Не так давно, Мелисса влюбилась в Льва. Лицо его не привлекало в дни застоя, но штормом бросало молнии из глаз, оживлялось и рычало. Зверь имел стержень, закаленный для каждого настоящего львёнка детством, и никогда не сгибался. Мелисса леденела перед ним, в то время как крапива полыхала, спрятанная щеками.
Однажды, девушка приютила в квартирке ёжика, что как часовой, ровно в одиннадцать после отбоя солнца, прибегал потискать мисочку молока, багровеющую пышностью, с заигрывающе-потупившимися ресницами. Лев очень любил напиться и, небрежно соизволив жить вместе с той, что умирала при каждом брошенном на него взоре, сразу заявил себя благородно: «Сударыня, я ваш заступник и лучший друг! У меня самые чистейшие намерения!», начал проявлять нрав во всей красе, разбрасывать гриву и никакого молока, естественно, терпеть не мог.
- Вы же взрослая барышня! – смакуя каждую букву, наставляли клыки. – Куда это годиться водить дружбу с ежами?!
Девушка тупо молчала. В окно подглядывал дождь, присосавшись к стеклу так, что слюни, текущие изо рта, не привлекали внимания. Пытаясь найти утешение, прогнав грозящего бровями ежа с чемоданом молочки, присела на сочувственно скрипнувшую кровать, пальцы по-медузьему вышивали страдание. Лев злился – как это, никаких эмоций?! Где её гнев? Неужели она не знает правила поведения? Поняв, что шоу не будет и тешиться нечем – удалился.
Наутро он явился сияющим, хотя, у встречающей, вода на лице кисло подпёрлась ладонью, щека которой прямо таки распласталась и ожидала: «Ну?! Что на этот раз?».
- Знаете,…я долго думал. Мы же так давно вместе: и трудное просыпание, и еды поглощение, и помощь в занятиях, в общем – огонь и воду перетерпели…
Сердце бедняжки ресницами щёлкало, как опахало, над потерявшим сознание. Пульс. Взмах. Учащение. Замедление. Бит сердца. Она не могла удержаться…
-Ах, знаете! Я и сама задумывалась, но не смела. Какой же вы молодец,я всегда знала! Так облегчить мои….Может…
-Кто дал вам право, перебивать? – паузы делались отмерено. Глаза сузились до состояния пыли и представляли каналы, плывущих на мили. – Задумывались, говорите? Я не так давно рассуждал об этом.…Забудем, - (пощёчину, стрелявшую в барышню, как забудешь?!), - теперь меня будут звать Семёном. Что думаете?
Мелисса молчала тогда и сегодня. Пуля застряла, сделав живую – экспонатом. Душа любимого для неё не имела имени. Как язычники, слёзно Перуна скидывая, не приняла икон она. На столе растение непонимающе, наклонило лейку в сторону, - его любимая ваза ( других оно и не знало), была проколота. А значит, нет смысла поливать ни себя, ни кого-то другого. Где-то в земле распускались растенья влюблённые. В лопнувшей вазе, срезанное юное тело зачахло бессловным, до последнего благоухая стоном.