутить - отведать замечательного шашлычка с массандровскими винами.
В Крыму я любил два места общепита: кафе «Крымский пирожок» на набережной в Судаке, где в книге отзывов я когда-то оставил незатейливую запись - "Советую тебе, дружок, отведать крымский пирожок". Мы там с Аринушкиным частенько подкармливались, поскольку были популярны у местных продавщиц, делавших нам некоторые скидки. Второе место - шашлычная в коктебельском парке. Шашлыки там были потрясающие и доступные по цене. Но когда мы с Леной в медовый месяц заехали в Коктебель, и я повел ее в полюбившуюся шашлычную – нас ожидало полное разочарование. Это были уже полуголодные постные годы (в Москве этого мы почти не замечали), и в шашлычной было единственное горячее блюдо - жареная мойва. В следующий год во Фрунзенском мы в каком-то кафе нашли в меню свиные отбивные в сухариках по коммерческой цене. Аппетитные отбивные будоражили воображение, но разочарование было еще более тяжелым, чем в Коктебеле. Отбивные в смачной хрустящей корочке оказались внутри пустыми. Их делали из кусков сала, которое полностью вытопилось в процессе жарки. Увы!
Один раз мы с Леной снимали комнату в Коктебеле в доме у самого Степана Алексеевича Клименко, садовника Дома творчества писателей, знаменитого тем, что он вывел голубую розу. С ним нас познакомил Ленин начальник в архитектурной мастерской Олег Анатольевич Субботин, который каждый год проводил отпуск в Коктебеле. Их общим хобби было собирание камней – сердоликов, яшмы, опалов и еще многих других, названия которых я не запомнил. А еще, я думаю, их роднило трепетное отношение к Войне, Великой победе Субботин был фронтовиком, и для него главным праздником являлось 9-е Мая. Не знаю точно, воевал ли Степан Клименко, но одну из своих роз он назвал Валентиной в память о девушке, ценой жизни спасавшей от фашистов бежавших из плена красноармейцев. Карадаг – это настоящая кладовая драгоценных и поделочных камней. Субботинской и, особенно хозяйской коллекциям коктебельских камней можно было позавидовать.
С садовником Субботин о нашем приезде договорился заранее, поэтому место было нам забронировано. Хозяин был сам по себе уникальной личностью. На его плечах лежало содержание большого парка вокруг Волошинского дома. Приходилось не только выращивать растительность и ухаживать за ней, но и отстаивать кипарисовую аллею, когда в Крыму началась их массовая вырубка. Степан Клименко к тому же писал рассказы и очерки о Волошинском доме, о природе Крыма, о поисках голубой розы.
С отдыхом в Коктебеле в тот год помимо купаний в бухтах и поисках сердоликов связано еще одно воспоминание. Мне кто-то рассказывал о грибных ведьминых кольцах. И на Карадаге я их увидел воочию. Мы с Леной стояли на гребне горы, а внизу на плато на фоне светло-зеленой пожухлой травы густой зеленью отчетливо просматривалось огромное кольцо метров 30-50 в диаметре. Почему я решил, что это именно ведьмино, не знаю. Но мы спустились проверить и не ошиблись. Эта сочная зелень была полна шампиньонов. Там же на Карадаге мы собирали белые рядовки – Степан Алексеевич называл их "ложечками" потому, что они были формой похожи на столовые ложки. Они росли по склону среди редких посадок сосенок и были несколько однобоки, причем я находил их по запаху. Так что не только французские свиньи умеют находить грибы. Мне, правда, не надо было их откапывать. Это была наша последняя поездка в Крым.
Распад СССР и последующая за этим «украинизация» Крыма большинством россиян воспринималась весьма болезненно. «Подарок» Крыма Хрущевым Украинской ССР с позиций теперешнего понимания истории иначе, как самодурством, назвать нельзя. Увы, тогда не оказалось рядом с ним человека (вспомните) , подобного вору (!) Милославскому (Куравлеву) из фильма «Иван Васильевич меняет профессию» , который успел вовремя остановить советского чиновника (!) Бунша (Яковлева), готового не задумываясь отдать Кемску волость шведам. Тем восторженнее были встречены абсолютным большинством россиян прошлогодние события в Крыму - референдум, независимость и воссоединение с матушкой Россией.
Это событие стало и самым главным праздником для меня лично. Даже моя круглая юбилейная дата на этом фоне как-то отошла на второй план. Так и хочется крикнуть: «Здравствуй, Крым! Ты вернулся. Мы верили, что это случится, и дождались. Живи, процветай и радуй нас тем, что опять стал нам родным.
Приложение http://www.proza.ru/2016/05/17/1079