Собачьи нежности

Галкин Сергей Иванович
Не успел я появиться во дворе с моей старой, словно стоптанный валенок, болонкой с нелепо данным ей когда-то девичьим именем Дина, как разношерстной толпой кинулись к ней женихи, каждый на свой манер примеряя ее себе в жёны.
И шут их побрал бы! Откуда они повыскакивали, кобели эти? Специально с балкона только что смотрел: ни одного не было. А не успел выйти из подъезда и — со всех сторон — черные, рыжие, пегие, пятнистые, малюсенькие и огромные, как телята, грязные и ухоженные до волосинки…
— Ну куда ты лезешь? Она же, эта Дина, вся с шапку-ушанку, а у тебя один хвост выше коровы.
Не драться же с ними. Болонка же при виде женихов мигом десяток лет скинула, в юлу превратилась. И тому надежду подать норовит, и другого не отпугнуть. Свои дела — собачьи.
Вывел меня из себя, однако, грязный по брюхо пес с живой и в общем-то смешной мордашкой. Мордашка эта у него настолько же симпатичная, насколько и нагловатая. Я бы даже сказал — бесстыжая морда. Он, подлец, меня сразу за своего самого близкого родственника принял и вопрос женитьбы на моей поношенной старой овце считал делом решенным окончательно. Будто я и впрямь свою хоть и полудохлую даму могу уступить всякой подзаборной дворняге.
Пес этот, как только я появился во дворе со своей кралей, стал игриво, но настойчиво кидаться от моей сучки ко мне и от меня к ней, подскакивая на задних лапах, повизгивая и норовя лизнуть меня в самые губы. Тьфу! Страсть не люблю собачьих нежностей.
Я, разумеется, как мог, отбился от него. Собаку под мышку и тут же уволок ее домой. «Ах, ты такой-сякой пес безродный! Всю обедню испортил: погулять не дал, а мне уже на работу бежать…»
Отворяю дверь из квартиры, гляжу, а эта безродная тварь уже на этаже. Аккурат под моей дверью на мягком коврике устроилась. И как она только в подъезд проникла! Как она этаж нашла — скотина безрогая! Ни скромности, ни благородства! Один веселый огонь в наглых глазах.
Пес подскочил пружиной и ладно бы испугался, а то ведь кинулся прямо ко мне, как любимая на вокзале после жестокой разлуки.
— А ну, вон отсюда, тварь ничтожная!
Ничтожная тварь скатилась по лестнице, и я с облегчением подумал, что инцидент исчерпан и осталось посмеяться с приятелями на работе на то, какие нынче псы пошли. Не тут-то было. Пес вернее родной жены ждал меня у подъезда и, веселея глазами, как ни в чём не бывало вскочил на задние лапы и затанцевал вокруг меня. Нет, его невозможно было отшвырнуть ботинком, его невозможно было отхлестать первой попавшейся хворостиной, на него было грех даже замахнуться, настолько веселая и нагловатая у него была рожа. Но не пускаться же с ним в пляс от умиления, да и работа не ждет.
Я как мог сердитее цыкнул на этого придурка. А ему почему-то втемяшилось, что я с ним играю: отпрыгнул метра на три и, не успел я ничего сообразить, лизнул меня в самые губы.
Не помню, как я вырвался из этих псиных объятий и пустился бегом на работу. Пес, радостно размахивая грязной метелкой хвоста, скакал следом. Я схватил первый попавшийся камень и замахнулся в отчаянье…
Только этот жест и очевидно достаточно разгневанное выражение моего лица остановили проклятого преследователя. Впервые чувство недоумения прочитал я на его наглой роже. Он отскочил в сторону и, кажется, поджал хвост.
Больше я не оборачивался. Тютелька в тютельку по времени прошмыгнул в контору, пролетел по лабиринту коридоров и, запыхавшись, вбежал в свой кабинет.
Прошло минут десять. Я уже целиком окунулся в дела, успел забыть о проклятых собаках. Но тут жалобно скрипнула дверь, я оглянулся на звук и увидел — кого бы вы думали? Правильно! Увидел осторожную грязную рожу пса. Разглядев меня, он с облегченной уверенностью толкнул дверь и, виляя хвостом, весь целиком оказался в кабинете.
— Ой! Это ваша собачка! — радостно возопила следом вошедшая сотрудница. — Какая хорошенькая, — умилилась она.
— А у нее нет блох? Уж больно она грязная! — брезгливо передёрнулась другая посетительница.
— Вам нужны блохи? — тупо сострил я. — Сейчас наловим.
Мозг мой, как говорят в подобных случаях, лихорадочно работал. И тут осенило: лет пять у меня в рабочем столе без надобности хранился чей-то подарок — одеколон «Саша», ласково называемый алкашами «Шурик». Мерзость отменная, кто не знает. Торопливо достал я флакон, открутил пробку и с мстительным наслаждением — о, да простится мне на том свете! — плеснул им на бедного пса. Настойчивый ухажёр ошарашенно взвизгнул и словно ошпаренный метнулся за дверь. В горячке преследования мне почти удалось еще разок достать его этим самым «Шуриком». Да куда там! Облако аромата полыхнуло вниз по лестничному пролету.
«Так тебе и надо, пес негодный!» — ликовал я.
И как это сразу не догадался перебить запах, который исходил от моих ботинок, на которых ночевала болонка?.. Так просто оказалось предотвратить осточертевшие собачьи ухаживания!
Теперь, выходя прогулять свою комнатную рукавичку, я предварительно пару раз пшикал ей на хвост дезодорантом, и она, умопомрачительно благоухая, появлялась во дворе. Вот и сейчас, увидев своего возлюбленного, моя псина кинулась к нему, тот — к ней. Вот они уж было закружились в вихре любви, но тут, о, убийца! — я слегка пшикнул из баллончика кобелю в его мокрый нахальный нос, и — сам не ожидал такого эффекта! — будто пелена слетела с глаз его. Кобель тряхнул мордой, отошел и спокойно, едва ли не зевая, улегся на траве, удобно подобрав под себя лапы. Моя пакостница его больше ничуть не интересовала. Словно ее никогда и не было в природе. А мне сделалось грустно: как  легко, оказывается, убить большое настоящее чувство.