Глава третья В дороге. 95 год н.э.
Господин Исаак и Гай тронулись в путь на рассвете, до восхода солнца, чтобы в момент явления светила, или чуть раньше, добраться до Латинских ворот Города и там присоединиться к хорошо охраняемому посольству, направлявшемуся куда-то на восток через Эфес. У господина Исаака имелось немало влиятельных знакомых при дворе, некоторые были обязаны ему жизнью, и епископу не стоило большого труда выхлопотать себе и своему спутнику местечко в огромном обозе. Правда, ему пришлось из своей любимой двухколесной тележки с осликом пересесть в очень приличный четырехколесный экипаж, запряженный двумя ладными лошадками, потому что двигалось посольство очень быстро, и ждать философски степенного ослика никто бы не стал.
Благодарность бывшего пациента простерлась настолько, что он не только выбил своим клиентам места в экипаже, но и позаботился о том, чтобы они были в нем единственными пассажирами, остальное пространство занимала какая-то поклажа. Впрочем, обоим путешественникам свободного пространства хватило с лихвой.
После того, как они пересели из тележки в новое транспортное средство, господин Исаак вздохнул:
- Когда-то я, окаянный, только на таких колесницах и ездил. Чуть совсем не погиб!
Нужно заметить, что господин Исаак охаивать себя умел. Если его послушать, то он и вор, и блудник, и человекоубийца и чуть ли не скотоложник! – каких только откровений господина Исаака не наслушался Гай за долгую дорогу до Эфеса. Если бы он до этого не общался с близкими друзьями епископа, то и вправду всему бы этому поверил – так искренно горевал епископ о своей неправедно прожитой жизни. Но в тот момент все еще только начиналось, и Гай простодушно отозвался на слова архиерея:
- В аварию попали?
- Что ты! Бог миловал! Ты представь себе, сколько бедных можно накормить, продав такой экипаж! Ведь все это с меня спросится – совсем уж горестно закончил господин Исаак. Он, правда, умолчал о том, скольких немощных стариков он перевозил в собрание и обратно на этих «колесницах», скольких больных, требующих немедленной операции, экстренно доставляли к нему домой шикарные колымаги. И о многом другом. То ли в силу старческой забывчивости, то ли из-за прихотливой избирательности покаянного чувства.
- Но все-таки ваш статус этого требовал, вы же были почти придворным врачом. Да и Трапезу Господню совершаете от младых ногтей. Вот у иудеев пресвитер…
- Ой, не говори, не говори, не говори мне об иудеях! – запричитал господин Исаак, а потом спокойно повернулся к Гаю и резко спросил:
- Ты что – разницы не чувствуешь?
В этот момент Гай понял, что в пути скучно ему не будет. Он нерешительно промямлил:
- Чувствую…
- Вот! – взвился указательный палец епископа. Он откинулся на спинку скамьи, и недовольно воркнул:
- Чувствует он…
После этого епископ резко выпрямился и решительно заявил:
- Вот кого нам не хватает сейчас, так это Кифы(1).
- Но в Риме есть замечательный господин Флавий Климент… (2)- хвалить своего спутника Гай не решился.
- Да, он отличный христиан, я очень его люблю. Но представь себе аккуратненького патриция Климента в этих римских аристократических кальцеях (3) из мягкой кожи и босого расхристанного Кифу. Ни жена, ни дочери не смогли его причесать и упорядочить. Он никогда не отвлекался на внешнее, он был очень собранным и сосредоточенным на одном-единственном – крестить все народы во имя Отца и Сына и Святого Духа! Все!!! И никаких – слышишь, - никаких кальцей!!!
Поездка становилась исключительно интересной.
«Наверное, так древние пророки возвещали гибель Иерусалиму», - подумал с благоговением Гай и осторожно скосил глаза на стопы господина Исаака. Вчера бы он, конечно, не обратил внимания на то, что обут епископ был в какие-то чудные сандалии из травы на деревянной подошве. Гай тоже не любил отвлекаться на внешнее. Не то, чтобы он был ненаблюдательным, - он мог бы почти слово в слово воспроизвести речь собеседника, описать оттенки интонаций и настроения, но если бы его спросили о цвете глаз или об одежде, то Гай бы попал в очень затруднительное положение.
- Я, окаянный тщеславный человек, я, свинья, знавшая Господа, но не познавшая Его, я всю свою молодость прощеголял в нарядах блудников и бездельников, - опять стал причитать господин Исаак, как плакальщики на похоронах. Потом он подытожил убийственно спокойно:
- Я погубил свою бессмертную душу.
Это было произнесено так, что у Гая сердце сжалось от боли и понимания: действительно - погубил.
Мало кому в своей жизни Гай так сочувствовал, как в тот момент господину Исааку.
- апостол Петр по-еврейски
- третий папа римский
- вид римской обуви. Кожаные башмаки-сапоги высотой до лодыжек имели право носить только римские граждане.