Часть 2

Валери Энн
ГЛАВА 3
-Ну что?
Челси лежал на моей кровати. Он смотрел какой-то мультик по дивиди. Моя комната была очень большой. Микки поэтому злился, потому что думал, что меня любят больше, раз и самая большая комната досталась мне. А я ему сказала, что нечего было рождаться на 6 лет позже. После рождения Микки мама приняла моё предложение сделать наш дом более уютней. Я и Челси ходили по магазинам в поисках таких вещей, как корзинки, свечки, лампочки, подушки, цветы искусственные, милые картинки. Мы даже наши семейные фото распечатали. На мою комнату тоже выпала небольшая доля. Я развесила фонарики, на стене красовались фото меня и мамы, меня и папы, просто меня, меня и Челси. Я попросила папу прибить мне пару полочек, на которых позже выстроились в ряд различные пластинки, фильмы ужасов, книги ужасов и детективы, пару классических книг, сиди моих любимых групп и просто классической музыки. Классику я полюбила благодаря балету, и это огромный плюс. В углу напротив двери папа сделал маленький станок, чтобы было, где позаниматься. ЗА всё время моей балетной карьеры я сменила около 15 пар пуантов. Романтическая пачка завалялась в комоде, хотя это было моим любимым дополнением к трико. На одной стене, прямо над кроватью, висел портрет Анны Павловой. Мой идеал. Всё бы отдала, чтобы перенестись во времени и увидеть её выступление вживую. На подоконнике стоял магнитофон. Компьютерный стол был весь заставлен книгами, стаканами с кисточками, также на нём находились ваза с искусственными цветами, мой альбом для зарисовок. Над столом висело много напоминалок. "Сходить с Микки в магазин пластинок", "Рассказать Челси про девушку, которая смотрела на него в папином ресторане", "Купить новые краски и книгу "Оно"", "Занятия во вторник в 12.00". Столько воспоминаний. Хотелось просто это всё выкинуть. Но рука не поднималась. Моя комната - мой мир, в который я пускала только двоих. Двоих моих любимых, которые всегда были со мной против всего мира. Но одного из них я потеряла. Я посмотрела на карту над комодом: дротиками были отмечены все места, которые я хотела посетить. Аляска, Чикаго, Лондон. А на комоде в придачу стоял светящийся глобус. Ночью я всегда оставляла его гореть. Он был моим ночником, помимо фонариков. А комиксы валялись под кроватью вместе с распечатками моих любимых стихов. Патифон стоял на прикроватной тумбе, над которой висел плакат с фразой на нём: "Невозможно быть кем-то одним". Я была полностью согласна. Я не просто балерина. Я бунтарка-художница-отличница-виртуоз-писательница-балерина. Помню, как папа однажды сказал про меня: "Ты разрушила все стереотипы, касающиеся жизни балерин". Я долго над этим думала. А ведь и правда. Все балерины, сколько их знаю, были лёгкими, нежными, как пёрышко, а я в то время была как что-то несидящее на месте.
 Внешность меня, конечно, заботила, но не на все 100. Косметикой я вообще не пользовалась. А одежду покупала, такую, какая мне была удобна. Но она была очень красивой. Мне так говорил Микки. Он любил, как я одеваюсь. Шкаф был забит в основном чем-то свободным, необлегающим. Исключение составляли прикиды для балета. Кресло-мешок, которому уже, наверное, лет 30, всегда было занято. На нём лежала моя гитара. Челси меня учил на ней играть около года. Сначала я хотела даже бросить. Но потом выходило просто чудно. Ловец снов, висевший на люстре, подарил мне одноклассник на День Св. Валентина. Подарок был впечатляющим, но парень мне не нравился. Я сказала ему, что он может быть мне только товарищем, и извинилась, а он обозвал меня тупой дурой и больше не разговаривал. Нам было по 12.
 Челси лежал посреди большого количества подушек и пары медвежат, которые у меня с детства.
 Но в глаза бросались обычно зарисовки комиксов на всех стенах. Их дарил мне Челси. А некоторые я нагло выпрашивала. Он рисует комиксы с раннего детства, как только увидел мультики про Человека-паука. С тех пор это его страсть. Зарисовки любимых персонажей плавно переходили в нечто иное. Нечто более профессиональное. Челси рисовал одноклассников, меня, даже Микки. Он этим жил. Ему, кроме бумаги с карандашом, ничего не нужно было. В отличие от меня. Я пыталась везде всегда влезть. Всё умела, но определённо любимого занятия у меня не было. Разве что чуть выше остального у меня был балет. Раньше с Челси мы говорили обо всём, что любили: музыка, книги, ужастики, комиксы, балет. А за эти две недели мы не обсуждали почти ничего. Мне не хватает наших старых разговоров. Но чувствую, что даже если заговорить на эту тему, то станет ещё больнее. Все мои увлечения связаны не только с Челси, но и с малышом Микки, с мамой, с папой.
 Вся эта комната - мемориал. Каждая вещь несёт за собой историю. Всё здесь создавалось с любовью и теплом. И мне будет очень тяжело с этим расстаться. Но находится здесь и осознавать, что тех людей, которые помогали мне создавать всё это, больше нет рядом, тяжелее в тысячу раз.
 Я наконец взглянула на Челси. Он поднялся и прижал меня к себе. Ещё один разрушенный мной стереотип: для балерины я была через чур низкой, поэтому старалась вдвойне.
-Сандра сказала, чтобы я посмотрела место, в котором должна жить некоторое время.
Челси посмотрел на меня сверху вниз:
- Давай, лилипутка. Что за место?
- Как там.. Литтл Грин Парадиз, вот.
 Челси уже сидел за столом у ноутбука и писал название за мной. Через секунду я увидела множество ссылок. И фото. Я обомлела.
 Много двухэтажных(я бы даже сказала, охотничьих) домиков выстроились в форме подковы. Вокруг распластился зелёный лес. Фото было сделано на высоте. В стороне виднелось голубое озеро, названия которого я не знала.
 Мы прочитали с Челси всё от корки до корки(почти 2 часа!). В основном та было написано про историю штата и главный город. Про климат. Про то, что лучше всего с собой взять. В общем, ничего интересного я там не нашла, но пейзаж меня всё-таки зацепил. Тем более, что фотографий было несколько. И все похожи. Но все прекрасны.
- Неплохо, - всё, что он сказал.
 Я взорвалась:
- Челси, чёрт возьми! Я могу уехать и неизвестно когда вернутся. А ты реагируешь, как измученный долгими годами рутины муж, которому на всё наплевать! И который всегда соглашается, лишь бы от него отстали!
-Брехня,-запротестовал лучший друг.
-Заткнись! Что мне делать? Почему ты ничего не советуешь? Ты же всегда меня поддерживал...
 Челси смотрел на меня, не решаясь сказать что-то. Но в конце концов, он загворил:
- Ами. То, что ты пережила - огромная утрата. Ты думаешь, я не вижу, как тебе тяжело здесь находится? Ты же как смерть ходишь. Тут всё тебе напоминает о них. О родителях, о Микки. Я желаю тебе только счастья. Я тоже хорошо знал и любил твою семью, мне тоже тяжело, но не так, как тебе.И я уверен, что они бы не захотели, чтобы я тебя держал. Может, это и к лучшему тебе пока уехать. Я ни на секунду не захочу, чтобы ты покинула меня. Но я всё понимаю. И каким бы я другом был, если бы уговаривал тебя остаться?!  Я буду приезжать. Часто. Никто и никогда нас не сможет разлучить. Я всегда знал и знаю, что ты сильная. Ты справишься. Тебе там будет лучше, я уверен. А когда ты вернёшься, то сможешь жить у меня. И я очень надеюсь, что когда ты приедешь обратно, то сможешь удостоить меня своей искренней улыбкой. Улыбкой Ами.
 Я посмотрела на Челси так, как не смотрела прежде никогда. И наконец вымолвила:
- Ты был моим самым лучшим в мире другом, есть мой самый лучший в мире друг, и останешься моим самым лучшим в мире другом. До самой смерти. Мне друзей, кроме тебя, никогда не было нужно. Я очень тебя люблю, Челси.
- Ами, не надо, не плачь.
 Я уткнулась ему лицом в плечо. Это были слёзы благодарности. За то, что у меня такой прекрасный друг. Я тихонько засмеялась. Челси тут отпрянул:
-Эй, стоп! Ах ты! ТЫ же никогда не плакала, сколько я тебя помню. Никогда. Ты же у нас парень в пуантах.
-Эти слёзы не считаются,- я вытерла глаза, - а теперь пообещай мне одну вещь.
- Я не буду петь в школьном хоре! Ни за какие коврижки! Это ты у нас певичка-птичка.
 Я засмеялась:
-Ты раскусил мой план. Ладно, шучу. Я не об этом. Пообещай мне даже не одну, а несколько вещей.
- Я пришлю тебе чек,-процедил Челси.
-Так, пока я не сбилась. Первая - если я не вернусь к началу учебного года, то ты сообщишь миссис Радлер, что произошло, но только ей.
- Записываю,- пошутил Челси.
-Вторая вещь - ты будешь звонить мне каждый день.
- Ну про это могла и не говорить.
- И последняя, - я подошла к настенной полке и взяла с неё цветок папоротника, - когда я вернусь, он должен быть у тебя.
-Твой сумасшедший папоротник?- Челси посмотрел на меня с недоверием.-Ты же никому никогда не разрешала его трогать. Даже Микки.
-Я не хочу, чтобы он умер.
-Тогда возьми его с собой.
-Нет. Я хочу, чтобы он был у тебя. Это растение, оно, ну, оно..
-Так я буду ближе к тебе, - заключил Челси.
-И не бросай рисование комиксов. Понял меня?
 Челси сразу начал:
-Я никогда его не брошу, Ами, ты же знаешь.
 У Челси зазвонил телефон. Он взял трубку:
-Да, мам..Угадай с трёх раз..Бинго!.Держится..Она скоро уедет..Я тебе дома всё объясню..И я тебя.
Челси завершил звонок и посмотрел на меня. Было около 2-ух часов дня. И поэтому ко мне в голову пришла утешающая мысль:
-Давай посмотрим пару-тройку фильмов. Сандра пока что-то готовит. Я ей сказала, что ответ скажу вечером. так что у нас есть время.
У Челси загорелись глаза:
-Один фильм выбираю я, один ты, окей?
- "Сайлент-Хилл"
-"Человеческая многоножка"
Я пошла брать нужные диски. Первый("Сайлент-Хилл") я уже вставила в дивиди. Пока загружалось, я улеглась на кровать рядом с Челси, выложив телефон на прикроватную
тумбочку. На ней всё так же лежала книга "Противостояние", к которой я не притрагивалась с той роковой ночи.
ГЛАВА 4
 В Нью-Йорке вечерело. Я и Челси, посмотрев все фильмы, решили немного порисовать. Я плавно перешла от эскизов к раскрашиванию. Мультяшные лица родителей и Микки получились очень забавно. И правдоподобно. Я слишком хорошо помню черты их внешности. Золотистые волосы мамы-когда-то она говорила, что в школе все девочки ей завидовали, потому что они выглядели бесподобно-прекрасно смотрелись на оранжевом фоне. Короткая стрижка папы маме всегда нравилась. Микки называл её "моднявой", а папа обижался. Что касается моего брата, то я пыталась максимально точно передать на бумагу его бледное от природы лицо, большие зелёные глаза, светлые, как рожь, волосы. И очень осторожно, маленькими точками стала дополнять его ангельское лицо веснушками. Они были даже на руках. Микки внешностью пошёл в маму: оба очень бледные, с волосами цвета ржи, и с веснушками по маленьким носам и щекам. А я пошла в отца: тёмные волосы, тонкие руки и пальцы-для-пианино-или-кисти, вот только глаза отличались. Мама с Микки зеленоглазые, у папы были глаза цвета моря. Синие, насыщенные. А я ни та, ни другая. Родители говорили, что когда я родилась, то глаза были карими. Но потом, к годам черытём, они постепенно стали изменять окрас на сиреневый. Мы даже ходили к врачу: узнать, что это вообще значит, и спросить, не болезнь ли эта какая-нибудь. Но доктор меня только поздравил. Потому что, такой цвет глаз самый редкий и самый красивый. Я маленькая тогда ещё ничего не понимала. Но потом, когда уже училась в школе, на меня то и дело все пялились. Конечно, потому что тогда я была одного роста со всеми, и никому не приходилось нагинаться, чтобы заглянуть мне в глаза. Разве что взрослым после того, как им проболтался кто-то из детей. Одним казалось(как и нашей семье сначала), что я больна чем-то. Другие считали, что это линзы и что я просто выпендриваюсь, чтобы казаться крутой мелкой девахой и нравится мальчикам. Но Челси говорил, что это круто, что я одна такая на весь мир. Нам было по пять или по шесть лет. С тех пор мы эту тему не поднимали. Да и незачем было. Благодаря Челси я больше не переживала о том, что думают другие о моих глазах. Главное, что это моё дело. В будущем-в лагере, в средней и старшей школах, в балетном классе- мне задавали вопросы о цвете моих глаз. А я просто махала рукой и говорила, что это не самое главное.
 И из воспоминаний я резко перешла в свою комнату, где должна закончить работу. Папу я ещё не успела раскрасить. и, решив начать с волос, взяла в руки коричневый карандаш. Себя я не рисовала. Да и желания не было. Пару штрихов, и моя работа закончена. Рисовав бы я профессионально, то доделывала рисунок ещё дня три. Но это не для кого-то. Это для меня. А мне и так нравится. Это первая работа, которая мне действительно нравится. все остальные мною нарисованные "шедевры" я критикую. Но это что-то другое. Когда боль перенаправляют в работу, получается в разы лучше, чем обычно. Уж не знаю, почему так заведено. Но только что я в этом убедилась.
-Им понравится?
 Челси отвлёкся от своего комикса и подполз ко мне(я рисовала за столом, он - на полу). Он взял листок бумаги и взглянул на то, что было изображено. Лицо его переменилось. Ему больно. Он молча смотрел на рисунок некоторое время, но потом сказал:
-По-моему, это лучшее из всего, что ты когда-либо рисовала.
- Я тоже так думаю.
-Иди ко мне.
 Я слезла со стула и приземлилась рядом с ним. Мы оба улеглись на спины и смотрели в потолок. На нём было что-то вроде коллажа моей мечты. Фотографии разных стран из Интернета, в которых я ни разу не была и вряд ли побуду.
-А помнишь,-нарушил тишину Челси,-как мы в классе шестом хотели втайне от наших родителей улететь в Европу?
Я улыбнулась:
-Мы тогда неделю решали, в какую страну и город сбежим.
-И выбрали Германию.
-Да,-усмехнулась, как всегда неубедительно, я.
 Мы ещё некоторое время полежали в разговорах о детстве и прошлом, а потом Сандра позвала нас ужинать.
 Когда мы спустились вниз и прошли через гостиную, смежную со столовой и кухней, то пораскрывали рты от удивления. Весь стол заставлен закусками. Три тарелки стояли в ожидании, что их кто-нибудь наполнит. В центре была курица-гриль. Сандра(её кудрявые волосы торчали во все стороны и не были заплетены) стояла, улыбаясь.
 Первой откликнулся Челси:
-Я уж думал, что вы тут заснули. Мы же не выходили часа четыре из комнаты.
-Ты думаешь, что вот всё это, - Кассандра обвела руками стол,-приготовиться на один час? Совсем сбрендил? А вы ребята, кстати, вовремя. Я уже хотела идти вас звать. Но раз все в сборе, то прошу. И да,- она посмотрела на меня,-Ами, не молчи, ладно?
 Я кивнула, но потом сказала:
-Хорошо.
 Мы все уселись и начали есть. Я положила в тарелку овощной салат, картофель и курицу.
-Так чем вы двое занимались, пока я тут колдовала? В половой контакт не вступали?
Я поперхнулась:
-Сандра! Мы лучшие друзья.
-А что такого? ВЫ же всегда вместе. Вот я и подумала.
В беседу присоединился Челси:
-Я с удовольствием могу разговаривать в половых вещах. Но не с вами двумя!
-Извращенец, - выпалила я, издав подобие смеха.
-Зануда-ответила Сандра.-С мамой обсуждать собрался?
-Я с особами женского пола в беседы подобного типа не вступаю.
-Дискриминант, - произнесли мы с Сандрой одновременно.
 Челси только покривлялся и снова принялся издеваться над куском курицы.
-Ами,-Сандра уже смотрела на меня. Если меньше минуты назад в её взгляде читались веселье и минутная радость,то сейчас глаза былли полны серьёзности,-ты узнала про Парадиз? Всё в Интернете нашла?
 Я кашлянула.
-Не совсем. НА официальном сайте дана типичная информация. Типо, история Парадиза, возраст, природа. Даже про сам штат написали! Но меня интересует другое. Это не школа, и даже не интернат. Так что же это? Ты знаешь, Сандра?
- Это убежище.
-У-убежище? В смысле?
- В смысле там ты можешь быть свободным.
-Но разве в убежище можно быть свободным?
-Для кого как. Туда приезжают подростки, которым нужно найти что-то для себя. Одни ищут покой, другие - любовь, третие - семью.
 Я замолчала. Ничего больше не буду спрашивать. Сама всё увижу.
-Я поеду.
-Это замечательно!-радостно сказала Сандра.- Тогда поговрим о деталях за хорошеньким фильмом и бутылками пива. Я угощаю.
-Сандра!-хором прокудахтали мы с Челси и улыбнулись.
-Шучу! Вам эту гадость пить вообще не нужно. Попкорн разогреем.
 После нашего ужина мы разделили обязанности: я мою посуду, убираю остатки ужина в холодильник и прибираю со стола, Сандра идёт в ближайший маркет за попкорном, Челси выбирает какую-нибудь хорошую комедию(я хотела посмотреть ужасы, но Сандра сказала, что так мы не сможем обсудить мой отъезд). Условие: если кто-то раньше кого-то закончит, то идёт помогать другому.
 Я принялась убирать всю оставшуюся еду в холодильник. Мы съели достаточно, так что много не осталось. За окном было ещё светло, но небо из серого переменилось светло-золотым: за тучами пряталось солнце и как бы просвечивало облака. Так и так было очень красиво. Как только последняя тарелка с остатками курицы отправилась за дверь холодильника, я направилась убирать пустые грязные тарелки со стола. Последний пункт: вымыть это всё.
-Давай помогу,-раздался голос сзади. Я подпрыгнула. Челси ухмыльнулся и подошёл ближе.
-Напугал меня, болван.
-Извини. Давай так: ты моешь, а я буду вытирать и слаживать всё в шкафчики.
-Замётано, братан.
 Улыбнувшись и взяв полотенце, он стал вытирать и убирать уже то, что я помыла до его прихода.
-Ами. Как думаешь, на сколько тебя туда отправят?
-Я не знаю. Как только Сандра разрулит здесь всё, так я сразу и приеду.
-Ты же понимаешь, что, кода вернёшься, ничего уже не будет.
 Я пришла в недоумение:
-Как это?
-Ну, всё это. Дом, личные вещи твоей семьи. Это куда-нибудь отдадут.
-Они не посмеют. Я им не позволю. Сандре я всё по этому поводу выскажу.
-Ами...
-Что?! И ты туда же. Я уже наслушалась достаточно о счетах, о свидетельствах, о правах на дом, на машину, даже о правах на наши пластинки. Не хочу больше. Я хочу обсудить только мой отъезд и всё!
-Да я не виноват,-виновато(!) произнёс Челси.-Просто я столько у тебя дома пробыл за последнее время, что у меня начался сдвиг по фазе. Сандра иногда так в трубку орёт, разговаривая о вещах, касающихся..твоей семьи.
-Я понимаю,-пыталась улыбнуться я.-И я рада, что  ты не сбежал ещё из-за этого дурдома.
-Я тебе никогда не брошу,-серьёзно произнёс он и стал тщательней вытирать тарелки.
Дальше-до тех пор пока Сандра не вернулась с попкорном - мы заканчивали убираться молча.
 Когда Микки не было и годика, я принесла его на кухню и стала показывать, что где стоит, чтобы он потом не запутался. Маленький, он был лёгким. Его золотые волосы только-только начали показываться на маленькой головке. Папа тогда взял отпуск и был каждую минуту с сыном, дочерью и женой. И мы были счастливы. И мне было так приятно о нём заботиться, что я просила маму с папой встречать меня со школы, но не раньше 4-ёх, потому что у меня были ещё занятия в балетном классе. И так продолжалось где-то месяца 2. Потом была весна, день рождения Микки, и конец учёбы. А это значило, что я должна была подтянуть оценки, отрепетировать балетный номер к последнему звонку.
 Я стою у стола, домывая посуду, и внезапно слышу тёплое дыхание, которое заставляет мою спину покрыться мурашками. Я оборачиваюсь и вижу Микки. Совсем такой же, как и в тот день, перед тем, как уйти в этот проклятый магазин игрушек. Он смотрит на меня своими большими глазами и улыбается. Эта улыбка принадлежала только мне. Он так говорил: "Моя сестра самая лучшая". Он показал мне ладонь. Там было написано моё имя. Ну, не совсем имя, но так, как он меня называл. И меня так называть было позволено только ему одному. И больше никому. Детским почерком, его почерком, два слова, связанные между собой так и играли с моим зрением. "Мон Ами".
-Микки...
 Я хотела подойти, но он исчез. Он пропал. Больше я не могла его видеть.
-Микки!
 Я закричала, повторяя его имя снова и снова.