- Постойте. Ведь я где-то видел этого господина. Короткие усики, гладкие щёчки, очки-хамелеоны. А главное, раздвоенный подбородок сластолюбца. Кажется, это было в поликлинике на прошлой неделе. Я сидел в очереди к врачу и видел, как он разговаривал с мужчиной. Тот мужчина был с жёлтым высохшим лицом. И он внимательно слушал этого господина и даже кивал ему, соглашаясь. А господин явно обрабатывал его, предлагая ему подписать какие-то бумаги из папки. Папку он разворачивал перед желтолицым, тыкал в неё мягким пальцем. И потом они ушли вместе вдвоём.
Дмитрий сидел за пластиковым столиком в третьеразрядном ресторане и цедил бокал пива. Господин был виден ему в полупрофиль. В отличии от стола Дмитрия, его столик был обставлен закусками. То же самое пиво в бокале, но к нему «пивная тарелка» с обваленными в сухарях морепродуктами, а ещё нарезка суджука, бастурмы и прямоугольное блюдо с сырными шариками, посыпанными вызывающе глянцевой зеленью. Всего сразу и не разглядеть. Господин трапезничал медленно со смаком. Одет он был, правда, в видавший виды костюм. Но, как ни странно, старость костюма не портила общего впечатления его вальяжности. Этот костюм хорошо подходил на роль рабочей униформы коммивояжёра.
- Что-нибудь ещё желаете заказать? – спросила молоденькая тощенькая официантка, облачённая от груди до ног в чёрный фартук. Под фартуком у неё были джинсы, футболка и кеды, на голове хвост, собранный в пучок.
- Нет, - сказал Дмитрий хмуро. – Рассчитайте меня.
Девушка дежурно улыбнулась ему и через минуту уже принесла счёт. Дмитрий заложил в картонку 110 рублей и направился к выходу. Проходя мимо столика благообразного господина, Дмитрий вдруг неожиданно споткнулся на ровном месте и, пытаясь сохранить равновесие, рукой задел господина.
- Прошу прощения, - сказал он механически.
- Да, полноте вам, Дмитрий Сергеевич, беспокоиться. Это я прошу вас к моему столу, - отозвался господин, улыбаясь плоскими губами.
Дмитрий оглянулся.
- Я вам, вам говорю, Дмитрий Сергеевич. Прошу вас разделить со мной мою скромную трапезу,- голос господина был тих, но властен.
У Дмитрия подогнулись коленки и он сел на разлапистый ресторанный стул напротив господина.
Глаза у того были масляные и тёмные. Видимо, очень вкусно он ел.
- Угощайтесь!
Девушка с пучком на голове уже бежала к их столику, неся чистый прибор на подносе. В том, как она учтиво склонилась перед Дмитрием, было нечто из ряда вон выходящее.
- Икорки и графинчик с Абсолютом, - распорядился господин.
- Будем знакомы. Павел Иванович, - представился господин. – А вы, Дмитрий Сергеевич. Я вас немного знаю.
- Откуда?
- Ваш друг Анатолий Ефремович, мне много о вас рассказывал.
- Толян? Я думал, что он меня забыл.
- Нет. Несмотря на его занятость и востребованность, он помнит о вас. И даже поручил мне связаться с вами. Да вы угощайтесь.
- А зачем ему я? Я некредитоспособен.
- Да. Действительно, зачем вы ему? Он пребывает на пике своего богатства, надеется покорить новые вершины. А чтобы покорять эти вершины не найти лучше друзей, чем друзья детства.
- Что-то он раньше обо мне не вспоминал…
- Да ну? Марочка, вам спасибо. Я сам разолью.
Дмитрий оторвал глаза от стола и увидел бэйджик с именем Мара, приколотый на чёрный фартук. Девушка принесла им холодный запотевший графин и тарелку и икорными канапе.
Господин по имени Павел Иванович налил в стопку кристальной водки:
- За знакомство!
Водка может быть вкусной, об этом Дмитрий уже забыл. Смачная, жгучая, расслабляющая. Солоноватые икринки масляными капельками раздавились на нёбе. Нежнейшее запечённое тесто добавило рецепторного наслаждения.
- Я вас внимательно слушаю, - сказал Дмитрий, впадая в негу расслабления.
И сразу в зале словно бы погас свет. «Словно бы», потому что осталось некое бледное сияние от флуоресцентных панелей, вставленных в стены.
Стало совсем тихо. Официантка Мара выставила им на стол подсвечник с круглыми свечами, сославшись на аварию в подстанции. Дверь закрыли для посетителей. И мужчины остались один на один.
- Дмитрий Сергеевич, буду с вами предельно откровенен, - сказал Павел Иванович, вытащив откуда-то из кармана тощую пачку карт.
Он бросил их на стол кверху рубашками:
- Сможете вытянуть джокера? С первого разу?
- Попробую.
Дмитрий прицелился, потянулся рукой. Шестёрка пики. Второй он вытянул девятку крести, третьей семерку бубен и дальше всякая шваль…Только когда осталась одна, последняя, он поднял вопросительный взгляд на Павла Ивановича. Тот улыбался ему плоскими губами, желобок на его подбородке стал более выразительным, сам подбородок заблестел, словно покрытый изморозью пота.
Конечно, последняя карта была она – кривляющийся чёрный шут.
- И что вы хотели мне этим сказать? – спросил Дмитрий.
- Совсем немного. Я просто показал вам цепочку ваших жизненных воплощений. Первая была шестёрка пики. Это ваша настоящая жизнь. Мелкая, невразумительная и с печальным концом, вторая девятка крести пройдёт в образе клерка. Вы всю жизнь будете гоголевским Акакием Акакиевичем. Умрёте легко во сне в своей однокомнатной квартире. Третья жизнь пройдет в пьянстве, вы будете больны алкоголизмом, правда умрёте по геройски, сгорев на пожаре…И так далее. Джокер - ваша десятая жизнь. Самая яркая. Как думаете, кем вы в ней будете? Можете даже не гадать. Чёрный кардинал, миллиардер, пророк, тайный советник президента. Деньги, яхты, женщины, интриги, страсти.
Павел Иванович сделал эффектную паузу. Потянулся к графину. Пламя свечи вздрогнуло, пробежало по его лицу нехорошими тенями.
- Допустим, - ответил Дмитрий, беря в руки очередную стопку.
Горло зажгло горячей сухостью, как во время ангины. И ледяной глоток водки сейчас был как никогда кстати.
- Мне-то от этого ни холодно, ни жарко. Ну, буду. И что с того? Может, я уже был кем-то в прошлых жизнях. Но сейчас я живу здесь. И здесь я тот, кто я есть, - строго сказал Дмитрий.
- Вот-вот. И я говорю, что в этом есть некая несправедливость. Зачем мучиться и ждать, если это можно осуществить сейчас. Сегодня же. Сию минуту.
- Что осуществить?
- Джокера.
- Вы шутите?
- Ничуть. – Павел Иванович слегка напрягся.
Дмитрию показалось, что в маске своего лица он пытался спрятать раздражение.
- Давайте без недомолвок. Опишите мне суть и схему того, о чём говорите, - сказал Дмитрий.
- Ну, хорошо. Если вы согласитесь, то в тот же час после согласия в вас ударяет молния. Вы выживаете, и вас забирает к себе под крыло Анатолий Ефремович. Потому что после удара молнии в вас проснутся необыкновенные способности. Вы сможете видеть будущее и прошлое и сумеете читать мысли людей. Через месяц вы уже будете состоять в личной свите президента. Бонусом вам будет отменное здоровье и по мужской части тоже.
- Это предложение или неизбежность?
- Это предложение. Неизбежность у вас есть сейчас. Ровно через два дня вы пойдёте к врачу за результатами анализов. Вам поставят рак желудка. Операция. Потом химиотерапия, потом…Вы покончите жизнь самоубийством, не выдержав мучений.
- И я должен вам верить?
- Анатолий Ефремович поверил. Кем он был и кем он стал, вам же известно.
- А вы? Вам то, что от этого? Что вы хотите поиметь?
- Мне? Сущие пустяки. Просто небольшая формальность. Я покупаю у вас ваши «швалевые жизни» за символическую цену. И взамен вы получаете прямой доступ к Джокеру. И вам хорошо и мне небольшой приработок. У вас есть время подумать до завтра. У меня имеются все необходимые бумаги.
С последними словами Павел Иванович достал откуда-то из под стола папку, раскрыл её, помахав перед носом Дмитрия печатными листами.
- Здесь полный перечень того, что я у вас покупаю.
- И сколько же я вам буду должен после этой покупки?
- Тридцать три рубля за пакет документов. И ничего более. Вы мне тридцать три рубля. И все ваши «швалевые» жизни. Я вам документы и доступ к Джокеру. Дашь на дашь, баш на баш. Жду вас завтра на этом месте в этот же час. Хотя, нет. Чуточку пораньше. Восемь вечера.
Павел Иванович пододвинул к себе тарелку, нацепил на вилку маринованный огурец и громко им хрустнул.
В зале вспыхнул свет. Пламя свечей съёжилось и исчезло, оставив после себя червяки фитилей. Уничтожив огурец, Павел Иванович вытер рот салфеткой.
Тут же появилась «Марочка» со счётом. Павел Иванович заложил в картонку пятитысячную купюру и поднялся из-за стола. Дмитрий тоже встал, чувствуя себя довольно неловко.
Из ресторанчика они вышли вместе. Далее их пути разошлись. Павел Иванович вручил ему визитку и сел в такси. Дмитрий же остался немым столбом стоять на улице. Сколько он так простоял, неизвестно. Холодный порыв ветра и вспыхнувшая в небе беззвучная молния привели его в чувство. Грохнул раскат грома, и город превратился в рыхлый бетонный чернозём, раскрывший все свои поры навстречу ливню.
Дмитрий побежал под крышу автобусной остановки. Дрожь, охватившая всё его существо, требовала ясного и внятного тепла. Но салон подошедшего автобуса навевал ощущение катафалка. В столь поздний час он был пуст. Лишь на заднем сидении дремала старуха бомжеватого типа в нарочито помпезном красном драповом пальто, видимо, найденном на свалке. Дмитрий сел поближе к водителю, отгороженному от салона светонепроницаемым пластиком. Но потом всё-таки заставил себя подойти к спящей старухе, тронул её за плечо.
Та открыла глаза, перевела взгляд на окно, словно пытаясь удостовериться в том, что она едет, что её разбудили не для того, чтобы вытряхнуть на конечной остановке. Автобус качнуло на повороте, и Дмитрий едва удержался на ногах.
Скрытый смысл происходящего с ним в последнее время, выполз наружу. Вот он – салон Титаника и в нём два пассажира, плывущие по реальности навстречу конечной остановке под названием смерть. Два человека, разные в настоящем, но одинаковые в будущем.
- Возьмите, пожалуйста, немного денег. Купите себе чего-нибудь нужного.
Дмитрий протянул ей три скомканные сторублёвки – всё, что было у него в кармане.
- Спасибо, - просто ответила она ему, не отводя взгляда от тёмного окна.
А ведь когда-то она была ребёнком, которого нежили, ласкали, на которого возлагали надежды. Интересно, какие надежды? На какой-такой эфемерный образ?
Балерина? Певица? Политически важная дама? Банкирша? А, может быть, просто красавица? Что у нас там есть ещё в мечтательном наборе? Дом, муж, машина и оскоплённое вечной рекламной радостью неспешное бытиё – это ли не венец общепринятых человеческих грёз? Все жаждут как максимум счастья, как минимум удовольствия. Но не ко всем оно приходит, да и остаётся лишь у избранных. Всем остальным достаётся боль одиночества.
Жизнь - странная штука. Словно изуверский скульптор она методично лепит из нежного, маленького комочка уродливое, беспомощное и несчастное существо.
Вот старая женщина сидит в красном пальто, на ногах свалявшиеся трикотажные рейтузы и облезлые сапоги с тупыми лапотными носами. Деньги она не глядя, сунула в карман, и смотрит в чёрный прямоугольник стекла, за которым не видно мира.
Хотя…Есть в ней что-то за гранью. В том, как она сидит, как молчаливо едет в никуда, как смотрит в окно…
Пожалуй, с неё можно было бы написать мистическую картину «Женщина в красном пальто». Эти пигментные жилистые руки, морщинистое лицо и исковерканное старостью тело, скрывающее за собой нераскрытый мир. Нераскрытый, словно иссыхающий бутон карминовой лилии. И автобус, словно космический челнок, рассекающий ночь…Не Титаник, а Титан!
Автобус – космический челнок, мчащийся к берегам иных миров. Какая там к чёрту балерина или банкирша. Это женщина-корень. Новый мир обласкает её своей сочной волной, напитает иссохшую плоть, и из этой плоти взойдет красавица лилия. Несущая в себе жгучую карминовую силу и страсть. А ещё…Ещё есть ветер странствий…Эта планета исхожена вдоль и поперёк, замотана в нити эфиров, замусорена человеческой речью…
Но в небе над городским туманным смогом сияют звёзды. И каждая из них несёт свой запах, как цветок. Вот если бы его уметь чувствовать, настраиваться на тонкую волну, на течение туда, к неведомым берегам, обозначенным этими плазменными цветками-маяками….
Автобус тяжело затормозил, со скрипом открыл двери. Дмитрий едва не проехал свою остановку.
Удивительно, что болезнь может дать возможность увидеть мир в его истинной красоте. Обнажить, так сказать, чувство прекрасного…
Но, в общем, много чего может обнажить болезнь. Сорвать обёртки, одёжки, социальные маски, оставив человека наедине со своим телом и страхом.
Дома ему стало плохо. Его рвало. Сначала остатками полупереваренных икорных канапе, потом уже желчью. Рвало судорогами, схватывающими клещами всё его тело, до полной и изнуряющей слабости. Образ чёрного джокера стоял перед глазами даже тогда, когда Дмитрий закрывал их. Силуэт скрюченного шута с хвостом и рогами дёргался перед его внутренним взором, как марионетка, принимая разные причудливые позы, иногда оставляя одно своё чёрное лицо с улыбкой, выходящей за пределы острых ушей.
Окно, растворённое в ночь, дало Дмитрию порцию свежего воздуха. Но и от свежего воздуха он ощутил тошноту. Тошнота сейчас была глобальной. Его буквально тошнило от панельной клетки квартиры, от двора, густо загаженного машинами, от тощих деревцев, закидывающих свои ветки-щупальца в неба, от самого неба низкого и давящего своим серым прессом бессмысленности.
- Джокер, покер…
Чтобы хоть как-то отвлечься, Дмитрий попробовал поискать в старых записных книжках телефон Толяна. В старой обувной коробке у него хранились всякие чеки, квитанции и номера.
- Толян, Толян…Стоп. А разве его бывший друг мог сохранить старый номер? Для чего? Зачем он ему там, на биржевых высотах? У него, наверное, этих номеров пара сотен. И номеров, и домов, и яхт, и красоток. Когда деньги берутся из воздуха, иначе и быть не может. Правда, и много скандалов, связанных с его именем. Игорные дома, обманутые вкладчики, наркоторговля, распилы. Но скандалы скандалами, а с него всё стекает как с гуся вода. Значит, не замешан. Или замешан, но вовремя откупается? А мне? Что мне? Рак желудка и смерть? И на этом всё?
Дмитрий вдруг, вспомнив нечто важное, бросился к куртке, повешенной на дверном крючке.
Визитка была на месте. На оранжевом фоне теснились чёрные буквы. Чичикофф Павел Иванович. Частный предприниматель. Ниже номер телефона из десяти цифр.
-Звонить, конечно, поздно, да и зачем, что спрашивать? Откуда он знает мой диагноз, который должен быть подтверждён через два дня? И если диагноз будет подтверждён, то выбор очевиден. А если нет?
Какие могут быть «а если»? Он предлагает мне жизнь вместо прозябания или даже жизнь вместо смерти. Разве я должен выбирать? Выбор не просто очевиден, он неизбежен.
Но почему я так нервничаю? Что-то есть плохое в том, что он хочет купить мои «швалевые» жизни. Зачем они ему? И почему ему не нужен Джокер?
Тьфу! Бред какой-то. Как можно купить жизнь? И не одну жизнь, а целых девять? Девять никчёмных жизней. Зачем они ему? И мне они зачем? Я вот живу сейчас и ничего не помню из прошлого. Для меня моя жизнь – первая. И если я не помню прошлые жизни, то смысла мне в этих будущих жизнях тоже никакого нет. Всё, что имеет начало, имеет конец. И у меня наступит конец. И все эти жизни – это выдумка. Есть только одна жизнь. Она содержит в себе начало и конец. Этот мир устроен так. Мертвецы не оживают.
Ветер шевельнул шторку на окне, всколыхнул, впуская слабое мертвенное сияние луны. Фонари во дворе не горели. Дом напротив скальной глыбой был тоже погружён во тьму.
Но люстра, свисающая пластиковым виноградом с потолка, продолжала светиться, правда, всё более тусклым светом. Она догорала, как керосинка, судорожно борясь с концом света. Но пришёл миг и он кончился. Стало совсем темно. Дмитрий пощёлкал выключателем. Бесполезно. Свет был отключен во всём доме. Дмитрию ничего более не оставалось, как лечь спать.
Снов он своих не помнил. Проснулся с лёгкой головной болью и с неприятным чувством тяжести в желудке. Что-то там поддавливало внутри. Что-то явно недружественное, беспощадное, жабье.
С самого утра его раздражало буквально всё. И копошащийся машинами двор, и все звуки – лязганье металла, хлопанье дверей, человеческие голоса. Можно было сказать и так, что весь мир беспорядочно клокотал, кудахтал, скрежетал, как оркестр с расстроенными инструментами и с неучами вместо музыкантов.
Света не было всю ночь, и холодильник потёк. Колбаса, сыр, масло – всё это осклизло, разлезалось под пальцами, и, соответственно, имело неприятный запах. Дмитрий выпил чашку чая с сахаром, а больше ничего в рот не полезло. Да и голова была пуста, и душа и то, что их объединяет, тоже словно бы отключилось. Ноль желаний, ноль эмоций, ноль мыслей, только бездумное нервное напряжение.
До вечерней встречи с Павлом Ивановичем было достаточно много времени, и Дмитрий решил прогуляться. Вернее, он не решил, что-то или кто-то просто гнало его из дома прочь. Нервное напряжение переходило в ноги, беспорядочными импульсами. И, выйдя из дома, Дмитрий пошёл наугад, в никуда, просто, чтобы хоть что-то делать.
За зиму в городе основательно растрескался асфальт. Да и дома покрылись спёкшимся слоем неискоренимой пыли. Пройдя пару кварталов, Дмитрий сел в подошедший автобус вчерашнего маршрута. Он всегда ездил на этом автобусе только до «работы-дома». Сегодня же ему захотелось проехать дальше, до конца маршрута… До самого конца.
Народу в автобусе было немного. В дневные часы все люди стремились в центр, а не наоборот. Дмитрий сел на заднее сиденье, поближе к окну и попытался расслабиться. Мысль о том, что он скоро выпадет из потока людей, спешащих по своим делам, придавала трагическую пикантность его путешествию и давала возможность посмотреть на себя со стороны.
По виду вечный студент, щупловат, но симпатичен. Волосы ёжиком, лицо внушающее доверие с правильными пропорциями глаз носа и рта. Одет? Джинсы, кроссовки, куртка. Социальное положение? Чуть выше плинтуса - продавец в магазине запчастей. Зато есть собственная однушка в наследство от бабушки.
Не паинька, но и не мерзавец. Почему же он заболел? Чем он так прогневал небеса?
Вот они сидят недалеко от него, пенсионеры. Они марафонцы жизни, а ему сходить с дистанции? Ведь он даже не насладился сполна тем, чем должен наслаждаться молодой человек его возраста. Путешествия, приключения, романтика…Вот сидит он сейчас в троллейбусе, а ведь мог бы нестись я по загородному шоссе в каком-нибудь Феррари. Или на планере или на скутере, или на яхте … Но это не он рассекает воды Средиземноморья на белоснежной яхте, а какой-то другой счастливчик.
В таких вот горестных мыслях Дмитрий доехал до последней остановки. Пассажиры вывалились из салона, побежали одними им известными муравьиными тропами. Дмитрий остановился, чтобы хоть немного оглядеться.
Сырой весенний воздух собирался в паровые бестелесные облака, поднимающиеся от земли к небу. Асфальтовая дорога, сделав круг, снова впадала сама в себя. За кругом же кончались все маршруты.
Восточная оконечность города стремительно разрасталась. Здесь были: массив строящегося микрорайона, бетонная площадка с торговым центром и тропинка, идущая на спуск в лесные заросли. Дмитрий не раздумывая направился к лесу, молодая зелень которого, уже несла в себе прелые запахи.
Тропинка была густо усыпана щебнем, а по краям бытовым мусором.
Впрочем, мусор быстро кончился, а тропинка резво побежала вниз.
Ноги вынесли Дмитрия к небольшому озерцу, над которым клубился прозрачный туман испарений. Вдоль берега озера стояла густая трава, переходящая в облепиховые кустарники. Тишина этого места была одуряюще плотной, и Дмитрий, привыкший находиться в мире звуков, растерялся. Странно было остаться одному наедине с Природой… Это удивительное ощущение не вмещалось в его "понятийный аппарат". Не букет ощущений, а именно одно большое бесконечное ощущение, никак не впихивалось в конечный объём его плоти… Стакан на ножках, подошедший к морю… Сколько не наполняйся, но внутри будет просто вода. Не волна, не лазурь, не буря… Просто вода. Разбиться! Разбиться, чтобы раствориться?
Есть мир внутри и мир снаружи, а тело - лишь граница между мирами. Мир внутри обречён на смерть. А снаружи он наслаждается жизнью. Для него человек – временное образование. Существо, сотканное из времени…
- Я и есть время, - сказал сам себе Дмитрий.
Слова его прозвучали комариным писком. Да и сам он на фоне широкоформатной природной сцены был подобен ничтожному насекомому.
Скоро он сольётся с этим древесно-небесным миром, станет землёй, питающей корни, то есть бессознательной неподвижностью. Вечностью.
Ноги у него ослабели, голова закружилась, и Дмитрий лёг лицом вниз прямо в сминающуюся податливую траву. Он приник к телу земли, раскинув руки в стороны, словно пытаясь обхватить руками планету, войти в её плоть, забыться, перезагрузиться. Глаза сами собой закрылись. Звуков не было, остались только шорохи, запахи и слабое прерывистое колыхание воздушных потоков.
Эх, если бы можно было все болезни отдавать земле! Придти к ней как к матери, упасть в её объятия. А потом встать, отряхнуться и всё начать сначала.
Дмитрий до боли сжал закрытые глаза, пальцы сами собрались в кулаки. Можно ли было внутренним напряжением решить все накопившиеся проблемы? Схлопнуться бы в точку, а потом распуститься где-то в другом месте. Заново. Прочищенным, восстановленным, свежим.
Волна нового запаха коснулась его ноздрей. Не свежего, а томного и тяжёлого. А ещё едва слышимый плеск воды заставил Дмитрия открыть глаза. Он лежал в траве, практически невидимый для девушки, что выходила из озера нагая.
Её длинные волосы цвета бургунди опускались ниже лопаток вьющимися волнами. Острыми верхушками торчали соски грудей. В профиль её тело показывало совершенный изгиб спины и ягодиц. Девушка раскинула руки, словно собираясь взлететь в небо. Дмитрий от волнения кашлянул.
Она в ответ рассмеялась тихо, но звонко, словно пробежалась молоточком по ксилофону.
- Я тебя вижу, герой.
Откуда-то с ветки кустарника она достала кусок полупрозрачной ткани, обернула её вокруг тела.
Дмитрий встал, неуклюже пытаясь отряхнуть налипшие кусочки лесной всячины.
- Привет, герой, - улыбнулась девушка. – Давай знакомиться. Дидона.
- Дмитрий.
- А ты как истинный сын Деметры, не можешь без неё. И верно. Она твоя мать, - сказала девушка, глядя на то, как он отряхивает со своих джинсов земляные крошки.
-Да, - ответил Дмитрий, жадно разглядывая незнакомку.
Она была совершенна. Её лицо имело правильную форму. Сочные губы, лёгкие улыбчивые ямочки на щеках, глаза цвета хвойных изумрудов. Разве так бывает в реальности?
Шёлковая светлая кожа словно источала слабое сияние. Ткань, облепившая влажное тело, подчёркивала удивительную его красоту, так что Дмитрию впору было зажмуриться.
- Ты смешной. Прекрати на меня пялиться, - сказала Дидона, усаживаясь на траву. – Лучше полюбуйся водяными лилиями.
Дмитрий сел рядом, чуть ли не касаясь плеча девушки.
- Ты откуда здесь? – спросил он её.
- А ты? – перехватила вопрос она.
- Я случайно.
- А я закономерно. Я часто здесь бываю, в этом саду лилий.
- Странно, что я сразу их не заметил, - сказал Дмитрий, удивлённо взирая на буйство красок от иссиня белого до кричаще малинового и глубокого фиолетового. Стебли лилий росли прямо из воды.
- Это мой сад, - улыбнулась Дидона. – И сегодня ты мой гость.
- Даже так. – Дмитрий прислушивался к своим ощущениям.
То, тяжёлое, что давило его все эти дни, куда-то ушло. В этом месте, где они сидели с Дидоной, было всё удивительно просто, ясно и легко. Внизу тёмная вода с густыми лилиями, сверху дымчато-ласковое небо. И тело изнутри словно заполнено этой дымкой. Сильное, пружинистое и невесомое одновременно. Кажется, что если подпрыгнешь, то можешь зависнуть в воздухе надолго.
Они сидели молча, вдыхая пряный запах лилий, дымку неба, влагу, поднимающуюся от озера. И каждый вдох словно бы наполнял Дмитрия ещё большей силой.
- А ты в городе живёшь? – спросил Дмитрий Дидону.
Она только улыбнулась в ответ:
- Я не живу в городах, я их создаю.
- Архитектор что ли?
- Я - создатель…А ты путешественник, - она коснулась его ладони кончиками пальцев, провела ими вверх по руке и сознание Дмитрия обволокло сладкой остротой парализующего дурмана.
На запястье её он заметил серебряный браслет в виде кобры. Кобра обвивала руку, поднимаясь к локтю.
- Да какой из меня путешественник. На троллейбусе через весь город.
- Ты знаешь, о чём я говорю, - властно сказала Дидона. – Ты смог прийти ко мне. А это под силу только путешественнику.
- А что это за место?
- Это место моего отдыха. Я же сказала, что строю города. Всякие. Из камня, из пластика, из плазмы…Города всех времён.
- Всех времён?
- Да. Я владею полной палитрой времени. Время – это такая замечательная штука, из которой можно создавать миры. А ты умеешь создавать переходы между мирами.
- Ничего я не умею. И, вообще, я смертельно болен.
- Ты? – засмеялась Дидона.
И тут же всё померкло.
Дмитрий очнулся от наваждения, обнаружив себя лежащим на берегу около озера, лицом вверх. Никаких лилий на этом озере не было, и девушки, соответственно, тоже. Обычная земная тяжесть, острая трава, бугристая земля, впившаяся своими выпуклостями в тело, муравьи, мошки, ползущие по коже… В общем, неприятно…
На небо набежали серые плотные облака, повеяло моросью. Дмитрий поднялся с земли, отряхнул с одежды лесную мелочь и гонимый дождём пошёл по тропинке обратно на троллейбусную остановку.
Сколько он пролежал в забытьи? Как ни странно, довольно долго. Часы показывали начало пятого. Время, может быть, и замечательная штука для создания времён, но сейчас оно создавало лишь беспокойство и подгоняло Дмитрия на встречу с господином Чичикоффым.
Звонок мобильного осветился на экране незнакомыми цифрами.
- Димон! Узнаёшь?
- Простите.
- Это я, Толян!
- Толян?
- Он самый. Надо увидеться, дружище!
- Надо? – Дмитрий с острой тоской взглянул на экран наручных часов.- У меня важная встреча в восемь вечера.
- У меня тоже. Так что у нас с тобой есть целый плюс-минус свободный час.
- Что-то срочное?
- Есть дело, - уклончиво ответил Толян. – Ты где?
Дмитрий назвал маршрут автобуса.
- Стой там, на остановке, мои ребята за тобой заедут.
Дмитрий опять ощутил неприятное тянущее чувство в животе. У него перехватило дыхание. Всё – таки это рак желудка? Хотя, можно ли полностью доверять словам неизвестного господина? Ведь всегда есть место сомнениям. Даже когда он получит бумажку с диагнозом от врача, он всё равно будет сомневаться. Он будет сомневаться, даже корчась в предсмертных конвульсиях. Эти чёртовы сомнения и так испортили ему всю жизнь. И, видимо, испортят даже смерть. Смерть…Меньше всего хочется думать о ней. Тем более, сейчас, после такого удивительного видения.
Крупные капли дождя, звонко забили по крыше остановки. Дмитрий присел на лавочку, наблюдая за тем, как мир вокруг превращается в размытое царство небесной воды.
Ждать долго ему не пришлось. Ланд Ровер цвета мокрого асфальта затормозил около него через пару минут, гостеприимно открыл дверь и вобрал Дмитрия в своё комфортное нутро. Невнятный пассажир на заднем сидении, закрывший глаза тёмными полусферами очков, слегка кивнул Дмитрию. По его жесту Дмитрий сел рядом с водителем на кресло, обтянутое перламутровой кожей.
Машина походила на огромный корабль. Дмитрий восседал на носовом мостике и наблюдал, как обтекают этот корабль маленькие лодчонки разнообразных легковушек. Случалось мимо проплывали корабли, с которыми Дмитрий ощущал себя одной крови. Кровь избранных. Королевская кровь. И он уже может завтра перейти в стан этих счастливчиков.
Машина-корабль плыла в дождевом море, держа курс на загородный особняк в элитном городском районе. А как же иначе? Так думалось Дмитрию.
Но район они миновали на полной скорости и выехали на шоссе, ведущее прочь из города. Дмитрий заволновался. Ему не хотелось лишаться встречи с господином Павлом Ивановичем из-за неожиданной причуды Толяна. Правда, пока время позволяло. Но…Чем далее они отъезжали, тем больше Дмитрий нервничал.
Словно угадав его мысли, пассажир на заднем сиденье сказал:
- Вот мы и приехали.
Дорога свернула на просёлочную, узкую, но всё же покрытую слоем асфальта. Дмитрий успел заметить указатель населенного пункта «Садовое». Дождь практически иссяк.
Просёлочная дорога, чем далее вглубь, тем более обрастала деревьями. В основном, карагачами и дубами. Затем она разветвилась на три дороги. Джип свернул на ту, что слева.
Въезд на территорию был обозначен воротами с высоким кирпичным забором, поверху оплетённым колючей проволокой. Деревья расступились, обнажая выстриженную лужайку и на ней в центре небольшой замок из камня цвета терракоты. Замок был сделан в лучших традициях современного элитного зодчества. Купола острыми шпилями протыкали низкое пасмурное небо. Рядом с замком изгибами воды шелестел фонтан, за фонтаном прогуливались павлины с опущенными хвостами, позвякивая цепочками, привязанными к когтистым ногам.
Дмитрий сглотнул тошноту, подступившую к горлу. Ещё вчера он был бы рад такому повороту событий, но сейчас у него было одно желание того, чтобы Толян поскорее обговорил с ним свои дела и отпустил его. Охрана, павлины, цепи – всё это придавало некоей неприятной тяжеловесности аристократическому антуражу, призванному навевать мысли о райской беззаботности богатой жизни.
- Димон! Здорово дружище, - голос Толяна был нарочито фальшив, в попытках изобразить радушие и благость, и эта фальшь отдалась в животе у Дмитрия резью.
- Проходи. Милости просим!
Дмитрий вошёл в большой просторный зал, отделанный белым деревом и розовым камнем. С высокого куполообразного потолка свисало целое семейство хрустальных люстр. Одна самая крупная в центре и по орбитам вокруг неё более мелкие. Видимо, из-за пасмурной погоды было включено освещение. И всё это хрустальное сталактитовое хозяйство сияло сонмами колких болезненных лучиков.
Дмитрию предложили сесть в массивное мягкое кресло, принесли напитки и опять икорные канапе, от которых у него к горлу уже вплотную подступила тошнота.
- Димон, я не привык ходить вокруг да около, - начал Толян. – Вчера моя служба безопасности видела тебя с одним интересным господином.
- Чичикофф Павел Иванович, он мне оставил визитку.
- Вот-вот. Мне бы хотелось узнать, что он тебе предложил.
- А тебе зачем это надо?
- Видишь ли, я имел с ним подобную встречу несколько лет назад. И мне очень интересно узнать про этого господина побольше.
- Ничего особенного он мне не предложил. Сказал, что я умру от онкозаболевания. Но у меня есть другой выбор. Удар молнии, открытие сверхспособностей и наше с тобой, Толян, плодотворное сотрудничество.
- Даже так? – на лбу у Толяна выступила испарина.
Следовало заметить, что Толян был одет по-домашнему в спортивные пузырчатые штаны и майку с пальмами. Но это не мешало ему смотреть на Дмитрия как на своего мелкого подданного.
- Ты знаешь, что у меня есть всё, что я пожелаю. И разве ты сможешь мне что-то дать сверх того, что я имею? Ты? - Толян сбился с хорошо поставленной речи повелителя реальности.
- Я знаю, что у тебя есть всё. И что с того? - сказал Дмитрий.
- Слушай, давай пройдём в другую комнату.
- Давай.
Дмитрий отметил мысленно то, что Толян довольно сильно изменился. Тот, кого он знал в юности и этот человек имели лишь отдалённое внешнее сходство. Внутреннее же отсутствовало напрочь. От бывшего Толяна осталось только имя и некое очертание. Выражение его лица было лишено привычных следов человеческих эмоций. Изнеженность, страх, гнев, безразличие – только из этих компонентов и был составлен мимический букет. «Королевская гримаса» - так можно было назвать то, что творилось на лице Толяна.
Они поднялись по каменной лестнице на самый верхний этаж. Толян приоткрыл дверь в небольшую эллипсоидальную комнату с идеально выбеленными стенами без окон. Комната была пуста, на полу только два лёгких синтетических коврика. Нет даже лампочки, вместо неё керосиновая лампадка
-Извини. Я быстро. – Толян достал коробочку с антенной, сделал ею несколько пассов, зажёг лампадку, захлопнул дверь и только после этого предложил Дмитрию присесть на коврик.
- Не доверяю никому из своей свиты. Это просто меры предосторожности. Знаешь, так не хочется умирать, когда ты можешь иметь всё.
- А у тебя, действительно, всё?
- Всё, чего не пожелаю. Миллиарды текут в руки. Правда, много и утекает. Ты знаешь, я не силён во всех этих производствах, акциях.
- Но ты же играешь на бирже.
- Играю. Внутренний голос в голове командует «да» или «нет», а я только исполняю. Домов понакупил, яхт. А вот с производствами не ладится. Нельзя только на «да» и «нет» работать. То какую-нибудь ересь открою, то конкуренты подсидят, то ещё что-нибудь. Я даже не женат. Есть две любовницы, у каждой по ребёнку. Я их обеспечиваю. А сил и желания находиться рядом с ними, у меня нет.
- Тебе всё это Чичикофф дал?
- Было дело. Встретился он мне. Разложил колоду, рассказал про никчёмные жизни и предложил взять лучшую жизнь. Я не отказался. И вот я имею, всё, что имею. Но меня мучает один вопрос, какая ему с этого польза? Что он сам поимел с меня? Он сказал тогда, что я должен погибнуть в автокатастрофе. Но, что если я возьму королевскую карту, то я выживу и разбогатею безмерно. Сам понимаешь, только дурак выберет первое. Я выбрал королевское богатство. И он меня не обманул. А теперь он пришел к тебе. Значит, и ты тоже станешь кем-то. Кем?
- Провидцем. Он обещал. Чуть ли не правой рукой президента.
- Ого! Тогда тебе нужна будет охрана похлеще моей. Жизнь то одна. Или провидцам нечего бояться?
- Шутишь? – Дмитрий опять ощутил ноющую тяжесть в животе.
Сидеть на полу было неудобно. Затекали ноги. Но зато тошнота ушла вглубь.
- У тебя большие возможности, и ты счастлив? – спросил Дмитрий.
- Как тебе сказать. Я очень боюсь за свою жизнь. Это омрачает мне всё. Лучше бы он меня сделал не богатым, а неуязвимым, - по лбу Толяна пробежала поперечная складка.
- Знаешь, Димон, если бы не он, а сам Бог пришёл ко мне и предложил стать в чём-то фантастически гениальным, я бы никогда не выбрал деньги и биржи, я бы выбрал своё тело. Неуязвимость, понимаешь? Левитация, регенерация, прохождение сквозь стены. Мне снятся сны. И мне больно от них. Словно, я что-то потерял…
На миг перед Дмитрием проявился тот Толян, которого он знал с детства. Вечный экспериментатор с расцарапанными руками и коленками. Помнится, он учился задерживать дыхание надолго, занимался восточной гимнастикой, читал Кастанеду…Боже, как давно это было. И было ли? И сам Дмитрий в детстве, знал как свои пять пальцев звёздное небо… И не просто знал, чувствовал его…Куда всё ушло?
Сидят сейчас они с Толяном в этой странной белой комнате, как в яйце – два зародыша. И их мысли только об одном, как бы выжить… Для чего? Для того, чтобы стать хозяевами павлиньих замков за колючей проволокой?
- Ну, это так, лирика, - вернулся в себя прежнего Толян.- Тебе-то наш господин хороший предложил не биржи. Говоришь, станешь прорицателем? Так становись. Мы с тобой можем кучу дел наворотить. Ведь с тебя будет неоценимая польза. В случае чего предупредишь об опасности.
- Значит, Чичикофф не врёт, - сказал Дмитрий, прислушиваясь к своему животу.
- Не врёт. Подпишешь его бумаги и станешь венцом эволюции. Всё же лучше, чем гнить в могиле. Всё, что имеет начало, имеет конец. Все мы там будем, в этом вечном холоде. Но не всем удаётся так ярко и жарко порезвиться здесь.
Хотя, ты знаешь, и в этом образе жизни есть скука. Можно скучать на яхтах, на самолётах, занимаясь любовью с красотками. Дико скучать. Скучать даже от своего постоянного страха умереть. Скука и пустота везде. И там, внизу у черты и здесь, наверху в богатстве. Всё равно всех нас ждёт эта черта. Черта от чёрта. Она неизбежна. И в этом-то вся дрянь нашего с тобой положения. Мы имеем всё и ничего не имеем. Лучше не думать об этом. Жить, наслаждаясь мгновением, как говорил великий Будда.
- У тебя получается наслаждаться?
- Почти. Я никак не могу вытащить занозу, которая беспокоит меня неимоверно. Я не могу понять, что за выгода ему приобретать наши «швалевые» жизни?
- А ты не пробовал спросить у него?
- Этот человечек не совсем человечек. Не так- то просто с ним встретиться лицом к лицу.
- Но твои люди следят за ним?
- Следят. До определённого момента. Бывает, что он появляется словно бы из ниоткуда и исчезает словно бы в никуда. Похоже на гипноз. Или на электромагнитное воздействие, выводящее записывающую технику из строя. Но мои люди постоянно дежурят в ресторанчиках, в кои он заманивает своих очередных клиентов.
- И часто он заманивает?
- Ну, почти каждый вечер.
- Так получается, что он и другим предлагает козырей?
- Да, конечно. Сколько этих козырей уже беснуется у денежных кормушек! Думаешь, я один такой? Тут этих любителей элиты видимо-невидимо. Прямо детский сад. Самолёты, яхты, ружья, игрушки…Ничего не создают. Только друг перед другом выпендриваются. Да ещё и охотятся друг на друга.
Разговаривая с Толяном, Дмитрий снова пытался хоть как-то разглядеть в этой груде мяса и мускулов того, кого он знал с детства. Футболка на Толяне едва ли не лопалась от мышечной массы. Но чудилось в этой массе Дмитрию что-то ненастоящее, надутое, нашприцованное. Да и лицо у Толяна, несмотря на доверительный тон, по прежнему выражало лишь заинтересованность и нестираемое королевское превосходство.
- Мы вот за тобой вчера и сегодня следили. С чего ты попёрся на другой конец города?
- Не знаю. Как-то всё сразу навалилось. Жизнь беспросветна, но не хочется умирать.
- Да ты и не умрёшь.
- Ты уверен?
- В борьбе за жизнь все средства хороши.
- Наверх по трупам?
- Димон? Ты думаешь, что я убиваю?
- Ничего я не думаю. Мне что-то плохо, душно, открой дверь.
- Ладно. Считай, что разговор окончен. Завтра мы с тобой станем коллегами.
- Завтра в меня ударит молния. Вернее, сегодня.
- Ударит не просто, а подарит тебе себя нового.
- Интересно, все соглашаются?
- Не знаю. Но чтобы не согласиться, нужно быть сумасшедшим. Между «иметь» и «умереть», только дурак выберет второе. Так что давай, Димон, дерзай! Шустрый и быстрый станешь министром, с честью, отвагой, станешь бродягой.
Толян открыл двери, и они выбрались наружу.
- Мои люди подвезут тебя за квартал до ресторана, там пешком пройдёшь.
Они спустились вниз, и вышли с другой стороны дома, пройдя совсем рядом с павлинами, каждый из которых был прикован цепью за ногу одну ногу к металлическому штырю, вкопанному в землю. Изумрудно тошнотворный окрас птичьих перьев вызвал у Дмитрия ассоциацию с окрасом навозной мухи.
В ресторанчик Дмитрий пришёл раньше назначенного времени. Сел за столик, где они вчера трапезничали с господином Чичикоффым. Подошла официантка, та самая худосочная «Марочка». Сегодня у неё были густо накрашены глаза. Чёрная щетина ресниц должна была придавать взгляду роковую глубину. Но по сравнению с Дидоной, которая привиделась Дмитрию на озере, Марочка выглядела как простой карандаш рядом с кистью.
Она слегка улыбнулась ему, как старому знакомому, оставила карту меню на столе. Дмитрий заказал то же, что и в прошлый раз – бокал пива. Подумав, добавил пивную тарелку.
Живот перестал подавать сигналы боли. И потому Дмитрий мог расслабленно развалиться в кресле. Разговор с Толяном не выходил у него из головы. Было понятно, что господин Чичикофф некая одиозная фигура. Маг, колдун, паранормальник…Дмитрий мог даже предположить, что он инопланетянин. Всё это хорошо вписывалось в некую причинно-следственную схему. Кроме одной непонятки. Зачем господину Чичикоффу мёртвые души, те самые швалевые жизни? Эти жизни – символ или нечто реальное? И как они реализуются? И если они как-то реализуются, то, неужели, они ценнее жизни джокера? А, может, этот господин колдун - извращенец и любит нечто гаденькое и незамысловатое? Вопросов было больше, чем ответов. Они возникали как беспорядочные сполохи, мерцали буквами и словами, словно пытаясь скрыть от Дмитрия пугающую суть предстоящей сделки.
Хотя после встречи с Толяном, у Дмитрия уже не осталось сомнений в том, что господин Чичикофф, действительно, даст ему доступ к пределу его мечтаний. Быть советником самого президента! Что может быть выше?
Интересно, как меняются наши мечты. В детстве мы грезим сказками и приключениями, а когда вырастаем, стремимся обрести тёплое местечко. Дмитрий мечтал в детстве о дальних путешествиях, о межпространственных кораблях, о других галактиках. Он зачитывался фантастическими новеллами о космосе. А потом…Потом жизнь внесла свои коррективы. Точно. Как же он мог это забыть? Он мечтал о путешествиях, и Дидона сказала ему, что он – путешественник.
Дидона…Озеро, фантасмагорические лилии… Всё это шутки подсознания. Путешественник... Как же…Дальше своего города никуда не выезжал…Нищета…Позади и впереди…Впереди не просто нищета, а «кирпич», « danger»... Страшный диагноз. Нет жизни после смерти…Нет!
Дмитрий слегка прикрыл глаза и снова увидел Дидону. Будто бы она сидела за соседним столиком. Отрез полупрозрачной ткани оставлял открытыми плечи и змею, обвивающую запястье. Дмитрий замер, и сердце его сорвалось вниз, сжимаясь в сладкой судороге.
Девушка поднялась с места. Но это была не она. На Дмитрия смотрело чужое мимически неподвижное лицо с кукольными глазами. Девушка по-своему истолковала его взгляд, улыбнулась ему надутыми губами. Она прошла к выходу нарочито медленно, покачивая бёдрами, обтянутыми полоской шёлковой юбки. Сумочка из змеиной кожи на золотой цепочке, обвитой вокруг руки – это было уже слишком.
Дмитрию захотелось стукнуть кулаком, заорать, разбить столы и окна в этом странном заведении. Выйти из этого сна во сне в истинную реальность!
Ответом ему стал острый приступ режущей боли.
Дмитрий сжался от невыносимой рези. Вот она боль - безотказная штука, возвращающая его в самую истинную реальность беспощадную и неизбежную.
Внутри нарастало пекло изжоги. Горело нутро, саднило, что-то там внутри резало по живому. И опять немного подташнивало. Наверное, так ощущают себя беременные. Ну, вот и он разродится собой, новым. Скорее бы пришёл этот господин. Главное, получить здоровье, а там уж он сам как-нибудь разберётся.
Марочка принесла ему пиво и тарелку, усыпанную всякими колечками и кружочками в кляре. Дмитрию показалось, что на тарелке выложены запечённые внутренности крохотного человека – сердце, почки, печень и всякие кишочки. Эта ассоциация ввергла его в очередной тошнотворный ступор. Он вышел в уборную, чтобы привести себя в чувство. Холодной водой освежил лицо, намочил волосы. Удивительное дело, но на ощупь лицо ему казалось чужим, словно бы пальцы его касались маски. Мягкой, мелкой маски, которая помещается в ладонь. Хотя в зеркальном отражении он не заметил никаких изменений. Но эта неприятная раздвоенность осталась, как ощущение моллюска в раковине, которого скоро вытащат оттуда.
Интересно, могут ли моллюски чувствовать свой конец?
Уборная в этом третьеразрядном заведении была на уровне люкс. Чёрные потолки, белые полы и зеркальные стены. Из скрытых динамиков лилась тихая музыка. Откуда-то с низов вентиляции поднимался запах хвои. Дмитрий тщательно вымыл руки, осушил их под горячим воздухом и аккуратно закрыл за собой дверь.
Он вернулся за свой столик и отодвинул в сторону пивную тарелку. Время остановилось, часы замерли на девятнадцати тридцати.
Внезапная мысль заставила Дмитрия набрать номер Толяна.
- Что случилось?
- Ничего пока. Сижу. Жду. У меня к тебе есть вопрос. Ты говорил, меня пасли. И на озере тоже?
- На озере они тебя потеряли. Ты же по траве ползал. Исчез из зоны видимости.
- А кроме меня они там никого не видели?
- Нимфу, - рассмеялся Толян.
- Ты не шутишь?
- А ты веришь в нимф? Ну, если веришь, значит, они существуют.
- Так всё-таки, они меня потеряли?
- Как потеряли, так и нашли. Ты же не мог сквозь землю провалиться. Или мог?
- Не знаю.
Разговор с Толяном не прояснил неопределённости, но и не зачеркнул надежду на то, что Дидона была не просто видением. И это обстоятельство внушало Дмитрию неприятное чувство некоей подставы, которая скоро будет происходить с ним.
Если уж реальность каким-то непостижимым образом вскрылась, то все её персонажи не случайны. И, естественно, что господин Чичикофф был ему менее симпатичен, чем Дидона. И если бы был выбор, он бы пошёл за Дидоной, а не за этим сомнительным господином. Но Дидона ничего ему не обещала, а Чичикофф предлагал безотказную сделку.
Как всегда. Душа мечтает, а ум делает выбор. Да и куда ему идти за Дидоной? Где она? На том же озере? Это северо-восточная оконечность города. Всё бросить и бежать туда? Чтобы потом через несколько месяцев загнуться от боли навсегда?
Вот она и боль, пришла со своим набором инструментов – щипцами, свёрлами, скальпелями, молотками, клещами, отвёртками. Дмитрий скривился, надавив ладонями на грудину, пытаясь хоть как-то её утихомирить.
- Извините, вам плохо? – к столику подошла официантка Мара. – Воды?
- Не откажусь, - сказал Дмитрий, стискивая зубы.
Маара принесла бокал с тёплой перекипячённой водой. В её взгляде Дмитрий ощутил любопытство. Мара смотрела на него, как смотрят посетители зоопарка на диковинное животное.
Ровно в восемь часов вечера заявился господин Чичикофф. Не материализовался из воздуха, а зашёл, как и все обычные люди через двери.
Вопреки ожиданиям Дмитрия он не стал столоваться, а просто достал кожаную папку с бумагами. Бумаг было много. Он вытаскивал их по одной из папки.
Нутро у Дмитрия жгло так нестерпимо, что он подписывал всё, не глядя. Видимо встреча с Толяном сделала своё дело. И Дмитрию не было нужды перепроверять того, кто выполняет условия контракта.
С каждой подписанной бумагой взгляд Чичикоффа обретал всё большую бархатистость и шелковистость. Он уже весь словно струился перед Дмитрием. Дмитрий и не заметил, что в кафе уже давно никого нет, а сидят они с господином Павлом Ивановичем в круге, очерченном горящими свечами. Пахло топлёным воском, к которому примешивалась затхлость, сочащаяся из углов.
Папка с документами казалась бездонной. Дмитрий оставлял росчерки своих подписей, пригвождал их словно птиц к листам бумаг.
Но пришёл миг, когда было всё подписано. Дмитрий отсчитал Павлу Ивановичу ровно тридцать три рубля за бумаги. И Павел Иванович в ответ отдал ему чек – расписку.
- Ну, вот и всё! Поздравляю!
С этими словами господин Павел Иванович стал спешно собираться.
- Честь имею. Мне пора.
- Прощайте, - вырвалось у Дмитрия.
Дмитрий остался один. Марочка принесла счёт, и теперь в её взгляде Дмитрий явственно увидел презрение.
- Я что-то сделал не так?
- Нет! Всё отлично, – сказала девушка без выражения.
Она сняла свой чёрный фартук и села рядом с ним. Свечи ещё горели кругом на полу, и в ресторане было темно и пусто.
- Вы с ним работаете в паре?
- Догадливый, - усмехнулась Мара, сузив глаза.
Под фартуком девушка была одета как и вчера – джинсы и футболка. Только вместо кроссовок на тощих ногах высокие лакированные сапоги цвета крови.
- Чего разглядываешь? Копыта и хвост ищешь? – она недобро усмехнулась.
- Можно задать тебе один вопрос?
- Можно. Теперь тебе можно всё. Ну, скажем, почти всё.
- Какая ему выгода с моих швалевых жизней?
- О! Ты эстет! Задам тебе встречный вопрос: Что ценнее? Вершок или корешок? Срезанный цветок или цветущий куст? Плод или всё плодовое дерево? Часть или целое? Усёк?
- Ты хочешь сказать, что в тех швалевых жизнях- корешках есть нечто более ценное, чем в джокере?
- А ты сомневаешься?
- Да. Я не помню свои прошлые жизни. А если я их не помню, то какая мне разница были ли они у меня или нет? Будут или нет?
- А у тебя лично их и не было. Поэтому ты ничего и не помнишь. Нынешняя твоя жизнь – твоё начало. Начало твоего корня. Но теперь корень тебе не принадлежит.
- А зачем оно мне, начало? Всё, что имеет начало, имеет конец. Я проживу, умру, исчезну.
- Ты заблуждаешься. Всё, что имеет живое начало, не имеет конца. Это самая большая мудрость во Вселенной. А вы, люди, думаете наоборот. Вы не понимаете, что у вас есть самое большое богатство- Вечность. И потому за блестящего смертного цветочка Джокера ты отдал вечный корень. Это всё равно, если бы я продала свои ноги за блестящие сапоги.
- А ты продала?
Марочка в ответ лишь скривила губы в подобии улыбки:
- Иметь или быть. Вот в чём вопрос…Ты знаешь, кем бы ты мог быть, прожив свои девять жизней и джокера? Ты должен был это узнать. Уже в этой жизни твой дар должен был проявиться хоть раз. И в следующей тоже… И потом…И не раз….Ты – путешественник… Ты можешь проникать в любые миры. Удивительный дар. Удивительная жизнь. Но теперь она будет не твоя…Он хорошо продаст её.
- Удивительная жизнь?
- Да! Которая несоизмерима с жизнью джокера. Ты взял джокера, а после джокера что? Ничего! Все вы хотите иметь, но не хотите быть. Вы просто и есть раковые клетки. Жадные и глупые.
-Считаешь, что лучше бы мне умереть от рака желудка, чем взять джокера?
- Умереть? А ты ведь не знаешь, что такое смерть. Для тебя – это конец, а не фрагмент вечности. – Марочка скорбно сжала губы, словно пытаясь не выпустить из своего нутра слова, которых Дмитрий болезненно ждал.
- Ничего. Умрёшь, обнулишься, потом родишься заново без памяти… Все вы тут такие, одноразовые…Рассада, одним словом…Кстати, ты уже не в первый раз продаёшь свою душу.
- Я ? Я продаю…душу?
- Ну да. Душа – живой и растущий носитель информации. А не пахучий срезанный информативный фрагмент, какой сейчас есть у тебя.
Горло Дмитрия сдавило удушьем. Он задышал часто, открыв рот, как рыба, выброшенная на берег. Но, взяв себя в руки, попробовал отбить удар:
- А ты такая умная или просто злая? Почему я должен тебе верить? И, вообще, ты то сама кто?
- Кто? – Маара выдержала паузу, - та, которой ты боишься больше всего.
И сразу потухли свечи, и холодом повеяло от недостроя, в котором оказался Дмитрий. Не было ни барной стойки, ни столов. Вокруг кучи строительного мусора, шлакоблоки и зияющее чёрное небо в дыре на кровле. Мара тоже исчезла, не оставив после себя и следа. Хотя, какое-то истлевшее тряпьё валялось на бетонном полу. От горящего круга свечей осталась только зола. И порыв ветра поднял её и понёс наружу в развёрзшийся проём выхода.
Дмитрий выскочил на слабый ночной свет, сочащийся с улицы. Что-то случилось с его восприятием, он не узнавал города. Как будто кто-то шутя переставил дома и кварталы, создав полную дезориентацию. Куда бежать? На все четыре стороны? Путешественник… Значит, это правда. Он продал бессмертную душу Путешественника? Он продал Вечность, взамен за сладкую подачку? Толян, павлины, лесной замок…Боже! Как это всё убого! И яхты, и феррари, и все эти рестораны, и деньги…Вся это разномастная, пёстрая мертвечина, жаждущая наслаждения…
Чувство невозвратимой потери было сильнее, чем боль. Оно гнало его вперёд. Хоть куда, только бежать, быстро бежать. Успеть выбраться за пределы чёртова мертвенного круга. Бежать!
Туда, на озеро, к Дидоне. Бежать прочь из города! На северо-восток!
Тучи плотными клубами закрыли небо. Внутри них уже зрел громовой ропот. Город превратился в прямоугольное нагромождение домов и отрезков дорог. Все машины проносились прочь, словно не видя поднятой руки. А потом и вовсе поток машин иссяк, погасли все городские огни.
В проёме облаков всплыло белым кругом лицо Луны. Этого хватило Дмитрию, чтобы определиться с направлением. Он побежал зигзагами – прямо, направо, прямо, затем снова направо. Он бежал, а за ним, наступая по пятам, погналась гроза. Вернее, она даже не гналась, просто неотвратимо надвигалась как подошва сапога на ошалевшего от страха муравья.
Дмитрий спотыкался, поднимался и снова бежал, по пути он садился в призрачные, освещаемые короткими молниями, автобусы и такси, которые, проезжав немного, ломались и останавливались… Он бежал туда, на северо-восток, пока погасший город не расступился перед ним, обнажив на окраине знакомые мрачные остовы недостроенных домов и торгового центра. Дождь уже стоял перед ним сплошной стеной, словно не пуская его на заветную тропинку. Но как только он сделал шаг, сама тропинка разверзалась под ногами в скользкую муть, и понесла его течением вниз, к берегу.
Там на озере его и прошила молния. Он это понял, лишившись ощущения своего тела. Просто удар. Очень сильный удар и бессилие плазменного комка исчезающего, рассыпающегося сознания.
- Дидона…
Она шла, улыбаясь, к нему. Её тёмные волосы были рассыпаны по плечам ветром тишины, звенящем, ускользающим за пределы восприятия. Её тело, окутанное лунным светом, лишалось границ, растворяясь в этом свете акварелью…
Змея соскользнула с её запястья, надула капюшон и зашипела.
Полёт, а вернее, пробег сквозь небытиё закончился внезапно, как и начался. Дмитрий очнулся.
- С возвращением, - сказало ему знакомое лицо.
- Толян?
- Он самый.
- Толян!
- Лежи. У тебя тут капельница стоит.
Боль в желудке ушла. Тело было тяжелое, но не больное. Просто слегка натруженное. Реальность явилась в графических прямоугольных формах, наполненных больничной чистотой и белизной. За окнами, закрытыми жалюзи, плескался городской прибой. В королевской палате Дмитрий был один, других больных не наблюдалось.
Плазменный экран телевизора, висящего на стене, перемежался беззвучными картинками.
- Целёхонький, - радостно потёр руки Толян. – Ты уже что-нибудь видишь?
- Вижу. Тебя.
- И…?
- Что и?
- О чём я думаю?
- О чём? – Дмитрий бросил взгляд на экран телевизора.
Там показывали полуголых людей с шайками-лейками.
- Ты хочешь в баньку попариться.
- В точку! А о чём я думаю сейчас? Ну, давай, смотри. – Толян напрягся.
- Треугольник, круг, цифра два, ромашка, обезьяна…
- Ну, ты даёшь! Абсолютное видение.
- Да ничего я не вижу. Просто называю тебе картинки, которые появляются на экране.
- На каком экране?
- За твоей спиной плазма висит.
- Так она выключена!
- Да? Ну, значит, я так вижу.
- Видишь! Уже видишь, Димон! Всё, лады! Забирать тебя надо отсюда.
- А капельница?
- Сейчас доктора позову!
Живот не болел. Не тошнило. Внутри Дмитрия было словно разлито удивительное озеро покоя. Дмитрий полулежал в комфортном автокресле Лэнд Ровера. Уже мелькнула табличка «Садовое», уже открывались ворота в «старинный» замок. Толян сказал, что теперь его никуда не отпустит. Рядом он построит ещё один замок для Дмитрия – жильё на первое время. А потом, как масть покатит. Дмитрий взирал на суету Толяна с благодушием выздоровевшего человека. Замок так замок! Блаженство неги было таким приятным!
По случаю прибытия Дмитрия, Толян закатил пир на двоих. Шашлыки, запеченная рыба и овощи, всякие виртуозные нарезки и к ним белые и красные соусы. Ароматные волны изысканных специй возбуждали у Дмитрия забытый аппетит.
- Вкуснотища! Толян, твои повара - кудесники
- Димон, ты посмотришь моих ребятишек? - шепнул Толян ему на ухо.
- Попробую.
После ужина они вышли в центральный зал, где Толян собрался представить Дмитрия своей охране. В зале на тёмном экране телевизора Дмитрий как на рентгене рассмотрел каждого, с кем Толян начинал разговор.
- Тебе придётся увольнять почти всех, - сказал ему Дмитрий в звуконепроницаемой яйцевидной комнате.
- Как?
- Вот так! Только двое из десяти нейтральны по отношению к тебе. А остальные пребывают в опасной зависти. Один работает на секретные службы.
- Ух ты! – присвистнул Толян. – Значит, ты всё это видишь в ящике?
- Да. Но для меня без разницы, какой экран. Главное, чтобы хоть что-то отражал. Можно придумать что-то более компактное - блюдечко с наливным яблочком, - усмехнулся Дмитрий.
Ощущение своего превосходства над людьми было очень приятным. Оно меняло манеры, тон разговора, оно растекалось блаженным энергетическим теплом по всему телу, и может, даже выходило за пределы тела.
- Эх, Димон! Наворотим мы тут с тобой дел! – Толян не скрывал своего радостного возбуждения.
- Я хочу спать.
- Да, пожалуйста. К твоим услугам спальня с ванной комнатой. Для самых дорогих гостей.
- Толян, а мои вещи сгорели?
- Зачем тебе они?
- Чичикофф дал мне расписку. Я хотел бы её посмотреть.
- Она несгораемая, - усмехнулся Толян, расстегнув рубашку. На левом плече у него синел маленький кружок.
Дмитрий засучил рукав своей футболки и там обнаружил такое же клеймо.
- Порядковый номер у нас с тобой ноль. После смерти мы обнулимся – сказал Толян. – Мы с тобой теперь полные нули.
Толян проводил Дмтрия на второй этаж в роскошную спальню. Здесь была кровать из дубового массива, комод, шкаф, стол и плоская панель открытого ноутбука на стене. Панорамное окно спальни выходило на открытую террасу, купающуюся в сосновом воздухе. Шелковые портьеры едва колыхались от слабого дыхания ночной прохлады.
Дмитрий потушил свет и вышел на террасу. Над кронами корабельных сосен легко нашёл Медведицу, от неё по дуге Арктур. В небе вспыхивали крошечными редкими искрами аквариды. Широкое распахнутое окно, терраса – всё это навевало забытую гармонию.…Не хватало, может быть, моря.
- Теперь у тебя будет всё. И море, и яхты, - шептал голосок желаний.
- Сколько же я проживу? – спросил Дмитрий.
Тёмный экран ноутбука угодливо высветил ему цифру тридцать три.
Тридцать три рубля он получил за свои никчёмные жизни. И за это получит тридцать три года здоровой жизни, полной чувственных наслаждений.
Дмитрий попробовал позадавать разные вопросы миру. По экрану забегали фигурки и картинки. Картинки с фигурками собирались и рассыпались, словно камушки в калейдоскопе, крутящемся по вечному кругу.
- Получило дитя игрушку, - подумалось Дмитрию.
На запрос о Маре, Чичикоффе, Дидоне экран не отзывался.
Дмитрий пытался сформулировать вопрос в разных вариантах, но ничего не выходило.
Мраморная ванна напоминала неглубокий бассейн. Дмитрий набрал в неё воды, смешал с пахучей хвойной пеной и лёг в полном состоянии желанной перезагрузки. Воистину, есть только миг между прошлым и будущим….
После ванны было так приятно лечь в хрустящую льняной чистотой постель и забыться сладким сном.
Что чувствуют люди, продавшие душу? Большое облегчение от страданий. Исчезают муки. Место им уступает полная нега. Как же чертовски приятно просто жить! Чертовски приятно…Чичикофф – чёрт?
Дмитрий засыпал. Сны в отличии от реальности несли в себе муку. Сначала ему снилась Дидона. Она улыбаясь, манила его. Манила сладко до оргазменной немоты в чреслах. Дмитрий тянул к ней руки, но она выскальзывала из них змеёй. Стояла поодаль немым укором, словно заставляя его что-то делать.
Дмитрий во сне видел свои руки, ладони сложенные горстью. Неимоверным усилием воли, он выжимал из них воду. Вода в ладонях вскипала и становилась горячая, источала жар, как солнце, пробивающее шёлк портьер.
Он проснулся в поту. Принял холодный душ, пытаясь утихомирить внутреннюю панику. Отчасти, это у него получилось. Паника приняла вид затухающей функции, вильнула напоследок змеиным хвостом и обнулилась.
В столовой на первом этаже его уже ждал сытный завтрак и «дела». Толяну не терпелось получить информацию об окружающем мире.
Блинчики, фаршированные сыром, мясом, зеленью. Опять же всевозможные мясо-рыбные нарезки, маринады. Чай, кофе, горячие сливки. На сладкое щербет, фрукты, ягодное суфле.
Как же вкусен мир проданной души!
Пока Дмитрий ел, Толян насыщал свой информационный голод. Он много спрашивал про президентов, про олигархов и прочих воротил мировой политики. Дмитрий отвечал, косясь взглядом на экран, и одновременно наслаждался вкусовыми букетами.
- Димон, я всё обмозгую и мы с тобой попробуем эту планетку прибрать к своим рукам.
- Зачем?
- Чтобы увековечить свои имена. Нельзя же просто так кануть в небытиё. Надо, чтобы помнили!
- Ты хочешь стать мировым правителем?
- Я пока не знаю. У меня дух захватывает перед открывающимися перспективами!
- Да, уж…Перспективы…Толян, отвези меня на озеро.
- Рефлексируешь?
- Плохо спал. Сны непонятные.
- У меня есть хорошие таблетки от таких снов. И ещё я для тебя приготовил телефончик с экранчиком. И звонить, и спрашивать можно будет. Два в одном, так сказать.
- Толян, мне очень надо.
- Хорошо, каприз прорицателя для меня закон, - сыто улыбнулся Толян.
И снова Ланд Ровер нёс их по дорогам города. Дмитрий смотрел в боковое окно, которое разматывало перед ним киноленту городского быта. Может быть, он хотел увидеть нечто особенное в паутине улиц и проводов, опоясывающих и связывающих между собой коробки домов?
- Да. Забыл тебе сказать. У тебя сейчас будет немного искажено ощущение действительности. Типа того, что она сама по себе, а ты сам по себе, где-то сбоку от неё, - сказал Толян. – Но ты скоро привыкнешь. И даже начнёшь находить в этом нечто очень приятное.
С утра на городских улицах было много машин, гораздо больше, чем людей. Молодое зелёное пламя деревьев поднималось в солнечный морок неба. Временами пламя сжирали серые бетонные колодцы кварталов, потом оно снова брало верх. Дмитрий вздохнул с облегчением, когда борьба зелени бетона и стекла закончилась, и они приехали к знакомому месту на окраине.
Такое ощущение, что прошла целая вечность. То, что увидел Дмитрий, трудно было назвать озером. Вонючее болото, покрытое ржавчиной ряски. Кто-то уже высыпал в него груду строительного мусора. Яркое солнце, громкие мухи, холодное небо, гниющая плоть земли – всё в диссонанс. Дмитрий рукой ощупал телефон в кармане, хотел было что-то спросить, но потом передумал.
Даже одна ночь в лоне комфортного Толяновского замка уже изменила восприятие действительности. К роскоши привыкаешь быстро.
- Всё. Поехали! – Дмитрий повернулся к Толяну.
Они поднялись по тропинке наверх, и здесь Дмитрий остановился.
На лавочке пустой остановки сидела старуха в красном пальто. Ветер шевелил её седые космы, выбивающиеся из под серой вязаной остроконечной шапки. «Женщина в красном» была выписана с особой тщательностью в деталях. Она выглядела неподвижным остовом, на который нанизывались элементы колеблющейся реальности. Дмитрий замер, борясь с искушением, пройти мимо, достал спасительный телефон из кармана.
Экран показал ему, что старуха бездомная и жить ей осталось полгода.
Дальнейшие действия Дмитрия Толян наблюдал со снисходительной улыбкой. Но ничего не говорил против, только подначил слегка:
- Человек, продавший душу, способен на благотворительность?
- Скорее, на наведение порядка, - ответил ему Дмитрий.
Старуха в красном пальто была доставлена в квартиру Дмитрия. Уборщица и сиделка быстро и слаженно выполнили свою работу. Старуху помыли до иссиня-голубых глаз и пепельно- белых волос, причесали, накормили и уложили спать. Красное пальто было отправлено в чистку.
Квартира, в которой Дмитрий прожил достаточно много лет, сейчас произвела на него впечатление маленькой тесной ячейки. Низкие потолки, узкие окна, тощие перегородки между комнатой, кухней и ванной. «Туда не ходи, сюда ходи». Город – это просто геометрия маршрутов, а человек – маршрутизатор. Или не человек, а тот, кто стоит над ним? В памяти Дмитрия всплыло довольное лицо Чичикоффа.
- Хорошо. Доставил «человеку» радость. И ему радость и себе…
Дмитрий хотел было забрать кое-какие свои бумаги и документы, но потом передумал. Он будущий уже не видел связи с собой прошлым.
- Пытаешься умаслить Бога? Ну-ну. Нет у нас с тобой, Димон, обратной дороги, - сказал Толян, обозревая идиллическую картинку спящей старушки в прибранной комнате.
- А если бы можно было переиграть?
- Смеёшься? Гнить на погосте? Не было у нас с тобой, Димон, другого выбора. Так что не мучай себя понапрасну, расслабься и наслаждайся настоящим мгновением. Нулём… И своей нулевой жизнью.
- Она не нулевая.
- Она будет не нулевой, если мы с тобой возьмём власть на планете в свои руки.
- И что мы будем делать с этой властью?
- Построим коммунизм, - рассмеялся Толян. – Хоть как-то пукнем напоследок.
Ночью Дмитрию снова снилась Дидона. Этот сон не нёс в себе хаоса. Дидона показывала ему его жизни как цепочку символов, ведущих к его дару Путешественника.
Боль, Труд, Отрешённость, Напор, Цель, Сила, Вера, Терпение, Сочувствие, Видение…
Вот такие ступени он должен был пройти.
Теперь он понимал, зачем ему нужны были те жизни…
И ещё он понимал, что ему придётся их пройти. Пусть и после Видения.
Он пройдёт их снова… И снова дойдёт до Видения. Но не до этого экранного, а до настоящего Видения… Не взгляда, а чувства, способного проникать сквозь миры.
Этот мир не один. Их много. Тот, кто купил его душу, не смог купить его начало. Оно есть сейчас в нём. И то, что имеет начало, не имеет конца.
Он постарается выйти из нуля. Сначала очистит озеро и засадит его лилиями.
И ещё она говорила ему, что в каждой жизни у него будет открываться дар Путешественника. Главное, об этом помнить.
Всегда. Пока жив. Главное, не забыть.