Глава 2.
В камере стояла гнетущая тишина, несколько человек
спали на нарах, другие переваривали информацию о
том, что утром всех поведут к следователю и врачу.
– К последнему обязательно все пойдете господа
марсиане, – сказал дежурный полицейский, после того
как друзья стали ему наперебой рассказывать о своих
приключениях.
Поверить в пришельцев усатый здоровяк не мог и не
хотел, его больше интересовал спрятанный в тумбочку
бутерброд с колбасой, который он успел только один
раз откусить. Трапезу прервала шумная компания с
бредовыми рассказами, и голодный и от этого злой
капитан решил всех поместить в самую дальнюю камеру
отделения до утра. Перекусив и попивая чаек, он
внимательно изучал документы задержанных, с
удивлением глядя на писательские удостоверения и
другие крутые документы. “Каких только корочек не
увидишь у преступников, и как хорошо сделаны”, думал
дежурный. Капитан был уверен, что задержанные были
из той банды, которые занимались автоподставами на
14
дорогах Москвы и потом, прикрываясь корочками,
разводили лохов водителей на деньги.
– Надо же! Президент Интернационального Союза
писателей Лукьяненко Сергей, главный координатор
союза Гриценко, вот выдумщики! – произнес вслух
полицейский, разглядывая очередной документ
задержанных . “Ну ничего, завтра всех в психушку
свозят, затем все свои романы следователю
расскажете”, – размышлял полицейский.
Прошло минут пять, и дежурный поймал себя на мысли о
сходстве Президента Лукьяненко с кем-то, кого
капитан знал или видел до этого. Профессиональная
память полицейского работала, как компьютер! Щелчок,
и он вспомнил: несколько лет назад нашумевшие на всю
страну фильмы в кинотеатрах страны – дозоры, дневной
и ночной. Вот где он слышал эту фамилию! Потом он
видел писателя в разных телевизионных передачах и
последний раз в программе "Время". “Так,
дело, кажется, принимает плохой оборот, мне до
пенсии всего ничего, а тут такая подстава в моё
дежурство”. С этими мыслями капитан пошел к камере с
задержанными. Открыв глазок железной двери, он не
мог разглядеть лиц, находившихся в камере. Но его
все и не интересовали.
– Лукьяненко, идите сюда! – закричал он через
дверь. Разглядев в подошедшем знакомые черты,
дежурный до конца расстроился и, схватившись рукой
за сердце, поспешил обратно к себе. Что завтра на
рапорте начальнику докладывать, надо искать
какой-нибудь выход. Листая журнал, где записывалась
краткая информация о лицах, помещенных в камеры,
капитан понял, в чем его спасение.
– Слава, вызывай психушку, сейчас всех этих
задержанных в дурдом сдадим, и концы в воду, не
будем утра дожидаться. Позже слушая, как напарник
15
полицейского пытается объяснить недовольному
дежурному псих. учреждения, почему именно ночью надо
забирать задержанных из участка. Капитан вырвал у
него трубку и закричал:
– У нас тут буйные, на полицейских кидаются, про
инопланетян рассказывают, вдруг у них отравление или
массовое помешательство? Им срочно медицинская
помощь нужна. Я Вас предупредил, и если с ними
что-нибудь случится, мы не медики – отвечать не
будем! Понятно я объяснил?
На другом конце провода слушавший санитар сопел от
злости, потом раздался голос:
– Щас приедем, – и трубку бросили.
– Вот и славненько, – потирая от удовольствия руки,
сказал дежурный. Через час два здоровенных санитара
принимали выходивших по одному из камеры людей,
третий был врач, который давал каждому выпить
какие-то таблетки. После этого всех провожали в
скорую с решетками на окнах. Врач укоризненно
спросил у полицейского:
– Ну, и кто из них буянит?
Капитан в ответ молчал. Последний из арестантов,
крепко спавший, по вине которого сюда все и попали,
спросонья нащупав под собой дощатые нары и увидев
санитаров, с испугу перепутав тёмную камеру с
моргом, истошно закричал:
– Я не умер, пожалуйста, не режьте меня!
Персоналу психушки этого только и надо было,
медбратья, быстро схватив орущего писателя, надели
на него смирительную рубашку. Врач, несильно ударив
связанного под дых, профессиональным движением
закинул ему в открытый рот несколько таблеток и дал
запить водой. Затем, забрав у сидящего капитана
пакет с документами задержанных, врач сел в кабину.
Следом за отъехавшей каретой психбольницы выехал
16
помощник дежурного на машине Байкалова, полицейские
полностью хотели избавиться от следов присутствия
писателей, переписав даже в журнале задержание
друзей и помещение в камеру, на передачу задержанных
в психбольницу, по причине их невменяемости.
Александр Гриценко не стал глотать таблетки,
выплюнув их при первом удобном случае. Но, понимая,
что лекарство им дали неспроста, решил вести себя
спокойно и притворился спящим. Мысли скакали в
голове, одна сменяя другую, неожиданно ему
вспомнилась рассказанная история его знакомого
писателя Александра Захватова, которого задержала
полиция и неприятное приключение, которое ему в
связи с этим пришлось пережить. Думая о том, как
всё-таки хорошо, что они вырвались из лап полиции,
он заснул, очнувшись только на короткое время, когда
им санитары помогали укладываться на кровать. Утром,
проснувшись и разбудив спящего напротив Лукьяненко,
Александр спросил его:
– Сергей, тебя кто-нибудь искать в течение двух-трёх
дней будет, если ты домой сегодня не придёшь?
– Даже не знаю, нет, наверное, жена уверена, что я в
пансионате на фестивале Росскон за городом, да и мои
частые командировки отучили её проверять меня каждый
день. Я думаю, если не позвоню домой, то дня через
два-три она начнет меня искать.
Оглянувшись по сторонам, Александр увидел, что все
уже проснулись и внимательно их слушают. Байкалов
тоже подтвердил аналогичные опасения по поводу
розыска его близкими. Насчет Германа с остальными
вообще говорить не приходилось. Они были приезжими,
и, пока их хватятся и начнут искать, пройдёт неделя
или две.
– Ну ладно, – сказал Гриценко, – поживем-увидим, а
17
пока держимся все вместе, и больше никакую ерунду
насчет пришельцев не несите! Или нас тогда точно на
законных основаниях на полгода упекут, с диагнозом
“с катушек съехали”, или проще – “писатели-фантасты
дописались!”
В это время заведующая больницей для душевно больных
знакомилась с документами и личными вещами
привезенных ночью пациентов. В отличие от капитана
полицейского, она сразу же поняла, с кем имеет дело,
и ни капельки не испугалась. Во власти врача с её
полномочиями и опытом было возможно запросто спасти
человека от тюрьмы, спрятать неугодного за большие
деньги в стены своего учреждения на долгие годы,
сделав из совершенно здорового человека полнейшего
психа. И от этих незаконных действий у неё скопился
огромный капитал, на который врач создала у себя в
подвале закрытую от всех лабораторию. Профессор
давно бы могла уехать за границу, но в ней горел
огонь научных познаний, который толкал её на всё
новые и новые преступления. "Ради науки можно
пойти на любые жертвы", – любила говорить
заведующая психбольницей, оправдывая тем самым свои
действия по различным экспериментам с пациентами,
многие из которых были запрещёнными. Но ведь только
у нас можно было купить за деньги молчание
проверяющих и надежных помощников в её грязных
делах. За рубежом доктора наук, профессора
психологии, давно бы уже изобличили, арестовав за
подобные эксперименты.
Всматриваясь внимательно в документы, Алина
Федоровна – так звали врача, – не могла поверить в
свою удачу. Целых шесть писателей-фантастов попали в
её руки. Она давно мечтала о таком человеческом
материале. Так профессор, как заправский лагерный
эскулап времен второй мировой войны, называла своих
18
пациентов. Суть её исследований заключалась в том,
что она хотела с самого начала проследить процесс –
как здоровый человек сходит с ума. Из тех, кто
попадал в её медучреждение, мало кто мог подойти на
роль подопытной жертвы. В основном, к ней
родственники сдавали своих пожилых родителей или
дядей и тетей, на так называемое в кавычках лечение,
оплачивая потом услуги щедро из полученного
наследства. Или это были самые настоящие психи. А
тут сразу же шесть здоровых мужиков, и при том
писатели-фантасты. Как опытный врач, женщина знала,
что именно такие люди с очень интересным мышлением
во время творческого процесса находятся на грани
между реальностью и вымыслом. Описывая события,
писатели на ходу придумывают интереснейшие
фантастические сюжеты. Их сознание становится в это
время частью придуманного сюжета, а разум остается
здесь на бренной земле. И суть её эксперимента
заключался в том, чтобы подтолкнуть разум писателя
туда же в написанный им сюжет, чтобы он стал той же
личностью, какую писатель выдумал. Но это была
половина эксперимента, вторая более сложная
заключалось в том, чтобы вернуть разум обратно.
Только после тщательного изучения механизма этого
процесса Алина Федоровна хотела разработать свою
неповторимую научную методику лечения пациентов,
необратимо сошедших с ума. И появившиеся в её
распоряжении писатели-фантасты были как раз кстати.
Сев поудобней в кресле, заведующая больницей для
душевнобольных составляла план, как ей осуществить
задуманное. Любыми путями писателей нужно было
задержать как можно дольше в больнице, и Алина
Федоровна быстро придумала свой план.
Прошло два дня, в сторону пансионата Поляна по
дороге, один за другим летели около десятка
19
автомобилей с надписью “Телевидение” и многие другие
из пронырливых журналистов, которые раньше узнали об
исчезновении крупнейших мэтров Российского
издательско- писательского союза, с самого утра метр
за метром прочесывали территорию пансионата.
Журналисты уже настолько надоели горничным корпусов,
где до этого проживали неизвестно куда исчезнувшие
писатели, что сотрудники пансионата попрятались от
назойливой пишущей братии, которая, в свою очередь,
не найдя для себя достойного источника информации,
обратила свой взор на дворника-таджика, пытаясь
получить от него хоть какую-то информацию.
Приехавшие позже на территорию Поляны,
телевизионщики, перепутав по вине толпившихся возле
дворника фоторепортеров значимость его как
осведомленного о таинственном исчезновении
писателей, прямо с колес начали снимать в прямой
эфир, это дитя Азии. Только минут через пять
кинооператоры поняли, что передают они полнейшую
глупость. Молодой Таджик недавно приехал по
приглашению своего родственника в Москву и просто
помогал дяде, работающему на базе отдыха дворником,
который в это время сидел в небольшой коморке, пил
зеленый чай из пиалы и смотрел по телевизору
новости. Когда азиат увидел на экране своего
телезвезду-племянника в окружении десятка камер, он
от неожиданности поперхнулся чаем и бросился спасать
родственника. Бедный таджик, испуганный от такого
количества камер и микрофонов, на все вопросы
журналистов отвечал утвердительным кивком головы или
выученным им словами: “Да, конечно, знаю”. У него
через неделю должен был быть экзамен по Русскому
языку, и племянник запомнил эти, как сказал юноше
дядя, самые главные слова. В ответ на показываемые
ему фотографию писателей и вопрос – знает ли он этих
20
людей – он утвердительно кивал и выпаливал
скороговоркой три слова: “Да, конечно, знаю”. Так
продолжалось несколько минут, пока один из
журналистов не показал дворнику фотографию своей
бизнес-тёщи, которую он носил всегда в портмоне,
надеясь заслужить от неё милость и быть самым
любимым и обласканным из трёх зятьёв. Когда в ответ
на предложенную корреспондентом фотографию его тёщи
Таджик утвердительно заявил, что, конечно, знает её,
все всё вдруг поняли, и площадка возле дворника
мгновенно опустела. Только несчастный дядя дворник
вскинув руки к небу причитал на таджикском, боясь
гнева администрации пансионата за выступление в
прямом эфире его племянника. На телевидении,
наоборот, весь этот материал с Таджиком выставили
как розыгрыш, над которым можно просто мило
посмеяться, и этот неожиданный, казалось бы, провал
с неудачным репортажем твэшников неожиданно для всех
принёс повышенный рейтинг телевизионному каналу.
Эту же передачу смотрели и жены с родственниками
писателей и, когда Таджик начал говорить, что знает
про их близких, в сердце переживающих родственников
писателей поселилась надежда. Но она вскоре была
разрушена последующей сценой, когда зрителям
объяснили, что дворник не понимает по-русски и
говорит заученными фразами, утверждая, что знает
даже тёщу корреспондента. Вспыхнувшая неожиданно
надежда в душах близких исчезнувших писателей опять
погасла, и жены с родственниками с удвоенной силой
опять стали звонить во все инстанции с просьбой
разыскать пропавших!
Более опытные журналисты внимательно следили друг за
другом, зная, что в любую минуту кто-нибудь из их
братии может получить интересующую всех информацию.
У одного из корреспондентов зазвонил телефон.
21
– Знаешь, Никита, – сообщил ему осведомитель из
полиции, – ночью наши гаишники задержали машину с
номерами писателя Байкалова, больше – что и как – я
не знаю.
Чуть радостно не подпрыгнув от полученной
информации, корреспондент потихоньку начал
ретироваться из поля зрения товарищей по перу. Такое
странное поведение не могло быть не замеченным
другими, и уже через десять минут все представители
прессы, растянувшись гуськом по трассе, следовали
один за другим, каждый думая о том, какой он
удачливый. Наконец, Никита поравнялся с постом ДПС.
Выйдя из автомобиля, он подошел к Гаишникам. Показав
удостоверение корреспондента Московской Правды и
насладившись картиной – какое впечатление на
полицейских произвели его корочки одной из самых
престижных газет столицы, Никита начал выпытывать у
полицейских нужную информацию. Но все усилия были
напрасными, эти сотрудники ночью не дежурили,
поэтому ничего не знали. Зато полицейские
подсказали, куда могли увезти задержанных. Не
откладывая не минуты, машина Никиты, визгнув
покрышками, пулей полетела к единственному отделению
полиции на этой трассе. Ему повезло: на смену
заступил опять тот же дежурный капитан, который был
в день задержания писателей. Удивившись про себя,
как быстро журналюги вычислили его отделение, офицер
решил молчать до последнего о ночном происшествии в
его прошлое дежурство.
– Как дела капитан? – спросил его корреспондент?
– Я думаю, ты хочешь завтра майором стать, – дразнил
дежурного Никита. Опыт хваткого журналиста, уже
узнавшего о дежурстве именно этого полицейского в
ночь исчезновения писателей. “И прочитанное на
каменном лице офицера знание о подлинности ночных
22
событий только придавали журналисту стремление
расколоть полицейского на чистосердечное признание в
шутку”, подумал Никита про себя. “Так я тебе взял и
все рассказал”, думал полицейский, но неожиданно для
себя из него полилась вся правда. Никита смотрел
дежурному прямо в глаза, как удав на кролика, и
офицер, сам не понимая как, выложил тому всё как на
духу. Залетевшая в полицейский участок толпа
репортеров, в надежде увидеть арестованных в камере
писателей, увидела только бледного в предынфарктном
состоянии дежурного, которого папкой из-под бумаг,
как веером, обмахивал пришедший после ухода Никиты
помощник. Увидев столько камер, в участке
полицейский вообще потерял дар речи, глотая, как
рыба, выброшенная на берег, ртом воздух.
– Не видите, человеку плохо, давайте все на выход,
освободите помещение, – закричал помощник дежурного.
И сколько бы времени неизвестно полицейский выгонял
непрошенных гостей, но тут кто-то из заднего ряда,
вышедший на улицу, закричал:
– А где Митрохин Никита? Его машины нет!
Все журналисты, дружно запрыгнув в свои авто,
погнались за, как им казалась, убегающим с
информацией о месте нахождения пропавших с Никитой.
И даже не заметили, как тот, отъехав назад метров на
пятьдесят, смотрел на убегавших вдаль машины своих
коллег. Когда из его глаз скрылось последнее авто,
Никита усмехнулся и направился в одно ему известное
место. По дороге корреспондент тщательно обдумывал
причину своего появления в психлечебнице. Он
подозревал, что дело в больнице не чисто. И не мог
понять только одного: как такие уважаемые и непьющие
люди, которых журналист хорошо знал, могли попасть в
полицию, а потом в дурдом. Полученная им с помощью
гипноза информация от полицейского наталкивала его
23
на мысль: может, пропавшим какую-то гадость в еду
или питьё подсыпали? Только так можно было объяснить
крики о похищении писателей инопланетянами. Но тогда
почему из больницы не сообщили родным о поступлении
пропавших? “Тоже очень всё странно выглядит”, думал
Никита. Подъехав с этими мыслями к лечебнице для
душевно больных, Ник остановился и открыл планшет.
Через полчаса страшная догадка осенила его мозг!
Тщательно изучив информацию в Интернете и сопоставив
в единое целое факты, журналист понял одну вещь:
вокруг руководителя клиники было какое-то, не до
конца доведенное до логики, море тайн. По одним
отрывкам научных отзывов её называли чуть ли не
царицей психологии. В других напрямую называли
авантюристкой и преступницей, которая ради своих
бредовых целей ставит эксперименты на больных людях.
К какому бы выводу не пришел Никита, самое главное –
надо было под любым уважительным предлогом попасть
внутрь. Опять зайдя на сайт Минздрава, он
внимательно изучил вакансии, пока не нашел
подходящую: в больницу требовался санитар.
Внимательно оглядев себя в зеркальном отражении окна
автомобиля, Ник понял, что вид у него на санитара не
тянет. Модные костюм и дорогая обувь выдавали в нём
обеспеченного человека. Тогда Никита, поставив
автомобиль на ближайшую стоянку, отправился пешком
на ближайший рынок одежды, находившийся в ста
метрах. Вернувшись через час и переодевшись в машине
в футболку с джинсами и кеды, напялив на лицо
бандитские очки, он с удовольствием опять
полюбовался в зеркало на своё перевоплощение и
отправился в больницу устраиваться на работу. После
собеседования с начальником охраны, его провели в
кабинет глав. врача Алины Фёдоровны. Тонкий психолог
пыталась разглядеть в этом подозрительном молодом
24
человеке с умным лицом, какой-то подвох. Никита
понял: сейчас, может быть, его раскусят, и сморозил
такую глупость, которая сразу же развеяла опасения
Глав. врача.
– У вас тут, тётя, жрачку хоть хорошую дают? И
сколько бабла платят? А то вот тут написано что две
тысячи долларов в месяц платите!
– Раз написано, значит, так и есть, – произнесла,
успокоившись, Алина Фёдоровна. – Пойдемте, я покажу
вам обязанности санитара охранника. С этими
словами, пропустив молодого человека вперед, врач
подумала: вот бывают же в природе казусы – на лицо
прямо интеллигент, а по разуму – деревня
необразованная. Персонала в больнице не хватало, и
заведующей некогда было проверять Никиту, поэтому
она сразу же повела его в подземный секретный
корпус. Здесь, указывая на вход в подвал, получают
денег в три раза больше, чем вверху, и платят
сотрудникам за их молчание.
– Вы согласны, молодой человек, хранить наши
медицинские тайны, – спросил врач?
– Я-то? Конечно, тётенька, только бабла платите
больше, я всё сразу забуду дома после смены.
– Дома? Да нет, молодой человек, пока вы на
испытательном сроке, придется Вам две недельки здесь
пожить. У нас так со всеми новенькими принято
поступать.
“Вот попал!”, – подумал журналист!
– Вы меня не слушаете? – обратилась к нему врач.
– Да, тётенька, считаю в рублях, сколько я получу за
две недели.
Этим ещё одним дурацким высказыванием Ник полностью
усыпил бдительность Алины Федоровны, став для неё
просто ещё одной декорацией в её спектакле
подземного царства. И она, пропустив нового
25
работника вперед, захлопнула за ним железную дверь.
Вдоль стен через каждых три метра с обоих сторон
туннеля, уходившего вдаль, были вмонтированные в
стены железные двери. В них, так же как в камерах на
зоне, были сделаны глазки и окошки для подачи пищи.
Только белый цвет стен и дверей немного оттенял
тюремную тематику.
– Ваша задача – кормить и следить за больными, вот
рабочее место санитара, – сказала врач, показывая на
стул и стол в коридоре. – Повторите, как вас зовут?
– спросила она Никиту.
Журналист понял, что врать бесполезно, паспорт он
уже отдал раньше. И назвал глав. врачу своё
настоящее имя.
– Ну ладно, Никита, считайте, что Ваш рабочий день
начался, не забывайте про камеры, – показав рукой на
потолок, сказала Алина Фёдоровна и пошла по коридору
к выходу. Дверь с грохотом в одну тонну
захлопнулась, и Никита остался в полной тишине.
Просидев на стуле около часа, он решил пройтись по
коридору. В голове крутилась одна мысль: где прячут
его друзей и как их найти, если они здесь, не
открывая глазки всех камер и не вызывая подозрения к
своей особе? Неспешно прогуливаясь из конца в конец
вдоль закрытых дверей, Ник неожиданно услышал голос
Германа, громко рассказывающий анекдот. Через минуту
раздался дружный смех, и обрадованный своей удачей
журналист понял, из какой камеры он доносился.
Запомнив номер так называемой палаты, Ник сел на
стул и стал думать, как вызволить из плена своих
товарищей. За спиной раздался звук открывающейся
двери, и неизвестный здоровяк вкатил тележку с
термосами и едой.
– Давай помогай, – сказал вошедший Никите, и,
поручив ему катить тележку, стал разливать в тарелки
26
суп, отдавая по очереди в предварительно открытые
окошки. Журналист насчитал восемь камер по три
четыре человека в каждой. И только в той, где, как
он предполагал, находились его друзья, тарелок
приняли шесть штук. “Значит, правду мне сказал
полицейский – шестеро наших писателей находятся
здесь”. В самом конце, пришедший с питанием охранник
налил две чашки супа и, поставив их на стоящий стол
в коридоре, пригласил Никиту поесть. Вспомнив, что у
него с утра маковой росинки не было, Ник стал
уплетать предложенный суп. Насытившись, он решил
хоть что- нибудь узнать у охранника про тех кто
закрыт в камерах.
– Тебя как зовут, спросил журналист бугая?
– Федя, а что?
– Cкажи мне, Федя, а кто эти люди, которых мы кормим?
– А тебе зачем знать? Здесь одни придурки, – заржал
Федя.
– Да знаешь, скучно очень, может, хоть кого- нибудь
выпустим и в карты поиграем!
– Ха-ха, – заржал Федя, – тут один уже выпустил,
теперь в одной из камер сидит. Ты тоже к нему
хочешь? – спросил бугай.
– Да нет, что ты просто скучно.
– Ну ладно смотри тут в оба, если что, звони, –
указав кивком головы на телефон, охранник удалился.
“Как же мне подать сигнал своим, что я здесь”, –
думал Никита. И вспомнил, что недавно читал стихи
Шербака-Жукова. Прогуливаясь мимо камер, журналист
начал цитировать строки поэта, усиливая голос, когда
проходил мимо камеры друзей писателей. В ней стояла
полная тишина, наконец, Гриценко вскрикнул:
– Никита, ты, что ли? Как ты здесь оказался?
– Спокойно, друзья, – сказал Ник. – Не выдайте меня
своим вниманием. Я просто узнал, где вы, и устроился
27
сюда на работу, посмотрю, как помочь вам выбраться
отсюда. А пока вы не спалите меня, всё, я пошел на
свой пост, до встречи.
Прошло ещё два часа, и журналиста пришёл менять
старый знакомый бугай Федя. Сдав ему смену, Ник
отправился наверх, где его уже ждала женщина
неопределенных лет, сопроводившая Никиту в комнату
для сна. На столе стоял теплый ужин, и, включив
находившийся на тумбочке телевизор, журналист, поев,
уткнулся в экран. Незаметно обследовав взглядом
каждый сантиметр комнаты, Ник увидел две камеры и,
сообразив – здесь он тоже под наблюдением, лёг спать.