Повесть Атаман Сирко

                ОТ АВТОРА               


    На  вопрос: - Кем ты хочешь быть?-   я отвечал в детстве  -  моряком.
Чуть повзрослев, уже  точно знал, хочу быть не просто моряком, а моряком дальнего плавания.

    И, видимо поэтому, своё присутствие в стенах Николаевского кораблестроительного института в качестве студента я наивно рассматривал как прямое  осуществление заветного желания.
Однако… Диплом о высшем «корабляцком» образовании не впечатлил ни одного моего предполагаемого работодателя. Я методично писал письма во все пароходства СССР, но, как пел Владимир Высоцкий:

«Я в порядке, тьфу, тьфу, тьфу
Мишка пьёт проклятую.
Говорит, что за графу
Не пустили пятую».

    Впрочем,  корабелом  я тоже не  стал,  но  это  уже по собственной воле.
Прошёл добрый десяток лет, прежде чем я понял: зачем окончил кораблестроительный.
Что делает влюблённый в море русский, у которого забирают корабль и море? Известное дело, спивается. Еврей с корабельным дипломом – начинает строить «свой» корабль.
С другом мы построили своими руками яхту, не макет, а настоящее судно. И, вопреки всем препонам, вышли на ней в море. А потом на этом крохотном судёнышке совершили невероятное по тем временам путешествие до самого «стольного града»  Хайфа в Израиле.
Так реализовалась моя детская мечта – стать моряком дальнего плавания. Но… обо всем по порядку.
    

                КГБ – КУЗЬМА – ДЯДЯ САША – «ЛИЛИЯ».

    С дядей Сашей меня познакомил мой лучший друг Кузьма. Кажется, это произошло  через  несколько дней,  после того,  как  Кузьму  неожиданно пригласили в КГБ.  Он  дал  строжайшую подписку  о  неразглашении   и, естественно,  обо всём мне  подробно  рассказал.  Иначе и  быть  не могло. На моей левой кисти между большим и указательным пальцем  до сих пор белеет тонкий след от бритвы  «Нева». И точно такой же след есть у моего закадычного друга Саши П.  Протерев лезвие «Шипром»,  мы  швыркнули в свои 15 лет по коже,  соединили глубокие порезы и стали кровными братьями.
Ей богу, не помню, почему, но с тех пор   мы обращались друг к другу исключительно  по имени Кузьма.
 
    Сначала  я подумал, что эти гэбэшники совсем охренели. Ну, неужели мой лучший друг, мой кровный брат Кузьма ничего мне не расскажет?! А потом понял: весь этот спектакль с подписками был отыгран в надежде на то, что он мне всё выболтает в тот же день. Всё это: и подпись, и портрет «чекиста N1» на стене, и строгий проницательный взгляд районного КГБэшника, - всё это по их замыслу должно было напугать Кузьму, а через него и меня. Я даже представил себе Феликса Эдмундовича, подмигивающего со стены и, как бы говорящего: - беги, дескать, Кузьма, спасай своего дружка.

    После того, как Кузьма всё выболтал, я вспомнил, что месяц назад в коридоре наладочного управления, где я работал, мой бледный от волнения коллега шёпотом рассказывал то же самое: как его пригласили в КГБ и несколько часов расспрашивали обо мне. В наладке работало больше двухсот человек, а выболтал один, остальные, думаю их было немало, оказались «настоящими гражданами» СССР, умеющими хранить «государственную тайну».

    Почувствовав некоторое моё смятение, Кузьма через несколько дней познакомил меня с дядей Сашей. Он ничего толком не объяснил, просто сказал: «Вы должны обязательно познакомиться» И всё. А чтобы сразу исключить любые возможные возражения с моей стороны, добавил:


-  Саша строит яхту, ему нужен помощник.

 
Мой кровный брат, мой Кузьма всё точно просчитал. Уже давно я сетовал на то, что так и не построил ни одного корабля в своей пропащей для кораблестроения жизни. А ведь я окончил кораблестроительный ВУЗ, но «кривая» повела по другой дорожке.

    Естественно, на следующий день я уже строил яхту вместе с дядей Сашей. Мы были почти одногодки, но почему-то с первых дней нашего знакомства, перешедшего затем в крепкую дружбу, я стал уважительно обращаться к нему «дядя Саша», а он с таким же уважением стал звать меня «дядя Вова».

    Дяде Саше  с юности прочили солидную карьеру. Поступить в аспирантуру МАРХИ (Московский архитектурный институт) многие даже мечтать не смели, а он взял и поступил. Очертания его будущей блистательной карьеры уже чётко просматривались: – защита кандидатской, работа в престижном архитектурном институте (слово «фирма» тогда ещё не было в ходу). И тут, случилось нечто невообразимое!  Дядя Саша совершил поступок, который и сейчас, спустя  тридцать лет многие расценивают, как умопомешательство. Точнее, это тогда так думали, сейчас говорят проще: «поехала крыша». В общем,  дядя Саша, изумив и надолго вогнав в шок всех своих друзей и знакомых, бросил московскую аспирантуру и вернулся в Днепропетровск, чтобы работать учителем рисования в школе.
Когда я узнал об этом факте  его биографии от самого дяди Саши, признаюсь, сначала тоже подумал, как все. Лишь с годами я понял, что иначе и быть не могло. Потому, что это был дядя Саша.

    Я подключился к строительству яхты, когда Михаил Сергеевич Горбачев
был ещё «не при делах», а слово «перестройка», применительно к нашему советскому  обществу,   могло  прийти  в голову  только  очень  больному человеку в какой-нибудь   районной психиатрической больнице.   Именно по этой причине мы не очень-то спешили, понимая, что из Днепра в море нас всё равно никто не выпустит.

    С приходом Горбачёва дела пошли живее, как-то проще стало выносить с завода мелкие «детальки» для нашей яхты, да и вообще, легче стало дышать. Надежды ещё не было, но маленький её зародыш уже пинал ножками и подавал какие-то признаки. Иначе, я бы не спросил однажды дядю Сашу:


 -А что, может, сгоняем в Турцию?


Почему я спросил про Турцию, ума не приложу. Но, видимо, о морских походах дальше Турции в тот момент моего воображения не хватало.


- Куда они денутся,  дядя  Вова,- сказал дядя Саша и прибавил:

 
- Достроим лодку и не будем ни у кого спрашивать. Пойдём хоть в Израиль!

 
Я очень уважал своего друга и верил ему больше, чем себе. Но с Израилем он явно хватил. По крайней мере, морской поход в эту страну был совершенно нереален для нас, как полёт на Луну. Разве мог я представить тогда, что через пару лет СССР развалится, как старый прогнивший насквозь баркас.

    С тех пор, как я подключился к строительству яхты, пролетело несколько лет. Работы подходили к завершению. И чем ближе мы продвигались к этому самому завершению, нам становилось почему-то все грустнее и грустнее.

    За время строительства наша лодка стала для нас не просто местом работы или отдыха – это было нечто большее, быть может, самое дорогое, что было в нашей жизни. К нам, то и дело, кто-нибудь «заглядывал на огонёк», частенько с бутылочкой крымской «Мадеры» или «Хереса». И тогда, откладывался в сторону инструмент, жарилась, а чаще отваривалась мелкая картошечка, которую мы не очищая, целёхонькую макали в пахучее подсолнечное масло…
Народ забредал самый разный – коллеги-яхтсмены, художники, архитекторы, начинающие кооператоры, а то и просто заблудившийся бомж.
 
    Нашу яхту мы строили на территории водно-спасательной станции, которую промеж собой любовно называли «спасалка». Иногда забегали водолазы, быстренько перекинуть стопарик, чтобы не увидел «Бочарик». Бочаров – начальник спасалки, тоже иногда забегал «на огонёк» но долго не засиживался, боялся, чтобы подчинённые не заметили.
Поскольку народ приходил самый разный и непредсказуемый, диапазон наших дискуссий был весьма обширен. Разговор о яхтах плавно перетекал в сферу искусства. А когда на столе появлялась водка, нас и вовсе уносило в такие дебри, выбраться из которых удавалось лишь далеко за полночь. Однако, гораздо чаще мы говорили о вещах более существенных и важных, чем искусство и политика, или преимущества тех или иных парусников. Мы говорили о Боге.
Где  же ещё можно было найти такое место на земле, где всё – и люди, и наша лодка, похожая на  недостроенный Ноев ковчег, и большущие звёзды над головой, и тихий плеск воды, и сам факт, что мы находимся не где-нибудь, а на СПАСАЛКЕ… буквально всё располагало к разговору о смысле жизни и о Боге.
 И всё-таки пришло время спуска.

                «КАК ТЫ ЯХТУ НАЗОВЁШЬ – ТАК ОНА И ПОПЛЫВЁТ»

   Из  всех торжественных событий,  пожалуй, только спуск  корабля  на
воду никак не может обойтись без шампанского. Такова морская традиция и нарушать её опасно для жизни.

   Говорят, что впервые бутылку вина разбили о форштевень корабля при спуске в Чаттаме (Англия) в 1699 году.  Вообще же, традиции, точнее обычаю, умилостивить богов при спуске судна на воду – не одна тысяча лет. Древние финикийцы при спуске кропили судно кровью заколотых молодых рабынь. Викинги укладывали  пленных под днище спускаемого судна и оно по крови и телам скользило в воду. Римляне приносили в жертву богам пленённых пиратов, также иногда подкладывая их под киль. На островах Западного и Восточного Самоа при спуске пироги, на съедение акулам бросали несколько жертв.

  Постепенно человеческие жертвоприношения вышли из моды и спускаемые суда уже кропили кровью животных или вином. С начала Средних веков вино становится главным средством для освящения  судна.
При спуске  палубу  обильно   окропляли вином из кубков, которые затем
бросали в море. Именно так освящали суда Колумба.

  Традиция разбивать о форштевень бутылку шампанского пришла из Франции, где его производили. Вместе с этим получила широкое распространение и другая традиция. Разбить шампанское должна была обязательно женщина. Её начали называть «крёстная мать» корабля, она же иногда давала имя кораблю. Несмотря на то, что с древности считалось, будто женщина на корабле сулит несчастья, уже более двухсот лет именно женщины разбивают бутылку с шампанским и, не дай Бог, если бутылка нечаянно не разобьётся. История помнит немало таких прецедентов, а чем это всё кончается, лучше не вспоминать. Неспроста к бутылке стали привязывать  верёвку, чтобы была возможность исправить неточный бросок.

  Раз уж я заговорил о морских традициях, то не грех вспомнить и ещё об одной, правда, в отличие от предыдущих, выполняется она не всегда.
Традиция присваивать яхтам женские имена, так же довольно давняя. Их называли в честь жены, матери, любимой дочери, но чаще -  по имени возлюбленной.

                * * *

…Дядя Саша, не нарушая старые традиции, назвал нашу яхту именем своей жены.

   Стоя на мостике, Лиля ловко запустила бутылку шампанского, и она с шумом и пеной разбилась о форштевень новенькой яхты на сияющем борту которой красовалось название «Лилия».
   
   Мы достроили свою «Лилию»,  когда «Союз нерушимый» уже трещал по всем шпангоутам (элемент поперечного набора судна). И наш первый выход в море совпал по времени с путчем 1991 года. Вернее, самого путча ещё не было. Михаил Сергеевич с семьёй отдыхал в Форосе, а мы на своей «Лилии» шли в сторону Севастополя. Для нашей лодки это было первое морское испытание.

   Путч застал нас в Евпатории. Мы спокойно потягивали пивко на набережной, собираясь на следующий день совершить последний переход. То ли с соседней яхты кто-то сказал, то ли  кто-то из прохожих, точно уже не помню, а вот, сама фраза засела в голове на всю жизнь.  «Всё, ребята, п….ц!», - прозвучало это так убедительно, что мы как-то сразу вдруг поняли, что не яхтсменам, не гуляющим по набережной гражданам, а вообще всем, т.е. всем людям на планете пришёл п….ц. Поняли и ужаснулись. Тут подошли милиционеры и еще какие-то люди в штатском, и один из них очень спокойно, даже как-то меланхолично, сказал:

-  Если  не хотите неприятностей на свою ж…, в море не выходите.

И, для пущей убедительности, махнул рукой в сторону моря. Там на горизонте вдоль берега барражировал  эсминец, которого ещё десять минут назад не было и в помине.

-  До особого распоряжения,- уточнил человек в штатском и пошёл к соседней яхте.

Все, кто были в это время на лодках, прильнули к приёмникам. Слух распространился молниеносно, обрастая новыми подробностями. Дядя Саша тут же предложил в Днепропетровск пока не возвращаться.
   
- Покантуемся в море, - сказал он, - пока не рассосётся.

  На следующий  день эсминец куда-то слинял и мы получили особое распоряжение. Рассосалось.  Мы взяли курс на Севастополь. Этот город уже год не давал мне покоя и все мои мысли были о нём…



                СЕВАСТОПОЛЬ

   Произнесите его название и первое, что предстанет перед мысленным взором большинства граждан бывшего СССР – это Панорама героической обороны и памятник Затопленным кораблям. При этом, совершенно не важно, были вы в Севастополе, или не были. Изображение памятника с орлом на выступающей из воды скале знали абсолютно все. И видели его ежедневно на почтовых марках, на конвертах, открытках, значках и спичечных этикетках. Миллионные тиражи! Вряд ли в СССР был памятник более популярный, чем этот. Здание Севастопольской Панорамы и этот памятник-рекордсмен связывало не только одно событие, а именно, героическая оборона Севастополя в 1854-1855 г.г., но и человек, приложивший руку к их созданию.

                * * *

…Когда дядя Саша предложил идти в Севастополь, я ужасно обрадовался. За год до этого я получил письмо от Рогнеды Оскаровны Энберг – дочери известного военного инженера, бывшего царского генерала. Мой адрес был опубликован в интервью, которое я дал одной центральной газете. После этого интервью мне стали писать родственники репрессированных со всего Союза. В день я получал до 30 писем.

  Рогнеда Оскаровна писала о несправедливости, допущенной по отношению к её отцу. Из ее письма я узнал, что во всех современных путеводителях и архитектурных справочниках по Севастополю, на всех многомиллионных тиражах открыток, везде автором знаменитого памятника значился эстонский скульптор Амандус Адамсон, а не Оскар Иванович Энберг, как утверждала дочь. Прочитав письмо, я отправился в областную библиотеку и поднял все архивы, имеющие отношение к теме затопленных кораблей Черноморского флота и героической обороне Севастополя…


                ЗАТОПЛЕННЫЙ ФЛОТ

  Решение затопить часть кораблей у входа в Севастопольскую бухту, и тем самым преградить англо-французской эскадре доступ к рейду и городу, принял светлейший князь, адмирал А.С. Меншиков – командующий всеми сухопутными и морскими силами  Крыма.

  Единственным из адмиралов, оборонявших Севастополь, кто высказался категорически против, был начальник штаба Черноморского флота и фактический руководитель обороны – вице-адмирал Владимир Алексеевич Корнилов. Вместо этого он предлагал: выйти навстречу вражеской эскадре и атаковать, а в случае неудачи, попытаться взять на абордаж её основные силы и взорваться вместе с неприятелем. Вице-адмирал П.С. Нахимов и контрадмирал В.И. Истомин не поддержали это отчаянно смелое предложение. Но никто не посмеет обвинить их в трусости, они так же, как и Корнилов, геройски погибли во время 349-дневной обороны Севастополя. Может быть, как раз это их решение - преградить затопленными кораблями вход  в бухту,  дало возможность  так долго оборонять город.
Утром 11 сентября на входе в Севастопольскую бухту на плаву всё ещё оставался  линкор «Три Святителя».  Прославленный в Синопском сражении, этот боевой корабль упорно не хотел идти ко дну и занять своё место рядом с другими ветеранами, затопленными ночью. Только после многократных залпов с «Громоносца» он, наконец, погрузился в воду. Всего было затоплено пять линкоров и два фрегата.
 
  В феврале 1855 года очередные шесть кораблей легли на дно, среди них был ещё один герой Синопа – линкор «Ростислав» и не менее знаменитый «Двенадцать апостолов», на капитанском мостике которого в своё время стоял Корнилов.

  После 349-ти дней кровопролитнейших боёв Севастополь пришлось оставить и затопить оставшиеся корабли Черноморского флота.
Вместе с другими кораблями легли на дно овеянные славой Синопа линкоры «Париж» и «Великий князь Константин».

  Около 1901 года было принято решение увековечить память о затопленных кораблях Черноморского флота и приурочить это к пятидесятилетию героической обороны Севастополя. Тогда же был объявлен конкурс на лучший проект памятника.

                * * *

… До 1949 года вообще мало кого интересовало, кто был автором Памятника Затопленным кораблям. В существующую до настоящего времени версию, что ленинградский искусствовед, случайно роясь в архиве, обнаружила список работ эстонского скульптора А. Адамсона и там значился Памятник Затопленным кораблям, не верю. Скорее всего, имя автора было известно, но называть его считалось нежелательным, о чём, по всей видимости,  «намекнули» сверху.

  Из писем Рогнеды Оскаровны я узнал, что её отец – Фридрих-Оскар Энберг был потомком обрусевших шведов, которые с петровских времён верой и правдой служили России. Оскар Иванович Энберг принимал активное участие в укреплении и строительстве Севастополя: руководил возведением береговых батарей, городского водопровода, административных и военных зданий, под его непосредственным руководством были возведены мемориальные памятники комплекса 1-ой обороны…  В 1911 году Николай Второй посетил Севастополь. Во время осмотра панорамы Ф.Рубо, посвящённой героической обороне Севастополя, государь поднялся на ротонду здания. Пояснения Николаю и сопровождавшей его свите давал инженер-полковник Фридрих-Оскар Энберг. Здание севастопольской Панорамы было построено под его руководством по проекту, который он выполнил совместно с архитектором В.А. Фельдманом.

  Тридцать лет своей жизни он отдал этому городу. После 1917 года О.-Ф. Энберг перешёл на сторону большевиков и принимал активное участие в гражданской войне, занимаясь военно-полевым строительством. О том, что он – бывший царский генерал, не забыли. В 1922 году Энберг был арестован и полтора года провёл в тюрьме, ему грозил расстрел. Благодаря жене, она успела собрать более двухсот подписей известных севастопольцев в его защиту, Оскара Ивановича выпустили на свободу. Второй раз за ним пришли в 1937-ом, в день прощания, когда его тело лежало на столе.
Потолкавшись среди пришедших проститься с Энбергом, НКВД-эшники ушли. К тому времени семья жила в Ялте, где Оскар Иванович, как всегда честно, трудился на благо своего государства и города. Там и закончил свой жизненный путь российский инженер, бывший царский генерал Оскар Иванович Энберг.

  О том, что было после смерти отца, Рогнеда Оскаровна также поведала мне в своих письмах. А было вот, что. Началась война. В августе 1941 г. снова пришли, на этот раз за женой Энберга и за его дочерью. Сын Энберга – Ярополк с первых дней войны был на фронте. Он погиб в 1942. под Сталинградом. Мелитину Алексеевну и её шестнадцатилетнюю дочь арестовали и выслали в северный Казахстан вместе с проживавшими в Крыму немцами. Объяснять НКВД-эшникам, что они никакие не немцы, было бесполезно. Бедная Рогнеда Оскаровна! Сколько она пережила тогда?! Смерть матери и гибель брата, голодная и холодная жизнь спецпоселенки…

  Прошли годы и Рогнеда  Оскаровна захотела вернуться на свою родину – в Севастополь, где до революции был дом Энберга (он и сейчас стоит на том же месте), а после революции была служебная квартира. Нет, она даже не заикнулась тогда о квартире, тем более, о доме.
Всё, о чем униженно просила несчастная женщина, это – прописать её в семейном общежитии. Но и в такой малости ей было отказано, так же с ней обошлись и в Ялте. Когда я прочитал об этом свинстве, другое слово трудно подобрать, то представил себе, как там всё происходило.
Рогнеда Оскаровна, волнуясь рассказывает о своём отце, о том, сколько он сделал для Севастополя… А ТОТ сидит и кивает, дескать, как же, как же, мы всё помним и подумаем о вас. А потом, оставшись один, набирает номерочек КГБ, а там ему открытым текстом: да гони ты её куда подальше, нужна она нам здесь! …
 
  Узнав всё это, я всем сердцем захотел помочь дочери Энберга. Ведь она ни о чём меня не просила, да и что я мог дать этой женщине? Всё, что её беспокоило в то время – это несправедливость по  отношению  к  её  отцу.
  Я написал статью о российском инженере Оскаре Ивановиче Энберге и послал её в журнал «Наука и жизнь». Ответ не заставил себя ждать. Редакция журнала сообщала, что факты, изложенные в статье, интересны, но требуют тщательной проверки и отзыва серьёзных научных специалистов.

                *  *  *


…  До входа в Севастопольскую бухту нам оставалось пройти считанные мили. С волнением я ожидал, что, вот, наконец, я увижу не на картинке, а наяву, знаменитый памятник. Уже год статья об Энберге лежала в редакции журнала. Теперь я был абсолютно уверен, что одним из авторов проекта и руководителем работ по возведению памятника был Фридрих-Оскар Энберг. То, что он участвовал в конкурсе, бесспорно подтверждала фотография, копию которой мне любезно прислали работники Музея героической обороны и освобождения Севастополя. На этом фото был изображён проект, выполненный в 1901 году военным инженером Оскаром Ивановичем Энбергом и городским архитектором Валентином Августовичем Фельдманом.
Сомнений не было, это был Памятник Затопленным кораблям, практически в том виде, как мы привыкли его видеть, правда колонна с фигурой орла, держащей в клюве лавровый венок, выходила непосредственно из воды. Решение поднять её на импровизированный утёс было принято позже. Для выполнения фигуры орла Энберг пригласил эстонского скульптора Амандуса Адамсона. Свою работу скульптор выполнил с блеском.

… Вот, и вход в бухту. Я стоял на носу «Лилии», держась рукой за форштаг*, и вглядывался в прозрачную черноморскую воду. Мне почудилось, что я различаю сквозь толщу  воды мачты боевых линкоров «Двенадцати апостолов», «Трёх Святителей» и «Парижа». Наконец, я вижу самый популярный памятник СССР. Мы прошли от него на таком расстоянии, что я не смог прочитать надпись на табличке, но я хорошо знал, что там написано:
 
«В ПАМЯТЬ КОРАБЛЕЙ ЗАТОПЛЕННЫХ В 1854 – 1855 ГОДУ ДЛЯ ЗАГРАЖДЕНИЯ ВХОДА В РЕЙД».

  Первое, что мы сделали, пришвартовавшись в Севастополе, это как следует выпили за здоровье  Михал Сергеича. Мы уже успели насладиться первыми глотками свободы и нам уже было, что терять. Если бы у НИХ получилось, стояла бы наша «Лилия» в Днепропетровском яхт-клубе до очередной перестройки. Ну, а что было бы со мной, об этом я не хотел даже думать.

  Всё обошлось, и уже ровно через год мы участвовали в международной парусной регате на приз атамана Сирко.
А статья об Оскаре Ивановиче Энберге всё же вышла, пусть в урезанном виде, но это была первая статья, где Памятнику вернули несправедливо забытое имя автора. И это была та малость, которую я мог подарить дочери Энберга.


                «КАЗАЦКАЯ» РЕГАТА

   …Эта гонка должна была завершиться в Босфоре. СССР уже приказал долго жить, но мы ещё не были вполне уверены, что нас выпустят. На пресловутую «пятую графу» ещё поглядывали, но она уже перестала существенно влиять на принятие решения.
Проблема  заключалась в другом. В своё время первый сигнал органам относительно моего интереса к теме сталинских репрессий поступил из областной библиотеки. Тогда я всего лишь на всего попросил выдать мне из хранилища подписки всех партийных газет за 1937-1938 г.г.
Уже значительно позже, на «собеседовании»  в КГБ я спросил «товарища»:
 
- А что, разве советские партийные газеты довоенного периода запрещены? Я ведь не фашистской прессой интересуюсь!

На что седой гэбэшник с укором и, как мне показалось, с сочувствием ответил:

 - Было бы лучше, молодой человек, если бы вы фашистской прессой интересовались.

Вот и пойми их после этого с их долбаной чекистской логикой! В общем, отношения наши не сложились с самого начала, а к моменту описываемых событий, испортились окончательно.

  Кроме меня и дяди Саши с нами в гонку отправились ещё три члена экипажа. Двое из них – дяди Сашина жена Лиля и его десятилетнее чадо Мишаня. Для меня они были тоже как родня. А третий,  штурман, к которому сразу приклеилось имя «сэр Джон», был из пришлых. Его мы взяли для комплекта. 
(Сразу пришло в голову дурацкое сравнение, - когда урки при побегах из колымских лагерей прихватывали с собой кого-нибудь, чтобы потом съесть). На сэра Джона мы здорово рассчитывали. Не подумайте плохо, не в том смысле. На лодке должны были быть хоть три человека, способных нести корабельную вахту.
Кроме того, что в его послужном списке была самостоятельно построенная собственная яхта, у него имелся хоть какой-то и потому бесценный опыт морских походов. Когда мы позвали его с собой, он радостно согласился, а узнав о планируемом побеге… Стоп!  Расскажу,  как всё было на самом деле.

  Сначала я высказал свои сомнения по поводу: выпустят или не выпустят. На что дядя Саша с присущей ему мудростью, сказал:
 
- Если нас всё-таки выпустят, то мы должны использовать свой шанс достойно. А это значит… , - он сделал паузу и я приготовился выслушать инструктаж на тему «что там можно, что нельзя», а вместо этого услышал слова, за которые я ему безмерно благодарен до сих пор.

- Мы идём в Израиль, - закончил фразу дядя Саша.

 Я прекрасно осознавал, что мой друг человек необыкновенный, и не раз убеждался в этом за время нашего знакомства. Но иногда он предлагал совершенно спокойным, я бы сказал, обыденным голосом такие вещи, от которых становилось не по себе. Скажи это кто-то другой, более страстно и убедительно, я бы не повёл даже ухом. Но дядя Саша своим спокойствием и уверенностью вселял такое доверие, что предложи он полёт на воздушном шаре вокруг Света, и я не раздумывая стал бы тут же собирать вещи. Единственное, о чём я спросил на всякий случай, так это про визы и приглашения.
Капитан посмотрел на меня и улыбнулся. Мне стало стыдно за свои трусливые вопросы. И все эти «глупости» про визы и какие-то разрешения сразу ушли из головы, и я уже представлял себе встречу с братом, которого не видел с того дня, как проводил его в Израиль на ПМЖ.

  Сэр  Джон  обрадовался  не меньше меня.  В  Израиле  у  него был друг, с которым  он давно не виделся, а тут появилась надежда на встречу.

  Регата стартовала из Днепропетровска.  На  старт вышло  около тридцати
крейсерских   яхт,  остальные   должны   были   присоединиться   к   нам  в Запорожье и Никополе.

  О том, что мы планируем после окончания гонки рвануть в Израиль, знали  только  наши близкие, да  ещё  друзья  из числа участников регаты.
Ну, а поскольку друзей у нас было немало, то о нашем авантюрном замысле знали почти все, кроме организаторов гонки и судей.
 
   До Запорожья (первый этап) предстояло пройти 75 км…


                ДНЕПРОВСКИЕ  ПОРОГИ

   Этот участок Днепра называют порожным. С древнейших времён, гораздо раньше походов «из варяг в греки», в этих местах над водой возвышались пороги.   Они спускались  ступенями  и  вместе с уступами и
россыпями камней создавали препятствие для судоходства в этом районе. Только местные лоцманы могли провести небольшое судёнышко между камней и уступов, да и то, зачастую – волоком.

  Верхний и самый знаменитый порог назывался Кодацкий. В июле 1635 года напротив Кодацкого была возведена польская крепость Кодак. Её строили с целью перекрыть проход Запорожского флота из Самары в низовья Днепра. И уже через месяц была предпринята первая такая попытка. Гетман Иван Сулима возвращался с казаками из крымского похода, ну и… заглянул на Кодак. Всех находившихся в крепости немецких драгун, нанятых поляками, казаки вырезали, а коменданту-французу Жану Мариону насыпали в штаны пороху и подожгли. Как ни старались впоследствии превратить крепость в неприступную твердыню, казацкие набеги каждый раз заканчивались победой. Руины Кодацкой крепости и сейчас можно видеть на правом берегу Днепра в каких-нибудь полутора километрах от южной границы Днепропетровска.

  За  Кодацким порогом следовали: Сурской, Лоханский, Звонецкий… Всего 9 порогов, которые растянулись до самой Хортицы, где сейчас стоит ДнепроГЭС. Когда в 1932 году построили плотину и запустили электростанцию, уровень воды в порожном участке Днепра повысился настолько, что пороги скрылись под водой. Большие суда смогли беспрепятственно проходить от верховья до самого Чёрного моря.

                * * *

  … До Запорожья гонка проходила в упорной борьбе. С момента старта определилась лидирующая группа и мы, как могли, старались не отставать от неё.

  Одной из особенностей гонки крейсерских* яхт является то, что в ней, как правило, принимают участие как фирменные лодки, построенные на специализированных судоверфях, так и лодки, которые, как наша «Лилия», создавались, что называется, вручную. Яхты, изготовленные в заводских условиях по известным проектам, конечно, имели преимущества. Достаточно было взглянуть на их безупречные корпуса, изящные, сужающиеся кверху мачты, скоростные лебёдки, дакроновые* паруса и прочее. Но в тоже время лодки, сделанные своими руками, отличались индивидуальностью и неповторимостью. Они, как живые существа рвались из последних сил, как будто пытались отплатить своим создателям за титанический труд и любовь, вложенные в них при строительстве.

  Корпус «Лилии» подрагивал от напряжения. Она мчалась к финишу, ни в чём не уступая «фирмачам».

  Достойно завершив первый этап гонки, уже на следующий день мы были готовы, с помощью шлюза*, опуститься на 40 метров и продолжить
регату…

                ДНЕПРОГЭС

    Пожалуй, это было самое грандиозное сооружение, которое мне довелось  увидеть  в  своей жизни.  Длина плотины по гребню была – 760
метров, а высота – 60 метров. Как всё грандиозное в СССР, Запорожская
ГЭС получила имя вождя пролетариата.

   Если сегодня спросить у местных сельских жителей по обе стороны ДнепроГЭСа,  как они относятся к этому монстру,  то большая  часть, особенно люди старшего поколения, ответят весьма негативно. С пуском ГЭС в 1932 году все лоцманы потеряли работу, которой они и их предки занимались многие сотни лет. Изменились условия рыболовства и стали пропадать те виды рыб, которые раньше обитали только в этих местах. Но всё это ничего не значило в сравнении с тем, что довелось испытать жителям прибрежных сёл в низовьях Днепра в августе 1941 года.
Выполняя приказ партийного и военного руководства, при отступлении из Запорожья, спецподразделение НКВД взорвало плотину. Не предупредив ни местных жителей, ни собственные отступавшие войска!
Известна только немецкая статистика, согласно которой  от этого взрыва погибло около полутора тысяч немецких солдат и офицеров. С советской же стороны статистика не велась, или была строго засекречена.
Лишь в годы  перестройки и гласности  начали  появляться первые статьи
на эту тему.  Масштабы трагедии поражают воображение. Хлынувшая с высоты 16-этажного дома лавина воды образовала волну высотой в несколько десятков метров, которая смыла в считанные минуты близлежащие сёла вместе с жителями, животными, домами, церквями и кладбищами…
В таком же положении оказались и отступавшие части Красной Армии. Повторюсь, не бежавшие, а отступавшие в боевом порядке. Гигантская водяная лавина поглотила тысячи красноармейцев вместе с техникой и вооружением. Большая часть судов, находившихся в этот момент ниже ДнепроГЭСа, также пошла ко дну вместе с экипажами. Никто сейчас не скажет, сколько людей точно погибло в тот день. Современные украинские историки называют цифру в 100 000 (!) человек. Из них порядка 80 000 – мирные граждане и 20 000 – военные. Одни говорят, что цифры наших потерь сильно завышены, другие, наоборот, считают, что последствия этой трагедии ещё не оценены в должной мере.    Считать ли это преступлением против собственного народа, как утверждают многие, особенно украинские политики постперестроечного периода? Сложно дать однозначный ответ. Давно умерли партийные и военные руководители – виновники той трагедии. Да и что бы они могли сказать в своё оправдание, кроме:

 - Была война. Враг наступал на нашу Родину и обстоятельства вынуждали нас действовать порой жестоко по отношению к своим людям…

 Может быть и так. Но это уже не объяснишь простым советским гражданам и военным, ставшими заложниками столь хитроумно спланированной операции. И ведь это был не единственный случай, когда применялась подобная тактика – уничтожить как можно большее количество немцев ценою жизней мирных граждан.
На второй день после ухода советских войск из Киева, на Крещатике взорвались почти все высотки, тайком от жителей заминированные сапёрами НКВД. Погибло большое число гитлеровцев, но в десяток раз большее количество киевлян – преимущественно женщин, стариков и детей. Они заживо сгорели под обломками собственных домов.

  Пусть некоторые рьяные защитники подобных методов упрямо твердят, что эти жертвы были оправданы, дескать, иначе мы бы не выиграли войну, оставим это на их совести. Думаю, что большинство, так же, как и я, думают иначе.

                * * *

                ХОРТИЦА

  …Когда отворились ворота шлюза и мы отошли на достаточное расстояние от плотины, перед нами открылся такой изумительный вид, что захватило дух.  С одной стороны – гигантская плотина ДнепроГЭСа, с другой ХОРТИЦА

  Самый большой остров Днепра (длина – 12,5 км., средняя ширина –
2,5 км.) находился сразу за порогами. Здесь начиналась Запорожская Сечь. Первые казацкие укрепления тут появились в XVI  веке, на небольшом острове напротив Хортицы. С Малой Хортицы  (сейчас – остров Байды) запорожцы совершали свои дерзкие морские набеги. В русско-турецкую войну 1735-1739 г.г. на Хортицу прибыл вице-адмирал
Н.А. Сенявин. Под его руководством была построена судостроительная верфь. С помощью казаков и русских мастеров здесь создавалась гребная
флотилия, которой суждено было сыграть выдающуюся роль в сражениях Черноморского флота. Уже после разгрома Запорожской Сечи, с  1790 г. по 1916 г., хозяевами на Хортице были немцы-меннониты. Немецкие колонисты снабжали лесом местные производства, а также южные судостроительные верфи.

                * * *

  …Старт следующего этапа гонки решено было начать возле Лысой горы. Это мыс на берегу Днепра, в 33 километрах от Запорожья – место удивительно красивое и являющееся географическим и этнографическим заповедником Украины. Когда регата в полном составе собралась возле мыса, удар колокола и ракета возвестили о начале второго этапа гонки. Он должен был проходить по Каховскому водохранилищу…



                КАХОВСКОЕ МОРЕ

  Каховское водохранилище – это искусственное море, которое образовалось после пуска в 1955 году Каховской ГЭС.  Его глубины погребли под собою остатки пяти из восьми Запорожских Сечей. Как я уже сказал, первая Запорожская сечь была образована на острове Малая Хортица (ныне – остров Байды) и просуществовала 6 лет.
Дольше всех, 57 лет простояла Чертомлыкская Сечь. Последней, остатки
которой покоятся там же, под Каховским морем, была Подпольнянская (Пiдпiльненьська) Сечь, просуществовавшая до разгрома её Екатериной и Потёмкиным в  1775 году.

   С 1955 г. по 1958 г. шло планомерное затопление огромных территорий (около трёхсот тысяч гектаров!) уникальных Днепровских плавней и ценнейших пахотных земель. При этом 27 сёл подверглись насильственному выселению.
Приведу несколько строк из опубликованного дневника великого режиссёра Александра Довженко:

«…Всем, кто не успел переселиться в определённый срок, заявляли: «если к такому-то числу не переедешь, предупреждаем – будем ломать дом бульдозером, независимо от того, живёшь ты в нём или нет…»

   Не хочу рассуждать о пользе или бесполезности реализации плана по развитию гидроэнергетики СССР. Наверное, без этого нельзя было обойтись, по крайней мере, в это хочется верить. Увы, мировой прогресс неотвратимо требует новых жертв и природа становится заложницей неуёмных амбиций человека. Но что-то я не слышал, что в развитых европейских странах, там тоже, между прочим, строились гидроэлектростанции, затопляли сотни тысяч гектаров уникальных земель и сносили бульдозерами дома.

   Документальные хроники тех лет запечатлели вдохновенные лица учёных, горящие энтузиазмом глаза гидростроителей. На самом деле, это были великие завоевания, великие победы советских людей. А раз так, то, неизбежно, были и жертвы этих побед. Да только кто их вспомнит, разве что, такой же пессимист, как я.
«…Всю зиму поднимались воды Днепра, заливая плавни, озёра. А весной, когда по всем притокам с верховья двинулся лёд, а за льдом вскоре большущее наводнение – весь Днепровский Низ от Запорожья до Каховки сразу стал неузнаваемым. Пошёл под воду большой Запорожский Луг, утонули навеки старые кресты на дедовских кладбищах. Исчезли реки Подпольная, Скарбная…Родилось море, бескрайнее, с необъятным морским горизонтом. Геологическое чудо!...на дне которого затонуло навеки их детство»

(отрывок из киносценария «Поэма про море» А.Довженко)

                * * *

…Мы ворвались в спокойные воды каховского водохранилища, как стая, жаждущих добычи, чаек. Я имею ввиду не обычных морских чаек, а казацкие «чайки», о них я непременно расскажу. Гоночный азарт, который всецело захватил нас, с момента старта, не оставлял места для размышлений. А поразмыслить действительно было о чём.
Под толщей воды, которую стремительно рассекали наши лодки, лежали не только остатки каких-то древностей, строений и прочего «хлама», здесь была похоронена наша история – история становления запорожского казачества. В этих местах когда-то расцветала казацкая слава запорожцев. Между прочим, «казак» - слово тюркского происхождения и обозначало: изгнанник, охранник, воин, бродяга, авантюрист, разбойник…


                ЧЕРКАСЫ
      
  Нет единого мнения по поводу происхождения украинского казачества. Впрочем, и само название «украинское казачество» вызывает массу споров. Прежде всего, следует пояснить, что это название, как, собственно, и понятие «украинцы» в те времена просто не существовало. По крайней мере, в жизни простых людей. Да и слово «казак» вначале имело хождение, разве что, в тюркско-язычной среде. Для иноземных же купцов, которые путешествовали по городам и улусам Крыма в XIII-XIV в.в. или, спаси Господи, пересекали причерноморские степи (Дикое поле) и остались при этом в живых, куда привычней было название «черкасы».
Черкасы – это потомки нескольких кочевых тюркских племён. Главное их отличие от остальных тюркских народностей было в том, что они исповедовали православие, причём, со времён Юстициана (527-565). Православная вера не мешала им находиться в прекрасных взаимоотношениях с золотоордынскими ханами. Но уже к XIII веку эти профессиональные воины переквалифицировались в профессиональных разбойников.

  К концу XV века к черкасам примешивается значительный процент беглых из Малороссии (прежнее название Украины) и Великоросии (прежнее название России), а также с территорий подконтрольных Османской империи – Болгария, Валахия (между Карпатами и Дунаем), Крымского ханства…
Вновь прибывшие быстро перенимали обычаи и нравы черкасов и в многочисленных разбойничьих ватагах, орудовавших от Крыма до низовий Днепра, трудно было отличить славянина от его тюркско-язычного товарища. Они так же, как это делали ещё в глубокой древности воины степных кочевых народов, брили головы, оставляя пучок волос на затылке. Они предпочитали быстрых и выносливых татарских лошадей, татарскую сбрую и оружие, их речь изобиловала татарскими словами и выражениями, а многие из них свободно изъяснялись по-татарски. Многие атрибуты казацкого быта, без которых просто немыслимо было бы представить себе запорожца, назывались словами, заимствованными из турецкого или татарского языков. Даже знаменитая казацкая люлька «бурунька», или, как её называли, «носогрейка» имела тюркское происхождение, по-татарски «burun» - это нос. Да и табачок, так же, как и его казацкое название «тютюн» заимствован у турок.
Мощное тюркское влияние сохранялось вплоть до образования Запорожской Сечи.

  После возведения на острове Хортица прообраза будущих Сечей, разрозненные ватаги объединяются в единое казацкое сообщество.
Православие было и остаётся основой этого сообщества, но внешние черты всё больше напоминают римско-католические монашеские Ордена. Такое же полное отречение от внешней мирской жизни и взятие на себя строгих обетов и клятв, нарушение которых порой каралось смертью. Чем не Мальтийские рыцари? Даже слово «лыцарь» входит в обиход и становится почётным и уважительным званием казака.

  В период образования Речи Посполитой (1569) пополнение в основном происходит за счёт бежавших от панского произвола холопов и обедневшей польско-литовской аристократии (по большей части русского происхождения). Повторюсь, понятия украинец на тот момент в казацкой среде не существовало. Любой этнический украинец, если применять современную терминологию, в те времена называл себя «руськый».

  С полным основанием можно утверждать, что к началу XVII века казацкое сообщество было весьма интернационально и помимо этнических украинцев (отныне буду использовать это обозначение) среди запорожцев можно было встретить: поляков, литовцев, русских, татар, турок, волохов, болгар…и даже евреев.
Я, как большинство современных исследователей, намеренно отделил евреев, употребив слово «даже». Однако, было бы справедливо не делать такого выделения, поскольку евреи с самого начала становления Запорожской Сечи играли в ней существенную роль.

                * * *

…Говоря НАША история я имею ввиду не только историю казачества, но и всю историю Украины, включая, разумеется, и евреев, а значит и себя лично. Здесь нет и в помине какого-нибудь кокетства или заигрывания. Большая часть моей жизни прошла на юге Украины, здесь жили мои родители и родители моих родителей тоже жили на Украине, или, как принято сейчас говорить, в Украине. И пусть, взаимоотношения украинцев и евреев не всегда были хорошими, а первое в своей жизни «жид», брошенное в лицо, я получил тоже здесь, никогда у меня не возникало желания отделить себя от НАШЕЙ общей истории…

                ЕВРЕЙСКИЕ ЛЫЦАРИ


  Следует признать, что к средине XVII века около половины украинских земель, находившихся под властью Польши, были сданы в аренду богатым евреям, а те «драли по три шкуры» с местного населения, включая, разумеется, и еврейскую её часть. К ней относились, прежде всего, мелкие ремесленники и такая же голытьба, как и их украинские соседи.

  Оказавшиеся в совершенно бесправном положении люди, в поисках лучшей доли рванули за Днепровские пороги.

  При поступлении в Запорожскую Сечь, евреи вынуждены были переходить в православие. Это было и оставалось главным условием для всех соискателей казацкой доли.

  Знавали евреев среди снабженцев, писарей, переговорщиков, читай дипломатов, но большое их число было среди простых казаков и даже среди казацкой старшины.
 
  В изданной во Франкфурте-на-Майне в 1697 году книге раввина Иоэля Сиркеса есть свидетельство об участии не менее 11 евреев в освободительной войне (1613) под предводительством Северина Наливайко. Многие авторы в своих статьях приводят отрывок из этой книги, в котором говориться  о геройской гибели  еврейского лыцаря Берахи.

«…Нас было 11 домохозяев. Еврей же Бераха сын святого Аарона из Тыгловица, служивший на трёх лошадях, выскочил два-три раза к московскому войску…но московитяне одолели и еврей отскочил назад, и из лесу стреляли ему вслед. Я видел, как ладунка воткнулась ему в спину, как пал на седло…Я находился тогда близко к нему. И многие казаки говорили: «О, Боже! Как жалко, что лыцарь еврей Бераха так плачевно скончался будучи разрублен и расколот вражескими секирами-бердышами…»

  О том, что некоторые очень известные казацкие рода происходили из крещённых евреев писалось и ранее. В 1930 годы, изучая архивы Запорожской Сечи, историк С.Я. Боровой обнаружил свидетельства  участия евреев в освободительных войнах с момента возникновения Запорожской Сечи. Таких свидетельств было немало, и наводило на мысль о том, что евреи играли в Запорожском казачестве далеко не последнюю роль.

  Одним из наиболее известных казацких родов был род Марковичей. Из этого уважаемого рода, основанного крестившимся в православие  Марком Аврамовичем, происходили в дальнейшем славные казацкие лыцари.

  Из другого еврейского рода Боруховичей вышел военный и государственный деятель Украины Михаил Андреевич Борухович. Полковник Борухович принимал участие в походе под Азов (1696) и в Польском походе (1704) во время которого и погиб.

  Ещё один известный казацкий род Герциков прославился во времена гетмана Мазепы. А на деньги Павла Семёновича Герцика был поставлен Воздвиженский храм в Ближних пещерах Киево-Печерской Лавры. Трое его сыновей (так же, как и их батько – полковники) верой и правдой, не жалея живота, служили при гетманах.

  Уважаемыми казацкими родами еврейского происхождения были рода: Магеровских-Перехристов, Крыжановских, Перекрестов-Осиповых…

  При поступлении в Сечь и последующем крещении, евреи получали новые прозвища, из которых в последствии образовались фамилии. По ним можно было судить о происхождении их владельцев. В разные времена в казацком реестре можно было встретить такие фамилии: Перехрест, Выхристенко, Христюк, Выхрест, Крыжановский («крыж» на древне-польском – крест), Израитель, Мойсейко, Шабатный, Шафаревич, Юденко, Юдченко, Жиденко и многие другие. Думаю, что далеко не все из потомков этих казацких фамилий догадываются о своём еврейском происхождении.

  Однажды в интернете я случайно наткнулся на один «казацкий» сайт, где в лучших антисемитских традициях исполнялась песня о карикатурных еврейских казачках, которые только и делали, что драпали, подхватив портки. Современный хоровой ансамбль ряженых казаков пытался изо всех сил вызвать гомерический хохот слушателей.
Ваше счастье, господа скоморохи, что живёте в другую эпоху и не слышали ваших «казацких песен» настоящие еврейские лыцари войска Запорожского. А то ведь надрали бы задницы!

* * *

…Об этом ли было думать мне тогда, когда «Рок» коварно обходил нас по левому борту? Единственное, что я хотел в тот момент – это, уподобившись парусу, раскинуть пошире руки, чтобы дать нашей «Лилии» дополнительную скорость.
По накалу речная гонка напоминает скачки, а, точнее, рысистые испытания. Когда рысаки финишируют, они вытягивают морды и наездники, чтобы не мешать им, отпускают поводья. Вытянувшись в струну, лошади бегут, как говорится, «ноздря в ноздрю». Наступает момент, когда наездник уже никак не может повлиять на исход состязаний и всё зависит только от лошади.
Вместо поводьев яхтсмены натягивают или, наоборот, отпускают шкоты, стараясь придать парусам необходимую форму. Когда лодки идут «ноздря в ноздрю», опытный яхтсмен чувствует малейшие вибрации корпуса и едва уловимые трепетания кромки паруса, яхта и человек становятся одним целым.

   Лодки разбрелись во всю ширь Каховского водохранилища и, раздув спинакеры*, мчались, подгоняемые ветром. Во многом успех в гонке зависит от профессионализма и слаженности экипажа, но опыт капитана – превыше всего. Повинуясь стратегии своих капитанов, одни яхты жались к берегам и пытались поймать свой ветер, другие, и мы в их числе шли рядом с фарватером*, время от времени цепляя фальшкилем* рыбацкие сети. Каждый проход яхтенной регаты по Каховскому водохранилищу оставлял за кормой десятки порванных сетей и проклятия местных рыбаков. Эти потомки запорожских казаков, очевидно, видели в нас   свору бусурман, которая ворвалась ночью в эти места, что бы разграбить их дома и увести в полон их дочерей и жён.


               
                «ЧЕХОНЬ И ПИВО»
 

  Те, кто не любит вяленую рыбу с пивом, могут перевернуть эту страницу и сразу перейти к следующей теме. Хотя, мне кажется, нелюбителей вяленой чехони с икрой найдётся не так много.

  Представьте такую картину: вы сидите с друзьями за столом и нарезаете ломтиками чехонь, каждый ломтик до самого хвоста набит икрой, свежий запах вяленой рыбы, огурца, чёрного хлеба с тмином...для полного счастья не хватает только одного – холодного светлого пива.

  Из всех промыслов для запорожских казаков рыболовство всегда играло особую и ведущую роль.
При выборе места под строительство очередной Сечи, казаки всегда брали в расчёт близость рыбных нерестилищ. Днепровские плавни подходили для этих целей идеально. Сюда заходили на нерест десятки видов рыб, среди них такие ценные, как белуга, севрюга, осётр, черноморский лосось…и, конечно, чехонь. Рыбой питались, ею торговали и меняли на другие товары. До XIX – начала XX века осетровых возами доставляли в Киев, Москву, Санкт-Петербург…Бочку рыбы можно было обменять, например, на бочку вина. Рыбу солили, вялили, коптили, ею питались круглый год, добавляя в различные варева.
На промысел отправлялись рыбацкие артели. Рыбу заготовляли впрок, особенно, перед морскими походами. Высушенная, вяленая, солёная рыба входила в обязательный рацион казаков во время длительных морских переходов. Особенно ценилась сушёная тарань. В море все прочие продукты питания очень быстро приходили в негодность, в этом плане, порезанная на кусочки сухая тарань, была вне конкуренции. Малый вес и большая энергетическая ценность, делали её незаменимой в походах. Кусочки тарани крошили в соломаху (жидкое тесто смешанное с разными кашами).

  Помните замечательную тираду Паниковского о любви к жаренному гусю? Уподобившись герою Ильфа и Петрова, хочется воскликнуть «вы знаете, что такое чехонь с пивом ?!» Уверен, что запорожцы отлично знали, как это вкусно.

  На Руси пивоварение было известно со времён Ярослава Мудрого, пиво варили в монастырях и, даже, в Киево-Печерской лавре. В средине XVIII века ведро пива стоило менее 17 копеек. Для сравнения, в это же время ведро водки стоило 86 копеек.

Запорожцы варили пиво всегда, об этом их умении, и не только, писал известный французский инженер и путешественник Гийом Левассер де Боплан:
«…В пьянстве и бражничестве они старались превзойти друг друга, и едва  ли найдутся во всей христианской Европе такие беззаботные головы, как казацкие, и нет на свете народа, который мог сравниться в пьянстве с казаками…Любой из них так же умеет и пиво сварить и «выкурить» горилку…»
Однако тот же  Боплан уточняет далее:

«…Казаки очень трезвы во время походов, и если случится между ними пьяный, начальник велит выбросить его за борт…»
И так, следует признать, что во время морских походов казаки были трезвы, как стёклышко. А как обстояло дело со спиртным на других флотах?
 
  Спиртное входило в рацион во многих флотах, как в военных, так и купеческих. Один из старейших флотов Европы – Британский Королевский Флот  в огромных количествах потреблял эль (разновидность пива), особенно, после того, как производители увеличили в нём содержание хмеля и алкоголя до 7-10%, что существенно повлияло на его стойкость при длительном хранении. Голландские моряки долгое время так же отдавали предпочтение пиву. С средины XVII века ром начинает вытеснять другие спиртные напитки. Впрочем, французы оставались верны вину и бренди. На русском флоте в XVIII веке морякам полагалось до трёх литров пива в день и два литра водки в месяц (из расчёта: примерно 100 грамм в день).
Алкоголь потребляли на флоте не от хорошей жизни. Всему виной банальная проблема хранения питьевой воды. Хранящаяся в трюмах в деревянных бочках вода, через несколько недель плавания протухала и нередко становилась причиной кишечных расстройств и различных инфекций.
Кстати, довольно известный случай применения алкоголя не по назначению. Когда во время Трафальгарского сражения снайперской пулей был убит адмирал Нельсон, его труп в бочке с ромом моряки доставили в Англию. Не все знают, что название рома «КРОВЬ НЕЛЬСОНА», связанно именно с этим событием.

  Мне даже трудно себе представить, насколько тяжело казаки переносили «безалкогольную диету».  Не мудрено, что после нескольких недель, а порой, и месяцев строжайшего воздержания, казаки, по возвращению в Сечь, предавались любимому занятию – пьянству.
С чем пили пиво запорожцы? Думаю, как и сейчас, всё зависело от случая и личных пристрастий. Многие, например, обожают пиво с варёными раками. Не буду спорить, раки – закусь номер один к пиву. Но так же хороша и астраханская вобла с икрой. Пахнущая свежими огурцами вяленая корюшка, тоже пойдёт на ура. А сушёные черноморские бычки ?! Так что, запорожцы вполне могли отдавать предпочтение и сушёной тарани, и рыбцу, и,  разумеется, чехони.

Я отлично помню те времена, когда на Озёрке (колхозный рынок в Днепропетровске) или, просто, на какой-нибудь автобусной остановке можно было увидеть бабушек, предлагающих из-под полы (сезон нереста) буквально набитую икрой чехонь. И тогда, рука самопроизвольно тянулась в карман за деньгами, а ноги автоматически несли меня к ближайшему киоску за пивом.

  Если бы существовал масонский Орден «Чехонь и Пиво», я бы навеки стал его верным рыцарем.


                * * *
 

…Пиво пивом, а наша бусурманская свора мчалась по каховскому водохранилищу, а в след нам неслись проклятия потомков славных казаков, чьи сети мы безжалостно рвали килями наших яхт. Но была ещё одна помеха – водоросли. Они длинной бородой цеплялись за плавник* руля, замедляя бег яхты.

  Мы были в лидирующей группе, когда «Лилия» остановилась, как вкопанная. От неожиданности мы все попадали. С раздутыми парусами яхта пыталась освободиться от держащей её сети, но на этот раз сеть оказалась очень крепкой.
Капитан без малейших раздумий плюхнулся за борт и, нырнув под днище, сбросил  с фальшкиля злополучную сеть.

Только мы набрали ход и начали догонять убежавший далеко вперёд «РОК», как удача снова отвернулась от нас. Бег яхты сильно замедлился. Мы поняли, что тащим за собой огромную бороду из водорослей.
Наступил вечер. Сгустились сумерки и нырнуть в движении под лодку мог только человек, в голову которого ударил гоночный азарт и адреналин. К счастью, такой человек нашёлся, это был я. Капитан  крепко обвязал меня концом* и я с носа сиганул в кромешную тьму. Задача была предельно «простая»:  не столкнуться под водой с передней кромкой фальшкиля и успеть схватиться за плавник руля. Ну, а дальше – утопить «бороду». Погрузившись в воду, я закрыл лицо рукой, чтоб его не расшибло фальшкилем, а второй рукой, согнутой в локте, приготовился поймать надвигающийся плавник руля. Поймав руль, я попытался сбросить проклятые водоросли, но воздуха  в легких не хватило и мне пришлось вынырнуть. С помощью конца обвязанного вокруг туловища, меня выдернули из воды. Капитан решил нырнуть сам и довести дело до конца, но мне уже не хотелось ни с кем делиться славой. Я снова сиганул с носа. На этот раз получилось. Ногами и руками я утопил  «бороду», освободив «Лилию» от груза. А позже, сидя на транце, я попытался представить себе «килевание»…



                КИЛЕВАНИЕ

                «пирата ничто так не возвышает,как нок рея"               
                (Виктор Губарев)               


  В средние века при поимке пирата дело редко доходило до суда. Чаще бедолагу просто вздёргивали на ноке* рея*. Повесить на рее могли и свои. У пиратов также  были  законы, которые предусматривали наказания за те или иные провинности.  Особо тяжкие преступления карались смертью. К  таковым относились:  кража  у  своих,  изнасилование,  дезертирство во время боя. Повесить могли и за менее тяжкие провинности, например, за попытку провести  на  корабль  женщину  или ребёнка. Применялись и другие виды наказания, среди которых был очень жестокий, имеющий название «килевание». Вообще, этот вид наказания существовал на военных флотах и в пиратских уставах прописан не был. Однако не исключено, что единично  и пираты наказывали килеванием своих провинившихся коллег.

  Техника этой экзекуции требовала специальной подготовки. С носа корабля забрасывался канат, так называемый, подкильный конец, который двое моряков под днищем проводили по обоим бортам. Первой от носа следовала фок-мачта. Концы протаскивали до грот-мачты. Затем их проводили вдоль грота реи и, с помощью блоков, располагавшихся на ноках, крепко соединяли между собой. Несчастного хорошенько привязывали к замкнутому канату, и он свешивался на нём с нока реи головой вниз. Следует пояснить: почему использовали грота рею. Во первых, грот-мачта находилась ближе к середине корпуса судна и была самая высокая, а во вторых – её нижняя рея (грота рея) была длиннее остальных и её концы (ноки) выходили за границы бортов. Поэтому, наказуемый, подвешенный на грота рее, висел над водой. По команде начинали тащить. Если принять во внимание, что всё это происходило, когда парусник двигался, а его днище было просто облеплено раковинами моллюсков, то можно себе представить какие муки испытывал подвергнутый этому истязанию человек. По степени провинности, наказание могли повторить несколько раз. Как правило, хватало и одного раза. Если осуждённый не захлёбывался сразу, то существовала большая вероятность смерти несчастного от сильного кровотечения после многочисленных порезов, ведь его тело было буквально истерзано острыми как бритва раковинами. Сохранилось лишь одно свидетельство того, что моряк остался жив после трёх протаскиваний под килем. Причём, на небольших по размерам парусниках несчастного могли протащить вдоль киля от носа до кормы.
 Рисунки на найденных древнегреческих амфорах свидетельствуют, что этот способ наказания  существовал уже в те времена и применялся к пойманным пиратам.

  С начала XVII  века до начала XVIII этот вид наказания имел место и на голландском флоте. Правда там наказуемого привязывали дополнительно к решётчатому деревянному люку. Королевский Флот Британии также применял эту жестокую экзекуцию. Не сохранилось сведений о применении этого наказания на русском флоте, но в ранние годы правления Петра Первого килевание было прописано в морском уставе. В так называемых «Артикулах Крюйса» (по имени автора вице-адмирала Крюйса) предусматривалось наказание килеванием, если моряк, например, трижды опаздывал на вахту. А за самовольное оставление поста или сон на вахте вообще полагалось троекратное килевание. Слава Богу,  «Артикул»  Крюйса  недолго  просуществовал  на  русском  флоте.

В казацком флоте подобное наказание не практиковалось, но нечто похожее всё же имело место. Правда, не у моряков, а среди казацких рыбаков. В статье  «Вентерь да весло – вот казачье ремесло» я прочитал следующее:
«…У донских казаков для тех, кто «трусил» чужие вентири (рыболовная снасть. Авт.) и сети с рыбой, существовал особый вид наказания. Провинившегося казака привязывали к верёвке, которая крепилась к шесту. И этот шест протаскивали подо льдом по всем полонкам…»

Б-р-р, представить страшно, не то, что испытать подобное. Поскольку, донцы и запорожцы тесно сотрудничали и во многом заимствовали друг у друга, не исключаю, что такому наказанию могли подвергнуть и, посягнувшего на чужое, днепровского казака.

               
                * * *

… В силу того, что большая часть крейсерских яхт построена по индивидуальным проектам, определение победителя крейсерской гонки производится с учётом всех конструктивных особенностей каждой яхты, размеров и тоннажа, т.е., по гандикапу*.
   
  Наша яхта относилась к классу трёхчетвертьтонников, имела длинну десять с половиной метров и несла парусное вооружение типа «бермудский шлюп» Лодка делилась на четыре отсека. В носовом отсеке, именуемом «форпик»*, находились паруса и Мишанино лежбище. Когда погода или родители не позволяли ему тащиться на кончике за кормой, Мишаня зарывался в паруса и спал там, пока кто-нибудь нечаянно не наступал на него в обычной яхтенной суете. Здесь самое время задать не тривиальный вопрос: - А много ли найдётся на Земле родителей, которые позволят своему десятилетнему чаду тащиться за кормой на кончике? Да не в бассейне, а в открытом море, где глубины зачастую превышают полтора километра.

  В средней части яхты располагалась кают-компания. В это ограниченное небольшими размерами пространство, идеально вписывался стол для принятия пищи, камбуз*, штурманский столик и два мягких откидных спальных места по бортам, под которыми прятались рундуки с нашими съестными припасами. Оба этих комфортабельных места занимали дядя Саша и Лиля.

  Кормовой отсек или «ахтерпик»* имел два раздельных пространства по бортам. Эти узкие длинные пространства многие яхтсмены называют «гробики». В одном из них разместился сэр Джон, в другом – я. По ночам, кряхтя и охая, мы выползали из своих гробиков и заступали на очередную вахту.

  Гальюн* был втиснут между переборками кают-компании и форпиком. Назвать это отсеком можно было лишь с большой натяжкой. Хоть на отсек это пространство и не тянуло, но выполняло в нашем нелёгком походном существовании очень важную роль. Об этом стоит рассказать подробней и я это непременно сделаю, а пока, вернусь к регате.

  Наш проход Каховского водохранилища омрачился трагическим происшествием. Когда мы уже почти догнали лидеров гонки, часть водохранилища вдруг озарила яркая вспышка. В кромешной тьме слева от нас заполыхала ярким пламенем одна из яхт. Огонь был такой силы и яркости, что мы увидели противоположный берег. К горящей яхте устремились сопровождающие катера, а мы, чтобы не мешать спасательной операции, продолжали гонку.

  После финиша этого этапа, мы узнали подробности. Кто-то из экипажа пострадавшей яхты плохо закрыл вентиль газового баллона. Трагедия случилась, когда  там решили согреть кофе и чиркнули спичкой…
Одного члена экипажа срочно доставили в больницу с сильными ожогами. Нас тогда успокоили, что жизнь его вне опасности. И регата продолжилась. Лишь через несколько недель мы узнали, что он умер.

  Готовка пищи в условиях гонки – процедура практически невыполнимая. Максимум, что удаётся сделать – это закипятить воду для кофе или чая. Иногда успеваешь вспороть консерву и забросить в рот пару ставрид в томате или масле и зажевать всё это сухарём.
Между этапами были небольшие перерывы и тогда Лиля, жена капитана становилась на яхте главным действующим лицом. Наш кок исхитрялась в эти считанные часы приготовить из, мягко говоря, не совсем свежих припасов что-то съедобное и вкусное. До сих пор мне не известны все ингредиенты «флотского кондёра». Думаю, что кроме отваренной вермишели с тушёнкой, в дело иногда шли и недоеденные рыбные консервы, но поедались эти кулинарные изыски с удивительной скоростью и аппетитом.


                КАЗАЦКАЯ ЕДА

  Запорожцы не были гурманами. Основой для многих казацких блюд служили зерновые. В различные варева добавлялось солёное сало, рыба, мясо. Питание казацкой старшины отличалось от пищи простых казаков, но особо изысканным тоже не было.
Поскольку большую часть времени казаки проводили в морских походах, продукты, которые они брали с собой, должны были отвечать двум главным требованиям: не портиться при длительном хранении и обладать малым удельным весом. Для хранения использовались длинные деревянные бочонки. В них закрывали отваренные и хорошо посоленные каши, заквашенное ржаное тесто (жидкое тесто), солёное сало, сушёную тарань, чеснок и различные коренья в толчёном виде.
Из этих нехитрых простых продуктов казаки готовили во время похода различные блюда, главными из которых были: кулеш, соломаха  и тетеря.
Кулеш, готовили из пшенной крупы, иногда из гречневой, добавляли в него сало или рыбу, в морском походе, как правило, это была сухая тарань.
Соломаха (саламаха, саломаха). В обычных условиях соломаху варили из гречневой муки. Смешивая муку с водой, получали жидкое тесто, которое выливали в чан с кипящей водой. Сваренное таким образом тесто, затирали с чесноком и поливали подсолнечным маслом.
Юшка из ржаной муки называлась Тетеря. Ржаную муку разводили с молоком или водой, что бы получить жидкое тесто. Когда оно прокисало и становилось густым его можно было использовать для приготовления тетери. Во время морского похода, закрытое в бочонке тесто, долго не портилось, да и готовка не занимала много времени. Тесто бросали в кипящую воду, добавляли отваренное пшено и кусочки тарани, как я уже писал, ею запасались впрок.

                * * *

…Возможно, флотский кондёр тоже входил бы в рацион запорожских казаков, будь у них под рукой консервы и тушёнка, как у нас. В этом плане нашему коку повезло больше.

  С древних времён считалось, что женщина на борту приносит несчастье. Если кто-нибудь из карибских пиратов приводил на корабль переодетую мужчиной женщину – его ждала смерть.

Свою жену дядя Саша на лодку не приводил. Она, вместе с грудным только-только родившимся Мишаней была на лодке с момента её закладки. Да и потом, мы ведь воспитывались не на Карибах!

Между прочим, за тайный привод женщины на территорию Запорожской Сечи, казака тоже ждала смерть...



                КАЗАКИ-РАЗБОЙНИКИ


  Виктор Губарев, немало лет посвятивший истории пиратства и, который является несомненным авторитетом в этой области, обращал внимание на сходство пиратских сообществ Карибов и Запорожских казаков.
Вся эта публика жила по своим законам и обычаям, промышляя морским и сухопутным разбоем.

   Оставим в стороне национально-освободительные войны в которых принимало участие запорожское казачество. Попробуем сравнивать только тактику и технику морских грабителей Карибов и запорожских морских разбойников.

  Основную ударную силу казацкого флота составляли «чайки». Это было небольшое беспалубное и безкилевое парусно-гребное судно, вмещающее 50-70 человек. С двух бортов располагались гребцы, по 10-15 на каждом борту. Для «остойчивости»* вдоль бортов крепились копны сухого камыша. В загруженном состоянии высота бортов над водой, как правило, не превышала метра и позволяла незаметно приблизится к противнику. Парус играл вспомогательную роль из-за своего веса, формы и примитивного управления. Основной упор при боевых столкновениях осуществлялся за счёт гребцов и строился на внезапности нападения. Если не удавалось незаметно приблизиться к неприятелю, например, в ночное время, существовал старый испытанный способ: разделившись на группы, «чайки» стремительно неслись к выбранным целям, при этом атакуя неприятельское судно со всех сторон. Так, одну галеру, например, могли сразу атаковать 5-10 и более «чаек». Они набрасывались на неприятеля, как охотничьи псы набрасываются на медведя. Ещё больше это напоминало дикий осиный рой. Казаки так и назвали эту тактику: «осиный рой». Приблизившись на достаточно близкое расстояние, запорожцы открывали огонь из всех огневых средств (ружья, пистоли, фальконеты), потом следовал абордаж. Кроме этого в казацком арсенале было немало тактических хитростей и это тоже давало некоторым исследователям повод сравнивать их с карибскими пиратами. Здесь не было никакого заимствования,  в обоих случаях работал один и тот же принцип – для достижения цели годились любые способы и средства. Можно было, воспользовавшись захваченной галерой, «закосить» под «купца» (купеческое судно). Можно было сдаться во время боя, а потом, вдруг, «убитые» и «раненные», вскакивали и начинали с утроенной энергией и яростью поражать неприятеля. Это была обычная тактика, применявшаяся с античных времён всеми пиратами без исключения. Однако, существовали и не совсем обычные приёмы. Перевернув «чайку» и спрятавшись под ней, казаки могли незаметно приблизиться или проскользнуть мимо противника. Этим приёмом они иногда пользовались, чтобы незамеченными приблизиться к побережью.  Не зря же среди жителей прибрежных турецких и крымско-татарских городов и селений, подвергавшихся регулярным нападениям, ходили легенды о том, что казаки появляются из-под воды.

  Поскольку «чайка», несмотря на маневренность была всё же небольшим судном, одиночные нападения практиковались редко. Иногда в морской поход отправлялось до 100 и более «чаек». При этом, нападениям подвергались все встречные суда, но основным объектом разбойничьих нападений были прибрежные османские и крымско-татарские поселения, что тоже сильно роднило эти вылазки с пиратскими рейдами Генри Моргана.

                * * *

…  Темп гонки задавали, как правило, «чекушки» (четвертьтонники).
Лодки большего размера называются «полутонники». Были лодки и побольше нашей, т.н. «тонники». С одной из них под названием «РОК» мы всё время соперничали. То «Рок» преследовал нас, то мы плелись у него за кормой.
Когда до Никополя оставалось пройти совсем немного, ветер окреп и мы смогли, наконец, оторваться от своего главного конкурента…



                НИКИТИНСКАЯ СЕЧЬ

                «Хмель-злодей, да сотрётся имя его!»
                (еврейское проклятие)

    В «старой части» Никополя сохранились следы четвёртой по счёту Запорожской Сечи. Никитинская Сечь стала знаменитой, благодаря Богдану Хмельницкому, именно здесь он в 1648 году был избран гетманом Украины. Отсюда же началась Освободительная война украинского народа против Речи Посполитой.
 
  Когда я учился в школе, именно так эта война называлась в учебниках истории. Я хорошо помню,  как мне было стыдно, когда нас заставляли вслух читать отрывки из «Тараса Бульбы» и, как готов был провалиться сквозь землю, только бы не вызвали меня. Слава Богу, учительница русской литературы сжалилась надо мной и отрывок, где запорожцы призывали «перевешать всю жидову» читал кто-то другой. До сих пор не пойму, почему именно эту главу заставляли читать в школах?
 
  Уже взрослым я, собирая картотеку репрессированных, услышал такую историю. Военный журналист Яков Эйдельман в 1944 году был награждён орденом Богдана Хмельницкого, но от награды отказался… После войны за это и за другие свои «сионистские штучки» он схлопотал десять лет лагерей. Кажется, в «Огоньке» в годы перестройки и гласности об этом писал его сын – известный писатель Натан Эйдельман. Это вызвало недоверие некоторой части читателей, которые мотивировали своё недоверие тем, что орден Богдана Хмельницкого, по их мнению, был полководческий и вручался только высшему командному составу. А значит, не мог военный корреспондент, что бы он не сотворил, быть представлен к этому ордену. Ну, а  я, на всякий случай, проверил. На самом деле, четвёртой степенью награждали не только высшее командование, но и младших офицеров, и, даже, сержантский состав, правда, крайне редко. Но дело не в этом. Даже гипотетически представить себе подобную ситуацию, что кто-то посмел отказаться от ордена, было сложно.
 
  Что поделать? Для  любого украинца  война  Богдана  Хмельницкого  была, есть и будет Освободительной войной украинского народа, и таковой она и была на самом деле. Ну, а то, что при этом «перевешали всю жидову», так это – побочный процесс.

  Война, боевые столкновения армий – с этим всё понятно. А как быть, когда: «…грудных младенцев резали на руках матерей, а многих рубили на куски, как рыбу. Беременным женщинам распарывали животы, вынимали плод и хлестали им по лицу матери, а иным в распоротый живот зашивали живую кошку и обрубали руки, чтобы они не могли вытащить кошку. Иных детей прокалывали пикой, жарили на огне и подносили матерям, чтобы они отведали их мяса…» (Из летописи «Пучина бездонная» Натана Ганновера, изданной в Венеции в 1653 году). Летопись была написана по свидетельствам чудом оставшихся в живых, бежавших в Германию и Пруссию евреев.
Впрочем, чего сами евреи про себя не напридумают?

 Послушаем, что писал об этих же событиях русский историк Н. Костомаров:

«…Самое ужасное остервенение показывал народ к иудеям: они осуждены были на конечное истребление, и всякая жалость к ним считалась изменою. Свитки Закона были извлекаемы из синагог; казаки плясали на них и пили водку, потом клали на них иудеев и резали без милосердия; тысячи иудейских младенцев были бросаемы в колодцы и засыпаемы землёю…В одном месте казаки резали иудейских младенцев и перед глазами их родителей рассматривали внутренности зарезанных, насмехаясь над обычным у евреев разделением мяса на кошер (что можно есть) и треф (чего есть нельзя) и, об одних говорили: это кошер – ешьте, а о других: это треф – бросайте собакам !»

  Современное название Войны звучит впечатляюще. В те времена в казацкой среде выражались проще: «война против ляхов и жидов».
От жидов освободились, с ляхами вышло посложнее.

  Оценки потерь среди еврейского населения колеблются от 16000 до 100000. Почему такой разброс, спросите вы. А это,  смотря кто оценивает. Еврейские и польские историки, ясное дело, завышают потери, а украинские, естественно, уменьшают. Однако, любому мало-мальски здравомыслящему человеку понятно, что речь идёт о десятках тысяч жертв.

  А теперь, представим себе, что на всей подконтрольной Польше украинской земле было от силы 1000 «жидив-орендарив» (еврейских арендаторов) против которых был направлен праведный гнев казаков и остального населения Украины. Ну, пусть их даже было в два, в три(!) раза больше… Остальные десятки тысяч – это были, по большей части, ремесленники и прочее население, основу которого составляли женщины, старики и малые дети, которых для забавы накалывали на пики и ещё живых жарили на огне.

  И становится мне ещё горше от того, когда подумаю, что среди войска запорожского носились от хаты к хате захмелевшие от водки и человечьей крови православные мойсейки и абрашки с мокрыми от усердия чубами, и крошили направо и налево своих.

  Роль Богдана Хмельницкого в истории украинского народа очень спорная и связано это, разумеется, не с кровавыми еврейскими погромами. Не мне судить, моё мнение всегда будет пристрастным. Пусть с этим разбираются другие. В любом случае, вряд ли на смертном одре являлись ему молодые жидовки со вспоротыми животами. А вот Юрасю – сыну Хмельницкого, возможно, в последние минуты его паскудной жизни являлась жена еврея Аарона с содранной кожей.

  Вот уж, кого действительно не жалко, так это Юрия Хмельницкого. И тут со мной согласятся все украинские историки, и прошлые, и настоящие. Не было хаты на Украине, где бы не прокляли «явнобезбожного» (так его величали люди) карманного гетмана турецкого султана. Птица не могла пролететь без его ведома и уплаты налога. Все одинаково страдали от этого садиста, но особенно евреи. Однажды, рассвирепев, что богатый еврей Аарон женил сына без его ведома, он велел содрать кожу с его жены (сам Аарон успел сбежать).
Когда султану донесли об очередном изуверстве гетмана, тот решил избавиться от своего ставленника. Юрася Хмельницкого зашили в мешок и сбросили с моста в реку. Ответил душегуб и за свои зверства, и за отцовские.

  Возможно, я бы не рискнул, как Яков Эйдельман отказаться от ордена Богдана Хмельницкого, но носить бы его не стал. Это уж точно!

  Никитинская Сечь просуществовала недолго, на её месте образовалась Чертомлыкская Сечь, она простояла больше 56 лет. 15 раз сечевики избирали там своим кошевым атаманом Ивана Сирко.


                ***


…Да простят меня никопольчане, для которых, быть может, основной достопримечательностью города является памятник Богдану Хмельницкому, но мне как-то ближе, да и запомнился почему-то лучше – никопольский рынок, особенно рыбные ряды. Чего там только не было? Это изобилие немного даже сбивало с толку и заставляло усомниться в полном исчезновении многих видов рыб.  Что-то всё же осталось.
Вяленая чехонь с пивом на борту «Лилии» была чудесной компенсацией за все тяготы последнего этапа. После отдыха и знакомства с Никополем вся регата должна была отправиться на могилу атамана Сирко в село Капуловка…

                КОШЕВОЙ АТАМАН СИРКО

  Историки затрудняются назвать точное место и дату его рождения. Считается, что родиной Ивана Сирко был посёлок Марефа на слобожанщине.
 
   Сохранились предания, что повитухи разом заголосили, когда увидели, как только что родившийся на свет младенец схватил со стола кусок пирога и принялся уплетать за обе щеки. Ребёнок родился с зубами! Местный дьяк перекрестил дитя через распахнутую дверь и дал дёру. Может так и было на самом деле.

  Необычный ребёнок родился в 1610 году или немного раньше. Рождение зубастого малютки – явление редкое.  Таких аномальных детей обычно убивали, считая, что они приносят несчастья. Перепуганные односельчане уговаривали родителей убить малютку. Ситуацию спас отец, он вынес дитя на крыльцо, поднял над головой и сказал, что этими зубами, когда подрастёт, он будет грызть своих врагов.
 
  Тот факт, что ребёнок родился с зубами, наверняка, остался бы в памяти родителей и односельчан.  Но этому младенцу суждено было сыграть такую заметную роль в истории запорожского казачества, что память о нём сохранилась до настоящего времени и переживёт ещё не одно поколение.

                * * *


  …В семи километрах от Никополя между сёлами Алексеевка и Капуловка был похоронен кошевой атаман Сирко.
 
  Когда регата подошла к красивым берегам этих сёл, нас уже встречали одетые в национальные одежды потомки запорожских казаков с рушниками и хлебом-солью, и, конечно, с чарочкой душистого самогона…
А может и не одной, что-то я плохо помню, как выглядит могила прославленного атамана.

  Следующий этап регаты на приз атамана Сирко завершался в Каховке. Нам предстояло пройти по тем местам, точнее было бы сказать: «над теми местами», где когда-то стояли три Запорожские Сечи – Базавлукская (1593-1630), Чертомлыкская (1652-1709) и Подпольнянская (1734-1775). Последнюю Сечь по приказу Екатерины Сравняли с землёй. Приведу небольшой фрагмент из Манифеста Екатерины Великой 1775 года:

«…Мы восхотели объявить во всей Нашей Империи…что Сечь Запорожская вконец уже разрушена со истреблением на будущее время и самого названия Запорожских казаков…».

  Регата проходила по самому широкому участку водохранилища, наши взгляды иногда выхватывали на берегу какие-то каменистые фрагменты очень похожие на древние руины крепостей. Но это были всего лишь скалы и камни. Старые руины, если таковые и сохранились, давно покоятся на дне Каховского водохранилища вместе с остатками Запорожских Сечей.

  Этот этап гонки оставил самые неприятные воспоминания ещё и потому, что стояла несусветная жара при полном безветрии. Последние километры до Каховки давались всем особо тяжело. Яхты почти не двигались. Выброшенный за борт окурок в течении пяти минут болтался рядом и упорно не хотел отставать. Тогда я вспомнил некоторые древние приметы. Пытаясь вызвать ветер, я поскрёб ножом мачту, но безрезультатно, видимо, сыграло роль то, что наша мачта была всё же алюминиевая. Бултыхание за бортом шваброй так же  ни к чему не привело. Тогда я, одев ласты и усевшись на транце, стал усиленно болтать ими под водой. Этот, запрещённый правилами гонки приём, конечно, так же мало чем помог и очень скоро захотелось освежиться. Привычное в таких случаях обливание или ныряние с транца*, в данной ситуации исключалось из-за грязной, успевшей сильно зацвести, воды. Есть не хотелось, да и жить тоже. От безнадёги кто-нибудь из экипажа всё же плюхался за борт в эту болотную ряску и через секунду выныривал, брезгливо смахивая с плеч противную зелень. Один только сэр Джон не стал рисковать. Он лежал на палубе прислонившись спиной к рубке и, не скрывая отвращения, наблюдал за нашим безумством. Иногда он начинал ворчать, когда противные зелёные брызги достигали его просоленной кожи. После очередного группового нашего плюха, поднявшего целый фонтан брызг, его терпению пришёл конец. Обиженно покидая палубу, он раздражённо бросил: «Лучше сыграть в картишки, чем месить это болото»
Выплюнув «зелёнку», я вспомнил, что взял с собой колоду карт...

 
                АЗАРТНЫЕ ИГРЫ И ПРО ЭТО


  Начну про ЭТО, предварив тему вопросом: «чем развлекаются моряки на судне?»
Этот странный, если не сказать глупый вопрос мог бы задать человек далёкий от морской жизни. Даже в свободные от вахт промежутки, для развлечений времени у моряков попросту нет, особенно, если речь идёт о парусном судне. Во время морского похода всегда что-то ломается и выходит из строя, одни чинят паруса и такелаж, другие красят, или банально драят палубу…
Помимо чисто технических надобностей существует один немаловажный аспект, говорить о котором не принято. В данном контексте, заданный в начале вопрос, мог бы прозвучать и так: «о чём думают бОльшую часть времени моряки?»
Военные моряки из правильных книг правильных советских писателей думали, конечно, о доме, о выполнении боевой задачи, рыбаки – о выполнении плана по улову рыбы, транспортники – о пассажирах и грузах...

Рискну предположить, что грубые и невоспитанные моряки средневековья, вряд ли, думали о подобной чепухе. Находясь по многу месяцев в плавании, после изнурительной вахты, проваливаясь в кратковременный, похожий на обморок сон, моряк видел во сне свою портовую подружку,  а просыпаясь, с ужасом обнаруживал рядом с собой бородатую рожу своего приятеля. Что бы отвлечь своих сексуально озабоченных подчинённых от мыслей про ЭТО, боцманы загружали моряков различными занятиями.

  Гомосексуальные связи на различных флотах были не редкостью и жестоко карались. Средневековые моряки, отправляясь в дальнее плавание, в числе прочего провианта брали с собой домашних животных и птицу. Овцы, козы и даже свиньи порой становились сексуальными объектами для изголодавшихся по женской ласке пиратов. Иногда коза, которой воспользовалась часть экипажа, становилась причиной массового заражения сифилисом и другими заболеваниями. Я уж не говорю о горемычной судьбе многих юнг, которых,  бородатые, пропахшие табаком и ромом дядьки, принуждали к ЭТОМУ.

Даже знаменитейший Генри Морган не гнушался вступать в гомосексуальные  связи. Впрочем,  этим порокам были подвержены не только пираты.
В 1709 году, например, на Российском флоте можно было угодить на костёр за гомосексуальную связь. На Британском флоте в XVIII веке за подобное правонарушение поступали мягче, уличённого ждала кастрация. Неспроста Уинстон Черчиль в своё время очень ёмко и жёстко, тремя словами охарактеризовал Военно-морской флот Великобритании : «ром, педерастия и плётка».

  Интересно, а как с ЭТИМ обстояло дело в Запорожской Сечи? Давая обет безбрачия, сечевой казак не только добровольно отказывался от семейной жизни, но и от сексуальных связей «на стороне», т.е за пределами Сечи. А привод женщины или ребёнка мужеского пола карался смертью? Представитель известного казацкого рода, писатель, этнограф, историк – Пантелеймон Кулиш в одном из своих сочинений описывает, как казаки однажды пожаловались кошевому атаману на своего товарища, дескать, тот (какой срам и позор!) «словно пёс какой повадился ходить к пономарихе». По приказу кошевого, незадачливого «дон жуана», естественно, наказали.

Битьё палками у столба до смерти, как вид наказания, применялся в Сечи в равной степени и к любителям плотских утех с женщинами, и за гомосексуальные связи, и за скотоложество. Несмотря на то, что православие всегда боролось с содомией и бескомпромиссно осуждало гомосексуальные связи, случаи педерастии и скотоложества в казацкой среде имели место. О таких случаях упоминает в своих исследованиях видный украинский историк А.А. Сакальский.
Ну, на территории Сечи ЭТИМ делом нельзя было заниматься категорически. А как во время боевых походов?

Во время казацких набегов, сексуальное насилие по отношению к жителям не только не возбронялось, но и почиталось за великую доблесть. При этом изнасилованиям подвергались не только женщины, но и дети мужского пола. Когда в 1669 году,  гетман Дорошенко вступив в сговор с турецким султаном, привёл на Украину  трёхсоттысячное турецкое войско, сексуальному насилию подверглась огромная часть женского и мужского населения Правобережья, в одном только Чигирине (казацкая столица) казаками и турками было изнасиловано несколько тысяч мальчиков, которых затем, гетман отдал в качестве дара турецкому султану. Изнасилования мужчин, женщин и детей во время казацких набегов считалось нормой, об этом пишут некоторые зарубежные историки и путешественники того времени.
Однако,  наряду с этим, существуют не только иностранные источники.  В 1775 году по поручению правительства Ф.И. Миллером был составлен специальный отчёт, где помимо прочих,  фигурировало и  обвинение в том, что казаки «уводят мужеского пола детей малолетних…»
Я не пытаюсь опорочить доброе имя запорожских казаков, но факты – упрямая вещь. Да, к тому же, многие украинские историки новой формации, на волне урапатриотизма, настолько идеализировали образ запорожцев, что он превратился в некий миф о лыцарях без страха и упрёка,  озабоченных сплошными думами о  благе  народа  и  государства.

  Я рассказал об одном из пороков, существовавших с древних времён на всех флотах.  Грешили им и запорожские казаки. Разумеется, это был не единственный порок, увы, дошедший до нашего времени. Существовали грешки и пороки, не такие мерзкие, как этот, например, азартные игры.

  Азартные игры были известны с незапамятных времён, а карты и кости занимали здесь, едва ли, не самое почётное место. Между прочим, само слово «азарт» имеет арабские корни, с арабского «азар» переводится,  как  риск.
Так же, как невозможно представить себе карибского пирата или запорожского казака без риска, вообразить одного и другого без игральных костей или колоды карт – также весьма сложно. Однако, сразу оговорюсь, играть в кости, а равно и в карты, на корабле строго запрещалось, а нарушившего, ждало наказание, порой далеко не шуточное. В одной из статей пиратского кодекса знаменитого Бартоломью Робертса было чётко прописано: «…никто не должен играть на деньги ни в карты, ни в кости…» А в кодексе другого пирата Уильяма Филипса за игру на деньги полагалась смерть или марронирование. К марронированию за этот и другие проступки приговаривались пираты и на других судах. Марронирование – это высадка на необитаемый остров, когда приговорённому полагалось оружие, небольшой запас пороха, картечи и еды, запас воды, если таковой не было поблизости, иногда семена овощей и злаков.
 
  Столь суровым наказаниям подвергались за игру на деньги по той простой причине, что это нередко приводило к дракам и поножовщине. Разумеется, на берегу кодексы и уставы не действовали и во всех портовых тавернах на облитые ромом и вином столы выбрасывались кости и шла игра не только на деньги. Расплачивались всем, что удавалось добыть нелёгким пиратским промыслом, включая драгоценности, кофе, табак …и даже собственных подруг.

Иногда на некоторых флотах, учитывая крайне суровые условия, всё же делались небольшие послабления. Так, например, при Петре I морякам разрешалось в свободное от вахты время играть в карты на деньги, но проигрывать можно было не более одного рубля.

  Принято считать, что первые игральные карты завезли в Россию запорожские казаки. Авторитетнейший украинский историк Дмитрий Яворницкий в своей книге «История запорожских казаков» сообщает о имевшем место случае, когда карты спасли Запорожскую Сечь. Однажды, турки решили раз и навсегда покончить с казаками, янычары при поддержке части татарского войска ночью проникли на территорию Сечи. По счастливой случайности, несколько казаков резались в «дурачка» и вовремя заметили врагов. Тихо разбудив своих товарищей, они начали стрелять через стены куреня и, через каких-то пару секунд все курени открыли такую пальбу, что оставшиеся в живых янычары и татары бежали, оставив под стенами куреней сотни трупов.

Так же Дм. Яворницкий сообщает некоторые подробности  карточной игры в Запорожской Сечи. Игру в подкидного дурака на Сечи называли «чупрундырь». Чтобы не мешать товарищам по куреню, картёжники накрывались кафтанами и при свете свечи резались в карты «на интерес». Правда, в качестве «интереса» выступали часто не деньги, а таскание за чуб («чупрына»). Отсюда и пошло название «чупрундырь». Наверняка, трофейные игральные кости так же были в ходу у запорожцев. Но на время морских походов они вместе с картами оставались запертыми в сундуках, ожидая своих владельцев, и Боже упаси, если кто-то по неосторожности достал бы из кармана эти атрибуты азартной игры.

                * * *
…Так мы, отплёвываясь и слегка коря судьбу, траурным шествием подползали к прославленной в гражданскую войну Каховке. Кстати, в картишки мы так и не перебросились за всё время нашего плавания…



                КАХОВКА
               
  В 1491 году крымский хан Менгли I  Гирей основал здесь крепость Ислам-кермен (Исламская крепость), естественно, против казаков. Но никакие преграды не могли остановить запорожцев, первый раз она пала от казаков Хортицкой Сечи под командованием кошевого атамана Дмитрия Вишнивецкого. Потом её поочерёдно брали казацкие атаманы: Богдан Ружицкий, Михаил Дорошенко, Иван Сирко. В 1695 году она была разрушена гетманом Мазепой.

  Начиная с 1791 года поселение в этом месте уже упоминается, как Каховка, по имени губернатора Каховского. Но свою подлинную славу город обрёл в годы гражданской войны.

               
                * * *


…Флотский кондёр, наскоро приготовленный Лилей после финиша, слегка улучшил наше настроение и мы начали готовиться к шлюзовке. С начала регаты это была вторая наша шлюзовка, правда, на этот раз мы опускались на 24 метра. Без сожаления мы оставляли Каховку с её героическим прошлым, а впереди нас ждал очередной этап до Херсона – наш последний речной этап. А дальше, после Херсона – до моря было уже рукой подать, но сначала нужно было преодолеть Днепро-Бугский лиман.   На всём его протяжении,  турки и татары возвели ряд крепостей, они должны были заблокировать запорожцев, не дать им возможность выйти в море…


                ТУРЕЦКИЕ КРЕПОСТИ

    После Ислам-кермена (совр. Каховка),  ниже по Днепру турки возвели ряд крепостей, которые, как они считали, наглухо перекрывали проход к Чёрному морю. По порядку следовали: Мустрит-кермен (остров Тавань), Мубарек-кермен (остров Тавань) и Кази-кермен (совр. Берислав), а ещё ниже – Тягин (село Тягинка), и Джан-кермен (совр.Очаков).

   В 1484 году турецкий султан Баязид-Вели на месте развалин бывшей Генуэзской, а затем литовской крепости возвёл новую крепость Гази-кермен. Гази-кермен, или привычней, Кази-кермен, была взята казаками в 1512 году и удерживалась до конца 90-х г.г.  В 1665-1666 г.г. турки снова отстроили и расширили крепость.  По их планам она должна была стать неприступной. Её гарнизон состоял из 3000 человек, а на вооружении было более 800 орудий. Мощь этой турецкой твердыни в 1673 году испытал кошевой атаман Иван Сирко. В 1679 году он снова вернулся под стены Кази-кермена и на этот раз сокрушил крепость. В 1695  году  после
кровопролитного штурма крепостью овладел гетман Мазепа со своими полками при поддержке Белгородского воеводы Б. Шереметьева, и полностью разрушил. Только в 1784 году на руинах Кази-кермена был основан город Берислав.

  В 1491 году на месте развалин генуэзского замка крымский хан Менгли-Гирей отстроил новый замок-крепость Тягин. Первый свой рейд под Тягин казаки предприняли уже в 1492 году и захватили там турецкий корабль. В разные годы под Тягин ходили запорожцы: в 1628 – полковник Филоненко, в 1673 – атаман Сирко, в 1693 – фастовский полковник Семён Палий. Память об этих героических походах сохранилась в украинских думах. В одной из них есть такие слова:

     «Пiти пiд Тягиню гуляти,-
      Слави-лицарства пошукати…»
     (Пойти под Тягин гулять,-
      Рыцарской славы поискать)

   Другие крепости также неоднократно брали казаки. Ни поляки, ни турки, ни крымские татары не могли воспрепятствовать проходу казацких «чаек» к черноморским побережьям.


                * * *


…После Каховки погода,  по-прежнему,  не баловала нас.  Яхты рыскали от  берега  к  берегу,  пытаясь поймать хоть какой-то ветерок.    Но везде было  одинаково,   на  языке яхтсменов – это  называется  «кисляк».   Мы никуда не шарахались  и  покорно  ждали,   когда  ветер  сам  нас  найдёт. Но то, что произошло  с  нами через несколько минут,  случается крайне редко,  да и то, в далёких тропических морях!
Это атмосферное явление носит название «белый шквал». «Кисляк» перешёл в полное безветрие, паруса безжизненно повисли, ничто не предвещало каких-то изменений. Только капитан дядя Саша начал почему-то шумно втягивать ноздрями воздух. Я тоже стал принюхиваться и учуял едва различимый запах озона. И я, и дядя Саша вместе посмотрели на небо. Крутой берег, поросший деревьями, помешал нам увидеть коварную тёмную тучу, но это уже было ни к чему. Обычно спокойный дядя Саша заорал так, что я подпрыгнул. Его крик:

- дядя Вова, руби паруса !!!,- застал меня в кокпите.

 Я рванул к клавишным бронзовым стопорам* и двумя руками освободил оба фала*. Стаксель* и грот* рухнули на палубу. И тут я увидел сплошную белую стену, стремительно надвигающуюся на нас с кормы. В считанные секунды водяной вал накрыл нас. Всё, что я успел – это нагнуться пониже, чтобы не схлопотать чем-нибудь по башке. Шквальный ветер и ливень были поразительной плотности, такого я не видел никогда в жизни. Струи дождя с силой ударялись о воду и поднимали белый водяной туман, сквозь который нельзя было разглядеть собственные руки. Исчезло всё – яхты, река и даже мы сами не видели друг друга. Катаклизм продолжался не более пяти минут.  Туман начал рассеиваться. Мы увидели, что на двух яхтах сломаны верхушки мачт. Ветер трепал обрывки их парусов.  Ну а нам повезло.
Дуло всё ещё очень сильно. Соблазн воспользоваться этим шквалом и на его «загривке» попытаться вырваться в лидеры, был для нас очень велик. То же самое, по-видимому, решили остальные участники регаты. Все мигом подняли паруса и рванули к финишу. Азарт, охвативший  нас, заставил забыть об осторожности.  Мы мчались, как говорят, «ноздря в ноздрю»…


                ХЕРСОНСКАЯ ВЕРФЬ

   19 октября 1778 года, согласно указу Екатерины II, недалеко от устья Днепра были заложены крепость, верфь и город Херсон. Своё название город получил от греческой колонии Херсонес. По мнению Светлейшего князя Потёмкина-Таврического,  крепость-порт Херсон должен был стать форпостом для дальнейшей экспансии против Османской империи. Большую роль в строительстве верфи сыграл будущий флотоводец Ф.Ф. Ушаков. В условиях обрушившейся на город эпидемии чумы, он сумел сохранить моряков и строителей. В память об этом главная улица города носит его имя, там же был сооружён единственный памятник этому выдающемуся адмиралу.

  За семь лет со дня основания Херсона был построен Черноморский флот. С херсонских стапелей были спущены 33 линейных корабля и другие суда, в числе их: «Слава Екатерины» (66-пушечный), «Святой Георгий Победоносец» (50-пушечный), «Святой Пётр» (74-пушечный) и многие другие. Особо отличился при строительстве линейных кораблей замечательный корабельный мастер С.И. Афанасьев.

  Во время Русско-турецкой войны 1787-1791 г.г. турки несколько раз пытались прорваться к Херсону с целью уничтожить верфь.

                * * *

  …После бурного финиша на «загривке» белого шквала, регата швартовалась у причальной стенки херсонской набережной. Швартуясь, мы обратили внимание на некоторые интересные детали. Недалеко от нас покачивалась на волнах настоящая казацкая чайка, а по набережной дефилировали «слегка» выпившие казаки, потрясая оселедцами и временами постреливая из пистолей. Очень скоро выяснилось, что это группа львовских художников. На свои деньги они построили в Запорожье копию «чайки», причём, использовали старинные чертежи.

  Львовяне решили поучаствовать в парусном фестивале в Сан-Тропе (Франция), а их не пускали. Не хватало каких-то документов. А  самое главное – никто из доблестных «казаков» не имел никаких судоводительских  «корочек». В общем, хлопцы почти месяц ждали разрешения на выход в море.

  Аккуратно сложив паруса, мы прогуливались по набережной. Идущие нам на встречу херсончанки приветливо улыбались. Вообще, я просто обязан сказать, что таких красивых девчат, как в южных городах Украины, больше нет нигде. Не ищите! Всё равно не найдёте.

  Слегка расслабленные тёплым солнышком и нежным ветерком, мы возвращались на нашу «Лилию». И тут сзади, в полуметре от нас, что-то бабахнуло. У меня заложило уши и я не сразу врубился, что произошло. Лиля вообще стояла белая, как мел. Оказывается, это один из львовских казачков пальнул из пистоля. Он стоял, дурашливо улыбаясь, и сдувал дымок из широченного ствола. Лиля постепенно начала приходить в себя. А когда она сказала:

 - тю, так и родить можно, - мы поняли, что с ней всё в порядке…



                ИВАН СИРКО

 Если оставить в стороне политические метания и предпочтения атамана, и говорить о нём просто, как о человеке, то вырисовывается образ совершенно нереальный. Он был наделён огромным талантом, фантастической храбростью и отвагой, необыкновенной смекалкой в сочетании со звериной хитростью. Не зря, даже при жизни  атамана ходила байка о том, что он вовсе не человек, а оборотень. Как бы то ни было, а что-то помогало ему выпутываться из совершенно безвыходных ситуаций и выиграть 50(!) сражений. Волей-неволей, каждый исследователь жизни Ивана Сирко задумывался о его необычном рождении. К тому же, это был человек необыкновенно жестокий, даже по меркам того времени. Вспомним для примера крымский поход 1675 года, взятие Гезлева, Карасубазара, Бахчисарая и вызволение из плена 7 тысяч христиан.
«Тумы» - дети пленных рабов, рождённые в неволе, отказались идти с казаками, они уже не знали языка и обычаев…Сирко отпустил 3000 детей и они побрели назад. Когда дети  отошли достаточно, что бы их не видели родители, по приказу атамана казаки поскакали за сопки. Да, да, убили все три тысячи, всех до одного!

  Не зря я привёл в качестве примера поход 1675 года. И до этого, и после были удачные набеги Ивана Сирко на крымско-татарские улусы и города, но тот поход полнее всего отражает характер и полководческий талант атамана.

  Поводом для того похода послужила неудачная попытка турецкого султана расправиться с запорожцами.
В канун Рождества 1675 года 15 000 янычар при поддержке сорока тысяч татар напали на казаков, объединённое войско окружило Запорожскую Сечь и янычары ночью незаметно прокрались внутрь. Кто не знает, янычары – это были отборные, лучшие воины турок. Христианских детей, взятых в плен или рождённых в плену, воспитывали в исламских традициях, а также обучали военному искусству. Из них получались элитные воины, они были гвардией турецких султанов.

  В этом случае янычары допустили ошибку, не учли тесноты, в которой пришлось действовать. Зажатые между куренями, они были расстреляны в упор проснувшимися казаками. Татарское войско, вместе с оставшимися в живых янычарами, быстро ретировалось.

  Кошевой атаман Сирко долго не задержался с ответом. Через год он во главе 20-тысячного войска через Сиваш вошёл в Крым. Разделившись на отряды, запорожцы практически разгромили всё ханство.
Когда Гезлев и Бахчисарай уже полыхали в огне, хан Эльхадж Селим Гирей бежал в горные районы, чтобы собрать там новое войско.
С 50-ю тысячами воинов он пошёл к переправе у Сиваша, с целью перехватить там запорожцев. Кого он хотел обмануть? Сирко?!
Там его уже ждали. Не менее десяти тысяч татарских воинов остались лежать на Сиваше, а хан едва успел унести ноги.
Вскоре после этого казаки получили письмо от турецкого султана. В угрожающей форме он предлагал запорожцам сдаться без сопротивления. Со школьных времён мы помним картину Репина «Казаки пишут письмо турецкому султану». С текстом этого письма детей до сих пор не знакомят, да и правильно, что не знакомят. В ответе запорожцев проявилось врождённое, как мне кажется, для всех украинцев, чувство юмора. Ну, а то, что письмо изобилует непечатными выражениями, так их можно понять, в литературных институтах не учились, а этикету обучались на полях сражений. Поэтому приведу лишь малую часть из этого письма, самый, что ни на есть, конец. Оригинальный текст, разумеется, на украинской мове, поэтому даю в современном переводе на русский язык.
 
«…Вот так тебе запорожцы ответили, никчемный (в оригинале – «плюгавче»)! Не годен ты и свиней христианских пасти! Числа не знаем, ибо календаря не имеем, месяц в небе, год в книге, а день такой  у нас, какой и у вас, и за это целуй в сраку нас!»

Подписали: Кошевой атаман Иван Сирко со всем войском Запорожским.
 
  Раз уж некоторые историки сравнивают набеги запорожцев с нападениями Моргана, то хочется, по-детски спросить: а кто всё- таки был круче, кошевой атаман Сирко или сэр Генри Морган?

  По времени разгром и разграбление Крыма Иваном Сирко совпадает с нападением Генри Моргана на Панаму, разница составляет всего четыре года. Бросается в глаза, прежде всего, тактическая схожесть этих рейдов. В обоих случаях  была выбрана сухопутная операция.
 
  Казаки во главе с атаманом Сирко совершили молниеносный рейд через степи к Сивашскому перешейку. Разбив защищавшие Сиваш войска, казаки отрядами от 1500 до 2000 воинов совершили глубокий рейд на территорию Крымского ханства, грабя по пути все татарские улусы и города.

  Морган также не стал атаковать с моря, а, высадившись со своими людьми (1200 человек) на атлантическом побережье, форсированным маршем пересёк Панамский перешеек и вышел к тихоокеанскому побережью Панамы с тыла.

  А дальше… Обоим предводителям сопутствовала фантастическая удача. И тот, и другой проявили невероятную дерзость и отчаянную храбрость. Богатейшая и вожделенная для многих грабителей Панама, покорилась лишь Генри Моргану, а не менее богатое Крымско-татарское ханство разорил и разграбил кошевой атаман Сирко. И оба вернулись с огромной добычей.
 
  Затрудняюсь ответить на детский вопрос: «Кто из них круче?». По моему, оба. Но в одном я нисколько не сомневаюсь. Феноменальное рождение Ивана Сирко, безусловно, сыграло свою роль. Говорил же когда-то его отец, что «этими зубами он будет грызть своих врагов». Так и случилось.

                * * *
 
  … Мы решили не терять времени и отправились на рынок, нужно было пополнить наши частично съеденные, частично сгнившие припасы. Здесь следует пояснить, что все съестные припасы хранились в закрытых рундуках под лежачими местами в кают-компании.
Из-за плохого проветривания овощи и фрукты очень быстро приходили  в негодность, попросту говоря, сгнивали. По толщине картофельных очистков можно было судить о времени, которое овощи провели в рундуках нашей яхты. Когда от картошки оставалась лишь сердцевина величиной с грецкий орех, это свидетельствовало о том, что пролетела почти неделя.
 
  Закупка продуктов для экипажа – дело не простое и требует специальных навыков. На флоте этим занимаются «шипшандеры». Шипшандер – судовой агент по снабжению. Как рыба в воде он ориентируется в ценах, качестве продукта, свежести и его способности переносить длительное хранение в морских условиях. И ещё рядом качеств должен был обладать шипшандер. Чтобы было понятнее, расскажу одну маленькую и очень давнюю историю.

   Однажды, пробегая по нашему двору я нашёл американские деньги. Первый раз в жизни я держал в руках 100 долларов США. Кажется, это была какая-то памятная банкнота, если не ошибаюсь, на ней был изображён астронавт в открытом космосе. Между прочим, найти стодолларовую купюру в нашем дворе, было событием  более редким, чем выход американцев в открытый космос.
Хоть у нас в соседях и проживало несколько моряков дальнего плавания,
но валюты они не теряли никогда, даже находясь в самом невменяемом состоянии.

  Красивая новенькая американская банкнота задержалась в моих руках ровно на полчаса. Пока её не увидел другой мой сосед по кличке «Лайба».
Дворовую кличку Лайба получил из-за спортивного велика, на котором он и подкатил, когда я внимательно рассматривал ненашенские деньги. Его отец работал каким-то начальником по снабжению в Одесском военном округе и Виталик (таково настоящее имя моего соседа) стал обладателем, едва ли, не первого спортивного велосипеда в нашем огромном дворе. В те времена все велосипеды называли лайбами, вкладывая при этом разный смысл. Если это был какой-нибудь раздолбанный «Орлёнок», как у меня, то говорили:

 - Ну и лайба, хе-хе….
 
А если, подкатывал трёхскоростной «Спутник», то фраза уже звучала совсем иначе:
- Вот это – ЛАЙБА!!.
 
При этом, все с пониманием цокали языком и каждый мечтал, не то, чтобы проехать на ней по двору, а просто подержаться за изогнутый руль.

  Из всей нашей дворовой шпаны только Виталик, и только он один, мог оценить всю серьёзность моей фантастической находки. По тем временам у барыг в Одессе за эту американскую бумажку можно было купить пару настоящих джинсов, которые мы видели только в кино.
Отечественные самопалы  «маде ин цыгане», которыми торговали в подворотнях и подъездах, появились значительно позже.
 
  За каких-нибудь полчаса Лайба обработал меня так, что вместо новенькой хрустящей американской купюры я уже держал в руке три мятых «старинных» карбованца времён НЭПа. Цена им на блошином рынке была не больше трёх рублей.

  К чему я рассказал эту историю? Сейчас объясню.   Через 15 лет, живя в другом городе, я приехал навестить старых николаевских корешей. Иду по своему родному двору, а навстречу… Не верю своим глазам… Лайба собственной персоной. Поздоровались, обнялись и он мне выдаёт:
 
- Представляешь, братэлла, а я теперь шипшандером в загранку хожу!
 
Вот тогда, я впервые услышал это слово.

  Шипшандера в нашем экипаже не было, мы сами бродили в картофельных рядах, прицениваясь и пытаясь найти подходящую картошку.
Одна бабушка, наблюдая нашу беспомощность, поинтересовалась:

- Вы часом, не яхтсмены?
 
Позже нам объяснили, что в южных портовых городах торговки на рынках просекают нашего брата в два счёта. Мы дружно закивали.

- Не на ту картошку смотрите, милые,- сказала бабушка,- ищИте «синеглазку».
Синеглазку долго искать не пришлось. Мы проходили мимо неё два раза и даже не стали прицениваться. Она  не понравилась нам своим видом.
   
- Моряки?,- спросила торговка, отвешивая картошку, - у меня все берут, ещё никто не жаловался…


                НИКОЛАЕВСКАЯ ВЕРФЬ

  В декабре 1788 года Светлейший князь Потёмкин решил строить новый порт взамен херсонского. Новый глубоководный порт решили строить на месте слияния Южного Буга и Ингула. Вместе с верфью начал возводиться и город, который только через год получил название. Город назвали Николаев в честь блестящей победы, одержанной в Очакове. Очаков взяли в день святого Николая и, в ознаменование сего события, решили назвать этим именем новый город, а затем и первый спущенный на воду корабль. 44-пушечный «Святой Николай» сошёл с новой николаевской верфи в 1790 году. Через четыре года талантливыми корабелами Афанасьевым и  Соколовым был построен флагман Черноморского флота 84-пушечный «Святой Павел», капитанский мостик которого по праву занял Ф.Ф. Ушаков.
 
  История Николаева, так же, как и история становления Черноморского флота неразрывно связана с именем вице-адмирала Грейга.

Алексей Самуилович Грейг родился в Шотландии. Его родителями были  Сэмюэль Грейг и Сара Кук. После многолетней службы (с 14 лет) на Королевском Флоте, С. Грейг был приглашён Екатериной II в Россию. В чине вице-адмирала Самуил Карлович Грейг сделал немало для модернизации российского флота и проявил себя геройски в морских сражениях. Узнав, что С. Грейг и С. Кук ждут ребёнка, императрица пожелала быть крёстной матерью младенца и пообещала: если родится девочка, то станет её личной фрейлиной, а если мальчик – будет сразу же представлен к чину мичмана.  6 (17) сентября 1775 года родился мальчик, получивший при крещении имя Алексей и патент мичмана российского флота. Став, как и его знаменитый отец, вице-адмиралом, этот блистательно одарённый человек сыграл огромную роль в усовершенствовании Черноморского флота, его строительстве и умножении боевой мощи. По инициативе Грейга подводную часть строящихся кораблей начали обшивать медными листами, что намного увеличило срок их службы. Ранее, срок службы парусника был около десяти лет. Грейг навел порядок с поставками и комплектацией. Первым шагом в этом направлении был отказ от сотрудничества с Луганским заводом, поставлявшим пушки разных калибров очень низкого качества.  По его инициативе в Севастополе была построена фабрика по производству качественной парусины для нужд флота.
Будучи одновременно и военным губернатором Николаева, А.С. Грейг всеми силами способствовал процветанию города. Правда, некоторые чины Адмиралтейства «за глаза» обвиняли адмирала в потворстве еврейским купцам, занимавшимся снабжением флота. В доносах, которые отсылались в Петербург, намекалось  на  родственные связи жены губернатора Грейга. Юлия (Лея) Грейг была близкой родственницей известного поставщика древесины для Николаевской верфи Фёдора Рафаловича. Все эти доносы стали причиной
для отстранения вице-адмирала Грейга от должности военного губернатора Севастополя и Николаева и командующего Черноморским флотом, а также, и для вышедшего впоследствии указа Николая I о выселении евреев из Николаева и Севастополя.

  После смерти героя Чесмы и Гогланда адмирала Грейга - старшего императрица со слезами сказала:

 - Это великая потеря – государственная потеря.
 
То же самое потомки могли бы сказать о выдающемся сыне Самуила Грейга, о талантливом кораблестроителе и моряке Алексее Самуиловиче Грейге.

  Благодарные николаевцы поставили два памятника своему любимому губернатору. Один из них стоял на Соборной площади перед Адмиралтейским собором. Деньги на строительство памятников вице-адмиралу Грейгу собирали всем миром – моряки и простые граждане города.
 
  Памятник возле Адмиралтейского собора разобрали в 1922 году, чтобы поставить другого кумира, а плиты сбросили в Ингул. Сейчас на этом месте стоит на шестиметровом постаменте бронзовый Ленин, не имеющий никакого отношения ни к кораблестроению, ни к Черноморскому флоту, ни к самому городу. Собственно, таким же образом поступили «благодарные» потомки и с другими памятниками. В 1936 году было варварски вырыто и уничтожено захоронение и памятник Михаилу Леонтьевичу Фалееву, так много сделавшему для обустройства города. Под его руководством строился Адмиралтейский собор, в алтарной стене которого и был похоронен Фалеев. Сам собор вскоре тоже взорвали.

  В XIX веке со стапелей николаевской верфи сходили мощные 120-пушечные линейные корабли, за которые так ратовал вице-адмирал Алексей Самуилович Грейг. Это были герои Синопского сражения: «Двенадцать апостолов», «Париж», «Великий князь Константин», «Императрица Мария».

                * * *

  …Наши яхты покинули очередной причал и все очень жалели, что казацкая чайка «Пресвятая Покрова» осталась на приколе. Ребята все еще ожидали каких-то документов и капитана с «корочками».

  С тех пор, как стартовала регата, прошла неделя. Измученные гонкой, мы вошли, наконец, в Рвач. Здесь должен был закончиться речной этап соревнований, впереди нас ожидали Днепровский лиман и Чёрное море.
Рвач - один из рукавов дельты Днепра. Он славился тем, что здесь когда-то запорожцы чинили свои «чайки», ладили снасти и готовились к морским набегам. А ещё, тут были особенные рвачёвские комары, по своим размерам и свирепости превосходившие всё, что я когда-нибудь видел. Со страхом мы ждали ночного нападения. Только сэр Джон не подавал никаких признаков беспокойства и сказал, что ему эти комары -  «до фени».
 
  Выпив для храбрости по стакану бабушки Вариного самогона, мы улеглись спать…



                МОРСКИЕ НАБЕГИ КАЗАКОВ

  Из Рвача казацкие «чайки» выходили в Днепровский лиман и грозным косяком двигались к морю. Первые упоминания о морских набегах казаков датированы 1492 годом. В год, когда сефардские беженцы навсегда прощались с Испанией, а Колумб отправлялся в свою экспедицию, запорожцы совершили один из первых своих морских походов, разорив Тягин. После этого морские походы становятся регулярным занятием казаков.  Редкий год  обходился  без таких вылазок.
Не буду касаться различных  измышлений,  в которых отдельные авторы,
в угоду сиюминутным политическим веяниям, пытаются представить морские набеги запорожцев, как действия, направленные на укрепление государства. Возможно, Генри Морган или сэр Фрэнсис Дрейк и укрепляли британскую мощь своими морскими набегами и грабежами, но и они руководствовались, прежде всего, личными интересами и собственной выгодой. Морские грабежи для запорожского казачества были едва ли не единственным средством существования. После удачного
похода можно было спокойно и безбедно перезимовать и как следует подготовиться к следующей вылазке.
 
  Начиная с XVII века морские набеги запорожцев на побережья Крыма и Малой Азии становятся регулярными. Иногда казаки совершали по два похода в один год. Для болгарских, молдавских, венгерских и румынских придунайских городов набеги запорожцев в первые годы XVII века стали настоящей трагедией. Жители Килии, Селистрии, Белгорода, Измаила каждый год в страхе ожидали очередного разбойничьего нападения. В этих городах турки построили очень мощные крепости, но и они не спасали местных жителей от систематических грабежей.

  Морские экспедиции запорожцев породили целую плеяду прославленных казацких адмиралов.
    В середине XVI века прославились своими морскими вылазками гетман Байда и его преемник гетман Самуил Кошка. Последнего туркам удалось захватить в плен и он более 20-ти лет был прикован к веслу на турецкой галере.
Посмертную славу заслужил гетман Иван Сулима. В 1614 году он попал в плен к туркам и более 10-ти лет провёл галерным рабом. Бежав из плена на турецкой галере, он впоследствии возглавлял морские походы запорожцев. За один только раз, в апреле 1635 года ему удалось совершить два дерзких рейда, разграбив сначала Азов, а затем дунайские города-крепости Килия, Измаил и Аккерман. В результате этих рейдов казакам удалось захватить огромную добычу, а главное – освободить более 5000 пленных. Позже Сулима был предан своей старшиной и казнён поляками. Своим морским опытом и своей удачливостью Ивана Сулиму можно сравнить, разве что, с Иваном Сирко или с Петром Сагайдачным.
Гетмана Сагайдачного заслуженно можно отнести к великим казацким адмиралам. В 1616 году он, всего с 2000 казаков, сумел не только разбить эскадру Али-паши, уничтожив до 15 турецких галер и до сотни каек*, но и штурмом овладеть Кафой (совр. Феодосия) – одним из центров работорговли. Казаки  тогда вызволили из плена тысячи невольников. Кафу сожгли. Но на этом поход не закончился, запорожцы пересекли Чёрное море и напали на Трабзон (Трапезунд) и Синоп. Казаки во главе с Сагайдачным захватили оба города. Но и это ещё не всё. Высланная против них турецкая флотилия была разгромлена. Узнав, что турки преградили большим флотом путь к Днепру, Сагайдачный принял решение возвращаться через Азовское море.
Казаки прошли к Дону, оттуда со всей добычей, а она была немалая, посуху вернулись на Сечь. Ай, да Сагайдачный! Настоящий казацкий адмирал!

  То, что запорожцы возвратились через Дон, не было чем-то из ряда вон выходящим. Довольно часто запорожцы совершали совместные набеги с донцами – донскими казаками.

  Если проследить историю морских рейдов запорожцев на примере одной только крепости Аккерман (совр. Белгород-Днестровский), то сюда к устью Днестра, где он впадает в Чёрное море, казаки хаживали не менее 20 (!) раз. И очень часто брали эту мощную турецкую твердыню. Не устояла она и в 1673 году, когда Сирко навестил эти места.
С момента избрания кошевым атаманом Запорожской Сечи Ивана Сирко,
казацкие «чайки» под  его командой не раз совершали опустошительные рейды в устья Днестра и Дуная, к побережьям Турции и Крыма. Не прекратились морские набеги и после смерти отважного атамана.     Лишь в самом конце XVII  века морская активность запорожцев идёт на убыль, в силу возрастающей российской экспансии в этом регионе и в связи с подписанием мирного договора между Россией и Крымским ханством (Бахчисарайский договор 1681 года).

  Из всего написанного, можно сделать вывод. На протяжении двух столетий запорожцы совершали морские рейды из низовий Днепра. Целью этих рейдов были грабежи крымско-татарских побережий и побережий Малой Азии. Всё, что могло помешать этим набегам, сметалось казаками с той же регулярностью, с которой осуществлялись грабежи. Крепости, которые Оттоманская империя возводила от низовий Днепра и до самого Чёрного моря, не могли остановить казаков, они брались и разрушались запорожцами многократно. Турецкий флот также оказался бессилен против казацких набегов. Можно смело утверждать, что казаки, обладая несравненно меньшим в количественном отношении военным потенциалом, одерживали верх над своими противниками. И, по оценке сторонних наблюдателей – иностранных купцов и путешественников того времени – запорожцы хозяйничали в Чёрном море, как у себя дома.

  Однако, представлять запорожских казаков только, как морских разбойников – это такая же крайность, как и попытки некоторых чересчур политизированных историков изобразить казаков, как защитников «святых рубежей» неньки-Украины и национально-государственных интересов украинского народа. Всё это имело значение, но далеко не главное.  Гораздо справедливей выглядит версия о том, что главной целью морских походов запорожцев было вызволение из плена своих братьев-христиан. И с этим я не буду спорить. Грабёж и вызволение пленных, - на протяжении двух столетий оставались главной целью в морских набегах запорожских казаков.

                * * *

  … Я так и не смог заснуть в ту ночь. Комары, как «мессеры», с воем пикировали на нас, проникая даже в плотно застёгнутый спальный мешок. Только под утро атаки прекратились. Последним из своего «гробика» на палубу поднялся сэр Джон. В этой ситуации слово «гробик» было, как никогда, уместно. То, что мы увидели, привело всех в ужас. Судя по распухшей до неузнаваемости физиономии, редкий комар в Рваче в эту ночь не попил крови сэра Джона.

  В Рваче мы завершили речной этап нашей гонки. Вообще, вся наша парусная регата делилась на этапы. По каждому этапу определялся победитель. Как я уже сказал, победителя вычисляли по гандикапу и яхта, приходившая к финишу очередного этапа, например, второй или третьей, вполне могла быть объявлена победителем этапа. Вся гонка проходила в режиме «нон стоп», за исключением кратковременных остановок. Мы успели побывать в Запорожье, Каховке, Никополе, Херсоне. Впереди нас ждали Очаков, Одесса, Стамбул.



                ДНЕПРО-БУГСКИЙ ЛИМАН

  Без всякого сожаления мы оставляли Рвач с его гигантскими комарами-мутантами. Для больших судов выход из Рвача сложен из-за узости фарватера. Стоит только чуть-чуть зазеваться и можно сесть на мель, что мы и сделали. Слава Богу, нам удалось сравнительно быстро стащить «Лилию» на глубокую воду и мы поплыли догонять остальных…



                КАПЕР ЕЁ ВЕЛИЧЕСТВА ЕКАТЕРИНЫ

   Использование каперов, как средство ведения военных действий в русской истории – явление крайне редкое. Можно по пальцам перечислить такие случаи. Например, Иван Грозный пользовался услугами датчанина Карстена Роде во время Ливонской войны. Во время Великой Северной войны к услугам каперов прибегал Пётр I.

  Новая Русско-турецкая война и превосходство турок в кораблях и огневой мощи на Чёрном море и Днепро-Бугском лимане, вынудили Екатерину II и её окружение пересмотреть взгляды военных на каперство. Екатерина разрешила использовать т.н. «крейсерские» суда. Отличие «крейсера» от обычного капера заключалось в том, что капитан каперского судна сам снаряжал его и набирал экипаж.
В дальнейшем он делился добычей с государством, выдавшем ему каперское свидетельство на определённых условиях. Крейсерское судно, как правило, гражданское, с помощью государства снаряжалось и вооружалось и даже в отдельных случаях комплектовалось экипажем, но самое главное отличие было в том, что это судно приписывалось к военно-морскому флоту воюющей страны. Зная от Потёмкина, что огромное число греков желают принять участие в войне с турками, императрица даёт добро на их участие, но, с одной оговоркой. Кто-то должен обуздать и возглавить всю эту братию. Кандидат определился очень быстро. В качестве своего главного капера Екатерина пожелала видеть Джона Пола Джонса…



                БЫЧКИ

   Если вы спросите у меня:
 
-Чем тебе памятен Днепро-Бугский  лиман ? - отвечу, не задумываясь, - бычками!
 
Я и сегодня хорошо  помню этот умопомрачительный утренний запах южных рынков, где торговали свежевыловленной рыбой. Бычки лежали в вёдрах, накрытые мокрыми водорослями или обрывком сети. Они горками возвышались на длинных каменных столах, или просто лежали на «низках» по 10 штук. Низка представляла собой кусок лески. Бычки протыкались спичкой возле хвоста и таким образом их нанизывали на леску. Так и сушили (вялили), а потом леска связывалась в кольцо.       Пацаном я бегал с дружками на лодочную станцию «Авангард» в Николаеве и мы «с пальца» ловили бычков. Ловля с пальца – это, когда леска держится в руке ( ты чувствуешь малейшие прикосновения рыбы ) – такая рыбалка не сравнится ни с какой другой!
Ещё мы бросали в воду обрезки труб и автомобильные покрышки, Через полчаса можно было нырять и собирать улов. Бычки заплывали в трубу и нужно было только закрыть её с двух сторон руками.  Мы выбегали с трубой  из воды и, горя от нетерпения, вытряхивали на песок свою добычу.  Иногда из трубы вываливался крабик, но чаще, выпадал «цыган» – бычок, обитающий в каменистых местах. Цыганом его прозвали за черный цвет.

   Особой радостью такой рыбалки было, когда на крючок попадался «рябый»,  или, как его еще называли – «кнут». Самым вкусным считался песчаный бычок, или - «песочник». Пойманных бычков мы нанизывали на куканы. Спичку с леской пропускали через жабры и рот, нанизывая таким образом иногда до 2-3 кг. Так с этими куканами и бежали под вечер домой, где «получали» от родителей за несделанные уроки.

  Уже взрослым  я   ловил бычков на Русской косе, на Аджиголе и Волошской косе, в других местах, но каждый раз воспоминание о том, как мы ловили  «с пальца»  и с помощью ржавых труб, заставляло сжаться моё сердце. В такие минуты  хотелось надеяться, что когда-нибудь я снова вернусь на водную станцию «Авангард», особенное место моего детства…



                ЧЁРНЫЙ КОРСАР

    На Джона Пола Джонса русская императрица обратила внимание неспроста. Он успел поучаствовать в войне Североамериканских Штатов против Англии. Имея на руках два каперских патента: один от Американских Штатов, другой французский,  успешно топил и грабил английские суда. Этот отважный и дерзкий корсар в феврале 1778 года на небольшом корвете* прорвал английскую блокаду и направил своё судно к Англии, где совершил нападение на часть побережья. А чего стоил его знаменитый бой с «Сераписом»?  В 1779 году во главе небольшой эскадры из нескольких французских кораблей, Джон Пол встретил в море недавно построенный и прекрасно оснащённый английский 50-пушечный фрегат* «Серапис» и с ним 20-пушечный шлюп* «Графиня Скарборо». Французы оставили флагманский корабль и дали дёру. 40-пушечный «Бедный Ричард» остался один против англичан.
Бой длился три часа. Корабль  Джона Пола Джонса потерял почти все орудия и половину экипажа. Капитан «Сераписа» предложил ему сдаться.
И тогда Джонс произнёс фразу, которую с восторгом потом повторяли в Европе:
 
-А я ещё и не начинал сражаться!
 
После этих слов мощный «Серапис» начал в упор расстреливать «Бедного Ричарда». На судне начался пожар и образовалась течь. Джон Пол Джонс направил горящий корабль на противника и взял «Серапис» на абордаж. В считанные минуты рукопашная схватка закончилась полной победой. Англичане спустили флаг. Осознав безнадёжность ситуации, спустили флаг и на «Графине Скарборо». Свои два приза (приз – пиратская добыча) отважный Чёрный Корсар пригнал во Францию и подарил Людовику XVI.
Король так расчувствовался, что наградил Джона Пола Джонса сразу всеми знаками отличия, включая высшие государственные награды – орден «Святого Духа», а также золотой шпагой.

   Делая ставку на  Джонса,  Екатерина не сомневалась в его способностях. Да и Светлейший  князь Потемкин в своём последнем письме императрице предупреждал:

 «…лутче он будет у нас, а то худо, коли пойдёт к туркам…»

                * * *

  …  На водно-спортивной станции «Авангард» я познакомился однажды с легендарной личностью. По сей день не могу простить себе, что не записывал его рассказы. В лето нашего знакомства ему было уже лет 80 с хвостиком.
Тем летом я подрабатывал сторожем на лодочной станции. Он приходил почти каждый вечер, брал лодку, рыбачил до утра и возвращался всегда с хорошим уловом.  Иногда  приходил сын загадочного старика,   тренер байдарочников, и просил не давать отцу лодку. Говорил, что прошлой осенью отец ночью свалился с лодки и, держась за борт, провисел  так до утра, пока спортсмены не заметили и не вытащили его. Схватил потом воспаление лёгких.

  Стыдно, я даже не помню сейчас имени этого человека. Когда он в очередной раз пришёл порыбачить, я сказал, что лодку не дам. Он всё понял и даже не обиделся на меня. Мы сели в боцманской, он достал из рыбацкого ящичка завёрнутую в тряпицу бутылку и разлил по стаканам душистую мутноватую жидкость. А потом я услышал такое…, что поначалу даже подумал, что  у дедушки «не все дома».
Он рассказывал, что с 14 лет ходил юнгой на контрабандистской турецкой шхуне. В первую мировую был матросом Черноморского флота. В Гражданскую  войну чуть не схватил самого барона Врангеля, когда тот на крейсере «Корнилов» с остатками своей армии покидал навсегда Россию. В Отечественную – служил на эсминце,  который  в дальнейшем торпедировала немецкая подводная лодка. Из всего экипажа в живых осталось не более 30 человек. Четверо суток они провели в воде в плавнях, держась за камыши.
Все четыре дня немцы обстреливали плавни из миномётов. А когда обстрел прекратился, он выбрался из камышей и добрался до своих… один, остальные погибли.
Услышав такое, я  грешным делом, подумал, ну пусть он приврал с три короба по-пьяни. Но что-то же было?!
В общем, лодку я ему всё- таки стал давать.
 
А потом, уже лет через 10 после нашего знакомства, я случайно забрёл в Музей судостроения и флота. С восхищением смотрел на модели парусников и, вдруг, вижу на одном стенде фотографию, а на ней – морячок-черноморец. Узнаю своего давнего знакомого, подхожу ближе, читаю и не могу поверить. Всё, что он мне когда-то рассказывал – чистейшая правда!

  И ещё об одном эпизоде, связанном с этим человеком. Во время наших задушевных бесед я,  узнал о его давней мечте. О чём мог мечтать заядлый рыбак? Конечно, об аккумуляторном фонаре. Такие фонари в то время были, разве что у шахтёров, да ещё у стрелочников. О фонаре он заговорил, когда узнал, что я работаю на железной дороге (ночные дежурства на водной  станции были для меня всего лишь подработкой). Старик был особенный, и каюсь, я не мог его не уважить.

  И хоть поздновато, но сейчас, пользуясь случаем, я прошу прощения у Одесско-Кишинёвской железной дороги за пропавший в 1974 году фонарь. Думаю, что после раздела СССР дорогу тоже поделили. В таком случае, по отдельности прошу меня простить и Одесскую,  и Кишинёвскую железные дороги. Вот так, заодно и душу облегчил…



                ПАВЕЛ ДЕ ЖОНЕС

  В апреле 1788 года указом Екатерины II Джону  Полу Джонсу, которого
императрица на русский лад стала именовать Павел Джонес, был присвоен чин контр-адмирала. Уже в мае он приступил к своим обязанностям - взял под командование парусный флот, находившийся на тот момент в районе Днепро-Бугского лимана. Сюда же входили и все «крейсеры», которым выдали каперские паспорта.
Командовать гребным флотом  был назначен другой иностранец, и тоже в чине контр-адмирала – принц Нассау-Зиген.

  В составе Лиманской флотилии состояли и бывшие сечевики. После разгрома Запорожской Сечи, часть казаков (7000 чел.) во главе с кошевым атаманом Сидором Билым согласились служить Екатерине, их стали именовать при дворе Войском верных казаков.
Другая часть ушла за Дунай под знамёна турецкого султана.
Из Верных казаков, была сформирована Черноморская казацкая флотилия. Под командой Антона Головатого было около 50 чаек.

  Джон Пол Джонс, конечно же, был наслышан о морских подвигах запорожских корсаров и захотел лично с ними познакомиться. Таких встреч было две, о них очень хорошо написано в статье «Сидор Билый и Чёрный корсар». Как пишет автор Владимир Кравцевич-Рожнецкий:

«Сидор Билый преподнёс корсару запорожский подарок: шапку со шлыком, кунтуш алого сукна, такие же шаровары, казацкие сапоги, пояс с пистолетами, люльку и дорогую турецкую саблю».

  Дважды вступали в бой запорожцы Сидора Билого и корсары Джона Пола Джонса против турецкой эскадры капудан-паши Эсски-Гуссейна в Днепро-Бугском лимане. И оба раза одерживали блестящие победы. Во время последнего сражения тяжёлые ранения получил Сидор Билый. Изрубленный турецкими ятаганами во время абордажной схватки, 72-летний атаман скончался через несколько дней после боя.
Проводить героя-запорожца пришёл сам А.В.Суворов и, конечно же, его боевые друзья Антон Головатый и французский корсар Джон Пол Джонс.

                * * *

…  Парусная регата на приз атамана Сирко мчалась по   Днепро-Бугскому лиману, подгоняемая шквальным ветром. И не было времени задуматься о том,  что сотни раз  в былые времена здесь так же мчались казацкие «чайки», что в этих самых водах сражались запорожцы и не посрамили своего оружия и своей чести.

  При подходе к Очакову нас здорово тряхнуло, возле мыса Бабино пара сильных шквалов ещё раз напомнила нам херсонский этап.
Финишировали мы в рыбацкой гавани, ворвавшись в неё ночью, как когда-то запорожцы на своих «чайках»…

                ОЧАКОВ

  Очаков был заложен крымским ханом Менгли I Гиреем рядом с устьем Днепра (Днепровский лиман) на месте литовской крепости Дашев (первоначально именовалась Кара-Кермен). В 1493 году Богдан Глинский во главе черкасских казаков захватил Кара-Кермен.
В 1502 году турки штурмом взяли крепость, а в 1526 году она  перешла во владение Османской империи и называлась Ачи-Кале  (Крепость у моря). В русской транскрипции Ачи-Кале звучит приблизительно, как Очаков, так её и называли казаки.

  В 1523 году казаки атамана Дашкевича захватили и разрушили крепость.
В октябре 1545 года объединённый отряд на 32 «чайках» подошёл к Очакову и захватил крепость. Казаков возглавляли Исачок из Брацлава, Карп Масол и Иван Держко.
В 1660 году гетман Сирко со своими хлопцами в очередной раз  «навестил» турок. Очаков был взят и разграблен.
В 1678 году Сирко снова наведался в эти места. В Днепро-Бугском лимане казаки на своих «чайках» атаковали турецкую флотилию с провиантом для крепости Очаков.
В 1670 году запорожцы Ивана Сирко штурмуют Очаков,  «чтобы Днепр очистить для выхода на морской путь».
В конце XVII века неоднократно наведывался в эти места и фастовский полковник Семён Палий. Вместе со своими казаками он опустошил и разграбил татарские поселения под Очаковом. Захватил и саму крепость, взорвал бастионы и пороховые погреба.
В 1737 году русская армия под командованием маршала Х. Миниха осадила и взяла Очаков, правда, через год по Белгородскому договору крепость вернули туркам.
В русско-турецкую войну 1787-1792 г.г. Очаков вновь становится камнем преткновения для двух империй. В 1787 году, пытаясь овладеть Очаковом, русские войска во главе с А.В. Суворовым понесли большие потери. Крепость обороняли
20 000 отборных турецких солдат, 300 пушек хорошо простреливали все подходы к крепости. Лишь благодаря черноморским казакам, при огневой поддержке канонерских лодок де Рибаса, русским войскам удалось овладеть островом Березань, тем самым блокировав Очаков. Захват казаками Березани во многом  облегчил ситуацию и позволил  Суворову с блеском  завершить штурм крепости. Очаков пал.

                * * *
   
  …  Финишировав в рыбацкой гавани, все экипажи яхт пали, как турки при взятии Очакова. Всех уморил этот этап со шквальным ветром.

  Зато утром нас ждал замечательный подарок. Рядом с нами стоял малый рыболовецкий траулер, вернувшийся с ночного лова. Рыбаки за бутылку самогона отвалили нам ведро живых судаков, которых мы, без долгих раздумий, зажарили и съели. Целое ведро!

 Сытые и довольные мы стартовали в направлении Одессы.



               
                ОДЕССА

    После финиша в Одесском яхт-клубе, меня и сэра Джона уже ждали. Наши верные подруги, наши жёны решили сделать нам сюрприз. Факт сам по себе приятный. Но он стал вдвойне приятным,  когда мы, всем нашим, успевшим изголодаться экипажем, с наслаждением поглощали шашлык из свиной вырезки, привезенный ими. Признаюсь, что свинину я до этого не ел. Не ем и по сей день.
Для меня тогда это был единственный случай убедиться, что лучше свиного шашлыка может быть только шашлык из молодого барашка или осетрины. Впрочем, у каждого свои кулинарные пристрастия. Но тогда, изголодавшийся, пожирая аппетитные, сочные куски мяса и запивая их красным терпким вином, я, грешеным делом, подумал – каким же надо быть конченым кретином, чтобы отказаться от такой вкуснятины.
 
  Утром мы отправились в город. Нужно было подкупить кое-какие продукты для предстоящего  морского  этапа.  Мы  пошли  на  «Привоз».
История  одесского «Привоза» берёт начало с 1828 года. Для коренного одессита «Привоз» - это предмет гордости ничуть не меньший, чем Потёмкинская лестница или памятник Дюку Ришелье на набережной.
Кстати, бронзовый Дюк на год моложе «Привоза»…



                КАЗАЦКАЯ СЛАВА ИСПАНЦА ДЕ РИБАСА

  6 июня 1749 г. (по другим сведениям 13 дек. 1751 г.) в Неаполе в семье дона Мигеля де Рибаса и Буйенаса и Маргарет Плёнкетт родился мальчик. Дон Мигель происходил из знатного каталонского рода, насильственно крестившегося после 1391 года. Мать получила воспитание в благородной семье ирландских протестантов.
В Неаполь отец будущего основателя Одессы попал в числе бежавших от Инквизиции марранов. Новорожденный получил имя Хосе.

   Через 20 лет случайная встреча с фаворитом российской императрицы графом Орловым  определила дальнейшую судьбу благородного потомка каталонских евреев. В 23 года он начал службу на Черноморском флоте русской императрицы Екатерины II. Отличившись в русско-турецкой войне, был направлен в столицу, где дослужился до звания полковника. В Петербурге он был представлен Екатерине и дальнейшая карьера красавчика-испанца быстро пошла в гору. Покровительство императрицы вызывало глубочайшую зависть и ненависть придворных сановников. Одним из таких недоброжелателей выскочки-иностранца стал всесильный Григорий Потёмкин – новый фаворит Екатерины. Он увёз молодого любовника Екатерины на юг и незамедлительно унизил, назначив, неровно дышавшего к морской карьере испанца, командиром конного полка. Хоть должность и соответствовала воинскому званию Иосифа (Осипа) Дерибаса (новое имя в России), но это было унижением. К счастью для полковника Дерибаса в 1784 году началась очередная турецкая война и Потёмкин назначает его командовать Черноморской гребной флотилией и присваивает генеральский чин.

  Черноморская гребная флотилия состояла в основном из запорожских казаков. После разгрома Екатериной II  и князем Потёмкиным Запорожской Сечи, часть казаков перешла под штандарты российской императрицы, остальные ушли за Дунай и стали подданными турецкого султана.

  Вместе со своими казаками  и их командирами Антоном Головатым и Захаром Чепегой молодой генерал снискал славу в штурме острова Березань и крепости Очаков. Смелость и авантюрный характер Дерибаса сразу пришёлся по душе черноморцам и они с радостью посвятили своего командира в казаки. После падения Очакова, Флотилия двинулась в сторону Хаджибея.

  Первое письменное упоминание о Хаджибее относится к 1415 г. Город был основан в конце XIV века великим литовским князем Витовтом. После 1529 года он находился под властью Османской империи. В середине XVII века турки перестроили крепость в Хаджибее.

  Возможно, светлейший (Потемкин) хотел раз и навсегда избавиться от удачливого испанца, посылая его флотилию без особой поддержки на штурм Хаджибея. Но военная фортуна и в этот раз не подвела Дерибаса. Защищавший крепость Ахмет-паша вместе с оставшимися в живых офицерами и солдатами был взят в плен. За эту победу Дерибас был награждён высшей наградой Империи – орденом Святого Георгия, причём, сразу третьего класса, минуя четвёртый, а также - орденом Святого Владимира второго класса.

  Следующей большой победой Дерибаса и его казацкой флотилии стал Измаил. Советские историки недооценили роль Дерибаса в этом сражении, возложив все лавры на голову А.В. Суворова. Но сам Суворов очень верно оценил эту роль, назвав Дерибаса «дунайским героем». Командуя самой многочисленной десантной колонной (9000 человек), он атаковал Измаил со стороны реки.
Интересно также, что вместе с Иосифом Дерибасом, Измаил штурмовал и его брат Эммануил де Рибас, командуя гренадёрами.
130 (!) неприятельских знамён захватили казаки Дерибаса в этом сражении.

  Императрица Екатерина и князь Потёмкин давно подыскивали удобную гавань для строительства порта. После взятия Очакова, Императрица твёрдо решила именно здесь строить будущий порт. Но Дерибас сумел убедить Екатерину, что Хаджибей имеет ряд преимуществ. Как ни старался Потёмкин, но аргументы Дерибаса возымели действие и снова настырный испанец одержал победу, правда на этот раз чисто дипломатическую. Иосиф Дерибас получает от императрицы чин вице-адмирала и полномочия начать строительство гавани в выбранном им месте. Так начиналась Одесса. Существует версия, что название Одесса было предложено Екатериной. Но я лично соглашусь с мнением доктора исторических наук А. Добролюбского, что идея всё же принадлежала Дерибасу. Высочайшим Указом Российской  императрицы  Екатерины  II вице-адмирал Иосиф Дерибас был назначен начальником будущей гавани.


                * * *

  …На «Привозе» мы хотели купить каких-нибудь консервов и чего-нибудь вкусненького. Потолкавшись в рядах и накупив разных фруктов, мы пошли туда, где прямо с колёс торговали всевозможными продуктами. Вот, так же, 150 лет назад привозили сюда на возах и телегах всякую всячину и торговали с колёс. Отсюда и название рынка. Мне доводилось бывать на «Привозе» в застойные 70-тые, когда в мясных отделах магазинов южно-украинских городов из стеклянных витрин испуганно глядели на посетителей свиные замороженные головы. Я был на «Привозе» и в период распада СССР, когда с прилавков магазинов сметалось всё подряд.
На  одесском «Привозе», да и на других южных рынках жизнь текла своим чередом, менялись только цены. А ставшая знаменитой фраза «на Привозе можно купить всё», была недалека от истины. Вначале 70-х мой знакомый хвастался новеньким наганом, якобы купленным им на «Привозе»…


                ДЕРИБАС

  В декабре 1795 года Императрица выразила благодарность строителям Одессы. Из рескрипта от 4 (15) 1795 года:
 
«…особливо вице-адмиралу Дерибасу, на попечении которого лежит главная часть тамошних крепостных и порта Одесского строений и который, усердием своим к службе Нашей, наиболее способствует к успешному течению онных…»

  После смерти Екатерины в 1796 году на Российский престол сел Павел I. Новый Император не питал симпатий к вознесённому Екатериной испанцу. Дерибас был уволен с должности командующего Черноморским гребным флотом и через год покинул любимую Одессу. В Петербурге его карьера неожиданно пошла в гору. В 1799 году он был произведен в «полные адмиралы» и даже награждён орденом Святого Иоанна Иерусалимского. Существует версия, что в последний год жизни он участвовал в заговоре против Павла I и был отравлен заговорщиками. Те, якобы боялись, что он их выдаст. Как бы то ни было, но адмирал Дерибас скончался в 1800 году, его похоронили в Санкт-Петербурге на Смоленском  кладбище для лютеран.

   В 1900 году в Одессе был возведен памятник Екатерине Великой. У подножия колонны, на которой стояла фигура самой императрицы, по четырём сторонам стояли бронзовые фигуры её ближайших сподвижников, принимавших участие в возведении Одессы. Это Григорий
Потёмкин, Платон Зубов, Иосиф Дерибас и первый архитектор Одессы Франц де Волан. Судьба памятника печальна. В празднование Первомая в 1920 году, разгорячённые трудящиеся разрушили памятник. Память о Дерибасе осталась лишь в названии центральной улицы.

   В 1989 году могила Дерибаса в Ленинграде была разрыта неизвестными вандалами и осквернена. Предположительно, искали награды адмирала, коих было немало. Местные власти восстановили захоронение.

   А в 2007 году восстановили памятник Екатерине в Одессе, и рядом с императрицей занял своё место её любимый испанец.

* * *

  …Итак, Привоз ломился от мясных, а особенно рыбных деликатесов. Скумбрия слабого посола, свежайшие судаки и щуки, знаменитая лиманская тюлька и, конечно же, его величество бычок. В это время был очень популярен анекдот о том, как Леонид Ильич, посетив южно-украинские города, собрал срочное совещание Политбюро.

 Это что же получается, товарищи? – начал генсек.

- Заехали в Одессу, а там на каждом шагу «ОДЕРЫБА», «ОДЕМЯСО», «ОДЕМОЛОКО».

 (Поясню, кто не знает или забыл. Вывески магазинов, например, в столице, были такие: «МОСРЫБА», «МОСМОЛОКО»…)

Потом, товарищи, мы заехали в город корабелов Николаев, а там такое же безобразие, - продолжает разнос Леонид Ильич:

 - «НИРЫБА», «НИМОЛОКО», «НИМЯСО».

 А про Херсон я вообще не хочу говорить, товарищи.

  Бесспорно, его величество бычок царствовал на рыбных прилавках базаров украинских южных городов. Но запах, тот неповторимый пряный аромат, который я не забуду до последних дней моей жизни, исходил главным образом оттуда, где продавались скумбрия и тюлька слабого посола. Скумбрия светилась на солнце, а на её нежных бело-голубых бочках серели крупинки тимьяна или укропа. И у неё была только первая и единственная свежесть, как у булгаковского осетра. Ночью рыбу вылавливали в Днепро-Бугском лимане, а утром она, уже готовая, громоздилась на каменных прилавках рынков: Одессы, Николаева, Херсона…

  В конце 1960-х скумбрия внезапно исчезла. Поговаривали, что на следующий год после нереста в Мраморном море она, как обычно, вернётся к нам для нагула. Но скумбрия не вернулась ни на следующий год, ни потом. Она исчезла навсегда оставив после себя необыкновенный запах: моря, имбиря, тимьяна, чёрного перца, укропа, и ещё Бог знает чего.



                ТАЙНА ХАДЖИБЕЙСКИХ НАДГРОБИЙ

  Что такое Одесса без «Привоза» или Потёмкинской лестницы? Как ответит вам любой одессит:- «Такое вам не приснится даже в кошмарном сне». А вот представлять Одессу без Молдаванки и Пересыпи я бы даже не рискнул и вам не советую. Не было в пределах СССР человека, который не подпевал хоть однажды Марку Бернесу знаменитую «Шаланды полные кефали». Вот пишу эти строки, а в голове уже зазвучал до мозга костей знакомый мотив:
 
«…Но и Молдаванка и Пересыпь  уважали Костю-моряка…»

   До революции основное население Молдаванки составляли евреи (до 90 процентов) Это был простой рабочий люд, лавочники, ремесленники…и, конечно, воры и налётчики. Боже упаси, в тёмное время суток оказаться в этом районе в те далёкие времена. По кривым улочкам Молдаванки хаживали и Беня Крик (Мишка-Япончик), и морячок Костя, ставшие знаменитостями, благодаря И. Бабелю с его «Одесскими рассказами» и М. Бернесу, спевшему «Шаланды…».

   Пересыпь с её населением появилась ещё в XVIII  веке. Полосу между морем, Куяльницким и Хаджибейским лиманами Екатерина даровала казакам, принимавшим участие во взятии турецкой крепости Ени-Дунья (впоследствии – Гаджибей). Есть все основания предполагать, что на Пересыпи казаки появились до этого события.
 
   В 1930-е годы историк С.Я. Боровой в сохранившихся архивах Запорожской Сечи обнаружил множество документов на еврейском языке.
Если быть точным, то это был не еврейский язык, а украинский, но слова украинского языка были написаны еврейскими буквами. Что лишний раз подтверждало факт присутствия евреев в Запорожской Сечи.
Найденные документы свидетельствовали о наличии в Запорожской Сечи не только евреев, принявших православие, но и отдельных еврейско-казачьих подразделений. Позже документы, переведенные Боровым, легли в основу его докторской диссертации.
 
   В середине 1990-х годов доктор исторических наук  А.О. Добролюбский с группой молодых археологов и краеведов начал раскопки в районе Воронцовского дворца в Одессе. В первые годы раскопок учёные обнаружили остатки замка-крепости Хаджибей (Гаджибей), но главные сюрпризы ждали их впереди. Археологи наткнулись на яму в которую были уложены и забутованы обломки могильных надгробных памятников с надписями на иврите и на русском языках.
Всё указывало на то, что эти обломки были взяты кем-то с еврейских захоронений и спрятаны в пяти метрах от крепостного бастиона.  Возраст
обломков указывал на то, что в Хаджибее существовала еврейская община задолго до взятия крепости казаками Екатерины. Оставалось ответить на вопросы: кому и зачем понадобилось прятать эти обломки, а главное: от кого?
 
  Основательно изучив найденные артефакты и проведя научный анализ, учёные сделали вывод, всё найденное имеет прямую связь с открытием шестидесятилетней давности историка Борового. Постепенно тайна необычного схрона начала открываться.

  После разгрома Запорожской Сечи в 1775 году вместе с казаками, не желавшими служить «москальской царице», за Дунай ушло некоторое количество казаков-евреев. Став подданными турецкого султана, они оказались в Гаджибее, обзавелись семьями…
Очевидно, кладбище принадлежало этой общине. В 1787 году началась очередная русско-турецкая война. Верные Екатерине запорожцы во главе с Захаром Чепигой осенью 1788 года совершили рейд под Хаджибей.
Во время рейда, полагают исследователи, они здорово покуражились на еврейском кладбище, или попросту - разгромили его. Кто-то из еврейской общины собрал уцелевшие остатки самых уважаемых надгробий и перевёз  на территорию крепости. Там они были тщательно уложены и спрятаны в яме. По-видимому, боялись, что казаки вернутся и снова осквернят могилы. Крепость Хаджибей всё-таки не устояла, её взяли Верные казаки. Но спрятанные кем-то остатки еврейских памятников пролежали в тайнике до наших дней.



                ТАМОЖЕННЫЙ ДОСМОТР

   Притащившись с «Привоза», мы начали лихорадочно готовиться к таможенному досмотру. Капитан предусмотрительно взял с собой брошюру с таможенными правилами.
Внимательно изучив сей документ, мы поняли одну важную вещь - из страны нельзя было вывозить НИ-ЧЕ-ГО!
 
Это НИ-ЧЕ-ГО было прописано в такой угрожающей форме, что становилось не по себе. Моё воображение рисовало одну картину страшнее другой: то таможенник находит, невесть как попавший на яхту, кипятильник, и рвёт в клочья мой новенький загранпаспорт; то победно выуживает четыре металлических рубля с профилем вождя, и меня уводят куда-то в наручниках…  И так далее.
Сэр Джон был избран безжалостно  выбросить на берег всё, что хоть как-то могло скомпроментировать высокое звание гражданина Украины. А капитан ещё и ещё раз заставлял нас проверить: не завалилась ли где-нибудь под пайолу* лишняя пачка «Ватры». Мишаня с мамой укладывали незатейливые совковые рыбные консервы и банки с тушёнкой без этикеток.

Подошли пограничники и таможня. И началось! Четыре злосчастных металлических рубля я не успел, как собирался, утопить в ёмкости с  питьевой водой. Рубли мне посоветовал взять один бывалый яхтсмен. Он сказал, что в Стамбуле за них дают аж два доллара за штуку. И звучало это очень заманчиво.
Контрабандные монеты предательски звякали в моём кармане, а таможня уже начала шмон. Наверное, так же действовали усатые жандармы, когда искали прокламации в багаже революционеров. Всё, что можно было отвинтить, тут же отвинчивалось. Просветили фонариками ёмкости с бензином. Отвинтили заглушку питьевой ёмкости, посветили туда фонарём и, с помощью зеркала на длинной ручке, стали обследовать каждый сантиметр. Во рту пересохло, как будто я уже бросил туда свои рубли. Они заглядывали в такие места, куда могло поместиться, разве что, пару открыток с видами Одессы. Шмон продолжался полтора часа. Я попытался представить себе, как должно быть жарко и душно сейчас внутри лодки, и начал жалеть этих парней. Ведь они могли бы лежать сейчас где-нибудь на Лонжероне или в Аркадии (одесские пляжи), а вместо этого потрошили нашу «Лилию».
Как только я подумал  об этом, взмокшие таможенники вылезли, наконец, из яхты.
Если не считать трёх лишних пачек «Ватры» и трёхлитровой банки бабушки Вариного самогона, другого криминала они не нашли. После долгих уговоров, бабушкин напиток все-таки удалось отстоять.



                ЧЁРНОЕ МОРЕ

   Морской этап гонки начался. До заветных рубежей «нашей необъятной» оставались считанные мили.

  То и дело я прикладывался к окулярам бинокля, пытаясь разглядеть остров Змеиный, но он всё не появлялся. Я даже начал испытывать какое-то волнение. Ведь остров Змеиный был морским форпостом «впрошломгодупреставленного» СССР, а сейчас это была граница Украины. В голову стали приходить совсем уж бредовые мысли типа:

«А вдруг, нас остановят погранцы и меня снимут с регаты…».

Но ничего такого не случилось. И остров оказался на месте. Его    скалистые очертания можно было уже видеть и без бинокля…



                ПОСЛЕДНЯЯ СЕЧЬ. ПОД ТУРЕЦКИМ ПОЛУМЕСЯЦЕМ

    Как уже говорилось выше, в 1775 году после разгрома Екатериной Пидпольнянской Сечи,часть казаков под старшинством Сидора Белого и Антона Головатого перешла на службу российской короне. Другая часть, более 5000 человек, не желая служить царице, ушли за Дунай под турецкого султана. По пути к ним присоединилось ещё 2000 в основном беглых крестьян. Турецкий султан вручил своим новым подданным военные клейноды (атрибуты сечевой власти). Булава и бунчук с двумя хвостами мало чем отличались от прежних, а вот, на хоругви на чёрном поле появился серебряный исламский полумесяц. Так образовалась новая
Сечь, под неё был отдан остров Святого Юрия, с двух сторон обтекаемый гирлами (устьями) Дуная – Сулинским и Катерлезским.

   Эх, доля казацкая! Два столетия ходили бить турчину, а теперь… Впрочем, и у оставшихся братьев-казаков выбор был не из лёгких. Нам ли судить и тех, и других?
Впоследствии приходилось Верным казакам Екатерины и Задунайским казакам султана скрещивать свои сабли на полях сражений, но и те, и другие старались избегать таких встреч. К тому же, часть задунайцев во время русско-турецкой войны перешла на сторону российских войск.

   А вот судьба последнего кошевого атамана Подпольнянской Сечи вызывает огромное уважение. Пётр Калнишевский в возрасте 87 лет был препровожден и заточён в Соловецкий монастырь, где провёл 25 лет, до самой своей смерти в 1803 году. По крайней мере, 12 лет из своего срока он провёл в ужасных условиях – в сыром каменном мешке, напоминавшем склеп или могилу. И всё это время он молился за своих братьев, оказавшихся кто у басурман, а кто у москалей. И я не сомневаюсь, вымолил у Господа прощения и тем, и другим. Когда по распоряжению императора Александра ему объявили свободу, Калнишевский  не пожелал покидать Соловки. Ему было тогда уже 110 (!) лет. Некоторые полагают, что он остался в местах своего заключения по старческой немощи. Только я думаю, что немощь здесь не при чём. Скорее всего, на Соловках, как это ни покажется странным и даже диким, он обрёл ту самую свободу, за которую два века воевали запорожцы, да так и не сумели обрести.

                * * *

  …Остров Змеиный  расположен в 35 км. от устья Дуная, того самого Сулинского гирла, где стояла Задунайская Сечь.
Вот и он остался за кормой нашей «Лилии», и я подумал:

- Боже мой! Неужели я за границей?! Меня пусти-и-и-л-и!!!
Так получилось, что по разным причинам многие яхты завершили соревнования  в Одессе. Из 36 лодок регату продолжили 16.
 
  Когда-то  при благоприятных условиях казаки на своих «чайках» проходили Чёрное море за двое суток. Парусникам, наподобие нашего, для этого требовалось не менее трёх суток.

  Заканчивались первые сутки морского этапа, некоторые яхты ещё были в поле нашего зрения, но я уже не мог этого видеть. Всю ночь я пролежал в своём «гробике», терзаемый приступами сильнейшей тошноты. Всё, что я съел перед выходом, уже доедали рыбы. Тот, кто не испытал хотя бы однажды морскую болезнь, вряд ли поймёт, почему, лёжа без движения в тесном душном «гробике», я подумывал о смерти.
Морской болезни подвержены почти все нормальные люди. У одних она протекает незаметно, другие испытывают невероятные страдания. Но есть только один способ бороться с ней: несмотря ни на что, нужно делать своё дело. А дел на яхте во время морского похода, тем более во время гонки, всегда полно.
Во-первых, нужно стоять вахту*. Сутки у нас были разбиты на 4-х часовые вахты. Сидя в кокпите* и крепко держа «румпель»*, вахтенный управляет яхтой, стараясь не подставить борт под волну. При этом нужно всё время пялиться на компас и держать курс. Свободные от вахты помогают управляться с парусами. В общем, для отдыха практически не оставалось времени и, если удавалось временами провалиться в забытье, которое очень мало напоминало обычный сон, это было большой удачей.

   Морская болезнь наваливается неожиданно и так же неожиданно она уходит. Первым признаком выздоровления, является слабое желание вылезти наружу, подставить лицо свежему ветру и чего- нибудь съесть.
Единственным человеком из нашего экипажа, кого морская болезнь обошла стороной – был наш капитан. В то время, когда мы по очереди блевали за борт, он стоял все наши вахты. Он вёл «Лилию» к цели, невероятным образом успевая при этом поить нас горячим крепким чаем. В эти тяжелые минуты единственным утешением было то, что морской болезнью страдали даже такие прославленные моряки, как адмирал Нельсон.

  Ну, а теперь, самое время рассказать о самом юном участнике нашего экипажа. Практически Мишаня родился и вырос на борту «Лилии». Его возрастом определялось время строительства яхты.
В свои 10 лет он умел делать такие вещи, которые были не по силам даже опытным яхтсменам. Ну, например, в считанные секунды вскарабкаться на самый верх мачты, а это – ни много ни мало, высота четырёхэтажного дома. В воде Мишаня мог проводить весь день и вытащить его на берег или на лодку, стоило больших усилий. К слову сказать, его умение плавать и чувствовать себя как рыба в воде, однажды спасло ему жизнь. Не помню, на какие сутки  морского перехода это случилось. Наш десятилетний юнга, сидя на транце*, драил котелок. После нескольких суток лёжки,  его маме, нашему судовому коку Лиле стало чуточку полегче и она сварганила нам флотский кондёр. Остатки этого кондёра как раз и вычищал Мишаня. Сам котелок был размером с небольшое ведро. Не самая удобная для мытья вещь, особенно, когда яхта находится в движении, а ты сидишь на транце, свесив ноги в воду. Когда Мишаня в очередной раз попытался зачерпнуть котелком морской водички, его просто стащило в море.
Случись такое днём, где-нибудь на реке, мы бы не стали паниковать. Но дело происходило в открытом море, поздним вечером и под нашим килем было не менее двух километров воды.
Следует добавить, что парусник не может, как катер, мгновенно развернуться. Необходимо время для перестановки парусов. А на небе уже видны были звёзды и волна поднималась не меньше, чем на полтора-два метра.
Крик капитана:

 - Человек за бортом!!! –
 
заставил нас проделать нужный манёвр в считанные минуты. Всё это время мы пытались не выпустить из вида голову Мишани, то пропадавшую, то снова появлявшуюся среди волн. Когда юнгу выдернули из воды, то просто не поверили своим глазам. Наш бесстрашный Мишаня крепко держал котелок, не осознавая, что тем самым он, возможно, спасал нас от какой-то предстоящей беды. Ведь по морским суевериям: уронить что-нибудь из корабельного оборудования за борт – непременно приносит несчастье.
Позже, в Стамбуле, наш юнга за спасение корабельного имущества был премирован турецкой халвой.

  На третьи сутки морского перехода разразился шторм. Высота волн иногда достигала четырёх метров. Для бывалых моряков это был даже не шторм, а так, волнение 4-5 балов по шкале Бофорта, но для нас последние мили до финиша стали нелёгким испытанием.

 В Босфор мы вошли пятыми. Увы, сэр Джон ошибся с расчётами и  наряду с погодой приложил руку к тому, что мы потратили лишних три часа на поиски входа в пролив. Так  и финишировали пятыми, а могли быть среди первых.



                БОСФОР

   Хотя Босфор привычно ассоциируется у нас с Турцией, но название пролива «Боспор» - греческое и переводится, как «коровий проход». По современным промерам длина пролива составляет 16,7 мили. Ширина меняется от 0,7 до 3,8 км.

  Известный французский путешественник Ж. Шарден записал в 1672 году: «Я слышал от старых турецких капитанов, что на Чёрном море плавает 1500 судов, и что из них ежегодно гибнет сотня… Всего более следует опасаться кораблекрушения при входе в Босфор… Там разбилось столько галер и кораблей, что не сосчитать… Все ближайшие селения построены из обломков судов, и жители не употребляют иных строительных материалов»

  Опасность судоходства в этом районе была связана с постоянно меняющимся направлением ветра, сильным течением и скалистыми берегами. К тому же, без определённого опыта, найти вход в пролив в беспрерывной череде скал  очень не просто. Достаточно было немного ошибиться в ориентирах и судно напарывалось на острые обломки скал. Опасности подвергались не только парусные суда, множество галер и казацких «чаек» покоится на подступах к Босфору. Зачастую запорожцам удавалось проскочить Босфор без особых проблем, а вот, на обратном пути, их могли ждать большие сюрпризы. Сильное течение в сочетании со встречным ветром могло стать очень сильным препятствием для казаков, особенно, если брать во внимание, что возвращались они, гружённые награбленным и вызволенными из плена людьми.
Иногда приходилось неделями ждать благоприятного ветра.

  То, что мы потеряли три часа на поиски входа в Босфор, лишний раз подтверждает всё выше сказанное. Финишировать регата должна была в небольшом селении на самом входе в пролив. В течение многих столетий оно служило форпостом и защищало пролив от входа в него непрошенных гостей. Остатки крепостных сооружений, напоминали о временах, когда казацкие «чайки» врывались сюда из Чёрного моря. Сколько раз это маленькое селение подвергалось полному разрушению и грабежу, помнят лишь чёрные камни на берегу.

  Как только первые яхты нашей регаты показались на входе в Босфор, тотчас, как по команде, на берегу закрылись все общественные туалеты. Пусть кто-то скажет мне, что генной памяти не существует!
Если подумать, в течение нескольких столетий редкий год обходился без грабежей у этих берегов. При виде казацкой «чайки» у местных жителей просто обязан был выработаться рефлекс – будут грабить.

  Уже после финиша, я быстрым шагом шёл по берегу, безнадёжно пытаясь найти хоть один открытый туалет. Они были практически в каждом заведении, но все они почему-то оказались закрыты. Когда я со злостью толкнул очередную дверь, пожилой турок, хозяин заведения широко развёл руками, потом посмотрел на небо, как бы призывая Аллаха в свидетели, и всем своим видом изобразил сожаление.
Я понял, что и эта дверь ни за что не откроется. И только, когда я достал из кармана джинсов три мятых доллара, лицо хозяина заведения просияло и осветилось надеждой, что я что-нибудь куплю. Я купил две пачки печенья, чем заслужил полное доверие в газах турка. Молниеносно достав связку ключей, он поманил меня согнутым пальцем. «Сезам» открылся, и я незамедлительно воспользовался чистым и благоухающим туалетом.  На самом деле, там действительно всё сверкало и пахло жасмином.
Видимо в качестве сравнения, мне тут же вспомнился туалет на автобусной станции в Евпатории, входить в который без противогаза было опасно для жизни.
   
  Из всех яхтсменов я оказался чуть ли не единственным, кому удалось воспользоваться местными удобствами. Чуть позже один из организаторов регаты рассказал о причине закрытия туалетов.
 
- Понимаешь, - сказал он,- когда нашему брату-яхтсмену наконец-то разрешили в прошлом году свободно заходить в Босфор, тут и начали происходить странные вещи:

в местных санузлах  исчезли  туалетная бумага и жидкое мыло. Потом стали пропадать краны и электрические сушилки для рук. А один турок пожаловался ему, что спёрли даже искусственный коврик, который лежал при входе в душ много лет.

   Всё сразу стало понятно. У местных турок проснулся дремавший в недрах генной памяти рефлекс: будут грабить. И ничего тут не поделаешь! Как и с тем, что у современных потомков запорожских казаков, когда они на современных гоночных яхтах приближаются к Босфору, видимо также срабатывает древний рефлекс – будем грабить.     Впереди нас ждал однодневный отдых в Стамбуле и принятие окончательного решения по поводу  морского перехода в Израиль.


                СТАМБУЛ

   Стамбул запомнился мне, как сказка из «Тысячи и одной ночи». Это город минаретов и бесчисленных торговцев. Среди них можно было встретить и наших граждан со свёрлами и гаечными ключами, с матрёшками и балалайками, с «Московской» и «Столичной». Но нигде я не встретил хотя бы одного продавца с советскими металлическими рублями. Или их раскупали с такой скоростью, что я просто не успевал заметить. Напомню, это были первые годы, когда бывшим советским гражданам начали разрешать выезжать за «железный занавес». Самым ходовым словом в Стамбуле этого периода было слово «коллега». Так турецкие торговцы обращались почему-то к нашему брату СНГовцу. Они безошибочно выхватывали вас своим глазом из пёстрой толпы, и с радостным криком:

- Коллега!-

бросались к вам, пытаясь схватить за руку. При этом очередной турок излучал столько счастья, как будто он поджидал именно вас и освободиться из его цепких рук было очень сложно.
Как факиры, они извлекали из своих бездонных сумок все новые товары в ярких упаковках известных европейских фирм. И от этого фейерверка начинала кружиться голова. Лично мне хотелось поскорей сбежать и вернуться на лодку.
Понимая, наконец, что вы не тот человек, который ему нужен, что у вас попросту нет денег, турок отпускал вашу руку. При этом непременно предлагал напоследок комплект носков с крокодилами, всем своим видом показывая, что если вы откажетесь и от этого пустяка, то станете навеки его врагом. Затем, потеряв к вам всякий интерес настырный торговец уже высматривал из толпы очередную жертву, и с криком «коллега!», - устремлялся к ней.
 
В Стамбуле нет такой улицы, да что там улицы, нет квадратного метра, где бы не торговали. Товары были выставлены буквально везде и приходилось балансировать, чтобы не наступить ненароком на эти развалы.
Тысячи юных торговцев предлагали вам то «французские» духи, то кожаную сумку, называя цену и тут же уступая вдвое. К вечеру торговля замирает, закрываются лавочки и магазины, усталые торговцы и обалдевшие туристы заполняют многочисленные кофейни.

  Слегка пошатываясь от усталости и впечатлений, мы также брели по набережной, задевая белые плетёные кресла очередного заведения. Молодой турок, хозяин кофейни, буквально за руку усадил нас за столик. Видя наше смущение, он тут же предупредил, что угощает  бесплатно. Хозяина звали Ахмед и он хорошо говорил по-английски. Попив кофе, а потом чай, мы пригласили нашего нового знакомого на яхту, скорее в надежде, что он откажется.

   Однако, Ахмед не долго думая, дал распоряжения компаньону и пошёл с нами. «Лилия» стояла в самой дальней части рыбацкой гавани, поблизости от мусорных куч, отчего вокруг стоял специфический запах. Стремясь сгладить эти нюансы, я решил сразить Ахмеда своим умением заваривать чай. Я влил в чайник воду из стоявшей на камбузном столике алюминиевой фляги, подогрел, не доводя  до кипения, и поглядел на Ахмеда, дескать, знай наших. Затем я достал из нашего НЗ* пачку краснодарского крупнолистового чая и ровно через 6 минут уже разливал по чашкам золотистый напиток. Ахмед  осторожно попробовал напиток,  я замер в ожидании. После первых глотков лицо у Ахмеда изменилось и стало каким-то напряжённым, но я расценил это, как попытку турка понять вкус русского чая.

Неожиданно нас отвлёк полицейский, который что-то кричал с берега. Пока мы объяснялись, Ахмед допил чай, сказал, что он очень необычен и
заторопился на берег. Мы проводили его и, вернувшись на яхту,  взялись
за свои чашки. Чай уже остыл, потому мы  дружно сделали по большому глотку. И тут же выплюнули  омерзительно-солёное пойло и уставились друг на друга. Как выяснилось, сэр Джон, оставшись один на лодке, заметил на штурманском столике четыре рубля с успевшими покрыться ржавчиной профилями Ленина. Решив размочить их, он набрал во флягу грязной забортной воды и бросил туда деньги. Бедный Ахмед! Что он подумал о русском гостеприимстве?!
Утром мы ещё раз вышли в город,  чтобы как следует осмотреть местные
достопримечательности, особенно знаменитую Софию. Покупать никто ничего не собирался, денег у всех было в обрез.

  К вечеру я вернулся на яхту с женской кожаной сумкой. Саша с Лилей притащили сшитую из кусочков куртку, а Мишаня щеголял в каких-то немыслимых кроссовках.
   Мы готовили яхту к  тайному отплытию и очень нервничали. Сэр Джон ушёл с утра с двумя долларами в кармане и до сих пор не вернулся. И только когда сборы подходили к концу, сэр Джон появился. Физиономия его была несколько растерянной.
 
  Подняв паруса, «Лилия» тихо уходила в Мраморное море, а сэр Джон, стоя на корме, тупо рассматривал комплект носков с крокодилами. Как потом выяснилось, вместо трёх пар там было три разных носка.
Я не мог не прокомментировать это зрелище хотя бы мысленно: - изнасиловать могут везде, но насильственно отоварить… только в Стамбуле.

                МРАМОРНОЕ МОРЕ

     Наше пятое место в регате и послефинишный тайный рывок в Израиль мы решили посвятить опять же доблестному атаману Сирко. Мраморное море запомнилось своей хлёсткой, непредсказуемой волной, изрядно потрепавшей нам нервы.

  Если посмотреть на карту, Мраморное море напоминает сосуд, соединённый двумя проливами с Чёрным и Эгейским морями. Течения и ветер в этом море, несмотря на его небольшие размеры, создают проблемы для судоходства.
 
  Многократно отражённые от берегов волны имели хаотичный характер и мы не всегда успевали вовремя отыграть румпелем, или попросту - отклониться. Застигнутая врасплох «Лилия» взлетала на гребень короткой волны, и, с угрожающим грохотом, шлёпалась вниз всем своим весом. Если в этот момент ты находился в «гробике», то ощущение было такое, будто тебя методично плашмя бросают на асфальт.

   Мраморное море получило своё название из-за острова Мармара, где добывали и продолжают добывать белый мрамор. Так же, как  Босфор и Дарданеллы, оно делится на две части, или, точнее будет сказать, на два берега – европейский и азиатский. Если двигаться со стороны Чёрного моря, то слева от вас будет Азия, а справа – Европа.
Недалеко от Стамбула, на правом берегу находится город Измит (тур. название – Коджаэли). Он так удобно расположен, что его северную часть омывает Чёрное море, а южную – Мраморное. В 1635 году под Измит (Коджаэли) ходил Иван Сулима. Казаки в кровопролитном штурме овладели этой крепостью, очевидно, с северной стороны.
Сейчас мы могли видеть Измит с Юга. Вообще, вид прибрежных турецких городов поражает воображение, все они со стороны моря выглядят, как неприступные крепости. С ними контрастировали маленькие современные курортные городки, состоящие из одних только кафешек, ресторанов и гостиниц.

   Когда оба берега стали хорошо видны без бинокля, мы поняли, что входим в пролив. Дарданеллы начинали сужаться, течение усиливалось. Приходилось идти короткими галсами*. Мы знали, что впереди нас ждёт Чанаккале. Это самое узкое место пролива, где размещался турецкий пограничный пост. Так как разрешения на проход у нас не было, нам предстояло проскочить Чанаккале незаметно для турок.

  На морском языке разрешение на транзитный проход территориальных вод Турции называется «лог». Лог можно было получить в Стамбуле, заплатив всего 20 долларов. Мы не хотели терять время, а если говорить честно, то всех нас просто «задавила жаба» и мы решили уподобиться запорожским казакам. Пройти это злополучное место лучше всего было ранним утром. Мы надеялись, что  турки в это время снизят уровень бдительности, или будут спать.
Может  так же действовал атаман Сирко 350 лет назад, прорываясь на казацких «чайках» в Эгейское море…


                ДЮНКЕРК

    Если оставить в стороне политические метания Ивана Сирко, то его ратные подвиги с лихвой тянут на звание великого национального героя украинского народа. Многие современные авторы к многочисленным военным победам атамана Сирко присоединяют  и взятие крепости Дюнкерк во Фландрии. Собственно, тот факт, что запорожцев иногда приглашали в качестве наёмников, неоспорим, и свидетельств тому множество. Казаки были умельцы в военном деле, к тому же – храбрецы, каких мало.

  Крепость Дюнкерк впервые упоминается в IX веке. Она служила для защиты местного населения от норманнов. Удобное расположение всегда делало её значимой, когда речь заходила о судоходстве в Ла-Манше. Долгое время Дюнкерк был базой испанских приватиров* и представлял угрозу для флотов Голландии, Англии и Франции.
Для этих стран крепость была, как кость в горле. Не зря говорили «Кто владеет Дюнкерком – владеет Ла-Маншем».

  Во время Тридцатилетней войны французские войска неоднократно пытались овладеть Дюнкерком, но крепость надёжно оборонялась испанцами и вышибить их оттуда долго не удавалось.

  Согласно более чем спорной версии многих украинских исследователей постперестроечного периода события вокруг Дюнкерка разворачивались так. По договору Б.Хмельницкого с командующим французской армии принцем Конде, отряд запорожцев (2500 казаков) во главе с атаманом Сирко на «чайках» отправился во Фламандию.
Хитростью казаки ворвались в центральный форт крепости и в считанные часы поставили Дюнкерк на колени. То, что не удалось сделать за несколько лет французам, запорожцы с блеском провернули за пару часов!

  Ах, как хотелось бы поверить в эту историю! Особенно впечатляет тот факт, что в штурме Дюнкерка принимал участие  Д’Артаньян со своей ротой королевских мушкетёров. Увы, ни один мало-мальски серьёзный исследователь не поверит в эту красивую байку.
 
  Хотя, шевалье Д’Артаньян  участвовал в штурме и даже оставил мемуары об этом. Оригинальное издание этих мемуаров вышло в Кёльне в 1700 году под названием «Мемуары Месье Шарля де Беатца Сеньора Д’Артаньяна» капитан-лейтенанта первой роты мушкетёров короля.
Мемуары прославленного мушкетёра переиздавались не раз и были переведены на все европейские языки, а в 1995 году впервые опубликованы на русском языке. Там есть все подробности предшествующие штурму крепости. И сам штурм описан в деталях. Ни о каком участии казаков в штурме Дюнкерка в мемуарах в помине нет ! Как не было и нет никакого бронзового бюста атамана на берегу Ла-Манша, установленного, якобы, благодарными французами.

  Занимаясь поиском сведений об установлении бюста Ивана Сирко, я нашёл другой памятник, который по сей день стоит в Дюнкерке.
Это памятник величайшему корсару средних веков Жану Бару (Барту). Он родился в Дюнкерке через четыре года после взятия крепости. С 12 лет выходил в море в качестве юнги. За свою пиратскую карьеру  захватил более 300 судов и был одним из самых результативных французских каперов. Но меня впечатлило не это. Десятки раз  бесстрашный француз атаковал корабли, значительно превосходившие его в огневой мощи, частенько его добычей становились 30-ти и даже 40-ка пушечные фрегаты. Об отваге Жана Бара говорила вся Европа. Он был кумиром самого Людовика XIV, который обожал своего капера. Один из 13 сыновей Жана Бара, ставший впоследствии вице-адмиралом, оставил в своих воспоминаниях такой факт. В апреле 1689 года его отец, командуя 24-х пушечным фрегатом «Серпан», вступил в бой с голландским военным кораблём. Экипаж «Серпана» запаниковал. Ведь трюмы корабля,  были  доверху набиты бочонками с порохом, который нужно было доставить в Брест. 12-летний юнга Франсуа-Корниль Бар испугался не меньше взрослых бывалых моряков и, присев на корточки, попытался спрятаться, за это Жан Бар приказал привязать сына к мачте со словами:

- Кто не умеет смотреть смерти в глаза, тот не заслуживает жизни.
 
Об этом выдающемся корсаре я готов рассказывать ещё и ещё. Не скрою, Жан Бар самый уважаемый мною пиратский капитан. Вообще-то, он голландец по происхождению, по крайней мере, так уверяют биографы. Но мне лично, глядя на его портрет кисти Алексиса Гриму (Гримо), явственно угадываются черты сефардских евреев.
Впрочем, до чего не додумаешься, когда тебе кто-нибудь сильно нравится! Быть может, и с атаманом Сирко вышла та же история.

                * * *

  …В пять часов утра «Лилия» бесшумно проскользнула мимо пограничных постов  Чанаккале.
Думаю, атаман Сирко остался бы нами доволен. Через несколько часов мы уже бросили якорь в Эгейском море и   сошли на берег, чтобы подняться к грандиозному мемориалу в честь турецких солдат, погибших в Первую мировую войну.
Огромная ротонда из белого известняка на самой вершине мыса являла собой величественное зрелище. Полюбовавшись памятником, мы пустились в обратный путь. Вниз к яхте спускались через рощу миндальных деревьев, и по дороге  успели собрать целый мешок спелого миндаля. Вкуснейший миндаль скрасил нам дальнейшие непростые дни похода, и мы с благодарностью вспоминали погибших турецких солдат, в честь которых была посажена эта роща…



                ЭГЕЙСКОЕ МОРЕ

    Эгейским оно стало благодаря афинскому царю Эгею. Наверняка, вы помните легенду о Тесее – сыне афинского царя. Напомню тем, кто забыл. Афиняне платили дань критскому царю красивыми девушками, которых тот скармливал чудовищу Минотавру. Тесей отправился на Крит, чтобы сразиться с Минотавром. Он отправился в путешествие под чёрными парусами, но в случае своей победы, должен был сменить паруса на белые. Минотавра Тесей убил, но паруса, то ли забыл сменить, то ли буря унесла…  И, когда царь Эгей увидел возвращавшийся из похода корабль сына под чёрными парусами – он бросился со скалы в море.

                * * *

…  Не успели мы отойти от пролива, как увидели большую стаю дельфинов, но вели они себя странно. Мчались прямо на нас с невероятной скоростью, как будто за ними кто-то гнался. Ещё минута, и дельфинья стая окружила нас плотным кольцом. Вода вокруг «Лилии» закипела. Мы попали в какой-то кипящий водоворот, из которого то и дело выскакивали молодые тунцы. Когда вода вокруг яхты окрасилась в розовый цвет, стало понятно, что происходит…

                ДЕЛЬФИНЫ
               
     У людей, как правило,  дельфины вызывают самые добрые и самые нежные чувства. Они умные,  добрые и всё время улыбаются. А в фильмах и книгах дельфины обязательно кого-нибудь спасают. Столько замечательных историй об этих животных!  Вспомните Пеларуса. Нет, не новую яхту русского олигарха Абрамовича, а дельфина - Пеларуса Джека.  Более 30-ти лет этот дельфин проводил суда через тесный и чрезвычайно опасный для судоходства канал у берегов Новой Зеландии. Каждый день дельфин-лоцман сопровождал корабли, пока, однажды, в него не выстрелил из ружья какой-то  пьяный пассажир.
Дельфин не появлялся более двух недель и местные капитаны решили, что Пеларус Джек погиб. Но он снова появился и продолжал свою лоцманскую службу, избегая только одно судно – корабль, откуда в него предательски стреляли.
Через шесть лет этот корабль потерпел крушение, погибло более 100 пассажиров.
Не стреляйте в дельфинов!

   Дельфины относятся к подотряду зубатых китов и, между прочим, являются хищниками. За день одна особь может съесть до 30 килограммов рыбы. Во рту или клюве взрослого дельфина белобочки (обыкновенный дельфин) располагаются 210 зубов. И ещё, дельфинья улыбка – это не признак доброты, а чисто физиологическая особенность. Там, где начинается клюв у дельфина, в лобовой части находится жировая подушка, она и вызывает знакомую всем дельфинью улыбку. Так говорят учёные, но я им не верю.

                * * *

  …Обезумевшие от страха тунцы высоко выпрыгивали из кровавого кипящего котла, но даже в воздухе их настигали дельфины и обратно в воду возвращалась только часть рыбы.  Эта кровавая дельфинья охота продолжалась не более двух минут.
 
  В одно мгновение кровавая драма прекратилась, так же внезапно, как и началась. Море успокоилось и приняло изумительный оттенок. Весь день нас со всех сторон окружали дельфины. Они сопровождали яхту, выполняя немыслимые прыжки в каких-нибудь 8-10 метрах от нас. Иногда это напоминало показательные выступления спортсменок по синхронному плаванию. Пара дельфинов разделённых бортами яхты, неожиданно выпрыгивала перед самым форштевнем. В невероятном синхронном пируэте  они менялась местами.

О тунцах мы больше не вспоминали…


                ЭГЕЙСКОЕ МОРЕ


  Своим цветом Эгейское море произвело на меня самое большое впечатление. Бесконечный ультрамарин ближе к вечеру становился похож на слегка разбавленные чернила, при этом оставаясь абсолютно прозрачным. По ночам из воды могла неожиданно выпрыгнуть летучая рыба, или огромный тунец, вдруг, шлёпался где-то рядом. Время от времени вдали появлялся какой-нибудь остров Малой Спорады с красивым названием вроде: Хиос, Икария или Патмос.
            
                * * *

…  Чтобы у читателя не сложилось ложного впечатления об эдаком идиллическом плавании в окружении дельфинов и летучих рыб, скажу, что морской поход на десятиметровой парусной яхте, очень нелёгкое путешествие, с массой мелких и крупных неудобств. Если оставить в стороне технические проблемы и всё, что связанно с управлением яхтой, то остального вполне хватит, чтобы не однажды в голове промелькнула предательская мысль: «Каким же надо быть идиотом, чтобы ввязаться в эту авантюру!».
К примеру, такая обычная бытовая ситуация, как отправление естественных надобностей, в условиях постоянной качки превращалась в мучительную процедуру.
 
  Я обещал вернуться к этой теме и рассказать подробней об устройстве гальюна. Да не упрекнут меня чистоплюи в излишнем натурализме, но гальюн на судне – это такая же важная штука, как капитанский мостик.

  Вообще, слово «гальюн»  (galioеn) имеет шведско-голландские корни (не путать с испанским галеоном).
На старинных парусных судах имелась передняя надводная часть, нависающая над водой (под бушпритом*). По обе стороны от бушприта располагались две дырки (реже – два сидения), куда отправляли свои естественные надобности моряки. Это отхожее место называлось galion.
      
  Гальюн на «Лилии» представлял собой обычный унитаз, втиснутый между двух переборок. Собственно размеры гальюна определялись размерами этого унитаза. Вы видели когда-нибудь по телевизору американское родео, когда из-за загородки выскакивает взбешённый бык с ковбоем на спине… Вот, вот… Приходилось держаться за ручку двери, чтобы удержать равновесие.
Без холодильных камер, а их у нас, конечно, не было, продукты портились прежде, чем мы успевали их съесть. Через неделю плавания за борт летела гнилая картошка, капуста и многое другое. Питаться приходилось успевшими слегка припухнуть рыбными консервами и сухарями. А воспоминания о питьевой воде до сих пор вызывают непроизвольный рвотный рефлекс. Торопясь к началу регаты, мы не успели промыть как следует, сваренную на заводе ёмкость. В результате и без того несвежая  питьевая вода имела специфический привкус и коричневатый оттенок.
К этим «прелестям» нашего плавания добавились не проходящая болтанка, усталость и хронический недосып, накопившиеся за время похода. А сознание того, что у тебя под днищем более двух километров сплошного ультрамарина, наводило иногда на размышления о бренности всего живого.

  Ну вот, получились какие-то крайности: то, слишком всё идиллично, то, какой-то неоправданный экстрим и авантюризм высшей пробы. Но ведь так оно на самом деле и есть. К концу дальнего похода даже у опытных моряков накапливается раздражение и в черепной коробке всё чаще вертится  вопрос:

- а зачем мне всё это?
 
Но пройдет совсем немного времени и неистребимое желание выйти в море появится вновь.

   Обычно современные крейсерские яхты напичканы всевозможной электроникой, позволяющей свободно ориентироваться в море. На нашей-
ничего этого не было и в помине. Хоть мы с гордостью и считали свою «Лилию» современной гоночной яхтой, но рассчитывать могли лишь на компас, снятый кем-то с немецкой подводной лодки времен Отечественной войны (на  его бронзовом корпусе можно было различить свастику). И на примитивный лаг*, электронную схему которого сэр Джон позаимствовал из журнала «Катера и яхты».
Вот, пожалуй, и всё наше навигационное оборудование. Кроме этого,  ещё имелась маломощная радиостанция с километровым радиусом действия. Если бы нам понадобилась помощь, то сигналы бедствия, в лучшем случае, могли бы услышать только проплывавшие рядом дельфины.

     И все же мы, всецело полагаясь на эти приборы, на звёзды и на потрясающую интуицию капитана, шли к конечной цели.



                ПАТМОС

   На Патмос мы заходить не собирались, всё произошло спонтанно, как всегда. С тех пор, как мы вошли в Эгейское море, прошла  неделя. Скорее всего, на капитана произвели впечатления наши тоскливые лица. Всем безумно хотелось просто постоять на земле.
 
  Яхта «Лилия», с гордо реющим на корме украинским флагом, медленно втягивалась в гавань греческого острова Патмос. По крайней мере, так  наверное, виделось наблюдавшим за нами с верхушки острова представителям власти.

 А может, никто и не наблюдал. Просто так уж мы были зашуганы совдействительностью, что нам везде мерещилось чьё-то пристальное  око.
  Островная  марина* представляла собой бетонную причальную стенку. Яхты стояли по кругу. Мы нашли просвет между двумя большими парусниками и красиво пришвартовались. За нами с интересом наблюдали с обеих яхт. Соседями слева оказались итальянцы. Справа- молодожёны из Лондона, совершавшие свадебное путешествие. Обе яхты
были взяты напрокат, скорее всего, на острове Родос.

  Как только мы окончили швартовку, капитан строго настрого  приказал оставаться всем на лодке до прихода таможни и пограничников.
Ещё свежи были воспоминания о НАШЕЙ таможне и  НАШИХ пограничниках. Поэтому мы приготовились терпеливо ждать. Попытки Мишани спрыгнуть на берег были пресечены громким окриком родителей. Мы долго маялись ожиданием, разглядывая окрестности. Из бесчисленных заведений доносилась музыка,  в ресторанчике напротив на вертеле жарили осьминога. Это захватывающее действо происходило на свежем воздухе. Парнишка лет 16-ти вращал вертел за ручку, обёрнутую полотенцем. С осьминога всё время капало и угли громко шипели, особенно, когда юный повар брызгал на осьминога сухим вином. Причём делал он это весьма своеобразно. Набирал полный рот винного уксуса и, раздув щёки, распылял его над осьминогом. Угли шипели и всё это  представление вызывало бурную радость у посетителей.
Сначала я смотрел  как жарят осьминога с любопытством. Но, по мере приближения готовности блюда, меня начали посещать другие чувства. Я вдруг обнаружил, что плохо отношусь к ржавшим за столиком посетителям. Потом я возненавидел поваренка, искусно игравшего на публику. Под конец действа, когда осьминог покрылся золотистой корочкой, я возненавидел и его.
Это была обычная ненависть, рядового советского человека, лишённого всего этого и не имеющего возможности так же свободно, как люди на чужом берегу, заказать себе «осьминога на вертеле» и от души посмеяться.
И дело тут было не в отсутствии долларов, и даже не в том, что нам безумно хотелось есть.
 
   Уже через много лет, будучи с деньгами, и проживая  за границей, я временами испытывал те же чувства, глядя на совершенно беззаботных людей, жующих, ржущих, и ведущих себя, как попало. Думаю, это чувство знакомо почти всем, кто большую часть своей жизни прожил в стране под названием СССР.

   И тут, мы увидели ее…! На противоположной части марины стояла шикарная белоснежная яхта. Она была похожа на огромный белый рояль. На ее сверкающих бортах, как в зеркале, отражались лодки, вода и заходящее солнце. Некоторое время назад под натянутым на корме тентом, закончился ужин. Два стюарда в белых перчатках собирали посуду.
Мы уставились на этот «белый рояль», приплывший сюда словно из какого-то голливудского фильма.

  Прошло уже два часа ожидания. Однако, никто из местных властей так и не проявил к нам интереса…
Мы начали уговаривать капитана разрешить нам хотя бы постоять на берегу возле яхты. Но прошёл ещё час, прежде чем дядю Сашу, наконец, осенило,  - ни мы, ни яхта «Лилия» здесь, на этом острове, никого не интересуют.
С легким сердцем мы отправились знакомиться с островом.

  К ночи погода стала портиться. С моря задул крепкий ветер и яхты пришли в движение. Они безвольно болтались на ослабевших швартовых*, то и дело норовя боднуть бетонный причал. Вся публика продолжала развлекаться на берегу. И только мы, да ещё матросы с «белого рояля» пытались переставить якоря. А ветер, тем временем, разыгрался не на шутку. Яхта наших соседей слева стала наваливаться на нас своим высоким бортом. То же самое происходило и с другой стороны - яхта англичан бодала нас справа. Нашу малютку прижало с двух сторон и мы услышали, как угрожающе затрещала сначала обшивка, а затем и весь поперечный набор «Лилии».
Нашу яхту мы строили на совесть. Конструктивный поперечный набор лодки состоял из дубовых шпангоутов*, обшитых реечной доской. Поверх в три слоя была наклеена стеклоткань, пропитанная эпоксидной смолой. И всё это трещало, предвещая катастрофу.
Усевшись по двум бортам, мы пытались раздвинуть лодки, но наших усилий явно не хватало. При каждом новом порыве ветра раздавался треск всего корпуса и всякий раз казалось, что он будет последним для нашей «Лилии». Мы ощущали полное бессилие.   
А народ на берегу продолжал веселиться. С «белого рояля» доносилась музыка, иногда сквозь шум ветра и треск наших шпангоутов до меня долетали звуки знакомых джазовых мелодий.

  Когда ноги у всех стали ватными и силы казались на исходе, мы увидели бредущих по набережной итальянцев. Их чересчур оживлённая беседа и размашистая жестикуляция не оставляли сомнений. Итальянский экипаж был пьян. При этом они еще издали заметили, как мы из последних сил боремся с навалившимся ветром. Адекватно отреагировал только один. Он передал бутылку текилы* товарищу и побежал к своей лодке. Лучше бы он этого не делал. Что произошло дальше, трудно даже вообразить.  Мы услышали, как завёлся движок и наш сосед стал отходить от причальной стенки в сторону выхода из марины. Мы поняли, что он хочет поднять якорь, выйти из тесной марины и снова зайти, чтобы, как следует поставить на якорь свою лодку. Но поскольку итальянец был на яхте один, ему приходилось решать сразу две задачи – управлять судном и одновременно выбирать якорь. И в трезвом виде это сделать не просто. Выписывая какую-то замысловатую дугу, яхта итальянцев грозно нацелилась прямо в шикарный борт «белого рояля». Там услышали приближающийся шум двигателя,  на палубу выбежало несколько матросов. Судя по всему – экипаж «рояля» состоял из греков. По-английски они стали кричать что-то пьяному итальянцу. В ответ тот громогласно прорычал:

- sorry!,- и дал «полный назад». Теперь яхта итальянцев устремилась прямо на нас. Мы заорали, когда её высокая корма находилась уже в каких-то 20-ти метрах от «Лилии». Очередное, теперь уже обращённое к нам, «sorry», - и,  сбесившийся итальянец дал «полный вперёд». На «белом рояле» были готовы к такому манёвру, - четыре грека, вооружённые отпорниками*, перегнувшись через борт, уже ждали. Когда форштевень* яхты оказался в двух метрах от белоснежно-глянцевой поверхности борта, они дружно «воткнули» свои отпорники в скулу* итальянской лодки и мягко сопроводили ее в направлении выхода из марины.

  Через пять минут всё было кончено. Ветер неожиданно стих, «итальянец» тихо вошёл в марину и ловко пришвартовался рядом с нами. На «белом рояле» снова заиграл Майлс Дэвис. Вернулись лондонские молодожёны Крис и Дебора. Капитан итальянской лодки предложил нам выпить текилы  и мы с радостью приняли приглашение, хотя ещё пять минут назад злобно рассматривали следы от «крепких объятий» соседских яхт на наших бортах.
 
   Сначала мы выпили за дружбу между Италией, Украиной и Англией, потом просто за мир во всём мире. И тут, дяде Саше пришла в голову замечательная идея: угостить наших соседей бабушки Вариным самогоном. Бабушка Варя, Сашина мама сделала напиток по особой технологии специально по случаю нашего участия в регате. Самогон был без характерного сивушного запаха, имел крепость спирта и горел прозрачным голубоватым пламенем.

  В тот момент, когда дядя Саша разливал напиток в стаканы, ничего не подозревавшие иностранцы смотрели на нас счастливыми глазами. После выпитой текилы чувство вины у них улетучилось, как и наша злость по поводу происшедшего. К всеобщей радости мы даже успели обменяться сувенирами.
Но эти счастливые глаза перестали быть таковыми и полезли из орбит после первых же глотков нашего самогона. Итальянцы выхватывали друг у друга единственную бутылку «пепси», пытаясь запить бабушки Варин напиток. Такими я  и запомнил их. Мы поспешно попрощались и спустились на палубу нашей «Лилии». Кто знает, возможно, они решили, что это была  месть за причинённые неудобства.

  Утром мы покидали Патмос. Лучи солнца причудливо играли на глянцевых бортах «белого рояля». Итальянцев не было видно на палубе.  А представители местной власти так и  не почтили нас своим вниманием.     Я сидел на транце, свесив ноги в воду, и думал о том, что благодаря этому чудному острову я сделал для себя одно важное открытие – потерпеть кораблекрушение можно даже не выходя в море.


                СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ
   
   Ультрамарин Эгейского моря сменился кобальтом Средиземного. Собственно, никакого разделения между морями не было и не могло быть. Эгейское море, так же, как и Адриатическое и Тирренское, и даже Мраморное и Чёрное моря вместе с остальными – входят в бассейн Средиземного моря, а оно, в свою очередь, является частью Атлантического океана.

  За кормой остались три тысячи морских миль*, шёл 22-ой день  плавания. От соли тела покрылись белёсой коркой и мы беспрестанно чесались.

  Временами ветер закисал и тогда наступал штиль*. Лодку начинало болтать из стороны в сторону, паруса бесполезно хлопали, от жгучего солнца  нельзя было спрятаться. К тому же,  наваливалась такая апатия, что не хотелось ничего делать. В такие моменты выручал томик Кунина, единственная книжка, которую я взял с собой. Мне нравилась только что вышедшая повесть «Иванов и Рабинович, или ай гоу ту Хайфа». Я открывал её на любой странице и лениво скользил взглядом по заученным наизусть строчкам.

  Тем днем закисло надолго и нас начало потихоньку сносить в сторону Ливана. Если наши расчёты были верны, до Хайфы оставалось пройти не более 90 миль. При хорошем ветре такое расстояние мы проходили менее чем за один день. Но нас продолжало сносить к Ливанскому берегу, до которого было около 30 миль.

  Я размышлял о преимуществах галеры или «чайки» перед современным  парусником в безветренную погоду. И, конечно задавал себе вопрос:  забирались ли запорожские чайки в эти воды? Раз уж мы, на своей «Лилии», обманув бдительность турок, добрались сюда, заключил я, то атаману Сирко с его хлопцами и подавно это удавалось.
Тем более, ходили легенды о необычных способностях атамана…

                ОБОРОТЕНЬ
               
    Наделённых такими способностями людей, в украинских сёлах называли «характерники». При жизни атамана в казацкой среде и даже среди врагов, ходили байки о том, что Иван Сирко полой своего кафтана ловит вражеские пули, подставляет руку под сабельный удар и на руке остаётся едва заметный след. А чего стоил слух о том, что атаман способен превращаться в волка? Кстати, «сирко» – это один из синонимов слова волк. Но чаще, люди жившие с атаманом в одно время и их потомки рассказывали, что он обладал способностью нагонять сон на врагов и оставаться невидимым, когда этого требовала ситуация.  Казаки со своим атаманом могли пройти под самым носом у неприятеля, оставаясь незамеченными. Не верите?! А я верю!
 
Если так было угодно судьбе, что дитятко родилось с зубами, то,  чем чёрт не шутит, вполне возможно, что все невероятные способности атамана  были ему «по зубам». Иван Сирко умер, завещав отрубить свою правую руку и ходить с ней на врагов. Чудодейственная сила атамана помогала и после его смерти. Семнадцать лет (!), пишут историки, ходили казаки в бой с рукой атамана Сирко. И не знали поражений! Говорят даже, что чудодейственная рука помогла маршалу Кутузову освободить Москву от Наполеона. В статье украинской журналистки Светланы Тригуб есть сведения, что Кутузову стало известно о руке атамана, когда армия Наполеона стояла в Москве. Послали казаков, привезли руку, объехали с ней вокруг Москвы… На другой день – супостат ушёл. Стало быть, не исчерпалась чудодейственная сила за полтора столетия!
 
  В связи с этим возвращусь к истории взятия Дюнкерка. Ну, хорошо, не видел шевалье Д’Артаньян  ни Сирко, ни его хлопцев. А может, атаман, не будь дураком,  не захотел подставляться под гишпанские пули. Может, он просто воспользовался своими магическими чарами, да и взял Дюнкерк так, что его самого никто и не заметил.

                * * *

…Честно признаюсь, в тот день ни о каких таких способностях атамана Сирко я не думал. Даже «Иванова и Рабиновича…» не открыл, как обычно.
Неприятности сыпались на нас одна за одной. Перестал работать лаг и стало катастрофически падать напряжение в аккумуляторной батарее, и это  продолжалось всю ночь. В четыре утра я заступил на вахту. Вообще, для многих моряков самой трудной считается, именно эта вахта, не зря она получила  название «собачья вахта». Но английские моряки «собачьей вахтой» называют почему-то две полувахты – с 16-00 до 18-00 и с 18-00 до 20-00.

                АЙ ГОУ ТУ ХАЙФА


    Заступив на «собачью вахту» я подсознательно ожидал продолжения неприятностей. И они не замедлили появиться. Сначала я увидел два «фантома» (F-16), идущих на низкой высоте встречным курсом. Потом они, сваливаясь на правое крыло, ушли в сторону, где по нашим оценкам был Ливан. Когда через пять минут нашу яхту основательно тряхнуло, я понял, что мы уже близко от нашей цели и Израиль где-то рядом. «Фантомы» исчезли, как  и появились, неожиданно. А  со стороны берега, откуда только что слышны были взрывы, прямо на нас уже мчалось какое-то судно. Мне не пришлось будить экипаж, все уже были на палубе. Глядя в бинокль, капитан, как всегда, спокойно сказал:

 - Мишаня, сынок, майнай израильский флаг.
 
Мы поняли, что дела наши плохи. Флаг Израиля мы подняли заблаговременно, ещё вечером, когда вошли в «стомильную зону»*. Мишаня  дёргал флаг-фал*, но он безнадёжно запутался и Маген Давид, словно подразнивая, продолжал трепетать под краспицей*.
 
Тем временем, военный катер, а это был именно он, приблизился настолько, что мы успели разглядеть некоторые подробности: отсутствие флагов и каких-либо знаков, указывавших на его принадлежность.  Но гораздо большее впечатление на нас произвело не это.  На палубу катера выскочили одетые в каски и бронежилеты военные и заняли места возле крупнокалиберных пулемётов.
Сквозь рёв двигателей мы не услышали, а лишь увидели, как они передёрнули затворы. Маген Давид гордо развевался на мачте, а ливанцы, мы были уверены, что это были они, - расставив пошире ноги, целились нам в грудь. Не знаю, как остальные, а я тогда подумал,- мы так долго сюда добирались, мы терпели всяческие лишения и теперь… Вот так  всё закончится?
На палубе катера появился офицер с мегафоном. Фраза на английском вывела нас из оцепенения, но лишь со второй попытки мы поняли, что речь идёт о нашей радиостанции.
Нам предлагали стать на один из каналов. Мы мигом вытащили на палубу миниатюрную рацию и продолжили общение в радиоэфире.
Вопросы задавались на английском. Мы, с нашими скудными познаниями в этом языке, пытались отвечать. Привожу этот исторический радиодиалог в русском переводе.

- ОТКУДА СУДНО?

- УКРАИНА (произнесенное по английски UKRAINE, было, почему-то, не понято, и нас снова переспросили)

- ОТКУДА СУДНО?

-УКРАИНА (после очередного ответа UKRAINE, звучавшего, как «юкрейн», последовал неожиданный вопрос

- БАХРЕЙН???

Подавив чувство национальной гордости (ровно год назад Украина получила независимость), мы ответили:

 - СОВЕТСКИЙ СОЮЗ.

 - НАЗВАНИЕ СУДНА?

 - ЛИЛИЯ.

 - ЛИВИЯ???

 - ЛИ-ЛИ-Я.

 - ЛИВИЯ???

Лихорадочно мы соображали, как сказать на английском слово «цветок», но не могли вспомнить. Наконец, Лиля вспомнила, как это произнести на французском. Кажется, нас поняли.

 - КУДА ВЫ ИДЁТЕ?

 - МЫ ИДЁМ В ХАЙФУ.

 - ЦЕЛЬ ВАШЕГО ВИЗИТА?

 - МЫ ПУТЕШЕСТВУЕМ И НУЖДАЕМСЯ В МЕЛКОМ РЕМОНТЕ, У НАС КОНЧАЕТСЯ ЗАПАС ПИТЬЕВОЙ ВОДЫ.

И тут, последовал вопрос, который в обычной обстановке, вряд ли, вызвал бы учащённое сердцебиение, но пулемёты продолжали целиться нам в грудь.

- ЕСТЬ ЛИ НА БОРТУ ЕВРЕИ?

Мне почему-то вспомнился старый фильм о войне, и рыжий эсэсовец, который  спрашивал пленных по-русски: - Есть ли среди вас коммунисты и евреи?
Несмотря на то, что дядя Саша пытался наступить мне на ногу, я вздохнул поглубже и сказал в динамик нашей радиостанции:

- ЕСТЬ.

Уже сам факт, что вслед за этим не последовала пулемётная очередь, придал нам уверенность, а следующий вопрос, и вовсе, развеял все сомнения.

- ЕСТЬ ЛИ У ВАС ДРУЗЬЯ ИЛИ РОДСТВЕННИКИ В ИЗРАИЛЕ?

Мы дружно закивали и я сообщил данные своего брата. Эфир замолчал на несколько минут. И, вдруг, повинуясь приказу, пулемётчики опустили стволы. Вслед за этим, один из них подошёл к борту, виновато развёл руками, и, как мне показалось, пробормотал что-то по-русски. В эфире щёлкнуло, мы услышали:

- ВАМ РАЗРЕШЕНО СЛЕДОВАТЬ В ПОРТ ХАЙФА.

Взревев двигателями, катер начал удаляться.  Мы стояли с опущенными по швам руками и тупо глядели ему вслед. Первым вышел из оцепенения капитан. Он схватил рацию и почти прокричал в эфир:

- УТОЧНИТЕ НАШИ КООРДИНАТЫ!!!

Несмотря на то, что израильский пограничный катер был уже едва виден, нас услышали и сообщили координаты. Мы находились в 20-ти (!) милях от Хайфы.
 
  Уже ночью мы, наконец, увидели первые береговые огни. Это было невероятное, потрясающее воображение зрелище. Огни появлялись откуда-то сверху. И через какое-то время уже всё небо перед нами было в разноцветном сиянии.  Судя по лоции*, перед нами была гора Кармель, на вершине и склонах которой удобно расположилась Хайфа.

Целую ночь мы болтались в Хайфском заливе, дожидаясь хоть какой-нибудь видимости. От волнения никто не спал.
Уже на рассвете услышали шум приближающейся моторки. Когда она поравнялась с нами, мы спросили, тщательно подбирая английские слова, как нам найти яхтенную стоянку. Мужик на моторке несколько секунд переваривал наш английский, а потом спросил:

- Может вы говорите по-русски?

  Через полчаса «Лилия» бросила якорь в хайфской марине, а ещё через пару часов  мы уже ехали в полицейском автобусе по направлению к порту.

  Все формальности были улажены. К нашей невероятной радости  мы получили въездные визы сроком на 20 дней.
Пока представители таможни и пограничники делали свое дело, в комнату вошёл какой-то морской офицер. Как оказалось, это был капитан того самого израильского корабля, встретившего нас в море.
Он привёл с собой девушку, тоже в морской форме и она начала переводить:

- За вами наблюдали давно с помощью спутников. Пытались связаться с вами по радиосвязи, но вы не отвечали на все наши запросы. Когда ваше судно подошло к территориальным водам Израиля, было принято решение о перехвате. Вы, наверное, слышали, - девушка смутилась и посмотрела сначала на нас, а потом повернулась в сторону своего командира,- что ситуация с нашими соседями очень непростая. Террористы  уже пытались в этом году несколько раз таранить объекты на берегу с помощью начинённого взрывчаткой катера. Может, хотите задать вопросы капитану? Его зовут Дани, а меня Орит.
 
  С помощью Орит мы объяснили капитану Дани причину нашего радиомолчания. На что израильтянин вполне резонно ответил,- выходить в море с такой маломощной рацией, очень опасно.
На этом наше общение закончилось. Он уже собрался уходить, но напоследок спросил:

- А зачем вы запрашивали свои координаты? У вас были проблемы со спутниковой навигацией?

Мы снова попросили Орит перевести, что у нас на яхте нет никакой спутниковой навигации. И весь наш путь сюда, с Украины к израильским берегам, мы ориентировались по компасу, с помощью лага и морских карт.
Он сделал большие глаза, воскликнул что-то на иврите и вышел. Это слово, эмоционально произнесенное израильским моряком, надолго затерялось в моей памяти, но, спустя восемь лет, когда я приехал в Израиль как новый репатриант, оно само собой всплыло из глубин подкорки.  «МИШУГАИМ», что в переводе на русский звучит условно вежливо – ненормальные.

                ПОСЛЕСЛОВИЕ

  «Лилия» тогда вернулась домой без меня, а я ещё на несколько недель задержался у брата. Но вместо меня  на борт взяли одного нашего общего знакомого. Он всё равно собирался в отпуск. А тут, такая оказия! Даже не нужно брать билеты на самолёт. Ох, и хлебнул же он экстрима! Дядя Саша потом рассказывал, что они попали в шторм и высота волн была на уровне краспицы.
А дальше началось самое интересное, когда в Одессе на лодку пришли пограничники. Они были просто в шоке! Один гражданин Украины остался в Израиле, а вместо него приплыл другой, израильский гражданин.  Ну, представьте себе такую ситуацию двумя годами раньше и что  за этим могло последовать. Ан, ничего, съели.

  С тех пор прошло  почти 20 лет. Мой кровный брат Кузьма открыл частное архитектурное бюро и стал одним из ведущих архитекторов Днепропетровска. Дядя Саша – православный священник и служит в сельской церкви. Лиля помогает ему в храме. Мишаня вырос и работает в крупной компьютерной фирме. Сейчас он капитан «Лилии». За эти годы он усовершенствовал и существенно обновил яхту. Как сложилась судьба сэра Джона мне не известно.
А вот, о судьбе казацкой чайки, которую мы встретили в Херсоне, вначале нашего путешествия, могу рассказать. Их (художников) всё-таки выпустили  из страны и они успели в Сен-Тропе. Но на этом их приключения не закончились. 9 лет (!!!) они ещё куролесили по европам, изредка возвращаясь на родину.
Побывали даже на открытии кругосветной яхтенной регаты  в Саутгемптоне, где присутствовала королева Великобритании Елизавета. Как обычно, все участники прошли парадом, приветствуя королеву. Львовяне на своей чайке тоже решили участвовать в параде приветствия. Проходя мимо Елизаветы, от всей души долбанули из корабельной пушки… Все газеты потом писали, что пушечный выстрел был настолько неожиданный, что королевская охрана не на шутку испугалась. Казаки! Что с них возьмёшь?! У них всё не по протоколу.

  Когда израильская армия проводила военную операцию в Газе, а моя дочь служила на авиационной базе, я снова вспомнил славного атамана и его чудодейственную руку. Вот бы объехать с рукой Ивана Сирко вокруг Газы, - помечталось мне тогда. Как ни крути, а французы в своё время оставили Москву! Может и с Хамасом получилось бы? 
Так  ведь, обвинят в расизме. Потребуют срочно собрать заседание совбеза ООН по случаю  применения Израилем «неконвенционального» оружия против палестинского народа.  И последствия скорее будут предсказуемыми.  Увы, мечтать надо осторожно.

    
   
    
                СЛОВАРЬ МОРСКИХ ТЕРМИНОВ

*ахтерпик – крайний кормовой отсек судна.
*бушприт – горизонтальный или наклонный брус выступающий за форштевень парусного судна и служащий главным образом для крепления носовых парусов.
*вахта – дежурство на судне.
*галс – курс судна относительно ветра.
*гальюн – судовая уборная.
*гандикап – спортивные соревнования разных по классу участников  с     предварительным уравниванием шансов на победу, как правило,  путём предоставления слабейшим форы.
*грот – нижний прямой парус на грот-мачте парусного судна. На одномачтовых судах гротом, как правило, называется задний парус.
*дакрон – прочный лёгкий материал для пошива парусов.
*каик – турецкое лёгкое гребное судно, лодка удлинённой формы.
*клавишный фаловый стопор – устройство для удержания фалов в натянутом состоянии.
*кокпит – углублённое открытое помещение в кормовой части палубы, место для рулевого и пассажиров.
*конец корабельный – любая верёвка, линь, трос не использующийся  в данный момент.
*корвет –  трёхмачтовый парусный военный корабль XVII-XIX в.в. с  прямым парусным вооружением
*краспица – распорка между мачтой и снастями стоячего такелажа  для обеспечения опорной реакции вант. Расположена в верхней части мачты.
*лоция – руководство для плавания в определённом бассейне, водном  пространстве
*марина – оборудованная яхтенная стоянка.
*миля морская – 1852 метра.
*нз – неприкосновенный запас.
*нок – оконечность реи.
*остойчивость – способность судна противостоять внешним силам,  вызывающим его крен или дифферент.
*отпорник – специальный алюминиевый багор, применяемый в морской  практике.
*пайола – деревянный решётчатый настил.
*плавник руля – передняя подводная неподвижная кромка руля, для  придания ему лучших гидродинамических свойств.
*приватир – частное лицо, которое с разрешения верховной власти воюющего государства снаряжало за свой счёт корабль с целью захватывать  купеческие суда неприятеля.
*рей – горизонтальная поперечина мачты, подвешенная за середину и служащая для крепления прямых трапециевидных парусов.
*румпель – ручка-рычаг руля, имеющая изогнутую форму.
*скула –  носовая и кормовая крутизна в линии корпуса.
*спинакер – лёгкий дополнительный парус, используется при попутном ветре (на полных курсах)
*стаксель – косой парус треугольной формы.
*стомильная зона – в морском праве отсутствует понятие «стомильная зона». Международное право определяет прибрежную зону  государства – полосу шириной 12 морских миль.
*текила – кактусовая водка, широко известная не только морякам.
*транец – плоский срез кормы, обращённый к воде.
*фал – снасть, служащая для подъёма некоторых рей, парусов, сигнальных флагов.
*фальшкиль – дополнительный киль, прикреплённый к главному для  предохранения его от повреждений при посадке на мель или для  придания судну большей  устойчивости.
*фарватер – судовой ход, безопасный в навигационном отношении.
*форпик – носовой отсек.
*форштаг – передняя оттяжка мачты.
*форштевень – брус, образующий переднюю оконечность судна (продолжение киля в носовой части).
*флаг-фал – снасть для подъёма флага на мачту.
*фрегат – трёхмачтовый парусный корабль с мощным артиллерийским вооружением (до 60 пушек).
*швартов – растительный или стальной трос, с помощью которого  судно закрепляют у причала.
*шлюз – специальная камера, с помощью которой осуществляется  подъём и опускание судов.
*шлюп – (малый корвет). Трёхмачтовый военный корабль второй  половины XVIII - начала XIX  века с прямым парусным вооружением.
*шпангоут – ребро судового остова, элемент поперечного набора.
*штиль – полное безветрие.


     ЛИТЕРАТУРА:

1.Андреев А.Р. «История Крыма», М., 2002 г.
2.Губарев В.К. «Флибустьеры из Запорожья». Интернет. Гайд-парк историков и любителей истории. Июнь 2010 год.
3.Добролюбский А., Голубарь О., Красножон А.    «Борисфен –Хаджибей – Одесса». Одесса-Кишенёв. 2002 г.
4.Добролюбский А. «Одиссея» Иосифа де-Рибаса.
 Журнал «Октябрь» N7,  2005 год.
5.Жаров М. «Морские походы запорожских казаков» (Интернет-версия), 2007 г.
6.Кащенко А.Ф. «Оповiдання про славне Вiйсько Запорозьке» (Интернет-статья. 3 сент. 2009 год)
7.Кравцевич-Рожнецкий В. «Чорний корсар i Cидiр Бiлий», 2001 г Корнейчук Д. «Отсель грозить мы будем турку». Хронос. (Интернет-версия).
8.Мицик Ю.  «Евреi – козаки» Клуб реконструкции древней и средневековой еврейской истории. 4 мая 2008 г. (Интернет-версия)
9.Николаев и его история,   воспоминания и   архивные   записи лица, факты. Интернет-версия. www.nikolaevcity.info
10.Скальковский А.О. «Iсторiя Новоi Сiчi, або останнього Коша Запорозького». Днепропетровск. Сiч. 1994 г.
11.Скрицкий Н. «Морской флот» N4, 2007 г. Из истории флота.          Походы Ивана Сирко.
12.Смирнов А. «Морская история казачества», М. 2006 г.
13.Ханке Хельмут. «На семи морях. Моряк, смерть и дьявол. Хроника старины» (Электронная библиотека).
14.Чубатый Б «Запорожское морское лыцарство» (Интернет-верс.)
15.Яворницкий Д.И. «История запорожского казачества»,  К., 1990 г., том 2
16.Интернет-форум «Мой город – Херсон». Статьи: «Вдоль Казикерменского шляха» и  «Казаки-моряки с Большого Потёмкинского острова»