Росинка и Ортия. 32. Пятая жизнь. Экзамен

Бродяга Посторонний
Росинка и Ортия.

32. Пятая жизнь. На Холме. Экзамен. Окончание главы. 

Все десять лет, что Динка, пардон, Динара Евгеньевна Санина проучилась в Центре, они дружили с Дианой. Ну, так, как вообще могут дружить обычная воспитанница (Алина не в счет! Росинка это вовсе особый случай!) и та, кто волею начальства могла быть поставлена обучать ее и воспитывать. Несмотря на то, что новая воспитательница все же была назначена в другую группу, Динка и дальше всегда, по возможности, помогала Диане. Обычно открыто, не скрывая своих визитов к ней «на поговорить», но иногда, скажем прямо, неофициально. Девочка с этими особыми способностями к сканированию, выполняла некоторые просьбы деликатного плана. Особенно в части выяснения тех обстоятельств жизни девочек, которые просто нельзя было узнать как-то иначе. Но Диана всегда оставалась сугубо корректной. И никогда не требовала от своей «разведчицы» выведывать подноготную других воспитанниц для того, чтобы, например, донести о них начальству.

Нужно сказать, что Динка вовсе не приветствовала тот факт, что ее Старшая занялась «исполнениями». Девочку все это почему-то сильно огорчало. И она ни разу не сказала ничего хорошего об этой части ее, Дианы, Службы. Они, естественно, никогда не пересекались с нею «на поле сечения». В смысле, Динка никогда не пыталась воспользоваться правом на «альтернативное» наказание, а узнав, что какая-то из девочек выбрала именно этот вариант, мрачнела лицом. Нет, она не возмущалась так уж прямо, и даже не отговаривала их. Просто огорчалась. И, судя по всему, огорчалась не столько за девочек, сколько за саму Диану, наверняка считая это не самым достойным делом для той, кого она так уважает...

Что же, ее Старшая принимала это недовольство своей воспитанницы с пониманием. Динара Санина имеет право на собственное мнение. Даже если бы Динка попыталась протестовать, она все равно постаралась бы максимально корректно решить вопрос с той самой девочкой, которая когда-то, по просьбе Майора, дежурившего на проходной, пыталась взять ее «под опеку» (забавно, да?) как одну из СВОИХ. За ее искреннюю дружбу и даже за это корректное выражение несогласия с особой, «жесткой» (хотя, если совсем уж честно, не такой уж суровой!) частью ее Службы, Диана была ей очень благодарна.

Между прочим, по странному стечению обстоятельств, Майор вышел в отставку в тот самый год, когда Динка выпустилась из Центра. Но Диана предпочитала числить этот факт в категории «забавные совпадения». А если и не совпадения...

Динара была уже достаточно взрослой, чтобы принимать собственные и ответственные решения. Да и тот самый Майор, которого эта девочка, превратившаяся к восемнадцати годам в красивую статную девушку, с удивительно красивыми серыми глазами и длинной русой косой, когда-то излечила от тяжелых воспоминаний, тоже вполне был способен сам отвечать за свои поступки.

Все люди разные, но все они имеют право на счастье. То, которое они создают себе сами...

Диана всегда уважала однолюбов, а также тех, кто умеет ждать. И она очень надеялась на то, что у Динары Евгеньевны Бахтиной все сложилось именно так, как она сама того захотела...

Да, таков был тот ее первый экзамен, который Диане, как воспитателю, пришлось сдавать прямо на входе в то странное место, где обитали «люди на Холме». И этот экзамен, безусловно, был сдан безукоризненно. Забавно, но она, Диана, даже запомнила свою собственную вечернюю рефлексию-рассуждение по его итогам.

Тогда она, уже имея все эти особые способности, и оценив все их бесспорные преимущества, отчетливо увидела, почему детей в Центре, прежде всего, обучают и воспитывают именно обычные люди, а не ментаты, зачем все это нужно.

Ведь все очень даже просто. Люди (ОСОБЫЕ, НАСТОЯЩИЕ люди!) стоят здесь во главе всего и вся именно потому, что главнейшей задачей Центра изначально поставлена именно социализация всех этих странных (теперь Диана понимает их специфику!) детей. Люди (с БОЛЬШОЙ буквы!) здесь нужны для того, чтобы приучить всех этих особых детей к тому, что обычные люди ХОРОШИЕ. И что это свойство Людей в Империи НОРМА. Что они ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНЫ друг к другу, и ВСЕГДА готовы позаботится о ближнем, подать ему руку, простить его ошибки...

Все это необходимо именно для социализации ментатов, для встраивания их в современное Общество. Чтобы они видели в обычном человеке, не имеющем всех этих ОСОБЫХ способностей, отнюдь не «духовного инвалида», а того, кого можно и нужно уважать, с кем можно полноценно общаться, и даже следует по возможности помочь ему, естественно, в меру этих своих особых способностей.

Да, именно тогда Диана начала кое-что понимать. И до нее дошел тот факт, что ЭТА ее Служба, пожалуй, куда более значима, чем все то, что она делала прежде.

И все, что было дальше, оказалось, в принципе, не таким уж и сложным. Диана «включилась» в хлопотные дела своей Службы, и этих экзаменов у нее было потом, как говорится, чем дальше, тем больше. Фактически эта странная Служба испытывала ее постоянно, часто в день не по разу организуя ей, молодой воспитательнице, все новые и новые «экзамены» и «зачеты», обычно в совершенно непредсказуемых ситуациях.

И все же она справлялась. Гвардионская закалка давала себя знать, и она не роптала, делая все то, что должно было делать по ее убеждению. Так она поступала все время несения этой своей Службы, и тогда и позднее. И никакие экзамены ее не страшили...

ЭКЗАМЕН! Вот ключевое слово!

Вот, только сейчас, сию секунду, до Дианы, Охотницы и Ортии, наконец-то дошло-доперло-доскакало (все и сразу, одновременно!). Из серии, лучше позже, чем никогда!

Да, вся эта история с сегодняшним «исполнением», весь этот ужас и последующие видения, это был очередной экзамен.

Вот только, сдала ли она его? И на какую оценку?

И самое важное, КТО оценит ее поведение, кто этот пресловутый Экзаменатор? Чему он пытается ее научить? И для чего?

Вопросы, на которые ей так хотелось бы получить четкие и недвусмысленные ответы. Но, увы, пока что на горизонте нигде не нарисовался некто, кто был бы готов их дать. Пока что все снова зависло в тупой неопределенности, очередным вопросом, из серии «И что же дальше?!» И нет на него ответа, все еще нет. Как-то так...

...Диана поздно спохватилась, что сейчас думает не для себя одной, что Алине, наверное, не стоит так уж грузиться ее раздраженными мыслями. Но, кажется, ее воспитанница даже ни капельки удивлена. И напротив, хочет как-то приободрить ту, кто допустил ее в это свое личное духовное пространство.

«Диана! Я понимаю! – Росинка «изнутри» выражает-излучает странную эмоцию, весьма близкую к сочувствию, и одновременно с ободряющими интонациями. И еще, в сознании Дианы проявилась эмоциональная волна ее воспитанницы, отражающая явное восхищение этой девочки своей Старшей. – Ты считаешь, что виновата во всем, что случилось у вас в семье. Но это не так! Там... Ну, просто все так совпало, что вы оба не выдержали. Но ведь вы не рассорились напрочь, ведь нет же! И смогли воспитать Марию, хотя и жили порознь! Не кори себя за то, что тогда не получилось. Ты сделала все, что могла. И ты вряд ли в чем-то виновата!»

 «Ты... отпускаешь мне мои... грехи? – у Дианы эта странная «псевдо-религиозная» фраза вырвалась сама по себе, непроизвольно. Как будто двенадцатилетняя девочка-ментат, которую она впустила в святая святых тайников своей собственной Души, действительно может простить и отпустить ее, Дианы-Ортии, «грехи прошлого».

А впрочем...

Как знать, кто именно, что и кому уполномочен отпускать и прощать? И чем, в этом смысле, инициированная ею самой девочка, хуже тех самых «духовных лиц», случайных собеседников прихожанина обычной Церкви на Таинстве Исповеди? Что более значимо, искреннее сочувствие исповедующего, или наличие у него пресловутого «рукоположения»?

«Я прощаю тебе все, что было! – Алина, похоже, ничуть не шутит. – Я горжусь тобой и люблю тебя! Я хочу, чтобы ты была счастлива! И ты знаешь... мне кажется, что у тебя все будет хорошо!»

 «Спасибо, Аля! – с искренним облегчением произносит ее Старшая. – Спасибо, моя милая!»

 «Диана, а ведь ты...» - Росинка недоговорила. Но ее взрослая собеседница откуда-то точно знает-чувствует, о чем именно хотела спросить-сказать эта девочка.

«Да, Аля, - отзывается Диана. – Я действительно хотела что-нибудь узнать о тебе таким же способом. Ну, если ты... не слишком утомилась. Все-таки мы с тобою беседовали достаточно долго. Сможешь ли ты продержаться еще немного?

«Я в порядке! – девочка «изнутри» мило улыбается ей очередной теплой эмоцией. – Не волнуйся, я ни капельки не устала. Даже наоборот! Понимаешь, быть с тобою на «одной волне»... Это просто здорово! Давай продолжим!»

 «Тогда в этот раз действовать будешь ты! – Диана приостанавливает «трансляцию», в надежде на то, что ее воспитанница поняла суть этой странной «внутренней» работы и обращается к девочке, которая только что воспринимала ее воспоминания как своеобразный «чувственный» фильм, - Я уже достаточно долго работаю с тобой и знаю, что ты сможешь! Давай!»

 «Но что я должна делать? – девочка выделяет эти звучащие «изнутри» слова смущенной интонацией. Она явно хочет попробовать, но не уверена в том, что у нее получится. – Подскажи мне, как именно ты это делаешь?»

 «Представь, что я должна получить от тебя письмо, вернее, серию писем, - следует образный ответ ее Старшей. – И проложи ко мне нечто вроде условной линии доставки. А потом представь, что по этой линии идут плавные колебания. Они уже есть между нами, мы с тобой на одной несущей частоте. Почувствуй ее, начинай вспоминать и как бы встраивай в ее ткань свои воспоминания, кадр за кадром. А потом переводи это все в режим движущейся картинки и подключай звук. Отправь мне что-то вроде фильма о том, что ты помнишь. Любой эпизод из твоей жизни, на твой выбор. Я знаю, тебе это не сложно. Давай!»

 «Ты думаешь, я так могу? – девочка все еще в сомнениях по поводу своих способностей к «вещанию изнутри». Хотя, с точки зрения Дианы, это, в принципе, ненамного сложнее их нынешней беседы. Действительно, при наличии общей несущей частоты, это все должно быть достаточно просто. – Хорошо, я попробую!»

 «Ты справишься! – ободряет ее Старшая. – Давай, попробуй мне что-нибудь рассказать о себе! Не волнуйся, Аля, у тебя все получится!»

 «Хорошо! – отзывается Росинка. – Я начинаю!»

Ну что же, Росинка, похоже, готова действовать без колебаний. У нее все получается, и она начинает ментальную работу со своей стороны. И Диана в свою очередь видит «живое кино», которое транслирует воспитанница в ее адрес.

Этот визуальный рассказ Диана видит как бы с ее стороны. Глазами девочки-ментата, судьба которой, оказывается, тоже весьма не безоблачная...

...Алина всегда чувствовала себя в семье, как говорится, чуть-чуть на отшибе. Нет, она не дичилась своих родных, и не ругалась с ними. Просто откуда-то знала, что она «папина дочка». А вот папы рядом с нею не было. Был только портрет, фотография на стене, на которой он, ее отец, Михаил Петрович Росинкин, улыбающийся голубоглазый мужчина с темно-русыми, коротко подстриженными волосами, в камуфлированной тужурке, с большой темно-бронзовой звездочкой на погоне, под которым так привычно расположился этот смешной фиолетовый берет. Берет, который носят бойцы войск химической защиты...

И еще странное ощущение общей неправильности всего расклада, связанного с тем, кто изображен на этом портрете. И какие-то смутные воспоминания о нем, просто как о хорошем и добром, улыбчивом человеке, который понимал все и всех. О человеке, который когда-то был вынужден принять одно решение за всех, и… активировать «световую» бомбу.

Войска химзащиты выполняли особую функцию. Их задачей была борьба с любыми источниками химического и радиоактивного заражения. А также работы по пресловутой рекультивации, восстановлению местности после таких загрязнений.

Когда-то, давным-давно, люди вели себя совершенно безответственно, складируя токсичные отходы в разных местах, где они, просачиваясь под землю и уходя в воду, отравляли все вокруг. Так, естественно, давно уже никто не делает. Но, даже в описываемое нами время, иногда находили давно забытые «засекреченные» склады древних химических веществ, страшную суть которых обозначали этими двумя нелепыми словами: «боевые отравляющие».

Нет, тогда все случилось совсем не здесь, не в той Стране, где выросла Алина. Батальон майора Росинкина частенько направляли в другие государства для решения их, местных проблем подобного рода. И вот, из одной такой «командировки» ее отец не вернулся...

Одним из способов решения проблем «неутилизируемых» источников химического и радиационного заражения было применение «световых» бомб. Если очистить на месте, например, контейнер с какой-нибудь отравой, было невозможно, а переместить его на специальный завод по утилизации опасных веществ проблематично, майор Росинкин имел право активировать такую бомбу, уничтожив источник заражения. И в тот раз он этим своим правом воспользовался. Вот только при очень неприятных обстоятельствах.

Ее отец, Михаил Петрович Росинкин, обнаружил, что они, химики, по сути, уже опоздали. Майор только и успел произнести по радио те несколько слов, которые автоматически зафиксировал бесстрастный самописец.

- Идет утечка. Времени на эвакуацию нет. Все назад! – тот, кто это произнес, коротко вздохнул, и уточнил команду – За черту, живо! Даю десять секунд на то, чтобы покинуть зону поражения! Время пошло!

И добавил после секундной паузы. Уже совсем другим тоном:
- Ребятам моим... Передайте привет. Васе, Лизоньке и Алине. Маша, береги их!

А дальше был... нет, не грохот взрыва. Просто низкий протяжный гул. «Световые» бомбы работают очень аккуратно, фактически «сворачивая» пространство в своеобразный кокон, не допуская наружу ни взрывной волны, ни радиации. Все остается внутри зоны поражения радиусом примерно пятьдесят... Или пятьсот пятьдесят метров. Это зависит от мощности самого боеприпаса. А внутри... Удивительно, но все, что оказывается в этом странном «пространственном коконе», просто исчезает. И не остается ни руин, ни покореженной или оплавленной техники... Даже радиоактивные изотопы куда-то пропадают. Там не остается даже пепла.

Как рассказывала ей мама, на следующий день после того, как им сообщили о гибели ее отца, в их двери тихонько постучал какой-то Гость. К удивлению и матери, и детей, им оказался человек в полевой военной форме, год с небольшим как перешагнувший за порог тридцатилетия, чье красивое благородное лицо и очень выразительные, какие-то по-особому добрые глаза, знала вся Страна. Это был сам Император Константин.

Этого никто не ожидал. Никто не думал, что этот эффектный мужчина, совсем недавно взошедший на престол, позволит себе такой странный жест. Приехать, совершенно внезапно, чуть ли не на такси, без журналистов и свиты, просто в сопровождении двоих помощников. Приехать только для того, чтобы самолично принести извинения семье, за то, что в его Стране на одного Героя стало меньше.

Странно, но лицо этого Гостя Алина тогда почему-то совсем не запомнила. Запомнила лишь то, что на нем была камуфляжного цвета куртка, похожая на ту одежду, что носил ее отец. Правда, Росинка тогда для себя отметила, что на тужурке Гостя не было ни одной «колодки» с ленточками, обозначавшими награды (у отца их было аж три ряда, плюс какие-то блестящие, золотистые то ли медали, то ли ордена, которыми она когда-то играла, сидя у него на коленях!). На камуфляже был только знакомый значок Гвардии, да ромбик выпускника Университета. Но она запомнила негромкий голос этого странного человека, который, сидя у них на диване в гостиной, подозвал к себе младшую дочь майора Росинкина. А когда она подошла к нему и застенчиво улыбнулась, он как-то по-взрослому положил ей, трехлетней девчонке, руку на плечо и произнес странную фразу:
- Ничего не бойся. Я СВОИХ никогда не бросаю.

Их действительно не бросили. Пенсия по «потере кормильца» позволила Марии Ивановне Рязанцевой не бедствовать, и посвятить себя детям. Сейчас старший брат Василий уже учится в Императорском Высшем Военном Техническом Училище. Он пошел служить в войска химзащиты, также как когда-то его отец. Средняя, ее сестра Лиза, уже заканчивает учиться в обычной школе, в Подмосковье, где остались они с мамой. А вот сама Алина...

Когда ей исполнилось семь лет, у них в классе проводили особое тестирование, результаты которого становились известны только тем, кто занимался поиском ментатов. И вот однажды, поздно осенью, почти пять лет назад, к ним в дом пришел улыбчивый мужчина средних лет в форме сотрудника госбезопасности. Они вдвоем с мамой устроились на кухне, притворив дверь, «на попить чаю».

А потом... Что-то пошло не так. Алина издалека почувствовала нарастающую нервность происходящего разговора, почти что тревожность этой беседы, которая длилась, наверное, слишком долго. На кухне послышались приглушенные возгласы матери: «Как?! Но зачем это все нужно? Неужели...»

Было плохо слышно, что именно ответил ей гость, но вряд ли в его словах было хоть какое-то внятное утешение. Во всяком случае, из кухни мама вышла бледная и заплаканная. Подошла к Алине и обняла ее.

Она только и смогла сказать дочери эти странные слова: «Прости, Аля... Тебе придется уехать...»

На вопрос растерянной девочки, «Куда?» ответил их гость.

- Мы с тобою поедем в одно замечательное место, - он улыбался какой-то грустной, но все же, скорее доброй улыбкой. – Поверь, так будет лучше. Там тебе все будут рады. Не переживай, и мама, и сестра, да и брат тоже, всегда смогут тебя там навестить. Мы все сделаем, чтобы тебе там было хорошо. Поверь, там тебя никто и никогда не обидит. И еще, - добавил он очень многозначительным тоном, - там тебя научат очень интересным вещам.

- Каким? – спросила Алина, которой очень не понравилось, что ее мама плачет, несмотря на то, что мужчина не кричал на нее, не бранился, и вообще вел себя как-то по-доброму.

- Ты ведь всегда хотела стать волшебницей? – как-то загадочно усмехнувшись, и даже подмигнув настороженной девочке, произнес он.

- Да, - Алина ответила на этот вопрос самым серьезным тоном.

- Я привез тебе приглашение туда, где тебя обучат настоящему волшебству, - он говорил с нею теми, не слишком обыденными словами, которые в обычных обстоятельствах имеет смысл воспринимать как шутку. Вот только голос его тоже был очень серьезен. Алина чувствовала, что этот странный мужчина, одетый как военный, почти как папа, не врет, хотя и облекает свои мысли в странную игровую форму.

Забавно, но многие взрослые уверены, что с детьми всерьез разговаривать бесполезно. Что их нужно либо обманывать, либо играть с ними в сказку. Этот мужчина действовал по второму варианту.

Ну что же, он, хотя бы, не лгал...

Конечно же, мама отпустила ее в Центр. Ведь приглашения подобного рода, за подписью и печатью Канцелярии Его Императорского Величества, игнорировать было нельзя...

А дальше были пять лет учебы, воистину счастливых для девочки-ментата. Все действительно оказалось здорово, весело и интересно. Заботливые наставники были удивительно тактичны и как-то адресно внимательны к каждой воспитаннице, в том числе и к ней. Девочки-одногруппницы стали ей верными подругами. А Центр стал ей вторым, да и, пожалуй, главным домом.

И даже эта странная история с ее нервным срывом и сожжением журнала, вовсе не причинила ей каких-то серьезных неприятностей. И даже привела ее, Алину Росинку, к двум значимым и важным знакомствам. С ее первой Старшей, Дианой Ортией. И с ее Шефом, Кларой Федотовной Вострецовой, вернее, с Клэр...

На этом месте Алина, испугавшись собственных мыслей, прервала свои воспоминания, мгновенно вышла из «ментального пространства», наверняка, даже не поняв того, как именно это у нее все получилось. Девочка широко раскрыла глаза, и в ужасе уставилась на свою Старшую. Явно ожидая от нее то ли резкой отповеди, на грани оскорбления, то ли удара.

- Простите... – пролепетала она, как-то автоматически, совершенно непроизвольно перейдя «на вы». Просто от испуга. – Я не хотела...

Этот страх… Эти слова… Они обожгли Диану изнутри очередной волной стыда. Ох, и дрянь же ты, «госпожа психолог»! Всего какой-то час с небольшим прошел с того момента, когда несчастная Росинка была исполосована тобою, собственноручно, до слез, до истошных криков, до крови... И вот сейчас, эта благородная девочка, просмотрев твои воспоминания, фактически исповедав и простив тебя, сняла твою личную душевную боль. Почти так же, как это сделала с воспоминаниями седовласого Майора, Дина, твоя первая личная воспитанница, тогда, много лет назад. А вот скажи-расскажи, хотя бы себе любимой, как теперь ты сама снимешь у этой благородной Алины Росинки ту самую боль, что ты же, дрянь такая, ей и причинила? Как и чем ты искупишь ее страдания?

Стыдно... Ой, как же стыдно... Как? Ну, как же теперь успокаивать эту девочку? Думай, дрянь, думай!

- Мы ведь с тобою «на ты», - тихо напомнила ей Ортия. А потом мягко коснулась щеки своей воспитанницы. Алина дернулась, как от чего-то горячего, и ее Старшая с грустью вздохнула. – Вот видишь, Аля! Ты говоришь, что простила меня. А сама...

- Прости, я не хотела, - девочка, стыдясь, опустила свой взор. - Я просто вспомнила, как ты тогда рассердилась... Ну, после эстафеты. И перед...

Алина смущенно замолчала.

- Договаривай, - спокойно отозвалась Диана. - Ты же знаешь теперь меня «изнутри». Так что, отныне у меня от тебя никаких секретов нет. Ты испугалась, когда подумала, будто я рассержусь на тебя за то, что ты вспомнила Вострецову по-доброму? Так?

- Да, - Алина смутилась, - я ведь знаю, что Вы с нею... Не дружны...

- В прошлый раз, - жестко усмехнулась Диана, - я едва не дала тебе пощечину, за одно упоминание о ней. Впрочем, то, что я сотворила с тобою позднее, было ничуть не лучше. Но это говорит всего лишь об уровне моей собственной низости, а вовсе не о том, что Клара Федотовна так уж дурна, как я имею глупость о ней думать. Кстати, как ты ее для себя называешь?

- Клэр, - тихо ответила Росинка. И почему-то добавила:
- Она просила называть ее именно так. И даже в «мобилку» мне «вбила» номер на это имя. А потом почему-то сказала, что позволит говорить с нею «на ты»... Вот только я сама должна «дозреть». В смысле, понять все то, о чем она мне говорила, там, у нее в кабинете. Ну, после того, как вы с нею поругались по телефону. Клара Федотовна прямо так и сказала: ты, дескать, просто не сможешь иначе. Правда, потом добавила, что некоторые привилегии не стоит слишком афишировать.

- Это уж точно! – согласилась со своим вечным оппонентом по вопросам воспитания Диана. И поинтересовалась:
- А о чем вы там с нею говорили? Ну, если не секрет?

- Она говорила мне очень странные вещи, - задумчиво отозвалась Росинка, которой тот утренний разговор теперь начал представляться совсем в другом свете. – Она... Клэр как будто точно знала обо всем, что случится с нами сегодня. Ну... о том, что мне предстоит «исполнение». Она очень волновалась за нас с тобою, боялась, что ты можешь наделать ошибок. Она так прямо меня и спросила, что будет, если, мол, однажды эта самая Диана Ортия - так она тебя назвала! - примется за «исполнение» в не столь благодушном настроении. Предложила мне подумать, как я отреагирую, если ты будешь, как она сказала, груба и не сдержана, и даже жестока. А потом так и спросила, смогу ли я принять то, что ты со мною сделаешь, без обиды и с пониманием? Смогу ли я простить тебя, даже если то, что произойдет в твоем Кабинете, станет для меня тяжким оскорблением? Сказала, что предупреждает меня, и очень волнуется от того, что ты, по ее словам, ничего не понимаешь. Вот так.

- Неужели она все знала? – озадаченно произнесла Диана. – Вострецова и... Клэр. Странное, очень странное совпадение...