Час назад вывезла из издательства тираж (200 экземпляров) сборника стихотворений Закира Дакенова «Пойте, чувства!», вышедшего спустя 20 лет после гибели его автора.
Закир Дакенов (1962-1995) – талантливый поэт и блестящий прозаик, который подарил этому миру достойную коллекцию своих произведений. К великому сожалению, Закир прожил на свете всего 33 года и так и не успел вступить в Союз писателей, как он мечтал. Но, несмотря на свой короткий жизненный путь, мастер слова и рифмы внёс существенный вклад в копилку литературных произведений России и Казахстана.
Я сделала всё, чтобы у читателей этого и других литературных порталов появилась возможность лично познакомиться с произведениями Закира. Ещё раз хочу поблагодарить тех коллег по порталу "Изба-читальня", кто внёс, пусть и мизерную долю, в издание сборника. Жаль, что таковых оказалось крайне мало.
Я ждала выхода сборника стихов друга почти полжизни, а теперь важно, чтобы Закира Дакенова узнало новое поколение читателей.
Очерк о Закире Дакенове включён в мою книгу о казахских поэтах «Здесь неразлучны дастархан и хлеб», в которую помимо него вошли очерки о жизни и творчестве домбриста-кюйши Курмангазы Сагырбаева, Мажлиса Утежанова и сподвижника творчества о казахах, русского писателя Геннадия Васильева, ушедшего от нас в феврале 2014 года. Думается, что и этот многолетний труд во имя укрепления дружбы и братских отношений между двумя великими народами – русским и казахским – будет вскоре издан в нашем городе, тем более, что очерки о Закире Дакенове и Мажлисе Утежанове уже вошли в сборник материалов республиканской научно-практической конференции «Созидательный потенциал Казахской диаспоры: история и современность» и были изданы в сборнике Всемирной Ассоциации казахов института этнологии им. Ч.Ч.Валиханова в Алматы в 2014 году.
Много лет размещала я стихи и прозу своего до нелепого рано погибшего друга на различных литературных порталах в Интернете, вела переписку с теми, кто учился в Литературном институте имени Горького в 90-е годы.
Закира Дакенова до сих пор с теплотой вспоминают студенты Литературного института 90-х годов Андрей Забурдаев, Александр Семёнов, Вячеслав Ананьев, Владимир Яковлев (Вячеслав и Владимир также по рождению астраханцы, ныне москвичи). Помнил о друге и Алим Теппеев, сосед по комнате Закира в общежитии. Алим Теппеев умер в 2014 году.
Своими воспоминаниями делится Александр Семёнов, однокурсник Закира по Литературному институту (г. Якутск, республика Саха, Якутия):
«Первое, что помню про Закира: поступление в институт. Во дворе института отиралась компания молодых людей - один с блатным оскалом зубов, другой сутулился, затягиваясь сигаретой, некая девушка в высоком вязаном колпаке... Были и другие, более обычные ребята, но в памяти уцелели именно эти, как оказалось впоследствии самые невинные Рашид Ишниязов, Закир Дакенов и Надежда Дранишникова...
…Однажды в комнату заходит Новицкий и сообщает:
"Ребята! Оказывается, Закир Дакенов вот такие рассказы пишет!" - показывая большой палец. Мы тут же побежали в библиотеку и посмотрели номер казахского журнала "Простор", где были опубликованы два рассказа Закира.
Вскоре состоялось и обсуждение рассказов и повести "Вышка" Закира. Мнения были разные, кому нравилось, кому нет. Лёша Зотов, самый опытный прозаик из нас, заявил, что над этим текстом "еще работать и работать"... Дошла очередь до меня. Я начал: "Первое, что понимаешь, читая повесть, что это правда..."
Наш мэтр Руслан Киреев вскочил и воскликнул: "Наконец-то прозвучало это слово: правда!"
Повесть Закира быстро стала знаменита на весь институт, рукопись (машинопись) ходила по рукам...
Претензии Лёши были связаны с языком, он ему показался "сыроватым". Киреев с ним не согласился: "Вы не поняли красоту этого языка! Сцена, где герой стоит на вышке и пытается достать замерзшими пальцами сигарету... как это здорово написано!"
…Соседями по комнате Закира были на первых порах Алим Теппеев и Арсений Янковский. Большим другом его стала также Таня Дашкевич, институтская бардесса, часто певшая песни под гитару на наших посиделках - как свои, так и общеизвестные. Одним из коронных её номеров была окуджавская песня "У Курского вокзала" из телефильма "Кортик", к которой присочинили пару куплетов Таня и Закир. Вот полный текст этой версии:
Я жил в семье богатой, отец был генерал,
Француз был гувернером, мне воспитанье дал.
Читал я много книжек и танцевал кандриль,
Играл на фортепьянах, в салонах говорил.
Но вот пришел однажды тяжелый, страшный час,
Отца мово убили, а мать в ЧеКа свезли...
У Курского вокзала стою я молодой,
Подайте, Христа ради, червончик золотой!
Вот господин какой-то, а рядом никого,
Цепочка золотая на брюхе у него.
Куда спешишь ты мимо? Послушай, не греши!
Отдай ты цепь-цепочку, а после уж спеши.
Меня никто не любит, никто меня не ждет,
Любовь меня погубит, сыра земля возьмет.
Пойду, с моста я брошусь в холодную ряку,
Товарищи, прощайте, я больше не могу!
Весть о парне, возможно первым написавшим правдивую повесть про армию, вскоре распространилась на весь институт. Киреев даже организовал совместный семинар с прозаиками-пятикурсниками, семинар которых вел Рекемчук. Обсуждали повесть Закира. Им, впрочем, она не особо понравилась. Самый основной из них начал "умничать":
- Бывают разные уровни правды...
Что встретило сплоченный отпор со стороны "наших", которые, увидев "атаку чужих", тут же забыли о собственных разногласиях, объединились и все как один защищали Закира...
Вскоре он устроился работать дворником и выпал из институтских тусовок... Его самым большим другом тех лет был Андрей Забурдаев, с которым они вместе работали. Иногда Закир все же появлялся в общаге.
Помню, как пришёл на Новый год 1988-89... И уже глубокой ночью, мы сидели в моей комнате с Закиром и болтали до утра. Потом Закир на несколько лет пропал...
Говорили, что лежал в психушке. Когда я спрашивал у него, встретившись позже, отчего он там был, Закир отвечал:
- Да депрессия...
…Прошло несколько лет... Я уже оканчивал институт. Как-то брожу по коридору, ожидая назначенного часа на сдачу зачета... Заглядываю в закуток в конце коридора, где стояли кресла и некоторые преподы там иногда "перекуривали". Вдруг вижу - сидит Закир, очень грустно уставившись на пол... Я подошёл к нему с приветственным возгласом. Закир жалуется: - Пришел сюда, а никого знакомого, все молодые... Поболтали о том, о сём... Я говорю: - А ты знаешь, что про тебя написали в "Новом мире"? Оказалось, что не знал. Я ему сказал, в каком номере примерно это было, и ушел на зачет, попросив его подождать меня. После сдачи зачета захожу в библиотеку и вижу, что сидит Закир, читая журнал... Поехали с ним в общагу, Закир оживленно говорил: - Этот критик, он нормально написал...
Про «Новый мир»:
В журнале «Новый мир» (№ 2, 1992 г.) один критик написал рецензию на две повести Закира Дакенова – «Вышку» и «Полетим, кукушечка, в дальние края».
О повести «Записки дворника»:
В последние наши встречи он мне цитировал из этой повести разные куски, всех уже не помню, запомнилось, как кошка переходит дорогу и такое впечатление, будто на всю дорогу растягивается...
О повести «Полетим, кукушечка, в дальние края…»
О его повести "Полетим, кукушечка..." Сначала у неё было другое название, уже не помню, какое... Он мне говорил, что когда писал, у него постоянно звучала в голове фраза из моей повести: "Над рекою птицы белые несли дитя..." Когда я прочёл повесть, я ему говорил, что мне не понравился финал - такое уже было... И говорю, какой финал надо было написать: как ее родила мать, качала на руках в роддоме, солнечный свет, льющийся из окна... Всё очень солнечное и тихое...
Он воскликнул: "Точно!" Но уже поздно вроде... Я говорю, что для следующего издания напишешь... Но думаю, так и не сделал, для него опубликованное было уже как свершившееся, что невозможно исправить...
Вспомнилось, как покойный ныне Алим Теппеев, отец которого был народным писателем Kабардино-Балкарии, а старший брат, известный художник Хизыр Теппеев, ныне живет в Турции, однажды во время какой-то лекции нарисовал портрет Закира в профиль, очень похожий одновременно на Закира и Пушкина (а такими же бакенбардами)... Закир только засмеялся...»
Продолжаю получать от читателей многомиллионной армии Интернет-пространства многочисленные отзывы со словами благодарности. Вот один из них:
«То, что Вы делаете, Дина, я считаю Вашим личным гражданским подвигом. Как замечательно, что есть в нашей стране неравнодушные люди, поэты, воспринимающие чужую жизненную трагедию так остро и при этом принимающие активное участие в помощи. Дай Вам Бог здоровья и жизненных сил».
ИЗ ТВОРЧЕСКОГО НАСЛЕДИЯ ЗАКИРА ДАКЕНОВА
***
То тут, а то там
Адреса-голоса замолкают –
Тот умер, а тот изменили –
В Перми, в Самарканде…
И только один
Остаётся по-прежнему в силе,
В том доме, которого нет,
Но по-прежнему милом.
В том доме живёт моя бабушка –
Дальнее лето,
Что семь лет уж как умерла,
Тихо канула в Лету.
Я слышал, что дом
Разломали и продали доски
Ложь это! Подарков куплю
И поеду я в гости.
Ах, бабушка! Ты
Во дворе самовар ставишь снова,
Под вечер сгорающий ждёшь,
У тебя всё готово.
В багровом огне, чуть согнувшись,
Спускаешься с горки.
Дым сизый идёт из трубы,
Он курчавый и горький…
Давно самовар
В дымный призрак расплавился в танце,
А я погулять убежал
И совсем заплутался…
И наш дастархан во дворе
Засыпался не раз снегом липким,
Но только безмолвно опять
Ты бредёшь за калитку.
Неужто не врут?! –
Я к тебе ну никак не доеду! –
Опять пропадаешь вдали…
Всё кончается бредом:
Что с домом твоим? –
Расплываются стены и окна…
Нет-нет, всё на месте стоит,
Просто это – далёко.
И хлыщут дожди
В место то, где была раньше крыша.
Ты там не озябла? Скажи!
Слышишь, милая? Слышишь?..
КРЫЛЬЯ
Ты чувствуешь: что-то неладно? –
Пустынное небо окинь, -
Там птицу вот-вот безвозвратно
Поглотит кипящая синь.
Она, высоту набирая,
Попалась жестоким ветрам…
И вверх я тянусь, замирая:
Та птица, быть может, я сам?
Да полно! Не выпало время
И крыльям расти и расти…
Но раз уже брошено семя,
Ростку непременно – взойти.
Однажды придёт, и, взлетая,
Врифмуюсь в небесную звень!
И только вздохну, провожая
К земле устремлённую тень.
ОЖИДАНИЕ
Старик казах навис над степью
На палке чёрной и кривой.
Недвижен, будто сросся с тенью,
Безмолвен, словно неживой.
А степь сияет ликом мокрым –
Расцеловал и скрылся дождь!..
- Скажи, ата, куда ты смотришь?
Скажи, ата, кого ты ждёшь?
- О, путник! Ты недавно вышел.
Ты всё постигнешь в свой черёд.
Я зрю, чего уже не вижу.
Я жду того, кто не придёт.
ВЕРНИТЕ ГУЛЛИВЕРА!
Верните Гулливера!
Как было хорошо бы,
Чтобы поднялась вера
В высокое, большое…
Верните Гулливера!
Словам верните крылья,
Что высшее – есть мера
В любви, стихах, открытьях!
Что высшее – есть норма!
Лишь рядом с ним заметно,
Что гномы – это гномы,
Пусть ростом по два метра.
Верните, а иначе
Не видно, кто шельмует,
И карлики, корячась,
В гиганты претендуют.
***
И послышался всплеск на реке…
Ты уже пять минут, как молчишь,
На моей задремавшей руке
Так уютно, доверчиво спишь.
Изменить ничего не могу.
Не могу… Что же я натворил?
Приоткрыты вблизи моих губ
Беззащитные губы твои.
Глядя, будто на стрелку, на бровь,
Осторожно я руку согну.
Сберегу я тебя от врагов,
От себя самого – не смогу.
Смутно смотрится мне в далеко,
Словно мчится по лугу самум…
Сберегу от любых дураков!
От себя самого – не смогу.
Вся душа полыхает, чиста.
Как же это выходит? Хоть плачь,
Что для милого мне существа
Стану враг, и дурак, и палач?..
Ну и пусть! Это будет потом…
И спасибо за эту вот тишь,
Где ты рядом со мной тихим сном
Так уютно, доверчиво спишь.
В ГОСТЯХ
Цветастые подушки,
Раскинут достархан.
Все навострили уши:
Читается Коран.
Как будто бы в кавычки
Затиснут я в углу,
И ноги с непривычки
Сложить всё не могу.
А старых лет и средних
Все гости в один лад
Скрутили ноги в крендель,
И ничего! – сидят.
Лишь я один, отчаясь,
Не примощусь никак,
Кручусь, верчусь, качаюсь…
Какой тут бишпармак!
Измученный, усталый,
Молю я об одном:
Когда тут самый старый
Благословит подъём?
Куда там! – друг за другом
Дают сурпу и чай,
А там – домбра по кругу…
Аллах мой, выручай!
Вот прокатился снова
От чьей-то шутки смех.
Я, хоть не понял слова,
Смеялся громче всех.
Смеялся, чтоб казаться,
Мол, тоже в доску свой!
... Как мне потом сказали,
Смеялись надо мной.
***
Дрожью синей дождь мерцает,
Словно принца плащ мерцает,
Изумительно мерцает
В свежем свете фонарей.
Вот и чудится местами,
Надоевшими местами,
Всё меняется местами
Из-за прихоти твоей.
Я теперь не одинокий,
Я совсем не одинокий,
Хоть стою и одинокий
С сигаретой в рукаве.
И давно промокли ноги,
Насмерть загнанные ноги,
Столько вынесшие ноги,
Что несли меня к тебе!
Без причины совершенно,
Не подумав совершенно
И серьёзно совершенно
Ты сказала: я люблю…
Значит, надо быть волшебным,
Как-нибудь, но стать волшебным,
Обязательно волшебным!
А иначе – всё к нулю.
Ночь вдыхая без предела,
Разволнован без предела,
Я счастливый без предела,
Заискрю окурок в грязь…
Завтра нужно переделать,
Столько нужно переделать!
Нужно мир весь переделать
Ради света твоих глаз.
***
Только дрогнула чуть занавеска
На окне, где когда-то… А может
Всё вернулось, что сгибло навеки? –
Даже фикус в кастрюльке всё тот же!
Вновь любуюсь окном в белом шёлке,
Вновь в груди что-то сладко заноет,
Ах, ещё бы – она через щёлку
Наблюдает, наверно, за мною.
Она выйдет ко мне! По ступеням
Я в прохладу подъезда спускаюсь.
Вот звоню и звоню с нетерпеньем:
Видно, ходит за дверью, босая…
Дама с сумками, пахнув ванилью,
Проходя, обронила мне сонно:
- Молодой человек, не звоните.
Никого нет, уехали сёдня…
Долго-долго спускаюсь я… Резко
Оглянусь я… всё верно. Всё верно…
Только дрогнула чуть занавеска
От попавшего в форточку ветра.
ГРОЗА
Повисело облако над Волгой
Как воздушный шарик золотой:
После обернулось серым волком,
А потом шарахнуло грозой!
И промчался ветер что есть силы –
Закачался яростно тальник,
Потемнело… Дух перехватило!
А камыш как в панике поник.
Лопнул гром – и темень раскололась;
Каждая травинка на свету!..
И кричать хотелось во весь голос
Или падать, падать в пустоту!
…Над рекой густого ливня полог.
Не вернуть уже минуты той!..
Повисело облако над Волгой,
Словно детский шарик золотой.
***
На улице с летящею листвой
Отец фотографирует ребёнка,
А сын бежит к нему по мостовой
И ручки тянет, и смеётся звонко.
На корточки присел отец его,
Закрыл лицо он фотоаппаратом,
Видна одна улыбка, но легко
Представить взгляд, где вечная отрада.
И сердце озаряется тоской,
И отчего-то вспыхивает жалость…
Остановись, мгновение! Постой!
Постой чуть-чуть и дальше продолжайся.
Верней, не ты. Верней, уже не ты –
Мгновения другие на подходе,
Как будто кадры, что ещё чисты.
Мы жизнь увидим при любой погоде!
Но это всё легко так засветить,
И крик немой мне стискивает скулы:
Пусть на ребёнка смотрит объектив,
Не дай Господь, чтоб автомата дуло…
Как я хотел бы всемогущим быть,
Когда бегущим будущим любуюсь!
Мгновенье можно так остановить,
Что следом уж мгновения не будет.
* * *
И вышел я в город,
где ветер неистовый
Нёс облако пыли и шляпы с голов
Бегущих за ними прохожих,
на лицах
Которых чернели кружочки очков.
Прошляпив свои головные уборы,
Неслись они, пряча пустые глаза,
В одном направленьи
за целью убогой…
Тип, рядом стоящий,
мне что-то сказал.
Но ветра удар был особо отчаян,
И с плеч у него сорвалась голова,
И вдаль покатилась
со стуком кочанным,
И клацали зубы, съедая слова…
Я видел, как тело летело по городу.
Видать, дорожил головой своей жлоб!
И прежде, чем снова
надеть свою голову,
Он тёр рукавом перемазанный лоб.
… Я вышел из детства
и шёл, как по лучику
На всё, что творилось,
что видел вокруг,
Мне было плевать, как и многим попутчикам…
А лучик, мой лучик
рассеялся вдруг.
И дальше пошёл я.
Кругом были знаки.
И больше запретных…
А ветер всё злей!
О, я их усвоил. Теперь-то уж знаю:
Витай в небесах, но живи на земле!
ЗАКИР ДАКЕНОВ (1962-1995)