История захвата власти и золота

Леонид Киселев
 

         Из цикла «Удерейские записи»

         Россия накануне единого дня народного голосования по  выборам депутатов всех уровней. Принесет ли что–то хорошее эта избирательная компания, наступит ли после выборов долгожданное улучшение жизни народа, сказать этого не взялась ни одна партия, претендующая на власть в городских советах и областных Законодательных собраниях. В этом отношении интересно обратиться в прошлое, рассказать, как на заре пролетарских, революционных разрушений, партия большевиков, считавшая себя единственной политической силой, бралась за создание органов власти. Что из этого получалось, подробно в этой повести.
   
         Предисловие.
 
         Реальные, драматические события происходят в Южно–Енисейском горном округе. Только что прокатилась пролетарская революция, уничтожившая органы административно–территориальной и золотопромышленной власти, за ней полыхнула Гражданская, партизанская война, горный округ оказался в состоянии полной разрухи, золотодобывающие предприятия заглохли, добыча золота приостановлена. Единственное место, где оно добывается, рудник Герфед. Но там нет советской власти. В центр горного округа прибывает группа большевиков–ревкомовцев с заданием Енгубисполкома установить на приисках советскую власть и завершить начатую еще в 1918 году насильственную национализацию золотодобывающих предприятий. Однако, тоталитарно настроенные ревкомовцы, выступавшие от имени большевиков и считавшие себя единственной политической силой, задание губернской власти выполнить с налета не смогли, не удалось им создать и приисковую власть, наоборот, разрушили то, что до этого имелось.
 
         Развитие событий.

         Морозная, снежная и вьюжная зима на Удерейском Клондайке была на исходе. Ей в спину уверенно дышала весна, хотя и переменно. В иные дни на округу обрушивалось ненастье. С Ангары дули сильные ветры, температура резко падала, сверху пробрасывало снежными хлопьями. Но вот подскочил июнь, погода угомонилась, и наступило долгожданное затишье, поплыло умеренное тепло, Удерейская округа погрузилась в тишину. Однако это затишье было обманчивым.   
         На южной окраине прииска Гадаловска, у подножия куполообразной  горы, сгоревшей несколько лет назад дотла, стоял большой дом из смолистых бревен, в котором до окончания Гражданской войны находилась контора, принадлежавшая в прошлом Гадаловской золотопромышленной компании. В конце марта в доме поселились трое мужчин, приехавших из губернского города Красноярска, наделенных Енгубисполкомом полномочиями ревкомовских комиссаров, чтобы по завершении разрушительной революции и кровопролитной Гражданской войны утвердить на Удерейском Клондайке власть большевиков и завершить остатки национализации, неудачно начатой насильственно еще весной 1918 года.
         Центр золотодобычи прииск Гадаловский, как и весь Южно–Енисейский золотопромышленный горный округ в это время представляли  собою место, где было полное безвластие. Ситуация в административной и золотопромышленной сфере сопровождалась драматизмом. Как известно, советскую Россию, начиная с октября 1917 года, сначала захлестнула пролетарская революция, а за ней обрушился так называемый военный коммунизм. О созидании было забыто. Россия была подвергнута неописуемому  разрушительному уничтожению. 
         Прежде всего, под видом революционной целесообразности, были уничтожены все уровни государственной власти, сломан уклад жизни, ликвидирована частная собственность. Россия умышленно была расколота на два лагеря, красный и белый, между которыми началась Гражданская кровавая война. Как таковой избирательной системы в это время для избрания административных или золотопромышленных органов власти не существовало. Имевшиеся до этого органы власти были сметены волной оголтелой революции. И теперь власть подменялась разными стихийно возникающими явочными органами. Россия мигом оказалась окутанной сетью большевистских тоталитарных органов власти. Города и промышленные районы насаждались исполкомами, чрезвычайными ревкомами, военными отделами. В воинских и казачьих частях появились вооруженные военные комитеты. На сельскую местность обрушились комбеды, продотряды. Стихийно возникающие органы власти вооружались. Например, исполкомовцы Южно – Енисейского золотопромышленного горного округа разгромили резиденцию бывшей горной полиции, и со склада растащили более 100 единиц огнестрельного и холодного оружия, около 2 тысяч патронов к ним. Все это было роздано ссыльнопоселенцам. И получается, что вооруженные ссыльнопоселенцы выходили на противоборство с беззащитными приискателями. Особенно вооружены были продотряды. Ведь продотряды шли в столкновение один на   один на безоружных крестьян, и насильно отбирали у них последний хлеб. Названные органы кроме оружия, сами себя наделили неограниченной властью. Эти органы власти создавались в основном из числа ссыльпоселенцев, которые являлись государственными преступниками. Они были осуждены за призыв к свержению государственной власти, высланы в глухие таежные места, многие из них попали в золотопромышленные районы. Временным правительством были амнистированы. В совдеповские органы власти кроме ссыльнопоселенцев просочилось много уголовников, беглых солдат с фронта. Ссыльнопоселенцы в основном люди крестьянского типа, среди них не было тех, кто мог бы заменить мастеровых рабочих, умеющих работать со сложными механизмами на драгах, добывающих золото, вытачивать или ковать детали в мехмастерских. Словом, ссыльнопоселенцы не знали основ промышленного процесса добычи золота и его технического обслуживания. Но амбиция толкала их на многое. Обозленные на бывшую государственную власть, подстрекаемые большевиками, ссыльнопоселенцы заполняли ниши в придуманных ими совдепах, революционных трибуналах и судах, военных отделах. Такое происходило по всему Приенисейскому краю: в губернском городе Красноярске,  Северо – Енисейском, Южно – Енисейском, Минусинском золотопромышленных горных округах, в уездных городах Енисейске, Минусинске, Канске, Ачинске, селе Тасеево. Захватывали власть лица, выдававшие себя за революционеров, сторонников некоей европейской социал–демократии, люди разных национальностей, среди которых было много евреев, поляков, латышей, литовцев, которые русский, сибирскитй люд понять не хотели. 
         Как правило, явочные совдепы возглавляли ссыльнопоселенцы, а чрезвычайные ревкомы агрессивно настроенные большевики. Почему на первом этапе власть захватили ссыльнопоселенцы? Дело в том, как утверждал русский политический деятель Г. В. Плеханов, Россия к 1917–1918 годам была не готова для государственного переворота, а большевики не были готовы, чтобы справится с захваченной властью. И он был прав. К голосу патриарха русской политической мысли прислушивались даже его противники. Единства среди большевиков на государственный вооруженный переворот в России, захват власти и создание какой – то новой, эффективной системы ее управления, не было. Как известно, лидеры петроградской большевистской верхушки Григорий Зиновьев и Лев Каменев открыто выступали против вооруженного восстания, считая его преждевременным. Ни большевики, ни другие политические партии толком не знали, к чему приведет государственный, вооруженный переворот, слом существующего государства. Как среди большевиков, меньшевиков, так и эсеров в большей степени было много словесной демагогии, лишенной здравого смысла. 
         Когда большевики увидели, что на первом этапе власть в золотопромышленных районах Приенисейского края захватывают ссыльнопоселенцы, люди, не имеющие ни политического, ни практического  опыта, они бросились создавать ревкомы, назначать в них чрезвычайных комиссаров из числа агрессивных большевиков. Особенно это показательно происходило не только в золотопромышленных районах Приенисейского края, но и в губернском городе Красноярске, откуда осуществлялось золотопромышленное управление. Ярким примером создания губернского органа власти из числа ссыльнопоселенцев, лиц немецкой, еврейской и польской национальностей, можно считать возникший в конце 1917–начале 1918 годов Енгубисполком. Фактически это была группа лиц, насильственно присвоившая себе губернскую власть, но не сумевшая ей воспользоваться. Енгубисполкомовцы, наделив сами себя губернской властью, совершенно не зная истинного положения ни в городе, ни в деревне, и принимая на веру устаревшие догмы, от безучастности, совершают немыслимое по тем временам преступление, ограбив в июне 1918 года Красноярский государственный золотой банк. Их судил военный трибунал. Он признал это ограбление, как особо тяжкое уголовное преступление и приговорил большинство из них к высшей мере наказания – расстрелу. После этого, приенисейское население долгие годы к «советской власти» относилось с настороженностью. 
         Большую роль в захвате власти большевиками сыграла их мифология о том, что Россия в своем развитии являлась отсталым государством. Этот мифологический прием был придуман ими для того, чтобы захватить власть, а дальше, как говорил их лидер Ленин, будет видно, что получится. А получилось то, что получилось. Было уничтожено Российское государство. А взамен него большевики возвели свое, тоталитарное государство. Действительно, до 1917 года по некоторым экономическим параметрам России развивалось неравномерно. Но по темпам своего развития, она опережала многие сильно развитые страны. В России на случай экономического кризиса, была создана золотовалютная подушка, выражаясь современным языком, накоплен солидный золотой запас. Он был самым большим в Европе и составлял: в золотых слитках  – 1338 тонн,  в золотых рублях – 1 млрд. 659 млн. Россия кормила хлебом и сливочным маслом всю Европу. Большевики, захватив власть в России, за четыре года почти весь имеющийся золотовалютный запас растранжирили. Грабя банки, они обычную уголовщину выдавали за конфискацию. Захват власти и золота будет основой политики большевизма.             
         Развитие событий при уничтожении власти в центре енисейской золотодобычи, например, являлось главным результатом свершившейся революции и Гражданской, партизанской войны. Долгий период времени после революционного и партизанского насилия на золотых приисках и рудниках не было признаков существования власти, не было и претендентов на нее.   
Известные лидеры управленцы золотодобывающей промышленности, которые поддерживали дух и атмосферу существовашей ранее власти на Удерейских приисках и рудниках, были убиты или арестованы по сговору с южноенисейскими и тасеевскими совдеповцами.
         Чтобы претендендовать на административную или золотопромышленную власть, надо было сильно рисковать. Советская власть в лице большевиков, уже получившая обозначение к этому времени в Приенисейском крае, альтернативы не допускала.   И если бы кто–то объявился с предложением на приисковую власть, то был бы сразу же уничтожен. Для этого еще продолжали существовать ревкомы с чрезвычайными полномочиями.   
         Ко времени описываемых событий, Южно–Енисейский горный округ, на территории которого находились богатые золотом Удерейские прииски, только что перенес революционный и партизанский беспредел, и как следствие этого, заглох. Добыча драгоценного металла там прекратилась, огонь в топках дражных котлов погас, мехмастерские закрылись, из них не слышался  перестук на кузнечных наковальнях, на лесосеках умолк стук топоров и скрежет пил. Приискатели, спасаясь от разрухи и голода, разбежались, кто куда. Вот в такие разрушительные, невыносимые условия путем революции и Гражданской, партизанской войны был ввергнут большой золотодобывающий район, Южно – Енисейский горный округ.
         Уже третий месяц представители новой советской власти, ревкомовцы, лазили по пустующему прииску Гадаловску, ничего не делая, ибо  не знали, с чего надо начинать восстановление золотодобычи и приисковое управление. Их не заметить было нельзя. Одетые в одинаковые кожаные тужурки с двумя рядами пуговиц, они не вызывали любопытства, ибо приискатели знали, зачем они здесь объявились.
         В одну из июньских ночей, когда было так темно, что хоть  глаз коли, в приисковой конторе тускло, горел свет фонаря. И, несмотря на  уличную темноту, через светившееся окно было видно, как в большой комнате трое разгоряченных мужчин суетились, бурно обсуждая, что–то.
         - И так, - резко сказал Никольский, комиссар Южно–Енисейского
горного округа и предревкома. – Он заметно выделялся своей внешностью среди своих спутников – ревкомовцев. На вид ему можно было дать лет тридцать пять, рослый и лобастый, с длинными, как плети, руками, со злобным выражением лица. – Через день отправляемся национализировать золотой рудник Герфед, устанавливать там советскую власть.
         - В каком виде сегодня существует власть на руднике Герфед? –
поинтересовался один из ревкомовцев, Худяков.
- Дело в том, что еще в начале 18-го, - поспешил ответить комиссар Никольский, - южноенисейские совдеповцы пытались подчинить себе рудник Герфед, но партизанская группа, которая базировалась на нем, их не поддержала. И на руднике до сих пор нет никакой власти, кроме власти Боровинской компании. И комиссар перешел к другому вопросу, кратко охарактеризовав Герфедское руднично–приисковое  хозяйство – стержень Боровинской золотопромышленной компании. Владельцами компании являются красноярские золотопромышленники Зотовы. Там добывается рудное и россыпное золото в объеме семи пудов в год. Рудное золото извлекается из горной породы бегунной фабрикой с толчеей,  построенной еще лет двадцать назад. Золотую россыпь до недавнего времени промывали двумя драгами, которые принадлежали Зотовым, но они сильно технически пострадали во время опустошительных набегов местных партизан. Сейчас добыча золота драгами ведется наполовину, на них необходимо провести технический ремонт. Всего в добыче золота заняты сто рабочих и восемьдесят лошадей. Управляют руднично–приисковым хозяйством от Боровинской компании русский Ермилов, от компании Морган и Джеллибранд англичанин Хоксон. Оба живут на Герфеде.
         - Англичанин Хоксон не является концессионером и не получает
долю с добычи золота, - добавил к сказанному Никольский, пристально поглядев на своих помощников. – Ермилов управляет всем Боровинским руднично – приисковым хозяйством, а англичанин Хоксон является только старшим на золоторудной бегунной фабрике. Перед выездом из Красноярска сюда я пытался узнать, кто из них и на каких основаниях здесь работает. - В горном отделе Енгубисполкома мне пояснили, - продолжал Никольский, - Ермилов работает по контракту, заключенному с Боровинской компанией. Концессии между владельцами Боровинского руднично–приискового хозяйства и англичанами не существует, а есть всего лишь коммерческий частный договор. Согласно ему, англичанин Хоксон принят на работу на правах управляющего Герфедской золоторудной фабрики с целью установки на ней для добычи золота нового технического оборудования. Таким приемом для внедрения новой техники в добычу золота енисейские золотопромышленники пользуются давно. И хотя Хоксон является представителем английской компании, однако не обладает правом получения с добычи золота каких – либо девидендов. Зотовы ему за работу оплачивают деньгами. И опять же, в горном отделе Енгубисполкома мне дополнительно сказали, что енисейские золотопромышленники с давних времен придерживаются некоего правила, ни под каким видом не включать иностранцев в составление документов, которыми предусматривается распределение добываемого енисейского золота. Владельцы Боровинской компании, видимо строго придерживаются этого правила и не допускают иностранцев на получение права на долю добываемого золота. Уже долгие годы владельцы Боровинской золотопромышленной компании не прибегают к получению кредитов, а обходятся собственными капиталами. И в этом будет сложность ее национализации, при которой надо ликвидировать счета в банках. А для этого надо дополнительно связыватся с Енгубисполкомом.               
         - Забавно, получается! – возмутился Худяков, бросив на комиссара
беглый, с усмешкой взгляд.   
         - Вас, конечно, интересует, что означает слово «Герфед», которым
назван  рудник? - сказал с пренебрежением Никольский. - Слово это сокращенное и  происходит от первоначального названия рудника Герасимо – Федоровский. - И помолчав немного, предревкома исказив непривычно лицо,   враждебным голосом добавил к сказанному: - При национализации рудника, и особенно при установлении нашей власти, мы наверняка столкнемся с вооруженным сопротивлением старателей и золотопромышленников. Так что нам надо быть готовыми ко всему.
         Выслушав комиссара, ревкомовцы замолкли. Молчание стало тягостным, никто не хотел его нарушать. Первым заговорил Косачев. Коренастый и  смуглолицый, он казался человеком спокойным и уравновешенным, однако его глаза отливали холодом и злобой, имел привычку при разговоре класть ладонь на рукоятку маузера.   
         - Не забудьте приготовить оружие, едем не на прогулку, - притихшим  голосом произнес он.
         - Чтобы утвердиться во власти на приисках и рудниках, нам без использования насилия, как единственного способа, это сделать не удастся, - резко бросил ревкомовец Худяков и разразился продолжительным кашлем.- К тому же, - продолжал он, - мы не знаем, какая на Герфеде ситуация, и нам придется рисковать; кто знает, на чьей стороне окажутся старатели.
         - Конечно, без риска и насилия нам не обойтись, - согласился Косачев. - Ведь нам надо захватить власть, не в какой–то деревушке, а на золотых приисках, где живучи традиции крепкой связи между старателями и  золотопромышленниками.    
         - Так-то оно так, - со свойственной горячностью рыгнул Никольский. - Однако не забывайте, что Енгубисполком поставил перед нами архиважную задачу: именем революции как можно скорее продолжить начатую в 1918 году национализацию Удерейского Клондайка и установить над ним нашу власть.
- Слушай, комиссар, ты ведь весной 18–го комиссарил на
Удерейских приисках, был главным закоперщиком исполнения Декрета Енгубисполкома по их национализации? – вкрадчиво, с издевкой в голосе, спросил Худяков, обращаясь к  Никольскому. - Так почему тогда не довел дело до конца?
         Никольский встал со стула, тяжело ступая, прошелся по
пустующей комнате, глянул в окно, которое было окутано ночной темнотой, и, обращаясь к своим помощникам, свирепо сказал:
         - Вы оба хорошо знаете, что происходило в то время, а если
забыли, то я напомню. Прежде всего, хочу сказать, что основное ядро Южно – Енисейского совдепа составляли ссыльнопоселенцы разных национальностей
и это осложняло приводить в жизнь его решения. А что касается национализации, то ее не было, а была обычная силовая конфискация частной собственности. В марте–апреле 18–го группа южноенисейских вооруженных совдеповцев под моим началом, выполняя Декрет Енгубисполкома о национализации, отобрала у золотопромышленников Удерейские прииски и рудник Герфед тоже. Самих золотопромышленников в это время на приисках не было, благодаря чему удалось избежать кровавого столкновения. Мы мигом всех управляющих отстранили от золотодобывающего производства. В такой суматохе никаких документов совместно с Южно – Енисейским совдепом, как органом власти, возникшим явочно, не оформляли, все присходило скоротечно и стихийно. И как показало время, подобного рода совдеп социально результата в жизни приискателй не дал.      
         В это время очень интересны события развивались на соседних североенисейских приисках? - не унимался Худяков.- Говорят, что там произошло то, чего никто не ожидал. Местный совдеп отказался от своей власти и не стал проводить национализацию приисков. А заместитель председателя Енгубисполкома, председатель красноярского революционного трибунала Медведев, ездивший туда устанавливать советскую власть и подготовить североенисейские прииски для национализации, вернувшись в Красноярск, в знак несогласия с политикой большевизма, положил билет большевика на стол и застрелился.   
         Лицо Никольского побагровело, и было заметно, как оно выражало холодное недовольство тем, о чем только что сказал Худяков. Однако комиссар  был не из тех, кто оставлял вопросы без ответов, не стал отмалчиваться и  продолжил разговор.
         - После того, как местный южноенисейский совдеп с моим участием
отобрал у золотопромышленников прииски, - рассказывал Никольский, - вскоре оказалось, что он не знает, что с ними делать. Полагаться на верхушку Енгубисполкома не было смысла, она постоянно допускала промахи. В конце марта 18 – го, например, поспешила заверить совнаркомовское правительство в Москве, что с национализацией енисейских приисков все идет хорошо. Фактически, здесь, на Удерейских приисках, ситуация с национализацией складывалась не в нашу пользу, она развивалась по непредвиденному сценарию.
         Комиссар Никольский на какую–то секунду замолк, думая о том, рассказывать ли своим помощникам о том, как дальше развивались события.            
         Горный отдел Енгубсовнархоза, - продолжал комиссар, - был на правах ревкома и его приказы подлежали неукоснительному выполнению, он потребовал немедленно пустить драги в добычу золота, а металл срочно доставлять в Красноярск. Уже тогда Енгубсовнархоз и Енгубисполком начали скапливать енисейское золото в своих руках. Позднее стало ясно, для чего это делалось. После того, как управляющие приисков были отстранены от золотодобычи, там сложилась тревожная обстановка, назревало что–то вроде восстания приискателей, уже ими были созданы вооруженные группы. Чтобы сохранить власть, Южно – Енисейский совдеп решил отправить с приисков первую группу совдеповцев, чтобы они прибыли в Красноярск и там рассосались в гуще народа. В небольшом составе нам пришлось покинуть прииски, иначе мы были бы уничтожены приискателями. Руководителей Южно–Енисейского совдепа, сбежавших с приисков, белогвардейская контрразведка перехватила, заточила в тюрьму и расстреляла. По злой иронии судьбы, - продолжал комиссар, - все произошло одновременно. В тот день, когда жноенисейских совдеповцев белогвардейская контрразведка схватила в устьях Ангары, руководство Енгубисполкома, тоже сбежало из Красноярска, прихватив из Государственного банка золото. Не берусь судить соратников по партии, время им судья. Причина бегства енгубисполомовцев известна, в губернский город Красноярск вошла белая гвардия. Правда, до Удерейских приисков она не добралась. Но Сибирское временное правительство, захватившее в Сибири власть, рудник Герфед и прииски сразу вернуло бывшим владельцам. И вот теперь, в 1920–м, нам надо поставить последнюю точку в начатой национализации этого рудника, находившегося на южной окраине Удерейского Клондайка, с которого начинается Южно–Енисейский горный округ. И если мы эту точку поставим, то соединим юг Клондайка с севером, и  нам будет легче завершить переход всех Удерейских приисков под нашу  власть, с большой уверенностью заявил комиссар  - Ведь там, на севере, находится другой, очень крупный золотой рудник – Аяхта. И стоит замкнуть территорию от Герфеда до Аяхты, как в наших руках окажется весь Южно–Енисейский золотопромышленный горный округ с  годовой добычей золота в несколько десятков пудов золота.
         Никольский твердой поступью расхаживался по деревянному, плотно сколоченному полу, назидательно внушая ревкомовцам выполнение архиважного задания Енгубисполкома по установлению советской власти на Удерейском Клондайке и ликвидации как личного, так и акционерного права на добычу золота.
         - Не будет личного или акционерного права на добычу золота, не
будет права и владения на золотодобывающие предприятия. Безвластие на приисках и восстановление добычи золота затянулись. И никакой пощады золотопромышленникам, одним разом выкурим их с рудника, заодно и англичанина, и явочным порядком установим Боровинский приисковый совдеп. И если прольется кровь приискателей, так тому и быть, - закончил свое тоталитарное внушение ревкомовцам комиссар.      
         Никольский умолк, его помощники глядели на него и ждали, что еще  скажет предревкома, комиссар. А он, совно, после выступления на маевке, выпустил из себя весь пар и дал понять им, что ему надо отдохнуть. 
         Что ждет ревкомовцев при посещении рудника Герфед, они толком не знали, да и не хотели этого знать.             
         Созданное в конце прошлого века усилиями многих енисейских золотопромышленников Боровинское руднчно – приисковое хозяйство за прошедшие годы поступательно и эффективно развивалось. Местность, на которой оно находится, богата содержанием золота в горной породе. Здесь имеется большой водораздел. Обилие воды в речках Большая и Малая Мурожная, Тюрепина, Безымянная и Боровая позволяет эффективно промывать горную, золотоносную породу. Рядом раскинувшаяся густая тайга служит  сильным подспорьем в заготовке древесины в качестве топлива для драг.
         Герфедская местность имела много выгодных географических особенностей. Одна из них, расстояние от рудника до деревни Мотыгино на Ангаре. Мотыгино служила перевалочным пунктом в речной артерии. Рудник Герфед находится от нее в 40 верстах. В летний период стоит сплавиться еще на 100 верст вниз по Ангаре и уже на енисейском тракте. А там выход в уездный город Енисейск или губернский город Красноярск. В зимний период тоже можно быстро по Климовской дороге, протяженостью не более 100–120 верст, пробраться до енисейского тракта. Использование и летнего и зимнего пути для Герфедского рудника очень выгодно. По ним можно надежно забрасывать на рудник потребное количество продовольствия, фуража и технического оборудования.
         За долгие годы здесь сложилась хорошая золотопромышленная атмосфера, эффективно отражаясь на добыче золота. И вот теперь ревкомовцы, не способные думать о перспективе развития Боровинской компании, решили взорвать сложившуюся здесь атмосферу и установить советскую тоталитарную власть. 
         Роли между ревкомовцами были строго определены. Трудность определения для них ролей перед выездом их Красноярска заключалась в том, что ревкомовцы не были коренными приискателями, выходцами с Удерейского Клондайка, знали о золотой промышленности понаслышке. Не знали и особенностей жизни приискателей. И теперь их появление здесь ничего путного для них не сулило. Правда, Никольский ранее уже побывал на здешних приисках, накануне октябрьской заварухи, отбывал ссылку за участие в подпольной работе в Красноярских железнодорожных мастерских. Как большевик и подпольщик с большим стажем, выходец из украинских националистов, в жизни придерживался течения анархо–синдикализма, за что в 1918–м давал объяснение Енгубисполкому. Появившись на Удерейских приисках снова, но уже в роли чрезвычайного комиссара, он стал типичным выразителем нарождающегося советского тоталитаризма. В этом проявился его необузданный характер. Совсем недавно вернулся с Ольховского золотого рудника, где по заданию горного отдела Енгубисполкома и тоже в роли чрезвычайного комиссара, должен был установить на руднике советскую власть и наладить добычу золота. Однако вследствие своего агрессивного характера выполнить это задание не смог, а только обострил против себя рабочих, добычу золота восстановить не удалось, за что был срочно отозван обратно. Наначенный опять Енгубисполкомом чрезвычайным комиссаром по установлению большевистской власти в Южно – Енисейском горном округе и главой ревкома, уязвленный провалом недавней работы на Ольховском руднике, он сейчас находился в томительном ожидании предстоящей схватки с герфедскими золотопромышленниками и старателями, на которых ему сильно хотелось отыграться.   
         Среди ревкомовцев, Косачев был самым молодым, ему только что стукнуло двадцать пять лет. Несмотря на молодой возраст, успел послужить в Особом отделе ЧК 5-й армии, освобождавшей Красноярск от белогвардейцев. За усердие в расстрелах белогвардейских офицеров, на фронте стал большевиком. В качестве награды от командования армии поучил красные шаровары, в которых продолжал щеголять, пугая ими приискателей, Большинство особистов ЧК 5–й армии стали первыми секретными сотрудниками Енисейской губернской ЧК. Одним из них был Косачев.
         Перед ним была поставлена задача, создать тайную службу безопасности в горном округе, на Удерейских приисках при переходе к советской власти взамен бывшей горной полиции. Кроме чрезвычайных полномочий Енгкбисполкома, он был наделен еще и чрезвычайными полномочиями ЕнгкбЧека. И прежде всего, правом арестов.
         Для людей, соприкасавшихся с властью, не было секретом, что в Приенисейском крае она принадлежит не Енгубисполкому, а ЕнгубЧека. Эта чрезвычайность незримо создавала между Никольским и Косачевым натянутое взаимоотношение.
         - Вас, конечно, интересует, чем вызвано наделение меня
чрезвычайными полномочиями ЕнгубЧека? - снова заговорил Косачев,-Объясняю, чтобы у вас на это счет не возникало какое–то сомнение. После того, как первый состав Енгубисполкома за ограбление золота из Красноярского государственного банка был белым движением расстрелян, создание второго состава губернской власти проходило под контролем ЕнгубЧека. По–существу, в это время власть в Приенисейском крае принадлежала ЕнгубЧека. Для тех, кто сильно хотел попасть в новый состав Енгугбисполкома, ЕнгубЧека была свеобразным фильтром. Ситуация накануне формирования нового состава губернской власти, Енгубисполкома, была опасной. Только что освободили Красноярск от белогвардейцев. И была боязнь, что какие–то силы помешают созданию Енгубисполкома. Поэтому, ЕнгубЧека, временно приняла на себя обязанности губернской власти.  Безвластие было еще опаснее. На случай вооруженного столкновения, по указанию из центра было срочно создано спецподразделение ЕнгубЧека – дивизион. В его появлении на правах командира мне пришлось принимать личное участие. Так, что вынужденно и временно губернская власть была в руках ЕнгубЧека.    
         Выслушав Косачева, ни Никольский, ни Худяков не стали задавать ему вопросов, ибо, как ревкомовцы, хорошо понимали, что каждый из них волею ревкомовской судьбы несет на себе некий крест чрезвычайности.
         Худяков по возрасту был старше своих соратников, ему уже исполнилось сорок пять лет. Он был болен чахоткой, хроническим туберкулезом и постоянно сильно кашлял. Чтобы избавиться от надоедливого кашля, он выкуривал одну папиросу за другой, дымя ванючей махоркой. Как бывший подпольщик, без определенного рода занятий в прошлом, часто выполнял тайные поручения красноярских большевиков в перевозке денег в «Центр». В Енгубисполкоме получил партийное задание оформить документы на большевистское переустройство в золотой тайге. Ревкомовцы являлись уполномоченными Енгубисполкома с денежным окладом в расчете золотыми рублями, николаевским рыжиками. А при отсутствии таковых, золотом, конфискованном в приисковых кассах. Он был человеком въедливым, при случае всегда задавал своим спутникам неудобоваримые вопросы. Признавая свое старшинство по возрасту, ему что – то взбрело в голову это и сейчас, и он задал вопрос Никольскому, не расчитывая получить  ответа.
         - Скажи комиссар, как тебе, удалось вырваться из лап белогвардейской контрразведки?          
         Никольский, не ожидал такого вопроса, но не растерялся и ответил
уклончиво:   
         - Это особый случай и не время заниматься его выяснением, -
последовал ответ нахмурившегося комиссара.
         - Между прочим, мне кое – что известно не только об истории
побега южноенисейских совдеповцев с удерейских приисков летом 1918 года, но и о том, как произошло среди них предательство. Раскрывать историю этого побега не имею права, - вдруг нарушил свое молчание Косачев.   
         - И что тебе известно об этой истории? – поинтересовался первым
комиссар. - Мы ведь связаны единым ревкомовским духом, и от каждого из нас  не должно быть утайки.
         - Хорошо, коротко я расскажу кое–что, и Косачев поведал ревкомовцам то, чего они не ожидали услышать.   
         Накануне отъезда сюда, - начал Косачев, - я был приглашен на секретный разговор к начальнику ЕнгубЧека. Начальник, поручая создать задел будущей приисковой службы безопасности вместо существовавшей в прошлом горной полиции, в качестве наставления советовал, какие задачи надо решать в первую очередь. Главная задача, о которой нам говорили и в Енгубисполкоме, как можно скорее создать орган власти и начать добычу золота на Удерее. Словом, проблема золота и власти по мнению начальника ЕнгубЧека была обозначена как главенствующая. Подчеркивая эту значимую проблему, он коснулся прошлого, рассказал историю бегства южноенисейских совдеповцев с приисков. Посоветовал бегства не повторять. То есть того бегства, в котором участвовал и ты, комиссар, - подчеркнуто сказал Косачев, как бы завершая начало рассказа. 
         Косачев умолк, ему не очень хотелось рассказывать о том, что происходило с теми, кто еще совсем недавно пытался установить в этих местах новую власть, как и огни сейчас, но в силу складывающихся обстоятельств вместо ее удержания, совдеповцы сбежали, похитив из приисковых касс золото. А ситуация складывалась по словам начальника ЕнгубЧека следующим образом. После освобождения Красноярска от белой армии, в распоряжение ЕнгубЧека попало много документов белогвардейской контрразведки, в том числе дело об аресте и бегстве двух групп южноенисейских совдеповцев с Удерейских приисков с похищенным золотом из приисковых касс летом 1918 года.      
         Помолчав немного, Косачев продолжил свой необычный рассказ.   
- Начальник ЕнгубЧека советовал внимательнее присмотреться к
тем, кто сейчас остался на прииске Гадаловске, и кто будет в ближайшее время туда прибывать. - Не исключено, продолжал Косачев, - что среди этих людей может быть и тот, кто выдал совдеповцев, сбежавших с Удерейских приисков белогвардейской контрразведке. Ведь, каким – то образом она узнала, что вторая группа совдеповцев будет сбегать с приисков через глухую питскую тайгу, где она их и накрыла. Так что в истории бегства южноенисейских совдеповцев с Удерейских приисков много таинственностей и неопределенностей. Удастся ли когда – нибудь узнать, кто из беглецов выдал совдеповцев? Начальник ЕнгубЧека рассказал, что в делах белогвардейской контрразведки оказалась любопытная анонимная записка, в которой указывался тот человек, который знал маршрут бегства второй группы, ее состав и количество похищенного золота из приисковых касс.
         Косачев остановился на самом интересном месте, думая о том, продолжать ли рассказ истории, которая увлекла ревкомовцев. Он глубоко вздохнул, устало опустился на лавку и прислонился головой к стене, источавшей запахи древесного смолья. 
         - Ну и что было дальше, как сложилась судьба будущего предателя? – допытывался Худяков.
         На будущего предателя белогвардейские контрразведчики смотрели как на предателя и подвергали его непрерывному допросу, расчитывая на истощение, его сильно били, не давали спать, держали в холодной камере, он был включен в расстрельный список, - продолжил рассказ Косачев. - Но добиться от него чего – либо не удавалось. Тогда контрразведка неожиданно пошла на риск, предложив ему, что если он выдаст маршрут бегства второй группы южноенисейских совдеповцев и количество золота, которое они похитили из приисковых касс, будет немедленно выпущен на свободу. И предатель сдался, рассказал обо всем, чего от него добивалась белогвардейская контрразведка. Предстоящий арест беглецов второй группы с золотом белогвардейской контрразведкой был важнее, нежели сохранение жизни одному из тех, кого теперь она подвергала допросам. К сожалению, белогвардейская контрразведка не сохранила в своих документах фамилии предателя. Это навсегда осталось тайной ее операции. Чтобы не привлекать к операции внимание, контрразведчики под покровом ночи предателя с завязанными глазами перевезли близко к расположению партизан, находившихся в Приенисейской глухой тайге, и там его выбросили.         
         - Да, история запутанная и тебе, Косачев, когда создашь здесь
службу безопасности, будет над, чем поработать, - сказал Худяков и закурил цигарку. Вонючая махорка мигом заполонила комнату. – За долгие годы опасного подполья, - продолжал он, - мне приходилось сталкиваться с предательством. Порою человека считаешь надежным. И вдруг, он неожиданно становится предателем, подвергая тебя смертельной опасности. Что скажешь, комиссар об истории, которую поведал Косачев. Ведь среди совдеповцев, сбежавших с приисков, был и ты. 
- Не знаю, не знаю, думаю, что время просеет, и мы узнаем тайну
этой истории, - ответил Никольский, смущенно посмотрев на своих ревкомовских спутников.- А вообще-то, нет необходимости ворошить этот вопрос. 
- Рассказ Косачева о бегстве южноенисейских совдеповцев с
Удерейских приисков и предательская выдача их белогвардейской контрразведке породил холодок между ревкомовцами. Возникнет ли после этого между ними холодовая трещина, время покажет. Ревкомовцы, утомившись рассуждениями о разных делах прошедших и предстоящих, заняли каждый свой угол, устроившись на ночлег, чтобы накоротке немного прикорнуть перед трудным походом на рудник Герфед.
         На востоке удерейской округи обозначился утренний рассвет. Вслед за ним желтое солнце медленно выкатывалось, разбрасывая свои лучи по горизонту террасы, которая вклинивалась в Каменскую дорогу. Восход солнца ярко окрашивал красным цветом вершину правобережного хребта. В тиши наступающего утра, просыпался прииск Гадаловский.
         На его южной окраине прииска, под горой Зеленой, раздался гулкий стук топора о лиственничный пень. На пути к речке Пескиной скрипнула не смазанная, катившаяся по песчаной дороге таратайка. А в соседнем ключе громыхнула брошенная на железный грохот золотоносная порода. Но вот послышались одиночные голоса старателей, и Гадаловский прииск проснулся, не зная еще, что ночью в приисковой конторе  ревкомовцами вынашивались зловещие планы передела Удерейской золотой  тайги. Когда над Удерейская долиной совсем погас утренний рассвет, видимость правобережного хребта хорошо обозначилась. Было видно, как с его вершины по логу вниз медленно спускались полоски оставшегося с ночи тумана, оседающие в Удерее, на его перекатах. 
         Уже было совсем светло, день набирал силу. С южной окраины прииска Гадаловска выехали трое всадников. Чтобы не привлекать внимания случайно встретившихся на пути приискателей, ревкомовцы рискнули пройти верхней, извилистой тропой по гребню скал, которые свисали прямым отвесом в Удерей, бурливший на перекатах. Минуя самый опасный, крутой участок тропы, Нозолинские ключи и, добравшись до речки Уронги, они свернули на приисковый большак. Ревкомовцы преодолели одну террасу за другой, поднялись наверх Петропавловского увала, и, оставив после себя сорок верст по таежной глухомани, в середине дня на взмыленных лошадях ворвались на рудник Герфед.
         Кругом тихо, под теплыми лучами полуденного солнца рудник,
окруженный со всех сторон хвойными лесами, был погружен в дремотную тишину, казалось, спал. С крутых сопок и уходивших в необозримую даль хребтов, продувал легкий ветерок, неся с собой неуловимый запах сосен и кедрача. Затишье настораживало. Не слышен привычный грохот телег, перевозивших из карьера на фабрику золоторудную породу. Приумолкла  всегда журчащая на перекатах и речка Боровая.
         Ревкомовцы прошли легкой рысью еще немного и заметили, что по окраинам рудника, как бы по кругу, верхом на лошадях, с охотничьими  ружьями в руках, медленно передвигаются старатели. В центре рудничного поселка, на Боровинской площади, молчаливо толкается остальной  приисковый люд, вооруженный, чем попало: кто лопатой, кто киркой или  топором, а кто и просто дубиной.
         - Судя по обстановке, кто–то уже успел предупредить старателей о  нашем появлении, - промычал Косачев. - Что будем делать?
         - То, что наметили, национализировать рудник! - громко крикнул  Никольский, и направил свою лошадь к разъяреной толпе.
         В тот момент, когда Никольский вплотную приблизился к толпе, из нее выскочил с кайлом в руках старатель, каких в народе называют верзилами,   схватил под уздцы жеребца, на котором восседал комиссар, и напористо крикнул: 
         - Кто такой?         
         - Никольский, окружной комиссар и предревкома.
         - Кем направлен и чего тебе здесь надо? - наступал старатель, крепко  удерживая лошадь седока.
- Енисейским губернским исполнительным коитетом
национализировать Удерейские золотые прииски, рудник Герфед и установить  на них советскую власть. Тебя это устраивает? – раздраженно крикнул Никольский и пришпорил жеребца. 
         Резвый жеребец, весь в яблоках, повинуясь воле седока, круто изогнув жилистую шею, вздыбился и ринулся на старателя. Старатель не устоял на ногах и рухнул в  грязную лужу. По толпе прокатился тревожный возглас, вокруг ревкомовцев мигом образовалось кольцо из подскочивших на лошадях старателей. На какой – то миг толпа замерла, ожидая, чем все кончится, а потом, опомнившись, загудела. Пожар на Боровинской площади, полыхнувший стараниями ревкомовцев, начал разгораться.
         Косачев весь в напряжении, мокрый от горячего пота, уголком глаз  опасливо поглядывал за толпой, боясь, как бы кто–нибудь из приискателей не  вскинул ружья и не пальнул по Никольскому. Кольцо из вооруженных  старателей вокруг ревкомовцев начало сжиматься, стало плотным, назревала  схватка.
          - Остановитесь! Остановитесь! - кричал Никольский. Его голос
глохнул в разъяренной толпе. Оказавшись в плотном окружении взбудораженных старателей, из которого, как понял Никольский, быстро не удастся вырваться, он выхватил маузер, висевший через плечо в кожаном чехле, и несколько раз пальнул в воздух. Мгновенно последовали ответные выстрелы старателей. Ружейно–пистолетная канонада раскатистым эхом прокатилась по вершинам гор, ошеломив своей внезапностью приискателей. Среди них возникло замешательство. 
         Воспользовавшись ситуацией, ревкомовцы пришпорили лошадей,  вырвались из вооруженной толпы, стремительно поскакали в сторону  рудничной конторы, оставляя после себя на Боровинской площади облачко  песчаной пыли. В конторе находились управляющий Ермилов, заметный своей бородкой клинышком и ладным сюртуком, а также два штейгера в горной униформе и рабочий Смашнев, представитель от старательских артелей, в потрепанной одежде, измазанной желтоглиньем. Англичанин Хоксон отсутствовал. Никольский окинул суровым взглядом присутствующих и громким,  начальствующим тоном объявил:
         - Именем революции и по приказу партии большевиков как частное, так паевое и акционерное право на добычу золота ликвидируется, а приисковые и рудничные предприятия подлежат немедленной конфискации. Я, как полномочный и единственный представитель сегодняшней власти в этом горном округе, требую выполнения следующих моих распоряжений! - Голос комиссара был резким и холодным.- Во–первых, на всю рудничную  документацию и наличное в кассе золото налагаю арест. Во–вторых,  нынешнее руководство рудником низлагаю, оно переходит ко мне. В–третьих,  в течение ближайших часов вы должны собрать сход народа и избрать  Боровинский приисковый совдеп. Финансирование рудника, выдача зарплаты  рабочим и служащим, доставка сюда продовольствия, склады, погреба и амбары отныне все это будет находиться под моим личным контролем.               
         - Но ведь вы ничего не понимаете в золотопромышленном деле, а  беретесь в нем хозяйничать, - сказал спокойным тоном Ермилов.- Рудник - акционерное предприятие и чтобы выполнить ваше насильственное  распоряжение, надо на это испросить разрешения у его владельцев – золотопромышленников Зотовых. 
         Уязвленный нелестной оценкой ситуации управляющим рудником,  Никольский принял позу разъяреного быка и глядя на него исподлобья, готов был броситься на него и разорвать на куски.
         - Кстати, а где Хоксон? - злобно спросил Никольский и выглянул в окно, словно проверяя, что происходит на улице.
         - Он занят делами рудничной фабрики,- последовал ответ Ермилова.
         - Вы что, господа ревкомовцы, в самом деле, хотите силой раздавить рудник и задушить старателей, - вмешался в разговор рабочий Смашнев,  дымивший табачной самокруткой.– Вы даже не спросили нас, а участвуем ли мы в  революции и признаем ли над нами верховенство большевиков. Насильственно наступая на нас сейчас, - продолжал рабочий, - когда идет самый разгар добычи золота, вы ввергаете рудник в полный развал, нарушаете, заключенные между старателями и  золотопромышленной компанией контракты, оставляете весь приисковый люд без куска хлеба. Тебя, паря,- продолжал старатель, обращаясь к Никольскому, - я хорошо помню еще по осени семнадцатого, когда ты, как ссыльный, сильно  мутил воду среди старателей, продолжаешь этим заниматься и поныне. И все–то, тебе Никольский, неймется. Орудовать кулаками да маузером куда легче, чем головой. Рабочие не согласятся с твоими требованиями, и с оружием в руках будут отстаивать свои права. Так что убирайтесь с нашего рудника  подобру–поздорову. Уязвленный смелостью ответа бригадиром старателй, Никольский  весь побагровел от ярости и, уходя, бросил:               
         - Нам не требуется согласие рабочих, и если старатели не выполнят
наши требования, мы зачинщиков неподчинения, подобных тебе, будем немедленно придавать революционному суду!
         Комиссар на ходу резко развернулся, шагнул к старателю и пальцем
ткнул его в грудь. Ослепленный яростью, он бросил беглый взгляд на солнце, и нарочито громко крикнул: - До заката солнца еще осталось несколько часов, поспешите собрать сход приискателей. Это был ультиматум, объявленный губернским комиссаром герфедским старателям.   
         ...Остаток дня до вечера противоборствующие силы каждая по своему проводили время. Старатели собрались в урочище Могильного ключа, где определили: ультиматум комиссара не принимать, приискателям на сход не ходить. И тут же через нарочного оповестили ревкомовцев. Получив ответный ультиматум от старателей, ревкомовцы посчитали, что они сильно устали от их сопротивления и ускакали в глубь тайги, развели костер и, уютно устроившись, наслаждались всякой снедью, какую прихватили в гадаловских приисковых складах. Благо, там всегда ее хватало. Ермилов в конторе подытоживал выработку золота за день на фабрике и драгах. Не сидел, сложа руки и Хоксон.
         Тем временем в десяти верстах от рудника Герфед, вниз по речке Мурожная, в охотничьей избушке, происходила встреча Хоксона с Сахаровым, бывшим инспектором канцелярии окружного инженера Южно–Енисейского горного округа.
         Сахаров появился в окрестностях рудника для отвода глаз, ему на соседних приисках, где его лавки все еще торговали, надо было забрать денежную выручку от продажи товаров. Фактически же он прибыл сюда, чтобы прощупать Хоксона, будет ли он участвовать в судьбе удерейского золота.
         - Господин Сахаров, - сказал Хоксон, - между мной и окружным 
инженером, с которым в прошлые годы я встречался в Лондоне и Берлине, была достигнута твердая договоренность, помогать друг другу. Вы, как бывший помощник окружного инженера, можете ли чем – нибудь мне помочь, чтобы избежать возникшей ревкомовской суматохи.
         - Сахаров, задумавшись на какую–то секунду, ответил:
         - Это, господин Хоксон, не суматоха, а русская  революция, круговерть,  когда все отбирают, а взамен ничего не дают. И мы уже ничем помочь не  сможем. Единственное, что можем вам предложить, так это участвовать в  изъятии удерейского золота. 
         Хоксон понял дословно смысл сказанного Сахаровым и замолчал. Умолк  и Сахаров. Они окинули друг друга молчаливым, понимающим взглядом. 
         - Но ведь это же ...? - удивленно воскликнул Хоксон.
         - Знаю, знаю, что хотите сказать, - перехватывая разговор, промолвил Сахаров. - Революция, дорогой Хоксон, меняет представления человека о жизни, и надо воспринимать ее такой, какой она есть на самом деле. Если большевики вовсю грабят золото, то почему бы и нам этим не заняться тоже.
         - Кто руководит акцией? - спросил озабоченно Хоксон.
Ииициатор захвата золота инженер Красноярской  золотосплавочной лаборатории Смирницкий, - с нарочитой значимостью  ответил Сахаров.- Он располагает полными сведениями о количестве золота по  базовым приискам Удерейского Клондайка.
         - Господин Смирницкий? - изумился Хоксон и пристально посмотрел Сахарову в глаза. - Что–то не похоже на него, неужто, он способен на такое?-  Раздумывал англичанин, - Хотя может быть. Последний раз я встречался с ним зимой 1917 года в  Петрограде. Уже тогда он сказал, что на случай больших потрясений в России и выезда за ее пределы потребуется много золота. Но чтобы вот так, как вы предлагаете...
         Сахаров понял, ждать от Хоксона согласия на участие в изъятии   удерейского золота, нет смысла, и они расстались. На Герфед англичанин  вернулся на рассвете. На следующий день после того, как ревкомовцы побывали на соседних приисках, они опять появились на руднике Герфед и сразу направились к дому Хоксона. В большой комнате добротно выстроенного дома, куда  они вошли, их встретил сам хозяин. В комнате стоял мужчина лет пятидесяти, высокий и широкоплечий. Крупное, открытое лицо и густая копна седых волос на голове были признаком хорошо запоминающегося человека. Хоксон был одет в иностранную, английскую одежду в перемешку с русской. Английская куртка цвета хаки с альпаковой подкладкой и капюшоном, клетчатые брюки, заправленные в русские высокие из кожи лося ичиги на мягкой подошве, подчеркивали вид человека, знающего толк в одежде.
         Косачев цепким взглядом человека, понимавшего значение личного  оружия, успел заметить, что у Хоксона под курткой топорщится маузер,  шагнул вперед и требовательно сказал:
- Господин Хоксон, при национализации владельцам приисков,
а иностранцам тем более, надлежит сдать оружие.
         Хоксон не ожидал, что встреча с ревкомовцами начнется с такого
эпизода, и на какой–то миг опешил. Бросив на Косачева холодный взгляд, он  машинально опустил руку на маузер. Косачев сделал тоже самое. И только  после того, как Хоксон отстегнул оружие и положил его на стол, у Косачева отлегло от сердца, и он опустил руку со своего маузера. Никольский напомнил Хоксону, что Россия в составе Антанты находится в состоянии войны с Англией, и он как комиссар, наделенный властью на этой территории, лишает англичан, т. е. его Хоксона, права участвовать в управлении рудником Герфед. Хоксон должен покинуть его навсегда. И если у него имеется коммерческое соглашение между Зотовыми и его Хоксоном, то оно немедленно утрачивает свою силу.
         - Господин комиссар, - сказал Хоксон на чистом русском языке, - 
ваши предложения принять не могу, они противоречат моей профессиональной позиции.
         Никольский нахмурил лоб, дернул левой щекой, признак нервного   раздражения, но быстро погасил его и, бросив гневный взгляд на Хоксона,  сказал:
- Вы не поняли всего того, что произошло в России, и мы вам
англичанам ничего не предлагаем. Англичане помогают добывать золото тем предпринимателям, которых власть большевиков лишает их права на этот  промысел. Тот частный договор, о котором вы упомянули, был подписан при посредничестве представителей царской золотопромышленной администрации, какой являлась концелярия горного инженера. Революция ее свергла. Теперь  власть принадлежит нам, большевикам, и мы решаем, как распорядиться  добычей золота в России.
         - Я не обладаю правом решения вопроса принять или отвергнуть ваши требования, а поэтому должен связаться с представителем Боровинской
компании Зотовыми в Красноярске, - побелевшими губами произнес Хоксон.
         - Связываться ни с кем не надо, - с угрозой в голосе сказал Никольский, - и я, как окружной комиссар, от своего требования не откажусь.
         - Господин комиссар, я отправлю протест вашему правительству,   наконец, самому премьеру Ленину! – запальчиво заявил Хоксон.
         - Отправлять протест Ленину нет смысла, - сказал Никольский, чеканя каждое слово. – Национализация золотодобывающей промышленности  исходит от него самого. Добавлю еще. С завтрашнего дня рудник Герфед  входит в состав Удерейского золотоприискового управления. Все рудники  и прииски теперь будут находиться под моим началом, как комиссара горного  округа. Здесь вместо вас и Ермилова назначается новый начальник, который  будет подчиняться только мне.
         Ревкомовцы направились к выходу из дома. Извинившись, Хоксон  задержал их и, обращаясь к Никольскому, запальчиво спросил:
         Господин комиссар, я не совсем понимаю значение слова  «национализация», не могли бы вы его объяснить? 
         Комиссар, холодно глянул на Хоксона и на какую – то секунду задумался, отвечать ли на его вопрос. Он знал, что такой опытный европейский  коммерсант, как Хоксон прекрасно знает, что означает слово национализация.  Но Хоксон решил проверить комиссара, как он все, же ответит на этот вопрос.  Никольский не привык оставлять вопросы без ответов и медленно произнес:
         - Национализировать, значит, экспроприировать, как считал немец Маркс, или в ходе революции, выражаясь языком Ленина, насильно отобрать частную собственность без выкупа, то есть проявить акт революционного насилия, - прозвучала решительность в голосе Никольского, и он покинул дом англичанина. 
- Это же голая политика, а не экономика и мы англичане к этому
не привыкли! - с возмущением крикнул вдогонку ревкомовцам Хоксон.
         Объезжая вокруг рудника, ревкомовцы заметили, что старатели перекрыли все подходы к драгам и фабрике, выставили вооруженное охранение. Увидев все это, Никольский взбеленился и долго матюгался, понося  старателей и золотопромышленников самыми бранными словами.
         Ревкомовцы уже хотели, было спуститься к речке Боровой, чтобы  напоить лошадей свежей водой, как вдруг Никольский, захлебываясь от  злости, резко скомандовал:
         - Разворачивайтесь, едем в приисковую контору, заберем все золото и к ночи выходим на прииск Гадаловский, а там уж я придумаю, как поступить с рудником!
         Ревкомовцы нагрянули в рудничную кассу неожиданно. В кассе   находился единственный кассир, совмещавший в себе и должность охранника золота, мужчина преклонного возраста, толстый и неуклюжий. Столкнувшись с вооруженными ревкомовцами, ворвавшимися в кассу, он отпрянул в угол и уставился на них, боясь моргнуть своими подслеповатыми глазами. Никольский, отличавшийся необузданным нравом, сейчас выглядел взбешенным. 
         - Открывай сейф, мать твою! - свирепо рявкнул Никольский, и наставил на кассира маузер. – А то ненароком шлепну.
         Кассир, оказавшись под дулом маузера, опешил, потерял способность оценивать обстановку, в которой сейчас оказался. Трясущимися руками достал из глубокого кармана дождевика ключ и вставил его в замочную щель сейфа, но от страха не мог его открыть. Косачев видя, что кассира охватил сильный испуг, оттолкнул его и, резко повернув ключ, открыл сейф. Никольский нырнул в него и вытащил учетную ведомость, в которой было зафиксировано, что в сейфе хранятся двадцать два фунта золота.               
         - Пересыпь в седельные сумы! - крикнул Никольский, подавая Худякову мешок с золотом...
         В тусклом свете уходящего дня вечерний сумрак опускался черным   коршуном над таежной глухоманью. Ревкомовцы по – бандитски забрав золото из сейфа приисковой кассы, спешно покинули рудник, и поскакали в сторону удерейского нагорья, к Гадаловскому прииску. Удаляющийся цокот лошадиных копыт был слышен долго, пока всадники не скрылись в густом сосняке. И словно, вослед им, как ревкомовским недоброжелателям, по всей округе от рудника Герфед до верховий Удерея, нахмурилось небо, нависли тяжелые, свинцовые  тучи, потемнели и вековые кедрачи.
         Где–то далеко, над вершиной большого хребта прогремели раскаты  грома, сверкнула молния, ярко озарив всю округу; сначала робко, тяжелыми  каплями, а потом как из ведра хлынул и холодный ливень. По тропам и  дорогам потекли буйные, с желтоглиньем ручьи, унося с собой в таежную   речку все, что попадалось на их пути, туша пожар, который запалили  ревкомовцы. Всю ночь, не переставая, природа извергала гром, молнии и  ливень. Но и им пришел конец. 
         Наступило утро. Яркое солнце ласково осветило Боровинскую площадь и все вокруг ожило. Дождевые капли, озаренные солнцем, засверкали хрусталем на зеленых пушистых кедрах и елях. Еще, какой–то миг и они, тронутые теплом солнца, исчезли. С восходом полыхающего солнца одно отмирало, другое нарождалось. Вот и на руднике Герфед с восходом солнца родился новый день. Что он  принесет старателям в скором времени, хорошее или плохое, еще никто ничего не знал. В этой неизвестности таилось, что–то тревожное. 
         Утреннее солнце уже висело над Удерейским правобережным хребтом, когда ревкомовцы, покачиваясь в седлах, возвращались на прииск Гадаловский. На обратном пути к прииску ревкомовцы мало разговаривали между собой. Каждый был занят собственными мыслями. Однако, все думали об одном, как будут держать отчет в Енгубисполкоме о провале задания. Установить советскую власть и завершить национализацию рудника Герфед не удалось. И правильно ли ревкомовцы поступили в отместку непокорным старателям, расформировав рудник Герфед.
         И все же, возникшее сомнение о ликвидации рудника Герфед пришлось ревкомовцам отбросить. Перед выездом в Красноярск, на отчет в Енгубисполком, ревкомовцы усиленно занимались ликвидацией руднично–приискоавого хозяйства Герфед. И было найдено оправдание о невыполненном задании Енгубисполкома. Оставлять в состоянии полного безвластия руднично–приисковое хозяйство было нельзя. Это послужит примером для других приисков. И лучше всего рудник ликвидировать, что и было сделано. Ревкомовцы, мучимые, что проиграли схватку с герфедскими старателями, стали соображать, какую изобрести для них кару, как им отомстить. Никольский, поднатарев за годы ревкомовского разгула, тщательно спланировал уничтожение рудника Герфед и его старателей.
         В середине лета, в самый разгар промысла, рудник Герфед был   расформирован. Ревкомовцы приостановили выдачу зарплаты старателям, поступление продовольствия в амбары и на склады. Золоторудная фабрика и драги замолкли и перестали добывать золото. Лошадей табуном перегнали с рудника неизвестно куда. Старатели, чтобы не умереть с голоду, кто успел, разбежались по соседним приискам.
         Встал вопрос, как сохранить от развала территорию Герфедского рудника. Первоначально ревкомовцы не знали, как решить эту задачу. А она в своем решении оказалась очень проста.
         Ревкомовцы предложили бывшим партизанам, еще недавно грабившим прииски и видевшим в старателях своих врагов, принять роль штрейбрехеров. За мизерную оплату они согласились охранять территорию рудника Герфед и его руднично – приисковое хозяйство. Золотая жизнь на руднике Герфед замерла на несколько лет.   
         Началась и расправа над теми, кого ревкомовцы зачислили в открытых врагов. Над Герфедским хребтом навис огненный закат солнца. В нем предугадывалось что–то зловещее. Прошло еще какое – то время, и огненный закат сменила короткая, белая июльская ночь.
         В ветхую избушку старателя Смашнева, одиноко приютившуюся к косогорчику, ворвались двое чекистов, прибывших из Красноярска по телеграфному вызову Косачева.
         - Смашнев, ты как враг, выступающий против создания советской власти, арестован! – зычно крикнул высоченный, рыжий чекист, с лицом, изрезанным глубокими морщинами, весь пропитанный самогонкой, держа в  руке револьвер.      
         - Куда собираетесь меня сплавить? - спросил старатель, глядя на жену и сынишку, на их испуганные, полные слез глаза.
         - Утром узнаешь! - последовал ответ другого чекиста, приземистого,   успевшего, что–то сдернуть с вешалки и сунуть в свой мешок. У обочины избушки стояли пара рысистых лошадей, запряженная в подводу. Телега, громыхая закованными в железные обручи колесами, шумно скатилась по дороге в ложок, и скрылась в густом ельнике. В небе тускло мерцали звезды, с зеленеющих вершин хребтов спускался сизый туман, расстилаясь по темнеющим низинам урочища. Громыхание колес телеги стихло, и рудник снова погрузился в тишину. Подвода, на которой сидели чекисты и арестованный Смашнев, следовала в ангарскую деревню Мотыгино.      
         Раннее утро, встретившее подводу, было хмурым и дождливым. Непривычно, по сравнению с таежной, умеренной погодой, на Смашнева Ангара дохнула сыростью и прохладой. Прислонившись к песчаному берегу реки, стоял раскачиваемый набегавшими волнами моторный катер, из–под кормы которого вылетали клубы пара. На палубе катера, мокшие под дождем, скученно сидели такие же старатели, как и Смашнев, охраняемые вооруженными чекистами. С тех пор Смашнева и старателей никто и никогда больше не видел, они канули, как в воду. Репресии набирали силу, в скором времени они станут массовыми.
         Ревкомовцы, ослепленные жаждой к установлению новой власти в пользу единой политической силы – большевизма, в которой пытались занять свою нишу, насильственно, под видом всеобщей национализации, захватывали золотые рудники и прииски один за другим, были уверены, что делают это правильно. Конфискуя рудники и, выживая с них непокорных старателей, они не знали предела, ни разу не задумались над тем, что теряют над собой человеческий контроль, проявляя безрассудство. Отсюда – все их провалы и беды старателей золотых рудников. Схватка на руднике Герфед, на южной окраине Удерейского Клондайка, между большевиками–ревкомовцами и старателями, сохранившаяся в памяти людской на долгие годы, тому подтверждение.

          Россия – Сибирь – Красноярск – Новосибирск.
          15 августа 2015 г.