Лиля Верченко дружила с Ларой Галан.
Их дружба была тихой и не показной, и, в сущности, возникла сама собой, непонятно как, еще со школьной скамьи. Странность этой дружбы заключалась в том, что обе девушки были настолько разными, что не было никаких причин, которые могли бы их объединить. Они были диаметральной противоположностью друг другу. И даже учились в разных школах. А, между тем, они дружили. Вместе увидеть их во дворе, или на улице, было сложно. Как правило, они встречались дома: то у одной, то у другой.
Обе подруги были дочерьми офицеров, которые служили в разных родах войск, и жили в разных домах военведа, которые были крайними домами города и стояли по обе стороны одной улицы. И девчонки бегали друг к другу через дорогу.
К семнадцати годам обе девушки достигли среднего роста и были вполне сформированы, как женщины. Пожалуй, это было единственное, что их объединяло. В остальном, внешне и внутренне, они продолжали быть абсолютно разными. И с годами эта разница только увеличивалась.
Лиля была естественной блондинкой. Ее волосы кучерявились и красивыми локонами сами свисали на висках. Со школьных лет она носила две тугие толстые косы, в которые с трудом стягивала непослушные волосы. У нее было открытое круглое лицо с правильными чертами, на котором выделялись большие умные глаза и алые губы. Красавицей она не была, но была очень милой и симпатичной, и очень уж домашней. Тремя словами ее можно было бы назвать «девушкой тургеневского типа». И это было именно так, если учесть, что главным увлечением ее жизни были книги. Лиля постоянно и много читала. В основном, серьезную классическую литературу.
Придя домой из последних классов школы, она никуда не ходила, кроме, как к подруге и к соседям,- «на телевизор». Да и то случалось относительно редко. Она росла серьезной девушкой с серьезной книжкою в руке. И родители были ею довольны,- дочь целиком оправдала их надежды в смысле вложенного в нее воспитания.
А вот Лара была другой. Она была темной шатенкой, но после окончания школы стала красить свои прямые волосы в «белый» цвет, и это помогло ей казаться старше. Лицо ее отличалось привлекательностью, но его симпатию можно было, по большому счету, отнести на счет молодости. У девушки была широкая кость, и от этого ее вполне взрослая грудь казалась еще больше. Лара гордо и прямо ходила на высоких каблуках. Неизвестно, кто научил ее такой походке. Скорее всего, эстрогены, которых в ее организме уже накопилось достаточно. Они-то и научили ее самоутверждению. А ее походку ничем другим и назвать было нельзя, кроме как самоутверждением. Когда она двигалась по улице, то казалось, что она не шла, а гордо несла себя в окружающем пространстве. И эта походка придавала ей вид высокой и солидной женщины. Мужчины, естественно, обращали на нее внимание. И, уловив их взгляд, она, как фрегат, поймавший своими парусами ветер, гордо продолжала рассекать своей грудью невидимую волну впереди. Так, по крайней мере, казалось. И это производило на окружающих соответствующее впечатление. Ей, невольно, уступали дорогу.
В отличие от подруги, Лара рано вступила во взрослую жизнь, и это тоже наложило на ее облик свой отпечаток. Жизнь всегда ставит клеймо вульгарности на девушку, стоит ей только раньше времени распрощаться с невинностью. И с этим ничего не поделаешь. К большому сожалению, раннее вступление во взрослую жизнь, без настоящей любви, не делает девушку взрослой. Зато отнимает у нее бесценный ореол чистоты, и зачастую оставляет неосуществимой надежду на безоблачное семейное счастье.
Заметили ли это Ларины родители? По-видимому, нет. Они всегда были больше заняты собой. И дочери рано была предоставлена самостоятельность. Она была одета и обута, и не голодала. Что еще? Хочешь учиться музыке? Вот тебе пианино.
После окончания школы Лара поступила в музыкальное училище по классу фортепиано, а Лиля – в экономический институт. Но это нисколько не повлияло на их отношения. Девушки продолжали находить время и способ дружить.
Лару магнитом влекли к себе серьезность, рассудительность и начитанность подруги, ее чистота и порядочность. Возможно, что в ней она видела больше не подругу, а мать, кто знает? А что находила в подруге Лиля? Проявление своих нереализованных страстей, или возможность выражения своих материнских инстинктов? А, может быть, ей приятно было постоянно чувствовать свое превосходство над подругой, как библиотекарю над мало эрудированной читательницей. А, возможно, их просто притягивало друг к другу, как противоположно заряженные частицы,- кто знает? Может быть, в этом была причина их необычной дружбы?
Жизнь постоянно играет с людьми в свою игру, в прятки. Мы часто ищем в других то, чего не находим в себе. И почти всегда на стороне ищем то, чего у нас нет, или чего нет рядом...
В том же доме, и в том же подъезде, где в коммунальной квартире жила Лиля, только этажом ниже и в изолированной квартире, жил мальчик Дима Максименко. Он был сыном полковника и был на три года старше Лили, и еще с восьмого класса был влюблен в нее. Они часто, еще детьми, играли во дворе вместе. И он считал, что она не была похожа ни на одну девочку во дворе. Ему нравилось в ней все.
Лиле тоже нравился Дима. Он был старше нее и взрослее. У него были черные красивые волосы, и вообще он был очень симпатичным и умным. Лиля знала, что он хорошо учится в школе и тоже любит читать хорошие книги. И он ей очень нравился еще и поэтому. Но в этом она себе не признавалась.
Однажды летом, в красивый солнечный день, когда дети играли во дворе в прятки, восьмиклассник Дима нашел во время игры пятиклассницу Лилю, спрятавшуюся от него за углом продуктового магазина, который был у них во дворе.
Они застыли вдвоем у кирпичной стены дома. Девочка спиной и руками опиралась о стену, а он, расставив свои руки и уперев их в стену, запыхавшийся, стоял прямо перед ней. В пылу игры эта мизансцена произошла сама собой. Оба даже не заметили, как это случилось. Но обоих это противостояние взволновало не на шутку. Он впервые так близко стоял перед девочкой, которая ему очень нравилась. И она сама впервые смотрела в глаза мальчику, который ей нравился больше других мальчишек во дворе.
Неизвестно, сколько бы они так простояли, но внезапно из-за угла дома налетел резкий порыв ветра и в одно мгновение задрал платьице девочки прямо ей на голову.
И хотя это произошло неожиданно, девочка среагировала мгновенно. Рывком рук она сбросила платье на место и прижала его к своим коленкам. Однако Диме хватило даже этого короткого мига, чтобы успеть увидеть, какие на ней были аккуратные трусики телесного цвета, и как они в обтяжку сидели на ее ладной фигурке. А еще прямо перед его глазами открылись едва заметные холмики ее грудей и две маленькие розовые кнопочки на них. Было жарко, и девочка была без маечки.
Ее лицо мгновенно залила краска, а у него в груди что-то оборвалось, и на миг перехватило дыхание. Оба стояли, не шевелясь. И уже через мгновение он понял, что любит ее. И то, что она никуда не убежала от стыда и инстинктивно доверилась ему, только сделало ее еще ближе. А ведь оба в тот момент, фактически, были еще детьми.
Но с той игры в прятки он почувствовал какую-то внутреннюю связь с ней, а еще почему-то ответственность за нее. С той самой игры не стало во дворе девочки ближе и дороже для него. А тот случай стал их общей тайной. И эта тайна незаметно сблизила их.
Лиля не ошиблась в Диме. Как настоящий мужчина, он никому во дворе не растрезвонил об этом.
С начала пятидесятых годов не у всякой семьи был телевизор. И у семьи полковника Максименко телевизор был вторым во всем доме и единственным на весь подъезд. Поэтому каждый вечер, в течение нескольких лет, в их квартире не закрывалась дверь. Соседи по подъезду были, как одна семья, все свои, однополчане. Они вереницей шли в гости, «на телевизор», и никак нельзя было никому отказать. Бывало, что вечером в квартире собиралось до пятнадцати телезрителей, не считая хозяев. А о том, что сами хозяева из-за вечерних гостей остались без приватной жизни, никто и не думал. Телевизор магнитом притягивал к себе всех, и все оправдывал. Тем более хороший телевизор.
В те далекие времена по телевизору смотрели все подряд, а не только кино. И всякая передача вызывала восторг. Особенно, когда включалась передвижная телестудия. Телевизор в те годы был не привычной и обязательной принадлежностью каждого дома, а весьма малодоступным, но подлинным «черно-белым» чудом с голубоватым экраном.
Редко, но приходила «на телевизор» и Лиля.
Может быть, она бы и чаще приходила. Но у этой девочки были сильно развиты чувства достоинства и стыда. Ей было просто неудобно приходить чаще. И Димка, понимая это, все равно каждый вечер молил судьбу, чтобы соседка позвонила к ним в дверь.
Мальчик чувствовал, что ее привлекал не столько телевизор, сколько он сам, возможность побыть с ним рядом. А телевизор, скорее, был только предлогом, прикрытием. И, если это случалось, то вечер приносил Димке волнительные переживания.
Тогда они садились с ней вместе, рядом с другими, на новый тогда еще диван с «полубалдахином» и делали вид, что смотрят на экран телевизора. На самом деле в полутемной комнате, где мелькали, часто сменяясь, голубоватый свет и тени, они, еще дети, учились пробуждающейся в них взрослой чувственности. Они сидели, тесно прижавшись своими боками и ногами друг к другу, и остро ощущали близость и тепло своих тел. И
это ощущение было так ново и приятно, и так волновало обоих!
Как-то, в очередной сеанс, когда оба подросли, и он был уже в десятом, а она в седьмом классах, он в темноте потихоньку нащупал ее ладошку и взял в свою. Она не отдернула руки. И он понял, что она этого тоже хотела. Тогда он стал нежно гладить своими пальцами ее пальцы. И почувствовал, что она ответила ему тем же. Это было настоящим счастьем! Разве мог телевизор с этим сравниться? В тот момент для Димки исчез весь мир, и ему хотелось, чтобы этот вечерний сеанс никогда не кончался…
Но конец приходит всему. Телепередача окончилась, и симпатичная диктор Наталья Березовская попрощалась со всеми до завтра. Вместе с другими гостями ушла к себе домой и Лиля. А ощущение ее пальцев в его руке так и осталось с ним на всю жизнь. Потому что более близких отношений у них в жизни так и не случилось.
Нет, они, конечно, продолжали дружить, но не более.
Сначала он стал студентом, а, когда перешел на четвертый курс, то и она тоже стала студенткой. У обоих появились новые обязанности и новые заботы. Ребята стали видеться еще реже. Но, теперь всякий раз, когда он приходил к ней, его стал встречать холодок и сдержанность. С годами Лиля все больше стала замыкаться в себе. Она давно превратилась в привлекательную и симпатичную девушку с красивыми ногами и фигурой. Но с ним ей, почему-то, не хотелось больше говорить, ни о чем. Она все чаще задумывалась. О чем? Он не знал. А все его попытки расшевелить ее не приводили ни к чему. Она не соглашалась, ни пойти погулять вместе, ни пойти в кино, или на какой-нибудь концерт. Она превратилась в затворницу.
И только ее родители с удовольствием принимали Диму, как гостя. Ему всегда были рады. А на их отношения с дочкой смотрели со снисходительной улыбкой и сдержанностью. Им казалось, что все само собой как-то образуется. И отношения между молодыми людьми наладятся.
Именно в этот период Лиля сама впервые познакомила его с Ларой. Просто так получилось, что, когда он, в очередной раз пришел к ней, то впервые застал у нее подругу. До этого он не один раз видел ее со стороны, внешне недоступную и гордую, у себя во дворе, но лично не знал. И, если другие мужчины обращали на нее свое внимание, то почему он должен был оставаться не таким, как остальные? И, конечно, раньше он не догадывался, что девушки, - давнишние подруги. А тут вдруг, так неожиданно, познакомился. Вот тогда-то и возникло у него впервые недоумение, как могли подружиться такие разные люди?
Они вместе ушли от Лили, и Дима предложил Ларе проводить ее до дома. Она не возражала. За тот короткий промежуток времени, пока они переходили двор и улицу, и потом шли к ее дому, Лара успела дать ему понять, что совсем не против, чтобы их знакомство стало ближе. И его неприятно поразило то, что она, по сути, сразу пыталась отбить его у своей же подруги. С таким он еще никогда в своей жизни не сталкивался.
Он ничего определенного ей не сказал тогда, и они вежливо попрощались и разошлись. Она гордо вошла в свой подъезд, а он спокойно возвратился домой…
Шел второй год, как у Димы, вместо велосипеда, появился отличный мотоцикл «Ява». Он давно мечтал о таком, и родители, боясь, что своими руками роют могилу единственному сыну, скрепя сердце, осуществили его мечту. Но он твердо пообещал им, что за рулем никогда головы терять не будет. И оказался верен своему слову. За рулем мотоцикла он всегда вел себя серьезно и грамотно, и старался быть предельно внимательным.
Мотоцикл в те годы дарил Диме огромное удовольствие не только самой ездой и управлением, но, еще и тем, что позволил расширить горизонт его познания. Он много ездил по области, и в каждой поездке открывал для себя все новые и новые удивительные места.
Харьковщина оказалась удивительно прекрасной и разнообразной. До мотоцикла он даже не мог предположить такого. И то, правда! А как бы иначе он мог это узнать? Тем более, что на «Яве» он заезжал в совершенно глухие места области, куда на электричке и не доедешь. Мотоцикл в хороших и сильных руках, да еще и у хозяина с трезвой и умной головой, - это непередаваемое удовольствие и отличное средство познания, часто даже лучшее, чем легковой автомобиль. Ведь на нем проедешь там, где машине не пройти никогда…
Студенческие годы для Димы оказались сложным периодом. Нет, не в смысле учебы. С учебой у него все было нормально. Он был, пусть не самым лучшим в группе, но и далеко не худшим. А по специальным дисциплинам он был в десятке лучших студентов.
При этом он отчетливо сознавал, что, учись в институте так, как учился в школе, был бы отличником. Но в институте он, как остальные, расслабился. Да и молодость не давала покоя. В этом-то и заключалась сложность периода.
Гормоны давно бурлили в нем, а выхода не находили. Ему бы срочно жениться, но впереди еще были три курса. А родители и слушать не хотели, чтобы сын из-за женитьбы прервал учебу. Да он и сам без диплома не представлял самостоятельной жизни. В этом была правда. И родители его по-своему тоже были правы. Их ведь тоже можно было понять. С высоты жизненного опыта они видели, что без диплома сыну будет трудно найти себя и утвердиться в обществе. А женитьба что? Она могла и подождать. Вот только Димкины гормоны ждать не хотели. И он тихо бесился, не находя выхода.
Так получилось, что родители никогда не говорили с ним на интимные темы. Да и сказать им было нечего. А в школе и в институте подобные темы никогда и никем не освещались.. Такого предмета в стране просто не было. Поэтому главным учителем для всех была улица. Но наш молодой человек, к сожалению, был по-другому воспитан, и, прежде всего, самовоспитанием, в котором заметную роль сыграли прочитанные книги. Это и сотворило из него того, кем он был. И поэтому в нем постоянно происходила внутренняя борьба мощных естественных желаний и жизненных идеалов, которые он сам же перед собою выстроил. Был бы у него опытный старший брат! Но он рос в семье один.
Была бы Лиля ласковее и откровеннее! Он мог бы тогда заставить себя подождать и потерпеть. И, может быть, у них бы что-то хорошее и серьезное получилось. Но она с годами становилась все дальше и дальше от него, сама не сознавая, что этим только отталкивает его от себя и заставляет на стороне искать решения своих проблем. Все его попытки приблизить ее к себе натыкались на сопротивление и кончались очередной ссорой. И после этого они подолгу не виделись.
Она не подпускала его близко к себе, но и окончательно не отталкивала. А время шло.
В период очередной ссоры с ней, он снова встретился с Ларой.
Было лето, и стояла жара. Он подъезжал на мотоцикле к своему дому, когда увидел Лару, переходившую дорогу. Развернув «Яву» за переходом, он быстро обогнал девушку, и в ожидании остановился возле ее дома.
Она удивилась и обрадовалась, увидев его на мотоцикле. Удивилась, потому что не знала, что у него есть мотоцикл. А обрадовалась, потому что давно его не видела.
С момента их знакомства прошло достаточно времени. Могло и забыться, но не забылось. И оба поняли это почти одновременно.
Дима предложил Ларе поехать покататься. Как вариант, поехать куда-нибудь искупаться. Она не ломалась и с удовольствием приняла предложение. Попросила только подождать ее немного, чтобы переодеться и взять кое-что с собой. Он не возражал.
Как обычно, она гордо направилась к подъезду, а он, проводив ее заинтересованным взглядом, развернул «Яву» и стал ждать в тени деревьев.
Прошло минут пятнадцать.
Деревья вокруг безразлично шумели листвой на легком ветерке, а по улице проносились, сверкая стеклами и лакированным железом, машины, поднимая за собой легкие облачка пыли. Пыль в городе всегда была неотъемлемым признаком лета. Да еще веселый гомон детей на детской площадке, построенной на том месте, где после войны была громадных размеров яма. Димка с детства помнил эту яму. И хорошо помнил, как выглядело это место, когда здесь не было еще трех больших домов, обнявших с трех сторон детскую площадку…
Лара прервала поток Димкиных воспоминаний.
Она стояла перед ним, неожиданно маленькая без высоких каблуков, в красивом легком сарафане, едва доходившем до ее коленок. Из-под крылышек сарафана виднелись бретельки голубого купальника. Он понял, что она готова была ехать купаться. В руке она держала легкую спортивную сумку, куда положила пару бутербродов и воду в бутылке, - на всякий случай, как она объяснила. И он отметил про себя ее взрослую практичность.
Закрепив на багажнике сумку и надев на головы шлемы, они отчалили. Она тесно прижалась своей упругой грудью к его спине, и он всем своим существом ощутил, что попал в горячие объятия этой крепкой девушки. Его бедра ощущали прикосновение ее обнаженных ног, а на груди у него замком сомкнулись длинные пальцы ее рук. В довершение ко всему Лара на ходу положила свою голову на его спину так, что ее шлем уперся сзади в его шлем. И Димка подумал с улыбкой: «Попался!»
Но прошло пять, десять минут, и он понял, что ему приятно это ее объятие, и, что оно волнует и будоражит его.
«Ява» стремительно и почти бесшумно неслась вперед по асфальту, и он ощущал, что эта решительная и самостоятельная девушка сидит за ним так, словно всю жизнь только тем и занималась, что ездила с ним вдвоем на мотоцикле.
А еще промелькнула мысль, что очень жаль, что это не Лиля сидит сзади и едет с ним, а ее закадычная подруга. И куда они теперь с ней мчатся, и что еще будет впереди, - только богу известно.
Он заставил себя не думать больше о Лиле. Сама виновата, что познакомила его с Ларой. И сама виновата, что это не она, а Лара сейчас прижалась сзади к его спине. Мотоцикл продолжал нестись по трассе в неизвестность. Хотя, это было не совсем так.
Конечно, он знал, куда они едут. Знал с той самой минуты, когда увидел на ее плечах голубые бретельки.
В те времена он купался только в одном месте области. И этим местом были его любимые Тимченки. Только там вода была такой чистоты, что он, выплывая на середину реки Мжа, наклонял лицо и пил воду прямо из реки. В городе Дима принципиально нигде не купался, зная по опыту, что вода в реках города очень грязная. И он не рисковал.
До села Тимченки они ехали сорок пять минут.
Потом были огромный пойменный луг и река, отдых и восторг. Место почти дикое и роскошное. Людей вокруг никого. Горожане в массовом порядке еще не знали этих мест.
Они весело купались вдвоем, и даже сплавали на другую сторону, где густой зеленой стеной стоял рогоз. Потом лежали на берегу, в густой высокой траве, дышали запахом луговых цветов и кем-то скошенного на днях в стороне разнотравья. Смотрели, как красиво парят прямо над водой, у стены рогоза, деревенские красногрудые ласточки и крупные стрекозы. И слушали, как в старых, покрученных ветром, ближайших вербах насчитывала им долгие годы громкая, но невидимая кукушка.
Вокруг было удивительно покойно и хорошо. Над головой висело бездонное голубое небо, по которому взбитыми сливками медленно плыли облака, и все еще высокое солнце тихо скатывалось к верхушкам огромных сосен бесконечного старого бора, темной стеной застывшего за лугом и отдаленным селом, чуть в стороне, позади них.
Они знали, что были здесь только вдвоем, и вокруг не было никого. Красота природы не отвлекала их, а восхищала и служила фоном для их неожиданного свидания.
А то, что это было свиданием, оба сообразили уже давно. Еще тогда, когда ощутили друг друга на мотоцикле. Оставалось только немного, - с чего-то начать. Кто-то должен был сделать первый шаг навстречу, первым своим движением.
И Дима, поднявшись на локте, заглянул Ларе в лицо. На него смотрели не просто зеленые, смеющиеся, широко открытые глаза. В них он прочел ожидание и предложение. Она явно знала, на что шла. И ждала всего, на что он был способен. А он, не торопясь, и постепенно загораясь, внимательно и жадно осмотрел ее всю. Ведь она сама молчаливо предложила ему это.
Девушка лежала перед ним с разбросанными по траве длинными белыми волосами и отдельными бриллиантиками воды на теле, почти обнаженная. Только закрытый голубой купальник, еще мокрый, облегал ее красиво сбитую фигуру с крепкими ровными ногами и манящими к себе зрелыми выпуклостями лобка и грудей. У него тихо закружилась голова, и, не помня себя, он наклонился к ее влажным губам и поцеловал их. Она не только не отказала ему, но и ответила на поцелуй. И тогда его правая рука сама собой пустилась в путешествие по ее роскошному телу. А она, как опытная женщина, тянулась своим телом навстречу ласкам его руки. Она ждала их.
Так получилось, что в его жизни Лара стала первой женщиной, которую он впервые трогал, и которую всю ласкал. Ему казалось, что большего удовольствия и быть не может. Потом она позволила его руке пробраться под купальник. И тогда дрожащими пальцами он ощутил прохладную выпуклость ее грудей, и упругость густых волосков между ее ног. В тот момент она была вся его. Дальнейшее было только за ним. Он быстро завел себя, как пружину часов, до самого упора. Но часы сами идти не хотели. Нужно было направить стрелку и толкнуть маятник. Но с Димкой такого еще никогда не случалось, и он решительно не знал, как это сделать.
Говорят, что в нужный момент природа сама это подскажет. Но и природа не торопилась ему на помощь. Он растерялся, и ему стало тяжело дышать.
Лара давно уже почувствовала его и сама старалась, как можно сильнее, прижаться к нему. А ему, неопытному, было жутко стыдно, и он наоборот старался отодвинуться от нее. Она только хитро улыбалась и прижималась снова и снова, вместо того, чтобы самой проявить смекалку и взять инициативу в свои опытные руки. А, может быть, она сама по какой-то причине не хотела существенного продолжения? Или не сообразила, что у юного партнера нет ничего за душой, - ни знаний, ни опыта?..
Распаленные и неудовлетворенные, они сидели на берегу, и, глядя на медленно текущую мимо них воду Мжи, пытались постепенно прийти в себя после откровенных ласк и прикосновений. Его лицо продолжало пылать от возбуждения и стыда. Ему было жутко, что у него ничего не получилось. И он не знал, что она теперь будет о нем думать. А спросить и признаться, он не решился.
Они медленно прожевали ее бутерброды, и запили их водой из бутылки. Не зная зачем, он поблагодарил ее за все. Но она правильно поняла, о чем он, и ответила, что благодарить не стоит. Ведь им обоим было приятно. И он промолчал, не желая уточнять.
А потом они собрались и поехали назад, в город. И до выезда на главную, симферопольскую трассу им предстояло покрыть километров пятнадцать пустынного районного шоссе.
Лара снова, тесно прижавшись, сидела сзади. Только теперь ее объятия стали откровеннее и горячее. И постепенно Димка снова завелся. И тогда, на скорости около девяноста километров в час, он стал правой рукой вести «Яву», а левой рукой, насколько мог, стал ласкать на ходу левую ногу и низ живота Лары. У водителей редких встречных машин глаза лезли на лоб от зависти и удивления. А Димке было все нипочем. Он, словно, с цепи сорвался. И куда только девался их стыд!? Жаль, опыта у него, да, видимо, и у нее не хватило тогда!..
После той ошеломляющей поездки они еще несколько раз встретились. Но, ни разу, каждым из них, не было назначено, ни одного свидания. Всякий раз их встречи были случайными, и оканчивались в подъезде Лары пугливыми поцелуями и откровенными ласками.
Их влекло друг к другу, но не более. Любви не было. И теперь уже оба отчетливо понимали, что продолжение подобных отношений ни к чему, да и не имеет перспективы.
А еще Димка чувствовал, что этими встречами с Ларой, скорее всего, навсегда зачеркнул свое неясное будущее с Лилей. Пусть она и сама виновата в том, что подставила ему свою подругу, но он отчетливо понимал, что узнав, каким-либо образом, подробности, Лиля не простит ему этой, пусть даже неполной измены. Конечно, в том лишь случае, если он для нее в жизни что-то значил. Но, если это была спланированная подругами проверка, то она была довольно циничной. И он ее не прошел. Вообще-то, он, кажется, немного запутался. «Что ж, будет так, как будет!» - решил он тогда про себя.
С тех пор прошло еще два года.
Наступил сентябрь. Дима был уже на шестом курсе. А Лиля на третьем. От ее мамы, Марии Никитичны, он узнал, что Лилю послали с ее курсом в колхоз. Они давно уже с ней не виделись, и он даже не догадывался, знала ли она об их бывших отношениях с Ларой.
Но и с Ларой Дима тоже больше не встречался. Он ни о чем не сожалел, и давно уже успокоился на ее счет. А еще он узнал, что у нее появился новый парень, который серьезно занимался в аэроклубе полетами на вертолетах.
А вот к Лиле Димку потянуло снова. Что это было? Он и сам не понимал. На что надеялся? То ли сильно соскучился по ней, то ли снова нарывался услышать от нее слова отказа? Но ему почему-то не терпелось сделать последнюю попытку восстановить их былую дружбу, переломить ее, если получится, во что-то более серьезное.
И он решился.
В один из солнечных выходных дней он собрался и уехал на своей «Яве» в отдаленный район области, где еще никогда не был. В кармане куртки лежал адрес колхоза, который добрая Мария Никитична дала ему вместе с обстоятельным письмом и передачей для дочки.
Мария Никитична была на стороне Димы и горячо ему сочувствовала.
Незаметно, но как быстро пролетело время! И близкие, и такие дорогие ее сердцу дети давно выросли, и превратились в симпатичных молодых людей. Наступало время, когда они должны были сделать в своей жизни серьезный выбор. И Мария Никитична была бы рада назвать Диму своим зятем. Этот умный и способный соседский мальчик был давно не чужим для нее. И, на ее взгляд, у него были серьезные достоинства, которые помогли бы сделать счастливой ее дочь. Но она прекрасно понимала, что последнее слово, к сожалению, не за ней.
И вот теперь Дима катил по неизвестной дороге в неизвестную даль, с напутствием Марии Никитичны, отчетливо понимая и представляя, что судьба снова предложила ему очередную игру в прятки. На этот раз снова водил он, а Лиля пряталась.
Найдет ли он ее? Будет ли он стоять перед ней, глаза в глаза, как когда-то? Примет ли она его слова и дружбу? Растает ли ее сердце и душа, и есть ли в них любовь к нему?
Он гнал мотоцикл вперед, твердо намереваясь сегодня же получить ответы на все свои вопросы и на что-то надеясь.
Незнакомая дорога то вытягивалась лентой, упираясь в горизонт, то нещадно петляла. В одном месте был переезд через серьезную двухпутную железную дорогу, и Дима был удивлен, что в таком захолустье проходит такой путь. Куда и откуда? Он не знал.
А то, что он попал в захолустье, он не сомневался. Чем дальше он удалялся от родного города, тем больше ощущал, что попал в богом забытое место. Машин навстречу он почти не встречал. За всю дорогу попутно он перегнал не больше трех. Слева и справа от дороги тянулись поля и поля, перечеркнутые вдоль и поперек зелеными полосами лесопосадок. Большинство черно-желтых полей были убраны. Над ними вдали изредка летали степные соколы. Местами, большими прямоугольниками желтели неубранные поля подсолнухов...
В середине дня он добрался-таки до цели. На шоссе стоял указатель, согласно которому он свернул вправо и углубился по грунтовой дороге километров на пять.
Небольшое село разлеглось посреди плоского поля. Дома были разбросаны вперемежку с деревьями, садами и огородами. Только молочно-товарная ферма выделялась строгим порядком и стояла в стороне. В загородках возле побеленных коровников издали видны были коричневые пятна коров. За фермой он увидел большой колхозный сад, и перед ним стоял тоже побеленный барак. Вот и вся картина.
Дополняли ее разве что куры разных мастей, беспорядочно разгуливавшие повсюду.
Найти студентов оказалось делом нетрудным. Охотников подсказать нашлось немало. Старики и дети с любопытством осматривали красивый темно-вишневый мотоцикл и мотоциклиста в модной кожаной куртке и белом шлеме. Приезд чужака и расспросы расшевелили местных обитателей. Любопытно им было только, а чего и к кому он приехал?
Из расспросов Дима узнал, что студенты собирают яблоки в колхозном саду. И, разузнав, что хотел, он направил мотоцикл к белому бараку. Подъехав, поставил мотоцикл в тени под стеной, а сам, оставив шлем и расстегнув куртку, направился к группе студентов, сидевших на бревне перед входом в барак. Бегло осмотрелся и понял, что Лили среди них нет.
Поздоровался и спросил о ней. Оказалось, что был обеденный перерыв. И ребята отдыхали после обеда. Одна из девушек вызвалась помочь. Она встала с бревна и скрылась в бараке. Он ждал не больше трех минут. Из здания появилась Лиля и девушка, которая за ней ходила. Дима поблагодарил ее, и поздоровался с Лилей.
Он давно не видел ее, и поначалу с трудом узнал. Она повзрослела и похорошела. Перед ним стояла почти незнакомая зрелая девушка в белой футболке, поверх которой была накинута черная стеганая фуфайка. Вместо юбки на ней были аккуратные синие тренировочные трикотажные брюки. Голова была красиво повязана белой косынкой, концы которой были убраны на затылке. Из-под косынки выбивались знакомые золотые локоны. На круглом лице по-прежнему выделялись умные глаза и алые губы. Они ничуть не изменились.
На одну лишь секунду ему показалось, что в ее глазах промелькнула радость, когда она его увидела. Но это был только один миг. А уже в следующий огонек радости в ее взгляде, вспыхнув, так же внезапно потух. И Дима ощутил, что напрасно ехал в такую даль. Ничего не изменилось. И все его надежды рушились, как карточный домик.
Последняя игра в прятки окончилась. Он нашел ее. Только напрасно искал. Оказалось, что играл он один. А Лиля давно вышла из игры. И в эту игру больше с ним не играла.
Они отошли от всех в сторону и повернули за стену, где стояла его «Ява». Нет, конечно, она не кричала и не возмущалась. На удивление, она была спокойна и рассудительна, можно сказать, даже слишком спокойна. Любящий человек так себя не ведет. Она спокойно приняла передачу от мамы, холодно поблагодарила за нее, молча, выслушала от него домашние новости, а потом, с полным безразличием, спросила, зачем он вообще приехал? Дима понял, что ответа она не ждет...
Вопреки его напрасной надежде, она не бросилась ему на шею, не заплакала от радости, что он ее не забыл, что приехал в такую даль ради нее, к ней одной. Она не произнесла ни одного теплого слова, которое могло бы согреть всю их совместную жизнь впереди. Ничего этого не было. Вместо этого, он услышал от нее ледяной вопрос, зачем он приехал? Он был безразличен ей!
И Дима почувствовал, что это все, что больше ему здесь делать нечего. Чувство собственного достоинства и нахлынувшая обида заставили его, ни о чем ни умолять и ни расспрашивать. Они быстро и холодно простились, и, не оборачиваясь до конца, она ушла к себе в барак, навсегда унеся от него самое себя и все их недолгое детское прошлое.
А Дима надел шлем, завел мотор и другой дорогой выехал из села.
Он допускал, что его поездка может окончиться таким результатом. Но теперь, когда это произошло, ему все равно было обидно и больно, и всю дорогу назад в его душе противно звенели медные тарелки траурного оркестра…
В конце июня следующего года Дима все-таки, в последний уже раз, забегал в квартиру Лили, перед самой защитой своего дипломного проекта. В день защиты его родители были еще на работе, и он попросился к Марии Никитичне на пару часов, чтобы поспать у них. У себя дома боялся проспать все на свете. Последние три ночи подряд, перед защитой, он не спал совсем, заканчивая проект в институтской дипломке. И домой прибежал, чтобы переодеться.
Все такая же добрая к нему Мария Никитична, конечно же, пустила его. Дочки дома как раз не было, и она устроила его в комнате на диване. Дима проспал тогда два часа, как две минуты. Потом вскочил, когда Мария Никитична его растолкала. Несколько секунд сидел на диване, не соображая, где он, и чего от него хотят? Потом окончательно проснулся, поблагодарил хозяйку за все и убежал. Как оказалось, навсегда.
Дипломный проект в тот день он защитил с оценкой «отлично». А буквально через месяц после этого семья Верченко получила изолированную квартиру в другом районе города и переехала. И больше он никогда не видел, ни Лилю, ни ее родителей.
Прошло много лет, и как-то у себя в центре города, где он жил с семьей, Дмитрий Михайлович, давно уже отец двоих сыновей, встретил прямо на улице своего бывшего товарища по детству. Постояли, поговорили. Вспомнили свой любимый двор и веселые совместные детские игры в «квача» и в «казаки-разбойники», в «войну» и в «прятки». Перебрали в памяти общих знакомых.
И из рассказа товарища Дмитрий Михайлович, между прочим, узнал, что Лара Галан вышла вскоре после того замуж за своего вертолетчика. А Лиля Верченко так замуж и не вышла. И, по слухам, работала экономистом на каком-то большом заводе…
19.03 2010 г.
г. Харьков