КРАЙ СВЕТА: ВОЗРОЖДЕНИЕ
Забвенья мир – порок несчастья,
В котором ложь как истина нема.
Здесь боль как наслаждение,
Здесь улыбка как слеза.
Закаты здесь блистают ядом,
И страсть – то покрывало пережитков.
Здесь слово – горечь отражения,
Здесь мы – рабы напитков.
27 июня 2008 года, В.Прудаев
Сопутствия отца
(из воспоминаний Вериона)
Сопутствие первое. Все люди одинаковы.
Сопутствие второе. Невозможно терпеть, ожидая.
Сопутствие третье. Мы те, кто был собой самими.
Граница была позади. Как Торил и обещал, торговый караван провёл меня без приключений. Проходя сквозь Южное Пригорье, лишь изредка приходилось волноваться. Да и то по той лишь причине, что иногда останавливались для купли-продажи. Как я заметил, народ был весьма приветлив и разговорчив, что не могло не радовать. Это, разумеется, нагоняло сомнения по поводу их дружелюбия – уж слишком спокойно они относились к тем, кто шёл через владения горного князя. Надеюсь, Ирит не повёл себя трусом и вышел к моему брату лично. Иначе, пошли он своих прислужников, являлся бы предателем, и уже потом – врагом. Мне никогда не нравились люди, способные на такое, – прятаться за другими и вопить о своём могуществе едва ли достойно уважения и человеческого отношения вообще.
Прошёл месяц после того, как я расстался с Торилом. Мне хотелось поскорее добраться до своего нового крова, где смогу начать всё сначала. Насколько можно было судить, бежал только я, и потому должен был справиться о судьбе своих братьев и тем более – последнего из них, кого видел. По дороге строчил письмо, которое по прибытии тут же отправлю в Отон. Там, где остались верные мне люди, в скором времени мне ответят, оправдались ли мои надежды, или всё-таки и Торил ожидает меня на небесах…
Вольный – город различных забегаловок. Сюда съезжались со всего Приозёрья ради развлечений. Разгульная столица королевства, где можно было найти всё, чтобы оттянуться по полной. Именно здесь я найду свою половинку. Этот город никогда не спит, музыка не смолкает, огни не тухнут. Для многих это была земля обетованная. И пусть говорят, что это не моя пристань; я отвечу, что мой кров там, где мне хорошо.
Вольный, Приозёрье.
Первым делом я отправился на поиски жилья. Нет, не было здесь проблем с этим – на каждом шагу висели вывески «Сдаётся комната», «Свободное жильё» и прочее. Оставалось приглядеть местечко по душе. Я долго присматривал крышу над головой и, в конце концов, выбрал не слишком примечательный домик на окраине города. Район оказался относительно тихим, зато неподалёку находилась библиотека, почта, старая церквушка у леса и, главное, лачуга портного – мне как раз требовалось заштопать одежду. В новом пристанище обитала старушка лет семидесяти, добродушная и опрятная. Она согласилась выделить мне комнату и кухню за семь монет в месяц. Как вскоре выяснилось, её супруг умер два года назад. Он был хорошим плотником, его многие ценили и уважали. Сама старушка – её звали Иллионой – работала военным лекарем. Во время войны была приписана к какому-то второму батальону основной армии королевства и дошла даже до границ Тэнрила, где с помощью армии Широкополья Северное Пригорье в очередной раз отразило атаку Восточного Союза. Затем она уволилась в запас и несколько лет была медсестрой в госпитале Вольного. Оставшись совсем одна, занялась приусадебным хозяйством и тем самым прокормилась. Она каждый вечер уделяла мне несколько часов и рассказывала о своей жизни. Мне оставалось лишь слушать и слушать – настолько её истории были занимательны, настолько насыщены жизнью королевства, что я невольно начинал думать, будто сам прожил здесь всю сознательную жизнь. Так, довелось узнать, что из пяти королевств Восточного Союза только Приозёрье не находила никакой выгоды в войне против нашей коалиции. К моему удивлению, многие жители даже и не подозревали, что военные действия велись против целого объединения. В народе ходили всякие сплетни про то, как Южное Пригорье проиграло Северному Пригорью пять битв из восьми, про то, что Холмистое королевство охотилось за одичавшими разведчиками Темноводья, про то, как Ирит случайно спутал армии Широкополья и пригорцев-северян (об этом у нас без смеха никто не вспоминал); но скажи кому-либо о целой империи, в состав которой входили пять королевств и ещё три самоуправляемых территории, так тебя тут же засмеют. Многие считали нас отсталыми в эволюции, дикарями, но никто не задавался вопросом, почему же в этом случае Восточный Союз потерпел поражение.
Через день после моего приезда я отправил своё письмо и решил найти себе работу. Нужно было чем-то питаться и платить за проживание, а запасы в моих карманах быстро истощались. Направившись в центр города, я представил себе род занятий, в которых было бы не стыдно себя уличить. Разумеется, ни правителем, ни советником, ни даже послом в здешних местах мне не стать, и тут мне в голову закралась мысль о лошадях. Я хорошо сидел в седле, мог перегонять табуны и ухаживать за ними. Стоило попробовать заняться бизнесом. Необъезженных четвероногих было много, умелых рук было мало, и я направился в ближайшую резиденцию какого-нибудь посла. Наверняка там нуждались в кучере и новых лошадях. По-крайней мере, некоторые делали состояние, пригоняя по двадцать голов высококлассных жеребцов каждую неделю. Проходя по улицам, я заметил примечательный домик на одном из перекрёстков. По всему видимо, это была кофейня. Забежав туда, сразу же почувствовал смешанный запах табака и кофе, что очень порадовало – я постоянно ходил в подобные заведения до отъезда из Северного Пригорья и уже успел соскучиться. За стойкой стояла привлекательная девушка в бежевом платье. Я улыбнулся ей, она – мне. Попросив чашку крепкого кофе местных сортов, поинтересовался невзначай о местонахождении придворной конюшни, назвавшись новым кучером посла. Девушка пожала плечами и промолвила, что особого спроса на лошадей нет – оставшиеся не давали тех результатов, что были в надеждах многих. «Воевать не нужно было», – подумал я, расплатившись, и вышел. Дело оказалось труднее, чем ожидал. Ну, не мог я идти ночным сторожем на склад продовольствия! Не мог, и всё. Продолжил поиски. К вечеру я выбился из сил; ни конюшни, ничего. Вернувшись к старушке, вымылся и завалился спать.
Меня разбудила Иллиона.
Было около одиннадцати, когда я позавтракал. Она прибрала за мной и вдруг намекнула, что через пару дней в городе появится кто-то из приближённых к правителю. Он якобы обожает ездить верхом. Я расценил её слова как толчок к действию. Мне приспичило расспросить её об обитающих в здешних краях диких копытных, о чём она с некоторой таинственностью не хотела говорить, но всё же заговорила. По её словам, где-то на южных полях водились сотни диких голов, одна животина красивее другой, и спасу от той красоты и силы просто нет.
– Но будь осторожен, – предостерегла она меня. – Их не так-то легко приручить…
Я поблагодарил её за совет и помчался в город. Это был мой шанс. Нужно было достать лассо, воды и хоть какую-то лошадь. Если мне повезёт, я смогу шокировать приближённого, и удача в моих руках. Только вот не так просто было отыскать дикий табун. Этих как песок в пустыне носит повсюду. За день, что мне пришлось отбивать все ноги, я так и не смог найти ни единой души. Однако, не смотря на усталость и разочарование, мне посчастливилось насладиться красотами тех просторов, что присущи королевствам этих широт. Безграничные полусухие поля, простирающиеся до горизонта, местами были усеяны густыми темно-зелеными зарослями и лесками. Вечерами, когда воздух остывал, от земли поднималось тепло, и казалось, что все растения, все камни и бугры начинали двигаться, изображая тайные фигуры. А в момент, когда солнце уходило наполовину, как сладко слушать зов коршуна, явно учуявшего добычу в вечерних сумерках. Это было потрясающе! Мне никогда не верилось, что Восточный Союз – в силу моего презрения к нему – располагал чем-то необычным, прекрасным, возвышенным.
На следующий день, встав в семь утра, я тут же направился выслеживать табун. Да, это того стоило. Именно с раннего утра на южных окраинах города паслись десятки лошадей. Их мускулистые тела, грациозные движения, развивающиеся гривы, скорость, насыщенные цвета и блеск – всё было преисполнено той упоительной силой природы, при наблюдении которой становишься сам не свой. Ты попросту цепенеешь от этой картины, от этой красоты, и в тебе зарождается восхищение, пробуждается любовь и даже преклонение перед ними. Ради этого стоит жить. Ради этого стоит погибнуть. В тот момент, когда заметил их, я понял, что всё же не зря приехал сюда – здесь радовался мой взор, здесь разрывалось сердце от этих дивных животных, при виде которых я забывал о своей цели.
Поняв, что мне не догнать ни одной из них, я тут же сообразил смастерить загон. Теперь оставалось лишь следить за их передвижениями, узнать о пастбищах и – главное – повадках. Дело оказалось не слишком трудным, но утомительным. Держась на расстоянии, я сторожил табун сутки напролёт, и когда наступило утро следующего дня, сил моих уже не осталось. Вернувшись домой, я свалился на кровать и уснул.
Я открыл глаза.
Вечерело.
В комнату вошла Иллиона с подносом и села подле меня. Через некоторое время всё пространство заполнилось ароматом жасминового чая. Мне было приятно. За несколько лет эта милая старушка оказалась первой, кто подал мне завтрак в постель.
– Я же говорила, что не так-то просто ладить с ними, – улыбнувшись, произнесла она. – Но у вас крепкий дух. Вы хорошо держитесь в седле.
– С чего вы взяли? – удивился я.
– Никто за двадцать лет не мог гоняться за ними более двух-трёх часов. Мне не понятно, как выдержала ваша лошадь.
Мне вспомнилась своя. Стало грустно на душе, я пожалел, что оставил её там, в осаждённом городе, где отродья Ирита бесчинствовали и убивали всех без разбора, причём самым жестоким образом. Захотелось плакать. Она осталась одна в тот момент, когда я был нужнее, чем в любой другой день. Оставалось надеяться, что она погибла быстро и безболезненно.
Иллиона протянула мне чашу, и я сделал глоток. Чай обладал приятным нежным вкусом, его можно было пить без остановки. Его свежесть придала мне бодрости, и через несколько минут у меня поднялось настроение.
– У тебя остался день. Сможешь справиться?
– Я подумал… Нужен загон. Мане потребуется помощь.
Иллиона ответила, что через пару часов я должен быть на месте, и ушла. Что она задумала, осталось тайной до некоторого времени. Поднявшись, я собрался и погнал в город. Забежав в ту же забегаловку, в которой побывал во второй (или уже третий?) день приезда, вновь выпил кофе и погнал на юг. Этот город был красив. Странным образом он действовал на меня. Разноцветные огни, светящие отовсюду, мелодичная музыка, весёлые компании – это успокаивало, и по непонятным причинам терялся счёт времени. Здесь не было драк или мародёрства – одно уважение. Не было также ни заговоров, ни оскорблений, ни войны, ничего, что могло бы вызвать отвращение. Попадая сюда, попадаешь в рай.
Спустя полчаса я прибыл на место, где ожидали меня шестеро крепких мужчин. Они выглядели красиво и мужественно, их руки были сильны, а взор выражал знание и понимание. Я поприветствовал их. Мы разговорились, и из их слов стало понятно, что они пришли помочь. Иллиона была хорошо им знакома, их отцы воевали вместе с ней. Потому им не составило труда оторваться от привычных и давно наскучивших дел и помочь мне. Сперва я чувствовал неловкость и смущение, но затем, в процессе работы, мы нашли общий язык и вели себя как давние друзья. Как оказалось, они принесли много досок и брусьев – сами работали на лесопилке.
Работа началась очень бурно, и как только были сколочены первые доски, время полетело незаметно. Сколачивая то одну, то другую сторону загона, мы затронули многие темы в разговоре. Мне было приятно, что они рассказывали о королевстве и своей личной жизни, над некоторыми эпизодами которой мы дико хохотали, а я имел возможность кое-что рассказать о своей родине, не опасаясь получить нож в спину. На моё удивление, мужики спокойно отнеслись к моему подданству, однако их лица выражали изумление, когда я рассказывал о настоящих намерениях горного князя и его нелюдях, ненавидевших всё кроме себя. Уж конечно, я знал о нём куда более в силу нашего более близкого соседства. Мне даже думалось, что именно Тэнрил сыграл нам на руку в той битве, о которой говорила Иллиона, а не Широкополье. Хотя кто знает?..
Спустя несколько часов, когда уже была глубокая ночь, мы закончили монтировать ворота. Через некоторое время все разошлись, и мне осталось прыгнуть на лошадь и гнать табун сюда. Я знал, что мне одному могло повести один раз из сотни, но времени уже не оставалось. Необходимо было во что бы то не стало поймать их – возможности быть лучшим конюхом могло в последствие и не быть вовсе. И я начал охоту. Видимо, не зря.
Проснувшись в полдень, я поехал на встречу с приближённым. Теперь возникла новая проблема – предстояло добиться разговора с ним, потом я попытался бы уговорить взглянуть на пойманных мной лошадей. Однако все мои попытки пробиться к нему оказались тщетны. Мои планы освоить данную отрасль с поставкой лошадей, казалось, канули в лету. Я два дня провёл дома, отчаявшись полностью. Не мог же заниматься чем-то ещё – гордость не позволяла. Как-никак, я был правитель, и зачастую не мог позволить себе заниматься тем, чем занимаются простолюдины. На меня нашёл страх, что помру с голоду, если не найду себе что-то достойное. Все утешения хозяйки не давали особых результатов, и однажды она куда-то ушла, не сказав ни слова. Разумеется, она не была обязана мне докладывать, но… И вот, через день к нам пришла женщина, по всему видимо, из приближённых, и как бы случайно промолвила о востребованности новых лошадей. В своём отчаянии я не обратил внимания, однако её интерес к моей личности заставил меня задуматься. Каким-то образом она поняла, что я уж точно не из простых, и это меня взбудоражило. Мы разговорились. Она заигрывала, я задавал конкретные вопросы. Разговор шёл как нельзя лучше, – чем меньше обо мне знают, тем больше шансов выжить.
– Вы, кажется, не из здешних мест, верно?
– Я знаю, вам нужны копытные.
– Почему вы не называете всё своими именами?
– А почему никто не поставляет хороших лошадей?
– Вы очень таинственны, Верион. Так каких вы кровей?
– Может быть, из тех самых, кто яростно ненавидит насилие.
– Ваша грубость как не кстати – лесть давно режет слух.
– Это не грубость, а только предвкушение спора об истинных нравах каждого из нас.
– Вы меня заинтриговали! Знаете, на следующей недели состоится торжественный приём в резиденции. Мы недавно приняли нового посла. Буду рада вас видеть.
– Если будет время, обязательно заскочу.
Она улыбнулась.
– Возьмите, – протянула она пригласительный лист. – Мне нужно идти, так что не забудьте о нашем уговоре.
– О каком ещё уговоре?
– О лошадях, – промолвила она в дверях и вышла.
Мне повезло во второй раз. По возвращении Иллионы я отблагодарил её, на что она ответила:
– Вы нравитесь мне, и я хочу помочь вам на первых порах.
Я намерился заняться лошадьми всё свободное время. С помощью них я мог выжить. Оставалось лишь не оступиться. Следующий день я пробегал по городу, ища подковы, поводья и всё прочее, что нужно для ухода за этими животными. Вспоминая о том, чему научил меня Владислав, мне было легко справиться с целым табуном. Меня научили подковывать, кормить, даже усмирять диких. Я всё это знал не понаслышке. И вот, пришло время зарабатывать этим. Дело было не из лёгких, зато оправдывало себя. Я боялся остаться без хлеба и очага, потому набрался храбрости заниматься этим. Проводя с пойманным табуном дни напролёт, я полностью выбивался из сил, зато был доволен. Мне было приятно, что теперь была работа по душе, от которой болело всё тело, для которой не жалко было своих рук. От меня постоянно несло потом и навозом. Зато теперь я не стыдился того, что мне
служили люди не потому, что я правитель, – теперь я смог доказать, что и мои руки познали адский труд. А вечерами, возвращаясь домой, наслаждался необычной жизнью природы. Я наблюдал за тем, как змеи пустыни охотились за мелкими грызунами; иногда приходилось видеть, как коршуны гнались за ящерицами; один раз даже стал свидетелем погони дикой кошки за антилопой – я стоял далеко, но хорошо видел это. Здешняя жизнь колоссально отличалась от жизни за Высокими горами. Мне не пришлось жалеть о своём переезде за сотни километров. Но однажды, когда всё шло своим чередом, я заскучал. Мне представились все братья, такие, какими я их помнил. Стало тоскливо и грустно. Я хотел поскорее получить ответ на своё письмо, ведь кто-то должен был ответить, что стало с каждым из них и, главное, с Торилом. Я не забыл справедаться и об Эллин. Интересно, какова была её судьба после нашего последнего разговора? По возвращении домой Иллиона продолжала рассказывать мне о королевстве. В частности, я узнал, что его западная часть жила совсем по-иному, нежели восточная. Здесь не было сторонников войны с объединением, хотя разговоров о ней было много. Местные жители не одобряли политический настрой правителя и с неохотой вступали в ряды действующей армии. Был занимательным и тот факт, что Восточный Союз не питал больших надежд относительно Приозёрья: как правило, в военных действиях принимали участие Южное Пригорье, Междулесье и Холмистое королевство. Правда, от первого толку тоже не было – Тэнрил, знаете ли, постарался напортачить и пригорцам-южанам. Просыпаясь в девять утра, я вновь принимался ухаживать за лошадьми. И самым тяжёлым оставалось обуздать их. Иногда на какую-нибудь из них приходилось тратить по нескольку дней, чтобы привыкла к наезднику, смирилась с приручением. А когда мне хотелось отдохнуть, я шёл в город. Заходя то в одну забегаловку, то в другую, знакомился с разными людьми и познавал все тяготы их жизни. Их разговоры дополняли картину, описываемую старушкой. Как я понял, нрав населения был далеко не буйный, и люди полностью ломали представления о них хотя бы своим поведением. Они не были теми, кто презирал другие народы; им совсем не нужна была эта война со своим намёком на правое дело. Эти спокойные жители вели обычный образ жизни – скотоводы, плотники, лекари, служители церкви и так далее. Однако мы считали их изуверами. И ошибались. Однажды я встретил фермера, что по случайности заходил к Иллионе. Он рассказал, что до возникновения Союза их королевство было богато, сюда съезжались отовсюду, со всех сторон света ради забав, торгового промысла и просто романтики. Когда же началась война, правитель позволил соседям разграбить все поселения, и сейчас от прежнего величия остался лишь несправедливый слух о коварстве и агрессии. Один торговец, бывавший в наших краях, жаловался на злобное и ненавистное отношение северян.
– Почему вы, с виду дружелюбный народ, так яростно отвергаете нас? Ваше мнение ошибочно, раз вы считаете Приозёрье виновником ваших бед.
Что мог я ответить ему? Не в моих силах было изменить обстановку, сложившеюся в послевоенные годы. Но и при этом, как я заметил, не обращали внимания на моё подданство. Их занимали обсуждения чьих-то семейных трагедий, но никак не появление в этих местах кого-то из-за Высоких гор. Через некоторое время моё изумление угасло, и ему на смену пришла любовь к этим отчасти наивным людям. Я понял, что война с ними равносильна бегу спиной вперёд. Ну не нужны им ни Союз, ни объединение, ни Тэнрил. В их планы не входили политические раздоры, и жили они лишь для себя и ради детей. И вправду, кому из нас сдалась эта война, когда как минимум у половины есть хотя бы по одному ребёнку? И тут, рассуждая на тему семьи, я задумался. Мне вспомнились слова Торила: «С такими принципами ты и в восемьдесят будешь один». А ведь он был прав. Ну, скажите на милость, почему меня дёрнуло бежать? Я бы мог остаться, к тому же Эллин нравилась мне. Может, и она на меня глаз положила. Да уж, судьба. Уже приходится начинать всё сначала – нет ни своего дома, ни лошади, ни денег, ни братьев. А там осталось всё, что нужно для прекрасной, райской жизни. Значит, это мой второй и, возможно, последний шанс добиться того, что именно мне нужно. Осталось решить, что конкретно.
Неделя прошла. Настал день, когда мне предстояло воспользоваться гостеприимством женщины, пригласившей меня на торжественный приём. Осталось положиться лишь на свою чуткость и на свой язык. Вчерашним днём выбрав себе одну из уже осёдланных лошадей и отведя эту прежнему хозяину, я направился к загону. Появилось волнение, и от грядущих событий по спине пробежала дрожь. Мне снова стало не по себе. Не по себе оттого, что в этот раз могло всё получиться так, как было задумано. И в этот миг я вновь подумал о Ториле. Мне хотелось видеть его рядом. Интересно, что делал он в этот момент? По-прежнему ли налаживал жизнь королевства? Или же томился в плену? И вообще, был ли он жив?
Вскочив на одну из пойманных лошадей, я погнал в резиденцию. Время подходила к торжественной части приёма, и мне не следовало опаздывать. Я надеялся на благоразумное восприятие моего визита. Иначе – как виделось мне – можно было остаться не только без работы, но и без головы. Однако всё обошлось. И хотя я не являлся здесь даже полноправным представителем объединения (о правителе и говорить нечего), меня пропустили без всяких колебаний. Передо мной открылся хороший сад с аллеями, по которым мне посчастливилось пройти после приёма ещё несколько раз. За садом находилось здание резиденции. Там меня ожидало нечто. Там решалась моя судьба. Я вошёл. Огромный зал, окутанный светом, предстал передо мной. По периметру стояли столы с различными угощениями, а по центру находился невысокий постамент, на котором находилось что-то вроде золотой фигурки, изображающей книгу. Вокруг толпились люди. Что ж, нужно было отыскать эту приближённую, иначе моё присутствие было бы напрасным. Не успел я и подумать, как она сама отыскала меня. Мы поприветствовали друг друга. Эта женщина (как же её звали?) стала рассказывать о присутствующих здесь, поясняя о надобности их приезда. Я внимательно слушал. Нужно было знать всё о тех, с кем, возможно, придётся в последствии сталкиваться.
– А это – новый посол, – продолжала она. – Ему только двадцать семь, однако он очень умён и имеет все перспективы оказаться подле правителя.
«Да уж. Мне, конечно, не светит быть в Приозёрье кем-то выше кучера, но этот щегол – готов спорить на бочонок рома – и лошадь подковать не сможет», – подумал я.
Собственно, оно так и было. Но в силу своего положения пришлось оставить раздумья при себе, хотя я запросто мог выиграть спор. А моя спутница продолжала говорить. Как я понял, здесь собрались люди весьма не тех должностей, что востребованы на пашнях. Моё присутствие могло показаться некстати, но моё предложение было из числа тех, от которых не отказываются. Уж мне-то было известно – хороших лошадей за последнее десятилетие не доводилось держать никому, тем более из присутствующих. И вот, вдруг она куда-то ушла. Я остался один среди незнакомых людей. Но через пять минут она вернулась и куда-то повела меня. Эта женщина познакомила меня с послом, который, на удивление, смекнул, что я откуда-то с севера. «Сообразительный гад».
– Так вы можете поставлять нам хороших лошадей?
– Разумеется.
– Позвольте узнать, откуда?
– На южных полях пасутся сотни необузданных голов.
– Вы в своём уме? Тамошние лошади – исчадия ада!
– Тогда советую взглянуть на мою – сам приручил.
Он согласился. Его спутники последовали за нами, и когда пойманную мной лошадь, их восхищению не было предела. Это означало, что я мог рассчитывать на кусок хлеба. Мы договорились, что раз в неделю я буду пригонять по несколько жеребцов, за что в свою очередь получу постоянное место в резиденции и, возможно, даже подданство. Насчёт второго я не особо беспокоился, а первое меня очень радовало. По возвращении домой я обнял Иллиону и пообещал, что отплачу ей за всё, что она сделала для меня. На это она ответила, что ей будет приятно, если я смогу обустроиться у неё и жить столько, сколько нужно. Конечно, старушка одинокая, поговорить не с кем, и я согласился. На следующий же день я помчался к загону, чтобы окончательно привести пойманный табун в порядок. В течение нескольких суток я ухаживал за лошадьми, и на шестой день погнал пять жеребцов в резиденцию. В то же время со стороны посла я принял предложение о проживании в самой резиденции, став его главным советником по всем четвероногим в королевстве. И хотя такой должности ни в Северо-Западном объединении, ни в Восточном Союзе, ни в каких-либо других королевствах не наблюдалось, мне было приятно, что вновь обрету место под крышей подобного рода, пусть даже некогда вражеского Приозёрья. И вот, казалось, жизнь наладилась: постоянная работа, знакомые, резиденция, природа. Но это длилось недолго. Через неделю после первого пригона жеребцов я столкнулся с той женщиной из кофейни. В этот раз мне посчастливилось осмотреть её получше. Стоял тёплый вечер, конец августа. Я прогуливался по центральной площади в городе – там постоянно собирались люди и каждый раз находили повод что-нибудь отметить. Она стояла в одиночестве, задумчиво разглядывая первые звёзды. Подойдя к ней, я посмотрел на небо, промолвив:
– Не возражаете?
Она удивлённо посмотрела на меня, после чего вспомнила, где мы виделись. Слово за слово, разговорились. Оказалось, ей давно наскучило носить подносы от стола к столу, и не давно ушла с работы. Теперь слонялась по городу, без особого рвения подыскивая новую. В последнее время Ирина (а её звали Ириной) часто приходила сюда «поговорить с интересными людьми» – она искала себе пару. Жила она в семье разведчика, её мать была фермером. Нищая жизнь заставляла её браться за всё, что могло дать хоть какие-то плоды. Я в свою очередь рассказал о себе – разумеется, в пределах разумного: о своей причастности к политике не стоило упоминать даже под угрозой смерти. Мы проболтали до поздней ночи. Было около трёх, когда мы распрощались. Я пожелал ей спокойной ночи, на что та ответила тем же, и побрёл домой. О ней остались хорошие впечатления. Мне понравилась её манера общения, да и сама она выглядела не хуже тех высокомерных придворных дам, что присутствовали на приёме в резиденции. Я даже подумал предложить ей помогать мне управляться с лошадьми. В конце концов, ей не будет это оскорбительно, раз её семья нищенствует. Стоило, наверно, поговорить с ней, и в случае согласия я бы отдавал ей по паре монет за каждую лошадь: мои доходы, знаете ли, колоссально увеличились по сравнению с затратами. Что ж, я решился на это и не прогадал.
Спустя сутки Ирина каким-то образом отыскала меня. Солнце стояло в зените, я только что управился с очередной кобылой и накинул на неё поводья, когда она окликнула меня. Мне стало интересно, зачем ей понадобилось прийти сюда. Она заверила меня в том, что е нравились эти места, однако я понял, что Ирина пришла совсем не за этим. Выйдя из загона, я скинул шляпу и решил заговорить первым. Она, наверно, этого и ждала.
– Знаете, я подумал вчера. Почему бы вам не помочь мне? Я провожу всё время здесь и порой схожу с ума без человеческой речи. Хорошо, что иногда лошади фыркают от удовольствия. Вы любите лошадей?
– Я не хочу навязываться, – смущённо ответила она.
– Да будет вам, – разыграл я дурачка. – Очень хорошие и милые лошади. Они только и ждут, когда ваши нежные руки причешут им гривы. Не ошибётесь – эти прослужат долгую службу.
– Мне нужна работа, – наконец-то призналась она. – Если бы вы согласились за три монеты в месяц…
Я засмеялся.
– Три монеты? Вы, кажется, шутите!.. Пожалуй, за каждую я буду давать по паре монет. В неделю вы будете управляться с тремя. Так что – пожалуйста, милости прошу.
Она от радости кинулась мне на шею.
– Простите, просто вы не представляете, как помогли мне!
Я успокоил её и кратко рассказал о повадках всего табуна. Она внимательно слушала, а затем вдруг предложила мне встретиться вечером. От неожиданности я тут же согласился и только после её ухода осознал, что либо она заигрывает, либо я глаз на неё положил. Случается же такое! «Лишь бы петлю на свою шею не накинуть!» – подумал я.
Вечером я появился в назначенное время на центральной площади. Волнение, с которым было трудно справиться, усиливалось. Почему я пришёл? Разве подобает правителю встречаться с нищенкой? Или же дело в моём воспитании? Меня нянчил Владислав, а не отец, и в силу этого я получил несколько иное мировоззрение. Я не был избалован ни пиршествами, ни богатыми и слишком приукрашенными и заодно занудными дамами (в разговорах которых, по моему мнению, слышались лишь сплетни, лукавство и кощунство), ни королевскими покоями и глупыми выездами на охоту, где каждый из приближённых показывал своё мастерство быть первым из тех, кто никогда не попадает в цель. Владислав научил меня ценить всё, чем располагаю. Я хорошо управлялся с лошадьми, уважал подданных независимо от их сословия, старался не выставлять на посмешище себя, хвастаясь своим чином. Я был правителем, но общался со всеми наравне, и потому, кажется, меня пытался заманить к себе каждый из моих братьев.
Появилась Ирина. Она была неотразима. Платье бежевого цвета, в котором я увидел её впервые, тогда, в кофейне, молодило её. Каштановые волосы и зелёные глаза удивительно сочетались с ним (или оно с ними?). Я даже не знал, сколько ей было лет. Надеясь, что это не могло помешать нам, я поприветствовал её. Затем мы направились в северный район города, где было много забегаловок и развлечений. Ночь напролёт мы оттягивались по полной. Нет, люди отдыхали и веселились здесь совершенно иначе, нежели у нас. Я был доволен. По всему видимо, она тоже. Что же всё-таки заставило меня пойти с ней? Жалость? Сочувствие? Или некая симпатия? Я не знал. Мне было страшно и одновременно хорошо. Наверно, это была моя судьба.
Иллиона спала. Уже светлело, но уснуть я так и не смог. Казалось, что благополучие и спокойствие, вся обычная жизнь начинала сводить с ума. И действительно, человеку, привыкшему к постоянным переменам и бешенным, непредсказуемым событиям, будет сложно обосноваться там, где жизнь течёт равномерно и в одном русле. Мне сложно было представить, что когда-нибудь приму решение остаться здесь. В течение ещё нескольких недель я был словно сам не свой, и окружающие чувствовали это. Единственное, что могло удержать меня от глупых поступков, – Ирина. С каждым днём, что наблюдал за нею, моё высокомерие улетучивалось, сменяясь нарастающей к ней симпатией. Мне становилось всё интереснее, общаясь с ней. Она, как и многие другие, выражала недовольство относительно Восточного Союза, при этом имея и своё мнение. Приближённые, нищие, среднее сословие – все дополняли общую картину. И Ирина не оставалась в стороне. В её мыслях давно укоренилось мнение, что война никаким образом не отразилась на Приозёрье. По крайней мере, для неё от войны не было ни жарко, ни холодно. Как и в довоенные годы, сейчас ей приходилось голодать. Властные люди не обращали на таких как она. Резиденция всегда оставалась недостижимой мечтой. И отчасти мне становились понятными её беды. Но не потому что сам попал в положение, когда нет ни дома, ни хлеба, а потому, что относился к ней по-человечески. Я был в смятении.
Спустя неделю наши отношения дошло до того предела, когда люди решали всего один вопрос: связывать ли их судьбы семейным бременем или нет. Я не знал, что делать. Присущи ли другим подобные чувства, но во мне зародилось желание спрятаться от всего мира. Я стал избегать встреч с теми, с кем уже успел сдружиться. Многие престали понимать меня, и казалось, что все объединились против моей личности. На несколько дней я оставил своих лошадей, перестал появляться у Иллионы и в резиденции, руки постоянно жаждали взять бутыль с виски. Меня начало трясти. Я боялся, боялся и пытался убежать от чего-то нависшего надо мной, над всем моим существованием. Что происходило со мной, мне невозможно было понять.
– Всё-таки ты справился с собой, – промолвила старушка.
Она видела, чего я боялся. Иллиона была умной женщиной, и мне пришлось рассказать обо всех страхах, одолевавших меня. Стоило ли скрывать от её понятливого взора своё поведение свои мысли? Так или иначе, она догадалась бы. Мне было неловко перед ней, ведь я, незнакомый для неё человек, поселился у неё и в последние дни скрывал всё, что сводило меня с ума. Это было испытание на прочность, в такие моменты понимаешь, что именно тебе нужно. Иллиона принесла мне свежего чаю, от которого всё тело насыщалось удивительной силой, бодростью и лёгкостью. Мне было приятно.
– Знаешь, Верион, я дам тебе совет: будь самим собой. Я, конечно, не знаю, кто эта девушка, но мне кажется, стоит.
Она знала, что говорит. Некоторые люди на удивление очень чутки, они хорошо знают мир, от них ничего не ускользает. И Иллиона была одной из них.
Неожиданно я подумал о матери. Я совсем не помнил её, хотя Владислав рассказывал о ней. Он говорил, что я родился от второй женщины отца. Что послужило тому причиной, мне не суждено было узнать, равно как не суждено было увидеть мать. Владислав утверждал, что я полностью скопировал её. Он не питал ненависти ни к ней, ни ко мне по некоторым, весьма отдалённым от этой истории причинам и старался помочь. Старший из братьев вообще относился к ней с уважением и после её смерти воспитал меня. Как мне рассказывали, эта женщина была скромной и покладистой, в её доме постоянно царили мир и порядок. Торил и Кристур – другие из её сыновей – возможно, помнили её, но не вспоминали при мне. Владислав оказался единственным, кто поведал мне о ней. За это я благодарен ему, однако осталось неясным, почему об этом молчал отец.
Через несколько дней я перестал тревожиться и вновь погрузился в работу. Собравшись с духом, мне удалось построить новый загон, сарай для сена, и поймать новый табун. Через две недели я насчитывал в своём распоряжении более семидесяти голов, что по тамошним меркам было очень много. Значимые люди Приозёрья – как довелось узнать из слов посла – имели по двадцать-тридцать голов. Ирина, с которой я восстановил отношения, перестала справляться со своими обязанностями, да и нужны были земли для посева овса, и я нанял новых рабочих. В резиденции мне выделили обширную территорию для вспашки, и с ого момента я был причислен к полноправным фермерам. Дела пошли вверх, и вскоре по городу разошёлся слух о постепенном расцвете их скучной жизни. Стали приходить запросы на новых лошадей со всех окрестностей Вольного, кто-то желал объединить усилия для совместного процветания, кто-то искал у меня работу. К моему удивлению, как-то заглянули сюда мужики, помогавшие в первый раз с загоном, и предложили сколотить небольшой домик прямо у табуна. Я согласился и в качестве платы отдал им троих жеребцов, пойманных специально для посла – у того и без них насчитывалось уже тридцать восемь. Моему восторгу не было предела. Никто и не предполагал, что на диких, необузданных животных можно сделать состояние и популярность. Может, жители оказались столь примитивными? Или же удача сопутствовала только мне? Судьба отдавала должное, и упустить шанс означало проворонить всю свою жизнь. Я покинул Северное Пригорье не для того, чтобы бездействовать и стать по воле случая нищим! Мои усилия не прошли даром, и моя любовь к природе прокормила меня.
Прошло два месяца после моего приезда. За этот недолгий срок утекло много воды, многое свершилось. Как ни странно, мне посчастливилось утвердить за собой местечко западного Приозёрья. Мои усилия не были напрасными, и в пище и одежде отказывать стало грешно. По воле ветра или кого-то из земных меня назначили управляющим пищевой и животноводческой отрасли Вольного – и это в совсем чужом королевстве, причём относящемуся к Восточному Союзу. Сложилось так, что данная земля под моими ногами, населённая до недавнего времени врагами объединения, стала для меня новым домом. Так бывает, когда переосмысливаешь всё своё существо, все свои мировоззрения. И, вполне возможно, это оно было к лучшему. День ото дня, я постепенно привык к этому небу над головой, и тоска по дому постепенно расслабила свои оковы. Воспоминания о родных местах перестали терзать мою душу, оставив лишь сладкую память о братьях. Я по-прежнему ждал ответа на моё послание, одновременно желая забыться и окунуться в этот породнившейся мне мир с головой. Здесь, где в первые часы моего пребывания мне не было места, я обрёл свою любовь. Именно любовь – это стало понятно в последние дни. Никто не подозревал, что моей избранницей будет нищенка, в последствие ставшая одной из самых уважаемых придворных дам. Единственное, что осталось тайной, – Иллиона. Можно ли было считать её действия знаком сострадания и милосердия? Или же это был расчёт на будущую выгоду? Могу лишь сказать, что она была доброй и умной женщиной.
Я прогуливался по городу. Радость по неким причинам закралась мне душу, и на моём лице постоянно сияла улыбка. Прохожие приветствовали мне, от чего тешилось моё самолюбие, и я желал им доброго дня. Насвистывая мотив одной из местных, столь непонятных мне, как и сами жители, песен, я наслаждался ещё тёплой, но уже осенней погодой. Где-то на севере, за Высокими горами, в этот период года начинались сильные ливни. В Приозёрье осень брала своё намного позже. С тех пор, как я самоутвердился, всё стало иначе и несколько проще. Всё встало на свои места. Что говорить, мне всегда хотелось надеяться на нечто подобное, но, как правило, не всегда можно реализовать задуманное в тех или иных обстоятельствах. «Значит, на этот раз удача на моей стороне», – думал я, и от этого становилось ещё веселее.
Уже стемнело, на тёмном небе давно сверкали звёзды, и свежий прохладный ветерок заигрывал с моими волосами. Никогда ещё не приходилось чувствовать что-то подобное: смесь свободы и отрешённости с радостью оттого, что смог надуть целое королевство. Я не был таким уж превосходным правителем как Владислав или отец, но впервые за всю сознательную жизнь мне довелось обмануть целый народ. Именно обмануть, ведь никто даже не думал о моём подданстве. А в моём положении запросто можно было информировать Северо-Западное объединение о происходящем здесь. И если кто-то додумается уличить меня в диверсии – а причастность к северянам распознавалась в моём акценте, – то меня попросту повесят. При всём при этом мне повезло.
По возвращении домой я перекусил и объявил Иллионе, что переселяюсь в домик, сколоченный специально для меня. Она удивилась, хотя не возразила. По каким-то причинам меня тянуло туда, где природа живёт полной силой. Может, всему виной лошади? Да, они по-прежнему завораживали меня. Или же чудные звуки животных на фоне нежных, выразительных оттенков заката? Успех ожидал любого, кто решался вечерами создавать здесь картины. Я попал туда, куда мне не хотелось, однако обрёл то, чего у меня не было. На всё свои причины и последствия. Как оказалось, здешний народ жил по философским изречениям, но не по вере в правдивость короля. Люди принципов, они не понимали нас, северян. Мы, живущие среди парадоксов и казусов, пытались искать виновных и до самозабвения верили своим покровителям и королям, закрывая глаза на их нравы и мировоззрения. Опять же, повторюсь, дело было в воспитании. Мы считали своим долгом участие в войне, борьбу не только за себя, но и за интересы других. Эти же, если судить по жителям вольного, жили только своими идеями. Их не интересовали чьи-то проблемы, им не нужна была война с нами или с кем-то ещё. Просто относились они ко всему проще, не предавая особого внимания тем мелочам, за которые цеплялись как Восточный Союз, так и Северо-Западное объединение. Всё-таки удивительно получается: мы настолько близки культурами, но настолько чужды друг другу.
Мне вспоминались братья. Как они там? Хотелось снова видеть их. Чем занимался Ротт? Сошёлся ли вновь со своей женой? По-прежнему ли бегает за диверсантами? Что стало с Торилом? Смог ли отстоять Горный? Или, может, томится в заточении? А Владислав? Знает ли он о моём побеге? Добрался ли вовремя до Торила? Мы, восемь братьев, были такими разными, но многое связывало нас. Взять хотя бы пари между ними – они любили меня и готовы были отдать многое, чтобы я оказался рядом. Да, имели своё место и недоразумения – Северное Пригорье оказалось в тисках и под напором Ирита объявило о своём нейтралитете. Представьте, как обиделось остальное объединение, когда стало ясно: Ирит использовал доверие моего брата ради беспрепятственного продвижения войск на наши территории. Но всё обошлось.
После завтрака появилась Ирина. Она принесла какой-то свёрток и новые поводья. Мне вновь стало жалко её – бедная женщина делала всё, чтобы не остаться без работы. Недавно мне довелось узнать о её возрасте: она была на два года старше меня. Однако разница в эти два года никак не сказались на наших отношениях. Через пару месяцев мы должны были обвенчаться, но в это утро наши помыслы могли рухнуть раз и навсегда из-за нелепого недопонимания со стороны Ирины. Что-то её взбудоражило, она была немного нервной. Я чувствовал, что что-то не так, и попытался успокоить её.
– Странно, что не спросила раньше, – начала издалека она. – Ты ведь не местный. Откуда приехал?
– Разве это важно? – недоумевал я.
– У тебя есть родные здесь? Или друзья?
– Друзья. Они стали ими после моего приезда.
Она ходила по комнате и пыталась выяснить моё подданство. Я не знал, что и думать.
– Что происходит?
– Это я и хотела выяснить у тебя, – злостно проговорила она и подала свёрток.
В этот момент я замер, и казалось, что замер весь мир в ожидании какого-то чуда. На свёртке стояла пометка: «Северное Пригорье. Срочно. Вериону». Моё сердце заколотилось с ужасающей скоростью. «Вот он, момент истины!»
– Понимаешь ли, я не мог тебе сказать. На моём месте и ты молчала бы. Я родом оттуда. И моё призвание вовсе не в лошадях. Мне пришлось переехать сюда по личным причинам, не связанным…
– Так ты диверсант! – вскипела она. – Ты использовал меня!
– Нет! Ирина, послушай меня…
– Хватит! Я слушала тебя, но оказалось, что слушала своего врага! Больше это не повторится!
Она ушла. Я ничего не мог сделать, равно как не мог рассказать о себе в первую нашу встречу. Такова жизнь. Забросив со злости послание куда-то в угол, я пошёл в пивную. Хотелось немного выпить, снять напряжение. Почему-то в этот момент я возненавидел её. Может быть, в этот момент заиграла моя гордость? Скорее всего.
Прошло три дня после того как получил послание. Всё это время я напивался до неузнаваемости, и казалось, что прошла вечность. Осилив себя, я всё же набрался смелости и пришёл домой. Отыскав свёрток, раскупорил его. Письмо, написанное знакомым почерком, было огромным. Я стал читать, и с первых же строк моё сердце сжалось: «Я, Кристур, остался единственным из всех братьев, кто ещё жив. Если ты получил моё послание, то твои люди не ошиблись, и нас всё же двое. Напиши мне, как только сможешь…» Мои руки задрожали. Значит, началась война, и мне повезло, что не пренебрёг возможностью уехать. Как же получилось, что нас только двое? Я не хотел верить в это! Что же всё-таки случилось? И почему написал Кристур? Я продолжил читать. Из слов брата стало ясно, что Ирит, горный князь, вновь привлёк южан к осуществлению своих идей. Ротт Строн, Солиан Толь и Владислав погибли от рук холмечан, Кларк пал под напором Ирита, Крив Стоун был подло убит участниками заговора против правителя, а о Ториле ничего не известно и принято считать его пропавшим безвести. Остался лишь он и ещё с десяток верных ему людей. Всё объединение зависело лишь от него. Оставалось надеяться, что он сможет продержаться до моего возвращения, ведь нужно было закончить своё дело. Я был обязан отдать должное Отонскому съезду – хотя бы в память своим братьям!
– Что я медлю?
Я побежал за Ириной.
Конец