Уж триста лет на берегу Невы,
Одетой в камень и гранит, стоит
Непревзойдённое Петра творенье.
Каждый из нас, хоть раз в жизни, испытал такое чувство: впервые в незнакомом городе, а словно вернулся в родной дом после долгой разлуки.
Мы стоим на привокзальной площади Ленинграда. Нежные краски рассвета – предвестники солнечного дня и чуда встречи с мечтой. Мимо нас протренькал ранний трамвай, совершенно пустой, а за ним следом развесила «усы-радугу» поливальная машина. Ещё одно утро большого города вступало в свои права.
Мы впервые в Ленинграде, поэтому не знаем, куда ступить, кого спросить.
…Она шла неспешной походкой долго живущего человека. Что заставило её выйти на улицу в столь ранний час? Бессонница? Любовь к уединению или желание подышать свежим воздухом? Всё могло быть. Трудно за давностью лет описать точный портрет незнакомки. В памяти осталась лишь её чёрная шляпка-канотье с такой же чёрной вуалью, слегка прикрывающей лоб и глаза. Флюиды благородства и доброжелательности исходили от этой немолодой женщины. Почувствовав в нас благодарных слушателей, она обстоятельно объяснила, как пройти к Сенатской площади, и посоветовала, что (в обязательном порядке!) нужно посетить и посмотреть.
Слушая её, мы настолько увлеклись, что не заметили, как прошли целый квартал. Дама готова была говорить и говорить, но, боясь её утомить, мы с благодарностью с ней расстались.
Три дня, проведённые в городе, слились в один миг, масса впечатлений – в одну картину, уже много позже осмысленную, расставленную по полочкам соответственно чувствам и переживаниям, переполнявшим нас в то время. Три дня… Много это или мало?
Город Петра, Пушкина и Достоевского, Державина и декабристов. Город, названный колыбелью революции, город-герой. В нём всё переплелось настолько тесно, что невозможно отделить одно от другого. Бог с ними, с борзописцами, с завидным постоянством перекраивающими историю. История здесь на каждом шагу: в этих домах с дворами-колодцами, в каналах, парках и мостах; в диком камне, который гремит, будоражит воображение из-под свежевымытого асфальта. Город, одетый в камень и гранит, творение воли одного человека, покоится на неисчислимых останках безвестных строителей. Никто не подсчитывал их количества. Много, очень много пришлось уложить человеческих костей вперемешку с диким камнем. Вот на чём стоят величественные дворцы, украшая собой «Северную Венецию».
Я не ставлю перед собой цели провести очередную экскурсию по городу. Никакая экскурсия не даст того, что вы можете увидеть, неторопливо прохаживаясь по набережной Фонтанки или Невы. Это особенный город, по которому нужно ходить либо вдвоём, либо одному. Толпа убивает индивидуальность восприятия увиденного. Эрмитаж… Величественный Исаакий… А вот и Петропавловская крепость с мраморными саркофагами для царей и гранитными камерами - саркофагами для узников. Мозаичные паркеты дворцов, по которым порхали блестящие пары, и бесшумные полы, по которым прохаживались тюремщики. И над всем этим – Нева, ради которой и благодаря которой, появился город. Свинцовые воды закованы в гранит, как в кандалы. Не потому ли нет-нет, да и проявит она свой норов, напомнит о себе, вспомнит время, когда была вольна в своих поступках, разливаясь вширь, заливая окрестности и смывая с них зимнюю накипь.
Усмирил Пётр красавицу, подчинил своей воле. Покорилась, но не успокоилась: «Не забывайся, человек: ты здесь гость, а я – вечна!» – словно хотела сказать.
…На следующий день мы совершили небольшое путешествие на речном трамвайчике в Петергоф. Многое в то время ещё было не доступно для посетителей (минуло столько лет после войны, а реставрационные работы всё ещё продолжались), но и то, что успели, смогли посмотреть, произвело неизгладимое впечатление.
Здесь всё располагало к покою и праздности. Фонтаны, парки и пруды, вековые деревья и старушка, собирающая грибы, смех детворы и расширенные от удивления глаза взрослых, шум знаменитого фонтана и уединённый покой летнего Домика Петра – всё напоминало о Нём, особенно сапоги-ботфорты и огромная прокопченная сковорода, на которой он собственноручно готовил жаркое для многочисленных гостей.
С непокидающим чувством ожидания чуда мы ходили по аллеям парка и залам дворца, любовались непревзойдённой красотой цветников. Казалось, вот сейчас, из-за этого поворота, из той ротонды в сопровождении блистательной свиты выйдет сам Пётр. Но чудес не бывает. Хотя, как знать… Чудо во многом зависит от нас самих. Нужно только очень сильно верить и хотеть, и тогда оно непременно произойдёт.
Судьба подарила нам это чудо – целых три дня знакомства с городом Петра, за что ей искренне были благодарны. Судьба же распорядилась так, что лишь спустя тридцать с лишним лет удалось вновь побывать в нём, теперь уже не в Ленинграде, а в Санкт-Петербурге. Всё возвращается на круги своя. И это правильно, что городу вернули имя, данное ему при рождении. Это справедливо по отношению к Петру и к тем, кто помогал ему в нелёгком начинании.
После долгих лет разлуки город встретил нас неприветливой моросью ноябрьского сумрака, городской сутолокой, бесконечным потоком автомашин, спешащих по Невскому, залитому неоновыми огнями. Сверкают обновлённые старинные особняки и дворцы. Сияют золотом купола храмов. Притягивает многоцветьем красок Спас на крови. От брусчатки Сенатской площади веет ледяной чистотой и неприступной красотой Зимнего дворца. Одно осталось неизменно – Нева, пробующая на прочность гранит, Ангел, парящий над городом, и готовый сорваться в вечность Медный всадник.
Никто никогда не узнает истинных мыслей Его. Судить о Нём можно только по его деяниям земным.
1967 – 2002 г.