Росинка и Ортия.
39. Гость.
...Это был очень странный вечер. При странных обстоятельствах. Наедине со странным субъектом, который...
В общем, с ним все совсем таки сложно. Просто, его как бы и вовсе нет на свете. Во всяком случае, официально. И все же он, ключевой персонаж этой и многих других, не менее интересных и загадочных историй, в какой-то степени главный, пусть и условный герой ментофильма, который сейчас показывает госпожа Лесгафт.
Он служит Императорской Семье, пожалуй, еще дольше, чем сама Клэр. Вот только эта его Служба... Выражаясь фигурально, нечто еще более удивительное, чем то, чем занимается она, Клэр Лесгафт. И это «удивительное» порою невозможно принять, как говорится, «на трезвую голову». Соответственно, трезвым сей, как бы и «несуществующий», персонаж бывает, увы, далеко не всегда...
Вечер. Небольшой столик в одной из комнат флигеля, пристроенного к дому в Троицком. На столе свечи. Нет, не для романтики, а просто потому, что субъект, сидящий за столом, так пожелал. И это, откровенно говоря, несколько напрягает.
Корней не так уж часто корчит из себя «консерватора». Обычно ему «по барабану», каков источник света в его каморке. Электричество он принял как факт много десятилетий назад, просто и без заморочек. А вот здесь и сейчас его как перемкнуло. Обязательно свечи. И анисовая водка. Да-да, та самая, «старого розливу», вернее, изготовленная по очень старому рецепту. Корней сказал, что на стол непременно надо поставить ее. И это очень странно, вот уж по части выпивки он никакой не привереда. «Вискарь» или «первак-полтавчик», в смысле, простой самогон от его «друзей-хохлов» с Полтавщины, ему обычно без разницы. И его сегодняшний выбор весьма и весьма настораживает...
Поэтому Клэр сегодня не воспользовалась каким-нибудь благовидным предлогом, чтобы улизнуть от «Корнеевских забухалистых посиделок». Не ушла к себе во флигель, отсыпаться после всех дневных волнений. Она осталась здесь, за столом, даже когда Петрович, кремень-мужик лет сорока пяти, крепкий, даже слегка дородный и, как говорится, выпить не дурак, вышел из-за стола, изумленно покачав головой. Дескать, ну и горазд же ты, Корнеюшка, бухАть посередь трудовой недели! Да еще в непосредственной близости от апартаментов славящегося своей умеренностью Самодержца-Ампяратора!
Петрович, чуть лысоватый садовник, ухаживающий за кустами и клумбами в парке Троицкого, всегда именует его только так, одновременно и с сугубо уважительной интонацией, и по-простому. На прогулках Государь всегда с ним здоровается персонально. И все же, Петрович хорошо помнит свое настоящее место в писаной и неписаной иерархиях, и отлично «видит берега». Он в курсе того, что негласное право на «забухалово» имеется только у самого Корнея. На этого странного типа, на Корнея, Император, Хозяин Троицкого, просто косо посмотрит и, тяжело вздохнув, промолчит, просто подумав много и нецензурного. А вот на всех остальных, в частности, на собутыльников этого загадочного существа, подобная привилегия не распространяется!
Но Клэр все же осталась за столом. Просто потому, что всеми нервами чувствовала - Гость уже близко. И это одна из тех встреч, которой пренебрегать ни в коем случае не следует. Ведь за четверть века до этого дня, такой вот ночной разговор оказался очень даже полезен. И отнюдь не только для самой Клэр Лесгафт.
Да, все в этот вечер происходило в точности так же, как и в прошлый визит Гостя. Корней с каждой чаркой анисовой - он всегда пьет только из своей посуды, древней стопки, или как там называли щедро украшенные финифтью, небольшие серебряные стаканчики тогда, сто с лишним лет тому назад? - говорил все бессвязнее. Сама Клэр только символически касалась губами краешка своей хрустальной рюмки, в которой красиво играла зеленоватым жгучая-горьковатая-ароматная (там еще много оттенков, но такое, для полного понимания органолептического букета, лучше попробовать! А может быть, все-таки, не стОит... :-) ) жидкость, но не пила. Скорее уж так, просто своим присутствием за этим столом составляя компанию старому выпивохе.
Ей необходимо было оставаться трезвой, хотя бы для того, чтобы все запомнить. Просто потому, что делать это больше некому.
Снова знакомое чувство ментального холода. Ощущение этой странной пустоты, которая появляется из ниоткуда там, «внутри» нее самой. Как будто, это ее внутреннее пространство на какую-то долю секунды распахнулось в какой-то «внешний», совершенно иной космос, чужой, вернее ощущаемый чужим, на грани ужаса.
Как будто оттуда, из этого пугающего запредельного пространства вдруг на мгновение открылась странная незримая дверь, через которую в их Мир вошел Гость. Вошел, и остался в теле. В том самом «теле», которое только что, меньше одной минуты тому назад, весьма решительно хлопнуло «во здравие» очередную – которую уже по счету! – чарку анисовой, ею же, Клэр, приготовленной по редчайшему рецепту полуторавековой давности. Приготовленной специально для нужд этого самого «тела».
Тела Корнея.
Все. Он уже ЗДЕСЬ. Это четко ощущается по легкому холодку, вовсе не физическому, нет, воспринимаемому где-то там, на ментальном уровне.
В комнате сразу все переменилось, как-то почти неуловимо, но существенно. Язычки пламени свечей на секунду вздрогнули, качнулись... И тут же, как-то странно вытянулись, почти замерли, боясь, как бы лишний раз не пошевелиться в присутствии этого Гостя. Того самого Гостя, что занял тело, находящееся прямо напротив нее, как говорится, через стол.
Темнота вокруг, на какое-то мгновение, синхронно с колебаниями пламени свечей, сгустилась, стала почти что ощутимой. Как будто проникновение Гостя в этот Мир сдвинуло какие-то сущностные пласты Бытия, всколыхнуло его темную составляющую, заставила изначальную Тьму нервничать. И неспроста...
Вслед за этим колебанием света пришло странное ощущение ясности всего условно зримого. Вроде бы самого освещения, всех этих волн и квантов-фотонов, несущих на себе и с собою ту самую возможность рассеивать тьму, в комнате и не прибавилось. Но изменилась сама структура темноты, той самой, что осталась за пределами круга света.
Полумрак в комнате стал каким-то другим. Почти прозрачным. Все предметы, в каждом уголке этой каморки, Бог знает, по какой причине выбранной Корнеем для проживания, стали видны весьма отчетливо, как бы «подсвеченные» изнутри. Клэр откуда-то точно знала, что присутствие Гостя высвечивает не сами эти предметы, а их суть, исходные образы вещей, лежащие где-то там, в глубинных пластах Бытия…
Все. Гость пришел.
Теперь напротив нее сидит вовсе не прежний ее старый приятель. Хранитель, бессребреник, шут-мудрец, балагур и выпивоха, все они когда-то, лет двести назад, или того раньше, воплотившиеся в этом странном существе, том, которое скорее кажется человеком, но далеко не всегда является таковым, сейчас исчезли. Осталось только лицо прежнего дядьки Корнея, из-под которого сейчас проглядывает странная, совершенно запредельная суть ее Гостя.
Да нет, и лицо тоже меняется. Дядька Корней всегда напоминал ей мифического казака-донца, удалого молодца. Невысокого роста, крепкий, плечистый, слегка вьющиеся волосы, светло-русые, сильно отдающие сединой. И грубоватые, какие-то простонародные, что ли, черты лица, которые подчеркивает эта жесткая щеточка седых усов.
Эти, так знакомые Клэр линии его лица, вроде бы, остались те же, вот только воспринимаются они сейчас совсем по-другому. Кажется, что перед нею теперь не тот лихой рубака, к которому она привыкла, в ранге не выше есаула. Нет, ее ощущения от собеседника сейчас вовсе другие. Перед нею… хорунжий, атаман, гетман… Какие еще там бывают звания у знаменитых – да-да, тех самых, идущих в бой под собственным, личным знаменем! – казаков?
Впрочем, кажется, Гость и сам замечает, что его чрезмерно внушительный вид производит вовсе не то впечатление, на которое он, судя по всему, рассчитывал. Тот, кто сейчас находится в теле старого казака-балагура, как-то смущенно улыбается, вовсе не по-корнеевски. И к ней вновь приходит, как и четверть века, тому назад, непонятное ощущение, будто этот Гость ей хорошо знаком. Вот только где она могла раньше видеть эту, именно эту, чуть смущенную, улыбку?
- Здравствуй, Клара! – нет, это не голос Корнея. В этом голосе полнО чуть грустной, сдержанной иронии. Но это совсем не то, что свойственно ее собутыльнику-собеседнику по этому странному вечеру, который они проводят вместе, как говорится, «за анисовой и наедине». Корней нахал, наглец, бретер (и это еще не самые резкие слова, которыми можно обозначить специфические и не слишком-то приятные для окружающих черты его характера!), чьи шутки, мягко говоря, грубоваты, вплоть до непристойностей!
Хотя, все их, конечно же, терпят, включая и самого Императора. Что уж тут поделаешь, шут-мудрец при дворе это традиция. К тому же, этот шут, выхватывая револьвер из кобуры, опережает любого ковбоя. А шашку успевает вытащить из ножен куда быстрее, чем самурай свою катану*.
Впрочем, у него есть и другие таланты, куда как более значимые. В том числе и тот, из-за которого Гость, собственно, сегодня и прибыл, собственной персоной, именно в его тело.
- Приветствую тебя! – Клэр несколько патетична. Но ситуация явно располагает к выспреннему тону обращения. К тому же, она, Премьер-комиссар, очень хорошо помнит, ЧТО именно Гость рассказал ей в прошлый раз. И считает, что после этого никакая патетика уже не будет лишней. – Для меня Честь снова видеть тебя и говорить с тобою!
- Ты почти не изменилась, - Гость каким-то образом слегка «приглушил» свою улыбку. Кажется, что он говорит с нею почти что серьезно, а не просто отвечает на условный, дежурно-вежливый-универсальный (все сразу и одновременно!) комплимент.
- Просто я Скользящая! - Клэр улыбается. Доброе слово и кошке приятно! А что уж говорить про Женщину :-) ? – Мы ведь стареем достаточно медленно. И даже немножко, ну так, самую чуточку, властны над внешним выражением нашего возраста. Хочешь, я «сброшу» или же «прибавлю» своей внешности несколько лет? Если это тебе будет удобно или приятно, ну для комфортного общения? Мне не сложно!
- Я о другом, - Гость качает головой в знак отрицания необходимости этих «косметических» церемоний. – Меня не интересуют твои ментальные маски и мимические иллюзии. – Ты ведь не изменилась внутренне. И мне очень интересно, почему?
- Что ты хочешь этим сказать? – Клэр с этим Гостем изначально «на ты». Все очень просто. Ее Собеседник пришел из Мест, где протяженность Времени измеряют понятием Вечность. А с Вечностью лучше быть «на короткой ноге». Просто потому, что так благоразумнее.
- Ты уже больше века хранишь покой этой Страны, - в устах Гостя отстраненное «указательное» местоимение вовсе не звучит как некое презрение или оскорбление. По его, Гостя, меркам, по критериям Его Мира, ЛЮБАЯ страна на Земном шаре будет просто «эта». – И все еще продолжаешь это делать. Неужели ты не устала? Ведь мы предлагали тебе уйти к нам. И наше предложение безотзывно. Оно останется в силе до тех пор, пока ты не пожелаешь им воспользоваться.
- Ты... пришел за мною? – Клэр судорожно сглотнула враз пересохшим горлом, и голос от этого движения гортани на секунду дрогнул, прервался. – Но вы же обещали!..
- Не бойся, мы никого не принуждаем, - Гость протянул руку вперед и коснулся ее ладони. Клэр снова вздрогнула от неожиданности. – Если ты хочешь оставаться в этом Мире, оставайся. Обещаю, что ты и впредь не будешь стареть своим телом. А вот насчет твоей Души...
Он на секунду замолчал, а потом продолжил.
- Боюсь, что душою своей ты навсегда останешься той самой девочкой, которую Николай когда-то снимал с дыбы, в том пыточном подвале, у бомбистов. Что бы ни происходило, твой взор по-прежнему чист, и видит любую скверну такой, как она есть. И ты, как всегда, не просто пытаешься очистить от всей и всяческой дряни ту часть Мира, за которую ты отвечаешь перед своей Совестью. Нет, Клара, ты, всю свою жизнь, стремишься исцелить всех тех, кто по глупости ли, по слабоволию ли впустил в себя зло. Ты пытаешься не только спасти Мир, но и защитить тех, кто в нем обитает, даже от их собственной, внутренней мерзости. Ты пытаешься в любой низкой и мерзкой твари разглядеть потенциал Человека. И, в надежде на то, что даже этого мизера Человечности хватит для ее преображения, ты стремишься вывернуть это жалкое создание наизнанку. Забавно, но у тебя всегда получается, и ты все более укрепляешься в этой своей забавной Вере. Вспомни, Клара, ты ведь, уже без малого век с четвертью, свято веришь, будто в Человека и впрямь можно превратить любое прямоходящее существо с тридцатью двумя зубам. Даже то, которое готово ими загрызть пресловутого ближнего, перекусить его пополам... Да попросту сожрать его, даже без соли или перца! И невдомек тебе, что без этой твоей Светлой Веры в их исправимость, они, сами по себе, без твоей помощи, навсегда бы остались теми, кем им суждено было быть, ничтожными тварями, вполне достойными того Ада, в который они всегда готовы превратить место своего обитания.
- Ты всегда так говорил, - тихо сказала Клэр. – И ты всегда при этом, вот так же, испытывающе, глядел на меня. Дескать, не пора ли заканчивать со «спасением Человечества». И ВСЕГДА эти горькие слова расходились у тебя с Делами. Я всего лишь твоя старательная ученица, не более.
Она узнала его. И это прикосновение, и эти фразы, давно, очень давно знакомы ей по другим вечерним-полуночным разговорам при свечах или керосиновой лампе. Слова, которыми ее столько раз предостерегали от иллюзий, чтобы она не преувеличивала свои возможности влияния на судьбы людей и Мира.
Те самые слова, которые в устах того, кто их произносил, всегда оставались всего лишь только словами. Ибо Клэр именно в нем всегда имела образец для подражания.
Зачем он говорил с нею именно так? Испытывал, проверяя на наличие остатков, как он выражался, оптимизмуса - его, кстати, любимое словечко! – или все-таки действительно предупреждал ее?
Кто же знает, кроме него самого?
- Здравствуй, Иван Петрович! – голос у Клэр тихий, скромный. Тот, которым приличествует ученице приветствовать своего Учителя. – Вот и довелось нам свидеться...
- Узнала? – лицо Корнея вроде бы и не изменилось, но через... вернее даже сквозь него, как-то призрачно, почти незримо, и все-таки ясно видимо проступили черты того, кто создал саму науку о ментатах. Кто создал Систему, гармонично встроившую ментатов в обыденность человеческих отношений. Того, кто фактически создал Империю Людей, ту самую Страну, которую Он, уходя, завещал хранить Императорской Семье. Защиту же этой Семьи он возложил на них, на нескольких Высших ментатов, в числе которых была и она, Клэр Лесгафт.
- Сегодня узнала! – Клэр улыбается Ему, так, чуть-чуть, но какой-то... счастливой улыбкой. То, что она видит, то, в чем участвует сейчас, это Таинство. Необъяснимое, непостижимое... Такое же, как и то загадочное и непостижимое существо, в которое теперь, судя по всему, превратился ее Учитель.
- Просто сейчас ты уже почти не боишься меня, - Учитель улыбается. – И почти доверяешь мне. Кстати, совершенно напрасно.
- Ты всегда меня пугал, - улыбка Клэр становится шире и откровеннее. – А я не боялась. Никогда!
- Значит, мало пугал, - Гость, похоже, скорее доволен ее реакцией, чем сердится.
- Тогда продолжай! – Клэр, похоже, успокоилась. Теперь она вполне может и дальше слушать его странные поучения.
- Если только ты готова... – с сомнением в голосе произносит ее визави.
- В прошлый раз ты предостерег нас от того, что могло бы нас заставить ввязаться в большую войну, - Клэр, внезапно, становится очень серьезной. – Я хотела сказать тебе спасибо. Ты даже не представляешь, сколько жизней спасло это твое предупреждение!
- Отчего же, очень даже хорошо представляю! – Гость как-то тоже стал лицом много серьезнее. – Цена вопроса, условная стоимость того, что ты тогда мне поверила, измерялась примерно четырьмя с половиной миллионами жизней. Из которых, именно на Людей – он как-то особо выделил это слово! - пришлось бы миллиона три**. Плюс к этому, пятнадцать миллионов калек, три в физическом, двенадцать - в моральном смысле, примерно в той же пропорции. Бонусом для Империи стали бы пресловутые «проливы», Босфор и Дарданеллы. Стоила ли Игра в «территориальные поддавки» с заграничной нелюдью всех этих потерь, решать дОлжно было только вам самим. Я мог только подсказать вам общее направление для ваших размышлений.
- Не говори так! – Клэр, похоже, вовсе не согласна с его чрезмерно скромным мнением о его собственной роли в той давней Истории. – Ты сказал тогда главное!
А потом, она добавила многозначительным тоном:
- Я надеюсь, твой совет... Он и сейчас нам поможет. В глубине души, я всегда верила в то, что ты нас никогда не оставишь. Даже ТАМ, - она выделила это слово, намекая на отдаленность того пространства, откуда пришел Гость.
- Ты до сих пор веришь в мою непогрешимость, - вздохнул ее странный собеседник, единый в двух лицах, главное из которых пришло из Запределья. – А ведь я до сих пор не уверен в том, правильно ли мы тогда поступили. Наверняка, можно было создать другую Систему, где ментаты составили бы элиту, новое Высшее дворянство. Или можно было оставить все так, как было, предоставив каждого ментата его собственной судьбе.
- Ты снова испытываешь меня, - Клэр укоризненно качает головой. – Иван Петрович! Довольно! Ты ведь пришел сюда не за этим. Скажи мне то, что хотел. Пожалуйста!
- А что здесь сказать? – Гость как-то грустно улыбнулся. – Мы создали Систему, где есть одно важное, но очень слабое звено. И в этой части, то, что нами было сделано, уже никак не поправишь. В этом-то вся проблема.
- Что ты имеешь виду? – Клэр встревожена.
- Монархия – говорит ее Собеседник, и тут же, зачем-то, разъясняет вполне очевидную этимологию этого слова:
- «Монос» и «Архос». «Один» и «Старший», «Главный». Единовластие. Власть в одних руках. Жесткая концентрация Силы, в противовес пресловутой «республике», означающей «власть» так называемого «народа», под которым можно понимать много... разного. От неорганизованной толпы, до напротив, хорошо организованной группировки «власть имущих», направляющих силу массы, использующих «толпы» в своих корыстных целях. Когда-то мы выбрали именно Монархию. Во-первых, из Уважения к Николаю, который, сам не будучи ментатом, всем своим благородным сердцем принял наши идеи о гармонизации отношений ментатов и обычных людей. А во-вторых, то, чего мы хотели, к чему направляли свои помыслы, было куда проще осуществить именно в условиях Монархии. При наличии единой воли на реализацию нашего проекта в преемственности поколений. Один монарх передавал эстафету другому, и все в нашем плане решалось последовательно и без существенных проблем. Мы были избавлены от необходимости постоянно работать с пресловутыми «политиками», каждый избирательный цикл убеждать очередную «говорящую голову», ее друзей-холуев и, самое главное, тех, кто их выдвигает, теневых властителей из числа коммерсантов, в нашей важности и полезности. И у нас вовсе не было никакой необходимости создавать пресловутые «тайные структуры», наподобие масонских, позволяющие «по умолчанию» поддерживать наш проект, не афишируя его.
- Я знаю, - Клэр кивает головой, - Я всегда защищала Монарха и Его Семью. Это было и остается главнейшим приоритетом, важнейшей задачей.
- Тогда ты понимаешь, что эта ситуация с управлением Страной через одну Семью, очень тонкая и хрупкая. И вся эта Система «висит»... ну не скажу, что на одном конкретном Человеке, - Гость с уважительной интонацией выделил это слово! – Но, увы, на одной конкретной, той самой, правящей Семье. И если в этой Семье начнутся проблемы...
- Что ты имеешь ввиду? – встревоженным голосом спросила его визави.
- Представь себе, что в Монаршей Семье происходит несчастье. К примеру, любимая дочь Императора... С ней случается некая неприятность, или просто некий странный случай. И во всем этом, то ли прямо, то ли косвенно виноват кто-то из ментатов. Допустим, не кто-то конкретный, а так, ментаты вообще, без персоналий. Так ведь тоже может случиться, – как-то неопределенно-уклончиво, но от того не менее тревожно, высказал предположение Гость.
- Когда это случится? – быстро задает вопрос Клэр. И сразу же уточняет:
- И как нам этого избежать? Да и вообще, с чего это ты взял, что Император может так обозлиться именно на нас?
- Сейчас здесь правит Император Михаил, - сказал Гость. - Он еще вовсе не стар, и он, пожалуй, самый уравновешенный Государь из всех, кого мы с тобою знали все эти годы. Но кто сказал, что его преемник, или преемник его преемника, окажутся столь же умеренными во всем? И какого рода проблемы могут на него свалиться совершенно внезапно?
- Неприятности с ребенком... – Клэр как-то неопределенно пожала плечами. Все-таки, сказанное Гостем... было не то, что она желала бы услышать по этому поводу. Все это пока что весьма неконкретно, недостаточно для того, чтобы сходу выработать эффективную стратегию противодействия предполагаемой опасности и тактику защиты Императорской Семьи от предполагаемых (действительно, весьма неконкретных!) угроз. - Но ведь в наших силах предотвратить все это, или, хотя бы, все исправить!
- А если к ним присоединятся проблемы с его Супругой? – Гость своими неопределенными опасениями продолжает нагнетать ощущение смутной нервной дрожи, иногда «пробегающей» по коже его собеседницы. – Ведь проблемы с детьми женщины переживают порою очень остро. Представь себе, на секунду, ситуационное безумие женщины, вызванное такими проблемами! И если это когда-нибудь случится в Императорской Семье...
- Как нам все это предотвратить? – тон Клэр вполне деловой. Ее цели не меняются, да и задачи, в общем-то, остаются прежними. «Praemonitus, praemunitus!», как говорили древние латиняне, то есть, «Предупрежден, значит вооружен!» Осталось только получить немного сведений для конкретной работы, и она справится со всей этой ситуацией, обязательно справится! - Что мне следует предпринять? При каких обстоятельствах все это может случиться? Это будет связано с Семьей грядущего Императора? И когда конкретно нам всего этого следует ожидать?
- Ты правильно все поняла, - вздохнул Гость. – При нынешнем Императоре все, скорее всего, будет спокойно. Но при его преемнике несколько неприятных и опасных обстоятельств могут сойтись воедино. И вот тогда могут быть проблемы...
- Как мне их предотвратить? – Клэр интересует точный ответ на ее вопросы. Вот только готов ли ее Собеседник к такой откровенности?
- Никак, - сухо ответил Гость. – Неприятности все равно случатся. Боюсь, что если ты попытаешься принять какие-то превентивные меры, то можешь этим только навредить и ухудшить расклад.
- И как же мне следует поступить? – Клэр не сдается. Она ждет значимого совета. Ну, не мог же Гость прийти сюда из своего Запределья просто для того, чтобы поведать ей о безысходной проблеме, не подсказав даже варианта принятия правильного решения! Иван Петрович Павлов при жизни отличался стремлением бескорыстно помочь тем, кто в этом нуждался, всем, что только было в его силах. Распутывая рискованные и даже порою нереально сложные ситуации, он всегда находил для них самое оптимальное решение. И здесь он тоже что-нибудь обязательно придумает и подскажет!
- Прости, Клара, но лично ты здесь бессильна. Когда все случится, ты не сможешь чем-то помочь, - голос Гостя прозвучал серьезно, без какой-то насмешки.
- Тогда, - не сдается его упрямая собеседница, - если не я, то кто-то другой сможет помочь? Кто же?
- Такие же, как ты, - голос Гостя становится каким-то... другим. Низкие обертоны, иная тональность...
Неужели... он уже уходит?
Быстро! В прошлый раз ответ-подсказка был достаточно конкретным, а вовсе не в стиле пресловутых «дельфийских пифий»***! И сейчас тоже все должно быть не менее четко и понятно!
- Ты, как всегда, хочешь от меня четких инструкций, - кажется, Гость то ли свободно читает ее мысли, – за прежним Иваном Петровичем такое, порой, водилось! – то ли у нее и так, как говорится, все на лице написано! – Но ты забываешь о том, что сама давно уже не ученица. Ты Наставница. И помочь тебе смогут только те, кого ты научишь, твои ученицы. Это будет именно их задача, их труд.
- Кто именно? – уточняет Клэр Лесгафт. И поясняет чуть виноватым тоном. – У меня же их много.
- Пока что у тебя их нет ни одной, - как-то весьма скептически сообщает ей новость Гость. И в свою очередь поясняет:
- Те, кого ты учила и будешь еще учить... Большинство из них сумеют выучиться у тебя лишь самым азам. Тебе следует искать и найти учениц себе под стать. Тех, кто мог бы перенять у тебя твои главные умения. Освоить с твоей помощью свои главные таланты, подобные твоим. Неужели ты забыла о том, кто ты есть, по твоей истинной, подлинной сути?
- Я Скользящая, - сердце Клэр начинает учащенно биться, - но мне... Мне недоступно умение находить таких же, как я! Я не умею этого делать!
- Неправда! – голос Гостя становится куда как жестче. – Ты не раз уже находила девочек, которые могли бы стать твоими настоящими ученицами! Если бы...
- Не надо! – Клэр произносит эти слова резко, почти выкрикивает их с обидой. – Ты... ты знаешь, что ни одну из них я так и не смогла отыскать ТАМ, и вернуть оттуда в этот Мир! Они ВСЕ ушли ТУДА! И, похоже, что ушли без сожаления! И ты-то уж точно знаешь, что я ничем, совсем ничем не могла им помочь!
- Ищите и обрящете! – как-то не слишком тактично цитирует Гость. А потом, все же, как-то сочувственно улыбается своей ученице. – Я знаю, что ты не виновата в их гибели. И что эта боль, от невозможности спасти таких же, как ты, в ходе их инициации, боль от бессилия им помочь... Она тебя мучает. Но ты должна продолжать. Однажды все-таки ты спасешь одну из них. А уж она спасет и защитит другую. Поверь, Клара, твое добро не пропадет даром.
- Меня когда-то спас и предостерег от ошибок именно ты! – голос Клэр звучит взволнованно. – Ты думаешь, я смогу... вернуть этот долг кому-то из Скользящих?
- Сможешь, - голос Гостя звучит вполне спокойно, даже несколько одобряюще.
- Как и где мне их найти? – Клэр по-прежнему требует от своего Учителя конкретики.
- Ты найдешь Скользящую в городе Зигфрида, - в этот раз Гость, похоже, не желает баловать ее точным указанием даты и места грядущего значимого события.
- Где это? – Клэр подчеркнуто вежлива, но в голосе ее уже слышны некие нотки досады и неудовольствия. – И, кстати, скажи мне, как же ее все-таки узнать?
- Ты узнаешь ее, вот уж по этому поводу не волнуйся, – Гость, похоже, полон некоего, то ли эзотерического, то ли садистического оптимизма. – Главное, не забудь посмотреть, как она играет. Это красиво, и даже в чем-то трогательно. Правильно.
- И как же именно она играет? – Клэр неприятно разгадывать все эти шарады и ребусы.
- Увидишь, - Гость улыбается. То ли загадочно, то ли издевательски. Кажется, «запредельное существование» не пошло на пользу его характеру! – Просто, попробуй поймать ее настроение. И присмотрись к ней повнимательнее. Это совет.
- Ясно, что все туманно, - вздохнула Клэр. Нет, в бытность обычным человеком... Ну, хорошо-хорошо, обычным ментатом! Да, тогда, в «прежние» времена, он был куда точнее в своих приказах и распоряжениях.
- Ты теряешь свое главное достоинство – терпение, - кажется, Гость то ли странно шутит, то ли решил всерьез заняться в ее адрес многозначительными нравоучениями. Скорее, кстати, второе. – И это влияет на твое восприятие. Ты становишься невнимательной. Я ведь сказал, что ты ВСТРЕТИШЬ ту, которая тебе нужна. Значит, все так и будет. Другое дело то, что ты должна быть внимательна. Чтобы не потерять ее из виду. Вот только тебе предстоит сделать в отношении этой твоей ученицы три вещи.
- Какие именно? – Клэр интересуется точными аспектами того, что ей предстоит сделать.
- Принять ее, как есть, и полюбить, – охотно разъясняет Гость. И многозначительно уточняет: – Это, во-первых. Спасти эту девочку от зубастого зверя, змея в броне. Это, во-вторых. А потом спасти ту, что безмерно сильна, но нуждается в любви, дружбе и понимании. Спасти от нее же самой. Это третье, и самое главное. Впрочем, я знаю, - он подчеркнул именно это слово. - Со всем этим ты справишься.
- Как много! – реплика Клэр звучит почти язвительно. Впрочем, выбирать не приходится. В конце концов, иного источника информации о грядущих событиях в ее распоряжении нет. – И такого разного... Как бы мне не перепутать чего-то из всех этих сложностей!
- Не волнуйся, первая из Скользящих сама придет к тебе. Вернется в родной дом, как усталая беглянка, напуганная и благодарная, мечтающая о понимании и прощении. Главное, не упусти ее! – напутствует Гость. - А вот насчет второй...
- Она что, тоже сама придет ко мне в руки? – усмехнулась его собеседница. - И как же это она себя проявит? Свалится мне, в один прекрасный день, на голову? Или отдавит мне ногу при встрече?
- Она, скорее, обожжет тебя, - Гость отреагировал на ее раздраженную шутку как-то серьезно, безо всякой усмешки. – Вот только потом и сама едва не сгорит. Ну, от стыда, за то, что сделала. Не обижайся на нее и не сердись. Впрочем, всерьез разгневаться на это дитя у тебя все равно не получится. Уверен, ты все ей простишь за одну только улыбку с ее стороны.
- Ну, хоть в чем-то мне будет проще работать! – Клэр вздохнула, то ли досадливо, молчаливо сетуя на все эти многозначительные недоговорки, то ли с облегчением, от общей позитивности сказанного ей.
- Проще... – Гость покачал головою. – Со второй Скользящей будет и проще, и сложнее. Но главное будет зависеть вовсе не от тебя.
- А от кого же? – Клэр уже смирилась со всеми этими «пифийскими» интонациями своего собеседника. В конце концов, не стал бы этот Гость вламываться в этот Мир из своего нынешнего Запределья только из-за того, что ему захотелось подкинуть своей ученице пару заморочек для «вострения ума» ну, или просто, чтобы не расслаблялась.
- Скользящая родит Скользящую, - фраза ее Гостя звучит почти бредово. – Все произойдет само собою. Ты, главное, не мешай им. Даже, если тебе покажется, будто они ведут себя совершенно неподобающе.
- В каком это смысле? – его ученица забеспокоилась. Ей заранее уже начали мерещиться всякие и всяческие ужасы и кошмары.
- В том смысле, что их общение тебе вовсе не понравится, - Гость пояснил ей непонятное очередной загадкой. – Но ты им разрешишь, и даже чем-то поможешь. Хотя и вовсе не желая того.
- Почему? – Клэр уже отчаялась сходу понять смысл того, что пытается поведать ее учитель. Сейчас имеет смысл просто получить в свое распоряжение побольше подробностей, и запомнить все это. Осмыслить, все рассказанное Гостем, можно и чуть позже!
- Их объединит лоза, - ее собеседник странно серьезен, хотя содержание его ответов заставляет задуматься о том, не повлияла ли анисовая, выпитая чуть раньше «телом», в смысле, Корнеем, на мышление Гостя, нашедшего временное пристанище в этом самом «теле».
Да, в голове у Клэр мелькнула бредовая мысль о том, что «питейные развлечения» в Запределье то ли невозможны по определению, то ли попросту запрещены. Поэтому, чтобы насладиться удовольствием «пиянства», этот Гость, раз в энное количество десятилетий, выбирается в наш Мир. Просто для того, чтобы ощутить-почувствовать-заценить (все сразу и одновременно!), в буквальном смысле, головокружение от дозы особого, старинного алкоголя.
Однако, супротив такой версии появления ее учителя в теле старого шута-казака-выпивохи (нужное подчеркивать бессмысленно, ибо все в этом теле обычно присутствует сразу и одновременно!) свидетельствует один простой и вполне себе очевидный факт. В прошлой его земной жизни, Иван Петрович Павлов был весьма-весьма умерен во всем, что относится к страстям и так называемым «греховным» :-) привычкам. В том числе и в чувственных наслаждениях пьянственного вида (его, между прочим, собственное выражение!).
Так что вряд ли, вряд ли.
Хотя...
Никто ведь, из персонажей, ныне живущих на материке Евразия, не знает, как именно Запределье меняет существо, выросшее на Земли, но ушедшее за Грань. Да еще, в полной ясности сознания, будучи полновластным хозяином собственных эмоций и желаний.
- Для одной Скользящей лоза станет ключом к ее сути, - продолжает свои бредовые предсказания Гость, - а для другой лекарством, исцеляющим от темного недуга.
- Это будет... как тогда, у меня? Там, в Питере? – голос у Клэр дрожит. На нее дождем-волной-водопадом (все не то, но хотя бы примерно!) нахлынули воспоминания о том, что случилось тогда, много-много лет тому назад.
Лицо ее Учителя. Одновременно суровое, но скорее сочувствующее ей, Клэр Лесгафт, юной красавице с этой странной проседью в волосах. Всем, кто был с нею знаком, тогда казалось, будто это все просто особая экстравагантная манера красить волосы с одной стороны прически. Что она специально рассчитана на особый эффект при близком общении с нею. Что все это предназначено для особого визуального впечатления, этакий намек на ведьму, древнюю, но прекрасную! И только самые близкие ей Люди знали, ОТКУДА взялась в ее изящной прическе эта эффектная, и увы, естественная седина...
Слезы...
Слезы в глазах Светланы, аккуратно, но очень крепко прижимающей ее обнаженные плечи к деревянной скамье...
И свистящая лоза, обрушивающая на ее нервы жгучую боль, оставляющая на ее белой коже красные саднящие полосы...
Боль. Та боль, что терзала ее тело. Та боль, что вернула ее себе самой.
И снова слезы. Ее собственные слезы...
- Ты правильно все ощутила, - Гость сугубо серьезен. Он, похоже, действительно как-то напрямую воспринимает ее эмоции, даже те, что она старается не показывать на лице. А возможно, он все же просто читает ее мысли. Так же, как тогда... – Но ты неправильно это поняла. У них все будет несколько иначе. Хотя и похоже. Ну так, немного.
- Зачем им это? – Клэр огорченно покачала головою. - Не надо им такого...
Она недоговорила, но Гость, со вздохом, грустно улыбнувшись, продолжил:
- Это действительно будет выглядеть... жестоко. Твое сердце будет не на месте. Ты будешь в отчаянии от того, что тебя не понимают... Но не вздумай их останавливать, даже если тебе все это покажется вопиюще безжалостным. После ты сможешь изменить ту, что взяла в руки лозу. И когда она закончит... Помоги ей прийти в себя.
- Кому?! Кому я должна помочь? – Клэр отчего-то начинает трясти какая-то мелкая нервная дрожь. То ли действительно от волнения, то ли...
Да, это снова близится та, давешняя, такая знакомая ей, волна холода. Значит, Гостю уже пора.
- Ты все поймешь, не волнуйся, - Гость, кажется, тоже почувствовал, что должен вскоре уйти. Похоже, он торопится ей рассказать нечто важное. А может быть, просто досадует на нее, на Клэр. За то, что она сейчас спрашивает вовсе не о том, о чем его надо бы спросить перед уходом. – Запомни главное. Вместе они, Мать и Дочь, много сильнее, чем порознь. А рядом с тобою, когда Вас трое, они и вовсе непобедимы! Только, пойми их. И помоги им всем, чем сможешь.
- Чем я смогу им помочь? – спрашивает Клэр, и вдруг понимает, что ответа на этот, именно этот самый вопрос, уже не будет.
Ей самой придется думать и действовать в очередной точке бифуркации, в развилке вероятностей, одна из которых может привести к крушению всего того, что было создано ими за эти годы, за целый век с четвертью. Ей, Клэр Лесгафт, придется работать в условиях, когда полученная ею информация амбивалентна и в принципе непроверяема. Работать на свой страх и риск. Руководствуясь этими весьма нечеткими намеками, здравым смыслом и Совестью.
Да, все как всегда.
И все же, она справится, непременно справится. Не впервой.
Действительно, этот странный ментальный холод усилился, и Клэр теперь точно знает, что время визита в этот Мир для ее собеседника уже подошло к концу. Но все же, она надеется узнать еще немного, и не только о том, что связано с ее грядущей миссией. И она, Клэр Лесгафт, задает вопрос о той, с кем она когда-то была дружна. О той, кто была с нею рядом до того, последнего дня, до самого ухода этой ее подруги туда, в Запределье. О той, кого когда-то избрал ее учитель. О той, что ушла вослед за ним и к нему...
- Иван Петрович! – она точно знает, что уж он-то в курсе судьбы ее подруги. – Что стало со Светланой?
- Она осталась со мною, - этот простой ответ как-то сразу почти успокоил вопрошающую. Ее учитель если и будет шутить, то вряд ли именно по этому вопросу!
Слишком уж все это было тогда для них серьезно. Для всех троих, для тех, кого свела вместе эта странная и коварная шутница-озорница-затейница Судьба. Та, что принимает любой облик, светлый, темный, не суть, и не принципиально. Судьба ведь легко и просто меняет одежду, внешность, надевает самые разные маски, и отнюдь не только карнавальные! Сегодня она в образе Ангела, а завтра уже с наслаждением примеряет кожистые крылья Демона. И каждая ее маска, каждый новый образ, это, по большому счету, ложь.
Да, обычно все это ложь или, как минимум, неоднозначные по смыслу фразы, изобилующие многозначительными оговорками, недоговорками, двусмысленностями и амбивалентными суждениями с возможностью их вариативного толкования. А сколько еще самых разных, удивительных и непредсказуемых ликов у нее в запасе! И не все, отнюдь не все они прекрасны и добры!
– Она смогла пройти, – продолжает ее учитель. Кажется, он все еще не слишком-то верит в то, что это произошло. Хотя, безусловно, счастлив тому, что это все-таки случилось. - Для человека это трудно, почти невозможно. Но она все же смогла это сделать.
- Ей все-таки удалось... – на глазах Клэр слезы. Она всегда верила в Светлану. В то, что ее любовь победит то безумное-холодное-непредставимое (не то, не то, и еще раз, не то... Просто НЕТ в человеческих язЫках нужных слов!), что люди обозначают этим жутким словом Небытие... И она не ошиблась!
- Удалось, - голос Гостя чуть-чуть изменился. Сейчас он звучит глухо и почти отстраненно, как-то издалека.
Значит, он уже уходит...
- Не волнуйся! – кажется, что уходящий собеседник искренне желает ее поддержать. – Время там – он многозначительной паузой обозначил Запредельное, - течет иначе. Да и происходит все... – он снова сделал паузу, возможно, не в силах подобрать слова, обозначающие то, что происходит ТАМ, в обыденных человеческих понятиях, - не так, как ты думаешь... Не бойся, когда ты решишь уйти к нам, вы с нею обязательно встретитесь. Поверь, Клара, она гордится тобою!
- Хорошо, - Клэр отчего-то опустила глаза, которые странным образом увлажнились, и сглотнула предательский комок в горле.
- И главное, запомни, крепко запомни, Клара, - голос ее учителя звучит все тише. – Война, для Скользящей, это только разминка перед ее главной работой.
- Какой? – Клэр уже не вполне слышит, но все же каким-то непостижимым образом, совсем иначе, чем обычно, на грани слуха и ментального сканирования, чувствует и понимает его слова, которые звучат, как говорится, «Curiouser and curiouser!»****
- Учить, - а эти слова звучат уже совсем издалека, почти с ТОГО края Дороги, ведущей Гостя в Запредельное. – Учить тех, кто осмелится, кто доверит ей себя. Не пугайся, это вовсе не страшно. Она никогда не перейдет грань допустимого. Даже если тебе покажется, что она жестока... Она делает то, что нужно. Можешь предостеречь ее. Это твое право, и ей самой это полезно. Но не мешай. Не мешай ей, это главное!
- Не мешать делать что? – Клэр уже почти не слышит голос того, кто возвращается в свое нынешнее место обитания, туда, где и ей, судя по всему, тоже уготовано место.
К счастью, Гость туда возвращается один, без нее. И она, одна из Хранителей Страны, той, что они все вместе создали больше века с четвертью тому назад, этому обстоятельству несказанно рада.
- Ты поймешь... Ты все поймешь... – его голос уже звучит трепетанием крыльев бабочки, и все же вполне отчетливо.
И ведь что интересно! Каждое слово, сказанное учителем, вроде бы понятно. А в целом...
Недоступно. Понимание общего смысла всего того, что она, Клэр Лесгафт, услышала в эту их встречу, пока что ей недоступно. Одна надежда на то, что она все запомнила правильно, и сможет распознать в грядущих обстоятельствах своей жизни те самые «хуки»-крючки, что зацепятся за явные и скрытые смыслы, наверняка, запрятанные где-то на поверхности, или напротив, где-то очень глубоко, в тех словах, что были сказаны им сегодня. На то, что они все-таки подскажут ей, как именно следует поступить, как ей действовать в каждой конкретной спорной ситуации. Для того, чтобы точно исполнить его волю, без каких-либо ошибок.
Она постарается.
А дальше...
Уже знакомая ей волна странного холода накатывает на нее изнутри. Но совсем ненадолго, на какое-то мгновение, ничтожное по темпоральной протяженности, но длинное, растянутое на минуты-часы-сутки неопределенной слабости-страха-паники (все-все не то, и не так! Но других-то слов не подберешь!), по ее собственным внутренним ощущениям.
Все. Дверь в Запредельное захлопнулась. Проход между Явью и тем странным пространством, суть которого нельзя обозначить словами, снова крепко-накрепко заперт. С ТОЙ стороны.
Возвращается привычное, чуть смазанное, по сравнению с предыдущим, ощущение пространства. Даже жалко, что нет больше той пронзительной ясности, резкости восприятия окружающего Мира, дающей Понимание, ясное ощущение Сути всего того, что было-есть-будет. Всего того, что наличествует и происходит как вокруг-рядом, так и внутри тебя…
И за столом, напротив нее, тяжело вздыхает прежний дядька Корней. Шут, бретер и выпивоха. Кажется, ему, как и тогда, почти что четверть века тому назад, срочно требуется твоя помощь...
*Самурайская катана и казачья шашка, при отсутствии внешнего сходства, по сути имеют весьма близкий функционал. Это холодное оружие ближнего боя, предназначенное для непосредственного контакта с противником. И шашка, и катана, не имеют внятного эфеса. В шашке его нет почти что совсем, в катане символическая гарда-цуба скорее предотвращает соскальзывание пальцев на режуще-рубящую часть клинка. Соответственно, оба варианта оружия почти непригодны для парирования, в отличие от клинкового оружия для «маневренного» (чуть не сказал «манерного»! :-) ) фехтования, французского или итальянского образца, где эфес играет порою весьма важную роль в системе защит. И шашка, и катана, это оружие первого удара, которое рекомендуется применять по незащищенной доспехами цели. В идеале, первым и по безоружному противнику. Или, как вариант, по принципу «выхватил первым и ударил». Да, это не «по-джентльменски», не по-дуэльному. Зато весьма эффективно. То, что «скорость выхватывания» шашки, за счет «одноручной» работы с использованием мизинца, цепляющегося за пресловутую крюкообразную головку-навершие, выше, чем скорость извлечения из ножен катаны, доказано на практике, тут и спорить не о чем! – прим. Автора.
**Люди (имеются в виду Люди с БОЛЬШОЙ буквы), будучи призваны для участия в войнах, тем паче, войнах, представляющихся им справедливыми, имеют привычку вести всех остальных за собою. Соответственно, Люди на любой войне погибают первыми. Фактически, любая война, не важно, «справедливая» или не очень, это страшный механизм противоестественного отбора. Когда лучшие из живущих, как пишут в летописях, «уходят в Небеса» или «остаются в земле» (выражения могут быть разными, смотря по степени цинизма летописца, обозначающего все эти жертвы), а те, кто остались... Те идут по трупам погибших. Часто в буквальном смысле. Просто факт – прим. Автора.
***Имеются ввиду жрицы храма Аполлона в Дельфах, в Древней Греции. Оракул, голосом которого считалась жрица пифия, изрекал туманно-двусмысленные пророчества, которые каждый, при желании, мог толковать так, сяк, наперекосяк и еще как-нибудь. Если что-то шло не так, как ожидал клиент, жрец Аполлона давал постфактум разъяснения, в стиле «братан, ты, чиста канкретна, не въехал!» Классика жанра - это история с царем Пирром, те двусмысленные пророчества, которые были ему даны в отношении войны с римлянами – прим. Автора.
****Имеется ввиду неоднозначная, выстроенная против всех правил good English, «хорошего английского языка», фраза из второй главы «Алисы в Стране Чудес» Льюиса Кэрролла. Кто-то, по-моему, Борис Заходер, перевел ее как «Все страньше и страньше!» Но правильный перевод, контекстуально соответствующий исходной системе смыслов «викторианского английского», скорее всего, просто невозможен. Здесь примерно та же история. Слова Гостя звучали в высшей степени курьезно, непонятно, бредово (в общем, все и сразу!). И смысл того, что было сказано Гостем в тот самый вечер, Клэр начала понимать много позже и только в контексте всех последующих событий. – прим. Автора.