Огромная, неоново-фиолетовая сфера потолка, задымлённого розовыми клочьями искусственных облаков, вылетающих из пушек словно бы в театральной рапиде, казалось, исторгала из себя надрывные, раскатистые и сочные басы какого-то гипнотического транс-ритма. Эти басы образовывались где-то совсем в недосягаемости человеческого сознания, за облачной завесой, над танцующими телами, там, где смыкался сводчатый купол клуба и уже фактически сливаясь с пульсом, растекались по рукам и ногам опьянённых атмосферой богемных гостей. Весь танцпол выглядел как огромное блюдо из элитного ресторана, где на изящной тарелке что-то беспрестанно движется, дёргаясь в хаотичном экстазе, как дёргаются живые раки под блестящим полукругом никелированной крышки. Всё заливал свет. Свет переливался оттенками мыльных пузырей, лизал длинными языками прожекторов обнажённые ноги на высоких шпильках и выставлял напоказ разодранные джинсы. Свет тонул в игристом шампанском и закручивал в омут изумрудную текилу с миниатюрным лаймом. Это было некое единое безумство толпы, охваченной пайетками вечерней сиюминутности. Здесь не было ни банкиров, ни врачей, ни моделей, ни клерков, всё перемешалось каруселью коктейльных платьев, пивных бокалов с белоснежной пеной, словно бы с меховой оторочкой, и брендовых открытых поло. Тела, извивающиеся в судорожном танце, отражались в зрачках и серебристых холодных перилах лестниц, закрученных, словно морские раковины. Удовольствие здесь висело плотной воздушной массой, вплетаясь в дорогие духи и парфюм с феромонами. Толпа огромным пёстрым муравейником сотрясалась внизу, иногда пуская непроизвольные импульсы чутко подхваченных движений. Длинные, почти цирковые костюмы змеиного окраса со сверкающими перьями на спине, напоминающими павлиний хвост, выделяли из её плотной, густой массы нескольких сосредоточенных танцовщиц в металлических клетках. Их руки повторяли одни и те же ловкие движения, а затем замирали в воздухе. И они казались мне почти что атлантами, с четырёх сторон подпирающими дымный воздух этой всеобъемлющей похоти.
Я стоял на небольшом полукруглом балконе, чуть возвышаясь над сим живописным зрелищем, положив одну руку на позолоченную голову льва, которая завершала одно из ближайших ко мне перил. Другая моя рука, задумчиво, как-то отдельно от меня, меланхолично взбалтывала в длинном пузатом бокале рубиново-красное вино, подобно тому, как аптекари взбалтывают настойки. Я оглядывал толпу вдоль и поперёк, мысленно расчерчивая её на четыре части, деля людей параллелями и меридианами, словно контурную карту на школьной географии. Мне было двадцать пять чёртовых лет и четыре месяца. Жизнь была прекрасной и яркой как обложка только что выверстанного журнала.
Я чуть повернул голову вправо и посмотрел вниз одними глазами, не опуская головы. Под балконом, где я стою, располагался вход и люди, как вода, прорвавшая плотину, то втекали в массивные помпезные двери, то вытекали из них, беззаботно смеясь и толкаясь плечами. Поток постоянно менялся. Русые головы сменялись блондинистыми кудрями или лаково-чёрным глянцем. Девушки чередовались с мужчинами. Почувствовав, что захлёбываюсь в музыке и пестрящей живой массе, я оттолкнулся от перил, оставив недопитый бокал на полукруглом столике и повернулся к толпе спиной. Взгляд мой утонул в бархатном красном полумраке вип-аппартаментов балкона, скользнул по алым водопадам лессировки занавесок и, словно гвоздь, воткнулся в центр панорамы. Редкие люди проходили, словно стежки огромной нити, мимо того, во что упёрся мой взгляд, как бы чуть отдаляя от моих глаз объект, которому было посвящено моё изумление.
По центру длинного, словно поезд, красного дивана, пустого с обоих краёв, сидела высокая, удивительно тощая девушка с некрасивыми, грубоватыми чертами лица, квадратными, почти мужскими скулами, приподнятой широкой шеей с голубыми артериями у основания и волевым сколотым подбородком. Вся её фигура казалась уродливым призраком. Русые, почти серые волосы её, выбившиеся из неаккуратной почти старушечьей причёски, падали на высокий бледный лоб и большие рыбьи глаза грязного цвета смотрели, почти не моргая, прямо перед собой, куда-то сквозь меня. Длинная белая блузка с высоким гувернантским воротам была застёгнута на все пуговицы на мальчишеской, едва обрисовывающейся груди, а ноги скрывала скатанная чёрная юбка до щиколоток непонятного фасона, из под которой выглядывали тупоносые шнурованные туфли-полуботинки Она походила на школьницу прошлых веков и совершенно никак не вписывалась в атмосферу всеобщей клубной феерии. В одной из худых жилистых рук она держала бокал белого вина, а другой, расслабленной, касалась тёмного длинного футляра. К ней никто не подходил и, казалось, она никого не ждала. Я зачем-то смотрел на неё, не отрываясь, с каким-то, может быть даже, лёгким омерзением и нащупывал пальцами своё красное вино на столешнице, оставленное мной пару минут назад. Я сделал три долгих затяжных глотка и подошёл к ней.
Не знаю, зачем я это сделал. Мне ничего не хотелось ей сказать. Я даже не знал, что я мог бы говорить в этой ситуации, поэтому я остановился в нескольких шагах от неё и с потаённым ликованием ужаса стал ещё более внимательно рассматривать её плоское горбоносое лицо. Оно казалось мне пустым и злым. Она подняла на меня немного неестественно выпяченные глаза неясного цвета и наши взгляды поймали друг друга на крючок. Точнее, это её взгляд как будто надел на крючок меня. И я, большой неуклюжей рыбой, поплыл в её странный жуткий омут, не зная, что за геодонизм владеет мной в эти секунды. Она окинула меня безразличным усталым взором своего жутковатого иконописного лика и тонкие некрасивые губы её дрогнули, чтобы что-то сказать, но почему-то замерли, как бы передумав. Я не мог себе представить её голос. Какой он - низкий, грубый или высокий. Как она говорит, что она спросит. Это всё было сейчас полнейшей загадкой для меня и поражало меня так же, как её странный костюм, вид, её аршинно-прямая плоская спина и чёрный футляр.
- Привет... - Сказал я растерянно, не зная, что сказать человеку, который пойман на тяжёлый уставший взгляд, словно карась на блесну.
Она просканировала меня выпуклыми глазами и чуть сморщила длинный нос с широкими лопастями ноздрей.
- Привет. - Наконец, изрекла незнакомка, как-то брезгливо приподнимая верхнюю губы и чуть обнажая большие вытянутые зубы. Мы замолчали. Её "п" звучало чем-то между "п" и "ф" - она слегка шепелявила или как будто говорила с каким-то странным акцентом. Пауза не казалась тяжёлой, она казалась каким-то возвращением каждого из нас в свой мир после этого странного неловкого и бесцельного приветствия.
- О чём задумалась? - Спросил я натянуто-шутливо.
- О Вселенной. - Серьёзно ответила незнакомка.
- А что она?
- В ней много всего. Она разная. - Буркнула девушка. - Что тебе до Вселенной? Иди отдыхай.
Повисло молчание.
- Зачем ты думаешь о Вселенной здесь, в клубе? - Я растерянно пожал плечами.
- Мне здесь никто не мешает. - Ответила она. - Да и тем более, я жду.
- Чего?
- Знака Вселенной. - Она сказала это так, будто бы я совсем дурак и не понимаю каких-то очевидных вещей.
- По-моему, здесь куча народа и все они очень даже мешают думать. - Я окинул взглядом толпу.
- По-твоему, я одета так, чтобы наперебой приставать ко мне и приглашать на медляк? - Скептически ухмыльнулась она. - Я сижу здесь, чтобы пить вино и размышлять.
- Что это у тебя? - Не найдя, что ответить, спросил я, лёгким кивком указывая на чёрный футляр.
- Пойдём в туалет, покажу. - Сказала она равнодушно, допив бокал белого вина и приподняв футляр рукой. Я изумлённо вскинул бровь, как-то потерянно развёл руками и открыл было рот для ответа, но она решительно встала, обхватила пальцами подвижную ручку на шарнирах и, размахивая футляром, как миниатюрным гробом, махнула мне свободной рукой, мол, идём. "Бред какой-то!" - весело подумал я, спускаясь вслед за её сутулой высокой фигурой. Некоторые люди оборачивались на неё возмущённо-недоумённо, некоторые просто не обращали внимания. Мы шли, разрезая толпу этим странным загадочным футляром и, наконец, спустились по самой последней, узенькой лестнице, ведущей к просторному общественному туалету клуба. В туалете горел яркий свет. Я несколько секунд поколебался, прежде, чем решить - в мужской мы пойдём отсек или в женский, но моя странная спутница решила всё быстрее меня, напавившись к табличке с надписью "жен". В туалете, что удивительно, никого не было.
- Закрой защёлку. - Сказала она. Я, ещё больше удивляясь, повиновался. Мы остались одни в анфиладе маленьких пластиковых дверей и чёрных рукомойников. При ярком свете незнакомка была ещё более некрасивой и нескладной. Сквозь бледную кожу неженственного лица просматривалась сеть темных капилляров, рот был слишком большим и тонким, а глаза пустыми, как у камбалы на разделочном столе. Она бросила на меня беглый недоверчивый взгляд. Я достал сигарету и боязливо прикурил. Дым поднялся к потолку и влетел в вытяжку. Она снова оглянула меня от основания шеи до глаз, как-то сжато улыбнулась и присела на корточки, поставив перед собой футляр. Что-то негромко лязгнуло, несколько продолговатых скоб раскрылось, подобно тому, как раскрываются цветочные бутоны и откидная крышка сбрякала о кафельный пол.
- Ого... - Выдохнул я как-то недоверчиво вместе с сигаретным дымом.
В футляре лежала скрипка. Она возвышалась, красивая, лакированная, на тёмно-синей подушечке, маленькая и какая-то удивительно яркая на фоне монохрома окружающего хай-тека. Она пахла лаком и деревом. У правого её бока покоился длинный чёрный смычок. Своими бледными мальчишечьими руками незнакомка вынула скрипку, как вынимают из колыбели крохотного младенца и положила на своё острое плечо. Скрипка послушно упёрлась кошачьей головой подставки в её почти мужской подбородок. Сигарета зависла между моих губ. Мы молчали, ожидая чего-то удивительного. Тощая рука робко прощупала струны и из-под него вырвался несмелый дребезжащий звук. Затем второй, покрепче.
- Вот. - Зачем-то утвердительно кивнула девушка, резко и энергично-нервозно, как будто совершила какое-то открытие. Вся её плоская грудь выдохнула воздух из лёгких и началась Музыка. Музыка звучала опьяняюще дерзко и звонко среди этих кафельных стен, нарастая сильным и печальным минором. Тощие руки уверенно мелькали перед моими глазами, то отрываясь от скрипичного корпуса, то изо всех сил страстно прижимаясь к нему. Незнакомка закрыла свои большие рыбьи глаза и теперь веки её блаженно подрагивали в такт переходам. Лёгкое эхо окутало помещение и поднялось под потолок. Где-то вдалеке гремели басы танцпола. Музыка была слишком красивой, самостоятельной, жадной и сильной, чтобы допускать воспринимать, кроме неё, что-то извне. Я стоял, оглушённый, завороженный, ошарашенный, уронив в умывальник недокуренную сигарету и, вытаращив глаза, смотрел на это удивительное существо. Нет, два удивительных существа, имени одного из которых я даже не удосужился спросить. Музыка лилась спокойно и трогательно, заполняя меня всё глубже и глубже своей чистотой и прелестью. Когда прозвучало последнее долгое "до" - низкое и густое - наступил ваккуум. Сквозь него прорывались биты извне, голоса ведущего, чьи-то шаги за дверью. Девушка опустила смычок и скрипку и посмотрела на меня в упор. Вызывающе нагло и недоверчиво, исподлобья. Я стоял, широко распахнув глаза, не в силах проронить ни слова и вдруг мне всё сделалось нестерпимо ясным. А ведь я думал, почему она, такая некрасивая, такая пучеглазая и нескладная, так странно одетая, восседает с таким королевским видом, с такой хладнокровной непоколебимой уверенностью в таком месте, где вокруг неё, как змеи, извиваются толпы прекрасных полуголых женских тел, не идущих по своей красоте и грациозности ни в какое сравнение с этой высокой плоскогрудой дурнушкой с чёрным футляром. Раньше я никогда об этом не думал...
- Я написала это сама. - С гордостью сказала она, закончив.
- Как тебя зовут? - Спросил я, всё ещё приходя в себя.
- Что, как будто наизнанку вытряхнуло? - Насмешливо спросила скрипачка вместо того, чтобы назвать имя. Я молча кивнул, медленно и поражённо.
- И что тебя вдохновило?
- У меня был мужчина... - Она замялась. - Я любила его, но он был чудовищем.
- Как это печально. Такой талант, как ты, нужно на руках носить.
- Пойдём пить вино. - Сказала она. - Грустно. Меня вдохновило то, что он ушёл. И я назвала эту партию "Реквием по Любви". Я так несчастна.
И тощие пальцы с короткими ногтями резко и уверенно захлопнули чёрную изогнутую крышку.
- Пойдём. - Отозвался я глухо и как-то печально.
Когда мы поднимались по лестнице, я испытывал удивительное ощущение. Будто бы между мной и этой некрасивой девицей без возраста была какая-то сладкая и постыдная тайна, недоступная ни одному из тех, кто бросает на неё скользящие брезгливые взгляды. Всё же, по глупости и по привычке, я стыдился идти с ней рядом и опять шёл чуть позади, вглядываясь в её спину и сутулые плечи. Футляр иногда задевал мои колени, когда я, задумавшись о произошедшем, подходил на слишком близкое расстояние. Мы поднялись в мир красных диванов и зеркальных люстр. Она положила футляр на бархатную обивку. Я до сих пор не знал, как её зовут.
- Что будем заказывать? - Спросила она, вглядываясь куда-то в недра меня.
- Меня зовут Елисей. - Ответил я на вопрос, которого я мог бы и не дождаться от неё.
- Прекрасно, Елисей. - Просмаковала она без особого восторга. - Что пить будем?
Я взял карту бара и наобум ткнул в бутылку какого-то полусухого вина. Через несколько минут наш заказ уже был разлит по бокалам. Официант странно косился на мою спутницу. Она отпила небольшой глоток своими тонкими мальчишескими губами и улыбнулась хитро и задумчиво.
- Елисей... Какое у тебя красивое имя. Какое-то просторное, большое. Открытое. Как река Енисей. Знаешь такую реку? - Она с лёгкой насмешкой взглянула на меня. - Как Елисейские поля. В нём как-то очень много свободы и какой-то красоты. Оно песенное какое-то. Сказочное. Королевич Елисей...
Она долила бокал до верха и выпила залпом. Мимо нас прошла высокая блондинка в сиреневом платье и скользнула по мне как будто бы заинтересованным взглядом. Я слегка улыбнулся и вздохнул.
- Я ненавижу мужчин. - Вдруг резко и как-то зло сказала моя новая знакомая.
- Почему? - Спросил я растерянно.
- Вы ничего не понимаете. - Отчаянно и горько она покачала головой. - Стоит вам увидеть короткую юбку, пышные волосы, миленькое личико и стройные ножки, мир для вас перестаёт существовать. Вы ничего не вкладываете в своё "люблю", как бы вы ни верили в то, что говорите. Ваше "люблю" - сплошная похоть. Быть любимой вами - страшно. Как только найдётся кандидатура, разжигающая в вас огонь посильнее, ваша природа тут же забудет обо всех "люблю". Я не верю в мужчин-романтиков. Я не верю в любовь. Я верю в музыку. Совершенство одномоментно. Всегда есть совершеннее совершенного.
Я удивлённо слушал её эмоциональную и пылкую тираду, гневно вылитую на меня так же внезапно, как недавно был вылит на меня поток прекрасной хрустальной музыки.
- Ты любила когда-нибудь? - Спросил я задумчиво и печально.
- А почему ты спрашиваешь? - Раздражённо ответила она.
- Почему ты так разговариваешь со мной?... - Удивился я искренне. - Почему ты раздражаешься на меня? Мы ведь едва знакомы, ты, в конце концов, даже не признаёшься, как тебя зовут, а уже злишься на меня.
- Потому что ты слишком красивый. - Наклонившись ко мне и со злым вызовом заглянув мне куда-то глубже глаз, почти прошипела скрипачка. Я немного растерялся.
- Меня это раздражает. - Уже спокойнее добавила она после паузы, как бы поясняя. - То есть, ты можешь понравиться мне, я могу увлечься тобой, захотеть тебя, присвоить тебя и умирать потом от ревности, что ты смотришь на других, что не я - центр твоего обожания. А я хочу, чтобы обожали только меня.
Я в изумлении открыл рот, поражённый и ошарашенный. Она влила в себя ещё бокал вина.
Она долго смотрела на меня.
- Пошёл вон, Елисей, уходи. Я ненавижу тебя.
Я, всё ещё не имея возможности отойти от шока, медленно и как-то не очень уверенно встал.
- Даже имя у тебя красивое. - Недовольно прошипела она. - Убирайся к чёрту.
Я отошёл от бархатного дивана и стал спускаться по винтовой лестнице, ведущей к танцполу. Мои уши отказывались верить услышанному. Я буквально втёк в мерцающую толпу, в ароматы парфюма и в долбящие биты и куда-то поплыл в странной прострации вина и шока. Где-то в недрах меня всё ещё играла скрипка и всё ещё шепелявило это последнее: "к чёрту". Постепенно толпа, как огромный водоворот, завлекла меня в свою середину и выбросила прямо под злосчастный балкон с золочёными львами. Я стоял в самом центре танцующего чистилища и уже почти не понимал, где дым, где свет, где пол, а где потолок. Прямо на меня падал широкий белый луч, как будто меня собрались забрать инопланетяне на летающей тарелке. Краем глаза я различал балкон. К перилам медленно подходила чёрно-белая высокая фигура с бокалом в руке. И вдруг прямо передо мной, буквально в нескольких сантиметрах, неизвестно каким образом оказались чьи-то густые тёмные волосы. Они пахли вишнёвыми сигарами и карамелью и касались меня, взмывая вверх с движениями головы их обладательницы. На миг передо мной замерло красивое смуглое лицо с острыми очерченными скулами и изумрудно-зелёными кошачьими глазами, с розовым пухленьким ротиком и нежной открытой шеей, бронзовой от блеска. Чьи-то руки обвили меня и я закрыл глаза, потому что толпа уже куда-то несла меня. Я прижал к себе рывком красивую брюнетку, чтобы она не упала на высоченных каблуках и вдруг увидел, как чёрно-белая фигура отрывается от перил и пропадает где-то в алой полутьме балконного бархата.
- Какой ты... - С придыханием сказала мне на ухо, вероятно, та самая брюнетка.
- Какой ты козёл! - Услышал я резкий злой голос с другой стороны и кто-то безжалостно цепко схватил меня за запястье. И меня снова повлекло куда-то, в другую сторону от толпы и брюнетки. Вскоре я понял, что меня тащит куда-то скрипачка. В голове уже шумело от выпитого вина. Мы упали на ближайший пустой диван за шторками, внизу, недалеко от танцпола, полусидя. Она отпустила мою руку и с нескрываемой ненавистью смотрела мне в лицо. Я, плохо скрывая глупую улыбку, развёл руками.
- Почему я козёл? - спросил я. - Ты сказала мне убираться к чёрту.
- К чёрту, но не к этой крашеной суке. - Выдохнула скрипачка.
- Ну, в таком случае, я пойду. - Я уверенно, насколько это было возможно, поднялся на ноги и сделал движение вперёд, намереваясь уйти.
- Нет! - Сказала она резко. - Нет... - Повторила потом потише, как бы испугавшись своего первоначального пыла. - Не уходи, Елисей. Я всё неправду сказала... Ты мне нравишься... Ты красивый. Ну и что, что ты будешь смотреть на других женщин, а я буду страдать. Ты только не уходи. Тебе ведь понравилось, как я играю. Я буду наслаждаться твоей красотой, а ты моим талантом... не уходи, Елисей. - Она с какой-то лихорадочной запальчивой страстью кинулась ко мне, обняла своими тощими руками мою спину и прижалась ко мне щекой. - Я готова страдать. Я влюблена. Ты - мой... Я хочу, чтоб ты был мой.
Я не верил своим ушам в очередной раз. Она обогнула меня и вцепилась мне в плечи, заглядывая в лицо. Глаза её блестели от навернувшихся слёз.
- Да... Пускай я некрасивая. Пускай я хуже, чем они все. - Она показала рукой на зал танцпола. Я так несчастна и нуждаюсь в твоём сострадании. Никто не любит меня и никогда не любил. - Ммм... - опасливо протянул я.
- Пускай! - Твёрдо заверила она и нервно мотнула головой, сбрасывая выбившуюся прядь. - В нашей встрече столько мистицизма. Ты ведь не зря подошёл ко мне. Ты что-то ощутил. И я не зря пришла сюда! Елисей... у тебя такие красивые глаза... такие губы... поцелуй меня. Я так ХОЧУ, чтобы ты поцеловал меня сейчас.
В этом её властном и непререкаемом "хочу" было что-то ужасное, монументально-гранитное. "Она так талантлива..." - подумал я. -"Может быть, и впрямь, ей не хватает любви, у неё тонкая ранимая душа?"
Я снова вспомнил ту прекрасную музыку. Я, сам не зная почему, влекомый какой-то её страшной деспотичной капризной властностью, потянулся к её мальчишеским губам и вдруг...
Она зарыдала и уткнулась мне в плечо.
- Что случилось? - Изумлённо обмер я.
- Да как же так... - всхлипнула она. - Я не могу так! Ты чудовище! Ты бессердечный! Только что ты хотел её, ту брюнетку, ты же хотел её, признайся мне... а теперь целуешь меня, раздирая мне сердце. Сколько лицемерия в тебе!
Она рыдала и не могла остановиться.
- Но я думал о тебе! - Запротестовал я.
- Не ври! Я ужасна! Обо мне нельзя думать! Меня нельзя желать! Ты чёртов лицемер. Приносишь мне только боль своей красотой. Мне, мерзкой замухрышке... Мне итак больно!!!
- Но ты же талантлива!!! - Почти взвыл я. - Какая же ты замухрышка!
- Нет, скажи мне, что я бездарна! Мне не захочется теперь творить, если я буду всем довольна!
- Ну хорошо, ты бездарна!
- Ах ты, сукин сын!!! Это я бездарна????!!!!
И тут она влепила мне хорошенькую пощёчину. Пощёчину такую, что у меня затрещало в ушах. Я развернулся и пошёл сквозь толпу. Я вдруг ощутил, что талант этой странной девушки - это демоны, живущие в ней.
- Иди-ка ты сама к чёрту. - Прошипел я. - тебе там самое место.
- Елисей! - Кричала она. - Прости меня!!!... Я погорячилась... Мой хороший, мой... Елисей!... Господи, что же я наделала! Я сама виновата во всём! Ну вернись, давай поговорим, Елисей, не уходи!!!!... Тварь! Паскуда! Сволочь!... Стой!...Мой хороший!... Ну прости!... Нет, убирайся, убирайся! Мразь!...
Через неколько минут я перестал слышать её мольбы и злословие, её голос стих у меня за спиной. Только биты музыки и стук моего сердца...
- Дьявол. - Прошептал я.
* * *
Она сидела на красном бархатном диване, нервно закинув ногу за ногу и рассматривала придирчиво и внимательно красивого мужчину лет тридцати - с миловидной внешностью славянина и голубыми глазами. Он наполнял её бокал дорогим бургундским вином.
- Вы отличная скрипачка. Такая талантливая. - Мужчина галантно улыбнулся. - У вас есть возлюбленный? У такой талантливой девушки его не может не быть...
- Ах... - Некрасивая сутулая девушка в старомодной одежде печально опустила глаза. - Уже, увы, нет. Недавно был один мужчина. Как я безумно была влюблена в него, какая страсть была между нами, сколько мистики промелькнуло в нашей первой встрече, вы бы только знали! Но, к сожалению, он оказался жутким бабником, к тому же, считал меня уродиной и бездарью, а потом, в довесок ко всему ещё и бросил, ни сказав ни слова... Я умоляла его вернуться почти на коленях, но он не видел моих слёз, потому что у него нет души! Его звали каким-то красивым именем... сейчас не хочу вспоминать это слово - оно меня как ножом режет. Я написала дуэт для скрипки и альта после нашего расставания, прямо как Моцарт.
- Как жаль вас. - Мужчина с состраданием поднял на неё глаза. - Этот мужчина просто чудовище.
- Чудовище. - С радостным пылом заверила она. - Как я несчастна.
" Как я счастлива!" - Говорили её лисьи зрачки.