"Познавший Всё" - это четвёртая часть романа "Запретная Гавань"
Читайте начало истории на моей страничке http://www.proza.ru/2015/03/28/1286
самое начало, роман "Возвращение солнца": http://www.proza.ru/2009/05/22/353
и продолжение самого начала, роман "Отрицание Имени": http://www.proza.ru/2014/02/16/1531
ЗАПРЕТНАЯ ГАВАНЬ.
Часть 4.
ПОЗНАВШИЙ ВСЁ.
Глава 1.
ЗАПРЕТНАЯ ГАВАНЬ.
СНОВА РАССКАЗЫВАЕТ МИЧЕ.
Здравствуйте, я снова с вами, и мне предстоит поведать о собственных делах и приключениях на Запретной Гавани. Постараюсь не затягивать рассказ о событиях до памятного боя в городке на Наиве. Потому что после него тоже есть о чём вспомнить. Хотя бы о том, как мы все, наконец, встретились, как мои друзья выдержали осаду Фиквы, как мы спасали Познавшего Всё, и чем для нас обернулось возвращение домой. Впрочем, чему тут удивляться? Следует знать: оно всегда для нас оборачивается одним и тем же.
Как мой похититель Орумо провёл своё судно с контрабандой на борту в виде меня через пограничную охрану, я не знаю. Это его заботы. Мы вошли в устье Вилюйки, а затем свернули направо, на юг по её притоку. На Запретной Гавани немыслимое количество рек, ручьёв, родников и озёр. Они не помещаются на поверхности и повсеместно плещутся даже под землёй. Здесь, у этого самого притока, находилось имение Орумо. Называлось оно «Птичья роща». Господский дом имел хитрое устройство. Задняя его часть примыкала к невысокому холму. В этот холм был проделан подземный ход. Причём, как я узнал, выкопал его не Орумо и даже не его знаменитые и родовитые предки. Они воспользовались тем, что уже было. Кто и когда устроил этот подземный ход и оборудовал помещения внутри холма? Этого толком никто объяснить не мог. Наверное, говорили мне, это было сделано тогда, когда люди племени Отца Морей жили здесь, но не умели ещё строить нормальных домов, а рыли землянки. Совсем в дремучую старину. А может, это были не жилища, а склады времён первых портов на реке и первых владельцев «Птичьей рощи». Или это анчу постарались. Скажем, была на этом месте какая-нибудь их колония. Всем известно, что анчу раньше любили обитать под холмами и горами. По некоторым признакам я очень быстро вычислил, что именно так и было. Я ведь тоже анчу, и, когда ещё был зрячим, видел древние пещерные жилища моего народа.
В общем, Орумо приспособил помещения для своих нужд. Короткий подземный ход начинался с потайной двери. Он вёл в подземные комнатки, одну из которых отвели мне. В самой большой проходили тайные собрания заговорщиков. А ещё там были запасы еды и даже колодец и вентиляция. И некое приспособление для наблюдения за тем, что происходит снаружи. Здесь можно было жить.
Меня не со зла поместили под землю, а потому, что боялись всепроникающих взглядов чернокрылых людей. Как мне сказали, в это место они проникнуть не могут. В этом кроется ответ на вопрос: зачем я с самого начала сделал так, чтобы мои братья не могли меня отыскать? В это время я ничего такого не делал: вы же помните про то, что мне надели браслеты, прерывающие колдовство. Это место было таким. Может, его давно уже заколдовали, в незапамятные времена. А может, оно от природы такое. Полдневный Поиск не мог обнаружить меня здесь.
Первое, с чего я начал – это обследовал доступные мне помещения. Ощупал все стены в надежде найти замурованное продолжение коридора или, скажем, ещё один, за стеной: тоннель, о котором никто не знает. Пещеру какую-нибудь. Можно было бы прокопать в неё ход и сбежать, если Эя будет ко мне благосклонна и позволит снова видеть. Пока же я был беспомощен. Чутьё анчу только слегка притупили широкие узорные браслеты из лиура, и я нашёл продолжение подземного хода, тщательно заложенное камнями и замаскированное под обычную стену. Я понял, что попасть из дома в коридор, которым меня привели в мою комнату, можно ещё из двух мест. Также мне смутно мерещились какие-то иные пустоты в этом холме и дальше. Да, дальше… Но какой толк от этих знаний, если я слеп?
Тем не менее, я очень страдал от отсутствия окна, солнца за ним и вольного воздуха. Вентиляция - это не то. Ощутить на коже нежаркие солнечные лучи и прохладу быстро летящего ветра – это же восхитительно! Никогда не понимал тягу своих предков устраивать дома под землёй. Кстати, в них всегда имелись окошки. А здесь их, скорей всего, заложили камнями, как и продолжение хода. Название имения наводило на мысль, что вокруг много лесных деревьев, в кронах которых заливаются обожаемые Канеке пернатые. Я тосковал по шуму листьев и птичьему пению.
И, надо сказать, я не люблю одиночества. Всю жизнь меня постоянно окружали родственники всех возрастов, соседи и друзья, которые, не сильно считаясь с тем, занят я или нет, заходили в мой кабинет из палисадника через окно и галдели под руку, когда я корпел над какой-нибудь крохотной золотой закорючкой. Столько времени молчать! Этак можно и сума сойти совершенно. Да, как-то мне удалось довольно долго посидеть в тюрьме, но сидел я там вместе с Петриком, а уж с ним, как вы понимаете, соскучиться невозможно.
Уже на второй день я не знал, куда деваться от безделья. Пришлось молча сочинять продолжение рассказа о приключениях нашей компании. Я начал его ещё на Верпте до того, как её навестил наш дорогой Милло в бессознательном состоянии. Интересное, но бесполезное это занятие, если не имеешь возможности записать.
Когда я ещё не ослеп, написание такого рассказа тоже представлялось бессмысленным: его бы никогда не напечатали, несмотря на то, что я старался как можно вежливее высказываться о поступках короля и королевы в отношении меня и Чудилки. Зачем я этим занялся? Не знаю. Что-то неудержимо притягивало меня к бумаге и заставляло излагать на ней подробности истории с пиратами, ядовитыми солнцами и путешествия на судне «Комарик». Что же, что заставляло? Я думаю, что Рики и Петрик.
Орумо, конечно, дал бы мне и бумагу, и ручку, а, может, даже печатную машинку, но как бы я стал писать, ничего не видя?
В общем, пока мои похитители разобрались с насущными делами, два неполных дня точно прошло. К вечеру второго, когда я как раз обдумывал, какими словами в моём повествовании помягче обозвать заговорщиков Корков, ко мне явились заговорщики Орумо и Нодо и продолжили всё тот же разговор. Они хотели, чтобы я назвал им имя и приметы человека, которому я поверю на их родине, и который поможет завладеть столь необходимым им оружием громострелом. Я решил, что не стоит больше тянуть, и описал Таена. Я знал, что у него есть педальный двухколёс нестандартной конструкции, что он бывает на рынке во Вратах Сна и даже с этой стороны Охранных скал. И что он знает, как защитить себя и собеседников от подслушивания вездесущих чернокрылых.
- Эге! – воскликнули заговорщики. – Да это же Таен Секретик из-за Запретного луга! Кто же не знает Таена? Славный человек. Правда, была там какая-то мутная история с девушкой, чьи предки с Золотых холмов.
- Что за история?
- Её родня обвиняет Таена в том, что он будто бы стал причиной гибели этой бедняжки.
- Враньё, - мгновенно сориентировался я.
- И не наше дело, - квакнул Орумо.
Я объяснил ему и Нодо, что сказать Таену при встрече, чтобы он поверил, что это люди от меня, о каких рассказать событиях, известных только мне и ему. И велел им предоставить Таену самому решить, как и когда прийти в имение «Птичья роща» или где назначить встречу. Я сказал, что Таена надо слушаться, потому что он умней всех чернокрылых вместе взятых, и, всё, что он ни скажет им в ответ, будет правильным. Поклявшись, что не станут давить на моего знакомца, Орумо и Нодо на следующий день с утра двинулись вверх по Вилюйке, чтобы где-нибудь на рынке встретиться с Таеном и поговорить с ним.
На этот поход, поиски и переговоры могло уйти несколько дней. Мне предстояло тихо скончаться от скуки и беспокойства в этом подземном царстве. Интересно, есть ли тут свет или Орумо экономит, пользуясь тем, что я слеп?
Сидеть здесь, даже не попытавшись разузнать обстановку, было не по мне. К обеду третьего после прибытия дня я до того извёлся, что ужас просто. Бабушка, помнится, говорила, что у меня шило в одном месте. Я теперь, наконец, сообразил, что она имела в виду. Нет, я люблю побалбесничать, просто поваляться и побездельничать. Но даже это всегда у меня наполнено смыслом. Я бездельничаю потому, что так хочу или мне надо, но в любой момент могу заняться чем-то иным, потому что имею для этого все возможности. Сейчас мне было не надо. Я хотел знать, что творится на Запретной Гавани, раз уж я здесь. Какой случай, светлая Эя! В конце концов, я тоже владею специальным заклинанием от подслушивания, подумал я, каким-то образом забыв о проклятых женских браслетах на моих запястьях.
Я азартно потёр руки и, пользуясь тем, что хозяин дома утром отправился во Врата Сна, двинулся по коридору к выходу из него. Не к тому, через который меня сюда привели, а к тому, где сквозь щели потайной двери просачивались вкусные запахи.
Я могу объяснить. Что мне было делать на берегу Вилюйкиного притока одному, если я выберусь на воздух третьим подземным ходом? А если я попадусь на глаза какому-нибудь чернокрылому? Да ещё если он у меня что-нибудь спросит, а я не знаю того, что здесь знают все? Ну и, поскольку я не вижу, нет обычной надежды на чутьё анчу, а есть небольшой риск заблудиться или покалечиться. Поэтому я выбрал ответвление коридора, ведущее к кухне. Там люди, а значит, я с ними полажу. Конечно, таким образом я мог подвести Орумо, но на корабле я слышал разговоры о верности слуг в его доме. У заговорщика не могут служить те, в ком он не уверен.
В общем, там разберёмся, решил я. Нащупал на двери ручку и запросто её открыл. А дальше мне что-то мешало. Я пошарил руками и понял, что это предмет мебели вроде буфета. Вспомнив всё, что читал и слышал о потайных ходах, я решил, что здесь должен быть поворотный механизм.
- Кто это там скребётся? – спросили с той стороны.
- Я думаю, - прошептал другой голос, - что это тот слепой господин из анчу, который прибыл с нашим хозяином.
Тут я отыскал рычажок и надавил на него, и почувствовал, что буфет отъезжает в сторону. Образовалась щель, через которую я и вошел в кухню. И, весело помахав рукой, воскликнул:
- Привет!
В тишине я услышал детский голосок:
- Ма, а что, дяденька такой голодный, что не мог подождать, пока ты ему обед отнесёшь?
- Дяденька голодный, - согласился я.
- Садись же скорей, господин Миче, - засуетилась женщина, которую я узнал по голосу: она приносила мне еду в эти дни. – Садись и поешь с нами, коли не брезгуешь. Всё готово уже.
Меня взяли под локоток, подвели к столу и усадили на стул. И тут же передо мной появилась тарелка с горячим супом, пирожок, и всё, что положено.
- Небось, внизу не очень приятно? – говорили мне.
- Без солнца-то и слепому неуютно.
- А ты, поди, привык жить во дворцах там, за морем у себя?
- Ма, дяденька действительно королевич?
- Очень вкусно, - сказал я, наворачивая суп. – Я во дворце не живу. У меня в столице свой дом. Обычный такой, в Повыше. Я не столько королевич, сколько ювелир.
- Королевичи, наверное, могут быть ювелирами.
- Зато ювелиры не всегда королевичи.
- Ма, я слышала, что дяденька предсказатель. Что же он не предсказал, что его сцапает господин Орумо?
- Дурочка, он же карт не видит.
- Дяденька Миче, а как выглядит настоящее нерациональное?
- В смысле? – растерялся я.
- Ну, оно страшное и большое, как на плакатах у нас?
- Оно похоже на самого дяденьку Миче, - захохотали с другого конца стола. – У нас плакаты повсюду, где ты, господин Миче, такой большой и страшный, что жуть. Из ладоней у тебя летят молнии и всех вокруг поражают. Или ты давишь ногой разные символы: магии, учёности, литературы. Это говорит о нерациональности.
- Не смущайте человека, - рассердилась женщина. И попросила: - расскажи нам о себе, господин Миче. Ничего не бойся. Хозяин уехал, а кухня находится в таком месте, где кое-кто не услышит. Это специально так устроено, потому что некоторые люди болтливые.
- Это кто это болтливый? – фыркнули мужчины.
- Или маленькие, - обиделась девочка. – Рассказывай, дяденька Миче. И о нерациональном не забудь. Очень интересно знать, какое оно. А потом покажи мне деревянную саблю. Мама говорит, она с тобой.
Почему заколдована кухня, было понятно: хозяева всегда опасаются того, что слуги, какими бы верными не были, могут случайно брякнуть лишнего в разговорах между собой. Особенно понятно такое опасение в доме заговорщика. И ещё более понятно там, где посторонние чернокрылые лезут в твои дела. Но ведь и хозяева не могут же не разговаривать! Большие семьи, маленькие дети, выжившие из ума бабки… Я узнал, что каждый уважающий себя богатый человек на Запретной Гавани обязательно втихаря оборудовал в своём доме такие помещения, где можно говорить без боязни. Комнаты для слуг и детей, супружеские спальни – в первую очередь. Иногда бывали заколдованы целые дома за исключением помещений трёх – четырёх. Это чтобы не вызывать больших подозрений.
Люди, которые промышляют подобным колдовством, преследуются чернокрылыми. Это опасный бизнес, потому такие услуги дороги. Хозяева заколдованных домов тоже очень рискуют. Но дело в том, что старые здания городов или усадьбы давным-давно уже защищены от подслушивания, и с этим сделать ничего невозможно – это неснимаемое заклятие. Прежние их владельцы, кому было суждено, расплатились за свою наглость и предприимчивость, а с нынешних взятки гладки. Не разрушать же ради желания чернокрылых подслушивать и подсматривать целые города. Колдуны, промышляющие таким образом, в основном из племени Отца Морей. Да, если ребёнок коренных жителей родился волшебником, его не учат магии официально. Но существуют же знания, передающиеся из уст в уста, из поколения в поколение, и даже позаимствованные в древности у великанов. Конечно, многое утеряно, вытравлено чернокрылыми. Нынешняя простонародная магия Запретной Гавани – не совсем то, что мы вкладываем в это понятие.
- Однако, она существует? - уточнил я у Ласочки, поварихи на этой кухне.
Да, исконная магия этих мест была жива, но была настолько тщательно оберегаема, настолько скрыта, что, кажется, будто её и не нет вовсе. Канеке, совсем малышом разлучённый с семьёй, и Канута, покинувшая родные берега подростком, имели об этом самое смутное представление.
Это было первое, что я хотел узнать во что бы то ни стало, пока ещё сам не понимая, для чего. И узнал без всякого напряжения в первые минуты дружеской болтовни с новыми знакомцами.
Я рассказывал им о своей жизни в Някке, смешно описывал своих друзей и знакомых, мой город, где каждый дом, включая королевский дворец, обзавёлся за годы несметным количеством пристроечек, галереек и наружных лесенок. Рассказывал о забавных случаях и опасных приключениях. В начале вечера обитатели дома Орумо были серьёзны, осторожны и рассудительны, зато в конце хохотали так, что чернокрылые должны были бы рационально повеситься, услышав такое.
Я сказал «обитатели»? Да, их было много. Повариха Ласочка кликнула двух горничных. Те, в свою очередь, позвали молодую хозяйку, жену Орумо. Она пришла не одна, а с детьми: мальчиком пятнадцати лет от первого брака хозяина и девочкой на три года младше. Пров, муж Ласочки вызвал садовника, а дворецкий явился сам. С молоденькой женой, маленьким сыном и маленькой дочкой. Затем подтянулись жена Нодо, тоже с двумя детьми, девочками – двойняшками, ровесницами сына Орумо, и няня. Не знаю чья. Наверное, всеобщая. Просто няня. Я уже думал, что сейчас в кухню набьётся тьма-тьмущая рабочих с полей, из коровника и молочной. Однако, этого не случилось. Девочка Лисочка, дочка Ласочки и Прова, забралась ко мне на руки и время от времени угощала конфетами. Пока мы болтали, в кухне был испечён торт потрясающей вкусноты. Но его описывать я не буду, чтобы не вызвать ревность Красавчика. В общем, сидели мы там до ужина. И после ужина.
Обитатели «Птичьей рощи» были такими же, как обитатели любого другого имения на свете. Хоть на нашем берегу, хоть на каком угодно другом. Но с чувством юмора у них было не всё в порядке. Кое-кто, конечно, смеялся потому, что ему было весело, а сам он уродился таким смешливым человеком. Я с удивлением заметил, что это люди постарше. Даже значительно постарше. В то время, как садовник и няня веселились от души, горничные, дворецкий, его жена и Пров только похмыкивали и пофыркивали сначала. Ласочка хохотала, а муж без конца одёргивал её и дочку. Девочки-двойняшки сперва, кажется, даже не шевелились. Маленькая девчушка, дочка дворецкого, вообще расплакалась.
- Смеяться хочу, - рыдала она.
- Ну потерпи, - утешала её мать, как будто малышка расшибла коленку.
Очень понравился Эйсиль, сын Орумо. Он рационально шепнул мне в ухо:
- Тут дурдом. Я читал, что у вас детям смеяться не запрещают.
- Мне запрещают, - наябедничала в другое ухо двенадцатилетняя Ная, его сестра. А Лисочка сказала им:
- Вы трусишки.
- Сама такая, - окрысилась дочь хозяина.
- Вот и не такая.
- Всё потому, что ты маму не слушаешься. А надо слушаться.
- А тебя, зато, на горох коленками ставили в школе. Потому что ты хихикала, когда про плохого и хорошего мальчика читала.
- Потому что смешно. У Гапа Секретуса всё смешное. Хотя учитель говорит, что поучительное. Это такой писатель, Гап Секретус. Нравоучает детей на путь истинный, - пояснила для меня девочка Ная. И хихикнула.
- Не нравоучает, а наставляет, - вякнула Лисочка.
Тут мне стало казаться, что девчонки вцепятся друг другу в косы. Имя Наи не оставляло сомнений в том, каков у дочери хозяев характер. У меня есть друг, которого родители назвали Наил, тоже в честь средней из Трёх Сестёр, в надежде, что тот будет терпелив, послушен и покорен тяжёлой судьбе. Теперь я знаю, что это имя влияет на хозяина с точностью до наоборот.
Эйсиль, сын Орумо, показал, что рациональное побеждает.
- Из этого всего мы делаем вывод, что моя сестра не трусиха. Если необходимо – я поясню свою точку зрения, - сказал он ровным голосом.
Вокруг стало тихо. Все молча дивились рациональности пятнадцатилетнего мальчишки. Я тоже дивился – дивился, а потом не выдержал и расхохотался. Я так и представлял себе, как жёны Орумо и Нодо сидят напротив меня на лучших в кухне табуретках, с прямыми спинами и рационально неподвижными лицами. И рационально, но про себя, одобряют Эйсиля. Так, чтобы он сам не догадался. К моему удивлению, жена Орумо вдруг рассмеялась тоже.
- Ох, - говорила она, спеша объяснить своё нерациональное поведение, - Любушка, милая, мы с тобой, оказывается, так смешно смотримся на этих табуретках. Как две статуи из парка. Когда я была маленькой, ни за что бы не подумала, что стану похожей на устрицу. Которая даже не улыбается. Правда. Я в детстве была не такой.
- Ты не устрица, - горячо заверили её дети Орумо. А также другие дети.
- Хозяйка хорошая, - доложила мне Лисочка.
Хозяйку имения звали Стана. Также, как одну из моих любимых двоюродных сестёр. За это я проникся к ней симпатией.
Тут, под винцо, пошёл разговор о детских годах собравшихся в кухне, о писателе Гапе Секретусе, который стал мне тоже весьма симпатичен. Особенно после того, как мне прочитали три или пять его сказок. Особенно пришлась по душе та, где рассказывалось про кошечку, которой нерационально нравились котики.
Меня тоже расспрашивали о детстве. В конце концов, устрицами перестали быть даже жена Нодо и жена дворецкого. Её девочка тоже вскарабкалась мне на колени, и я развлекал их с Лисочкой игрой «по кочкам, по кочкам». Девочки - двойняшки затеяли какую-то возню с Наей, дочкой Орумо, и все вместе тихо хихикали в уголке. Мало того, после ужина достали музыкальные инструменты, сдвинули мебель и устроили танцы. Это было здорово! Такая милая домашняя обстановка, музыка замечательная. Здесь собрались такие люди, что прекрасно владеют инструментами. Мне ничуть не сложно было танцевать, хоть я сослепу и натыкался иногда на людей и утварь. Чёрт возьми! Я уже очень долго не держал в руках своей читры и других инструментов! Поэтому, дорвавшись, тоже показал, что не лыком шит.
- Ах, как давно так не веселились! Как замечательно! – восклицали вокруг.
Вечер удался! Я сказал Лисочке:
- Вот это и есть нерациональное.
- Где?
- Прямо тут. То, как мы болтали и веселились.
- Почему?
- Потому, - вмешался Эйсиль, сын Орумо, - что танцы, бесня и хиханьки ни к чему продуктивному не ведут. Они не создают вещей, не рождают истин, не умножают знаний.
- Они создали у меня хорошее настроение, - тихо вякнула одна из двойняшек Нодо.
- Но разве оно имеет ценность для нашей великой державы? Лучше бы ты рационально учила уроки. Нерациональное нельзя пощупать, продать и применить.
- Мы применили музыку, когда танцевали, - не унималась девочка.
- Вывод здесь такой: конечный продукт – танцы, а их на благо нашего государства не применить. Значит, они нерациональны.
- Эйсиль умён не по годам, - шепнул мне в ухо Пров, отец Лисочки. А та воскликнула:
- Ничего себе! Я думала, нерациональное можно пощупать. Что оно существует само по себе. И может напасть.
- Чему только тебя в школе учат? – не удержалась Ная, дочка Орумо. – Сиди, учи уроки.
- Задавака, - сказала Эйсилю всё та же девочка, одна из дочерей Нодо.
- А у тебя язык, как мочалка, - не остался тот в долгу.
- Зато у тебя – как кочерга. Припечатает – так припечатает. Лезешь, когда не спрашивают.
Мне стало интересно, не вступит ли мальчик в спор, не начнёт ли занудно объяснять, что кочерга припечатать не может, потому что она же не печатный станок, а сравнивать язык с печатным станком нерационально, потому что они совсем разной формы, и такое сравнение не идёт на благо государству. Но нет, он засмеялся и сказал, что знает за собой такое – лезть когда не просят. Но когда-нибудь непременно исправится и будет тихо сидеть в углу за занавеской, чтобы его даже и не думали просить.
- Ты балбес! – в сердцах выкрикнула девочка.
- Ага. Поэтому я вот думаю: может, ещё потанцуем?
Тихонько брякнули инструменты, пары зашуршали ногами, занимая места.
- Моя сестра влюблена в Эйсиля, - наябедничала вторая дочь Нодо.
- Оно и видно, - хмыкнул я. И спросил: - А ты в кого влюблена?
Девчонка, наверное, покраснела и опустила глаза.
- Так в кого же?
- Его здесь нет, он в городе живёт. Мы ходим в одну школу.
- И я видел, как вы целовались в аллее, - сдал её сын дворецкого.
- Подумаешь! А ты стащил парик у той противной грымзы, что у нас гостила.
- Ладно, никому не скажу, - пошёл на попятный мальчишка.
- Если так, тогда я тоже, - пообещала хитрюга.
Вернувшись в подземную комнату, я размышлял над своим уловом: сведениями о Запретной Гавани, её магах, её чернокрылых, Познавших Всё и великом Моро, который носил здесь самозваное прозвище Муравий. О том, что он по сути Дрын, диктатор предпочёл не упоминать, когда выбрался из священных развалин. Он избрал самый гнусный и лицемерный вид запугивания подданных: угрозу навсегда разлучить их с детьми под маской пользы для обеих сторон. Он, по моим представлениям, даже не был сильно болен тем видом безумия, которым Эя наказывает рвущихся к власти. Он был не столько подозрителен и жесток, сколько холоден и беспринципен. Наверное, он ненавидит всех, и детей, и взрослых. Наверное, он был сильно в детстве обижен людьми. Можно было бы пожалеть великого Муравия, но его детство давно закончилось. Скорее я бы понял стремление Орумо и Нодо что-то изменить в стране, но очень сильно не одобрял их методы. Я знал об опасности, нависшей над Таеном: громострел желали повернуть против него. Я ужасался тому, что может сотворить с этим маленьким континентом страшное оружие. Это было неправильно. О! Если бы я мог видеть и колдовать!
Ничего. Вместе с Таеном мы выкрутимся, только бы встретиться поскорей.
Он как никто должен разбираться в том, что происходит. Он мог дать совет и даже выручить меня. И если Петрик ринулся искать меня – а он, несомненно, ринулся, Таен мог ему дать знать обо мне и объяснить, как на этом континенте избежать опасностей. Он мог бы устроить нашу встречу! Очень не хотелось на самом деле, чтобы громострел попал в руки Орумо. В тот вечер я всерьёз задумался о том, как его уничтожить. Совсем. Чтобы больше на Винэе никто и никогда его не мог использовать. Обратите внимание: чтобы не осталось ни записей, ни станков, ничего.
*
Утром я проснулся от того, что почувствовал чьё-то присутствие рядом.
- Эй, ты кто? – спросил я темноту.
- Эйсиль, - откликнулся сын Орумо. – Я сделал план нашего дома. Я сделал его выпуклым, из глины, чтобы ты мог пощупать и всё запомнить. Ты можешь ходить везде, кроме передней части. Не заходи в большую гостиную, в столовую, в холл и библиотеку. Они не заколдованы. Ещё не забирайся на чердак. А так – везде, пожалуйста. Но, если гости или, к примеру, даже праздник, на глаза не попадайся. Тут сиди или в кухне. Передняя часть – это там, где я как бы пол повыше сделал. Когда папа вернётся, ты ему не говори, что я тебе разрешил тут бродить, и схему спрячь, пожалуйста. Под кроватью у самой стены. Осторожно! Глина мягкая ещё.
Он так и сказал: «Я разрешил». Чуть позже я слышал сквозь окно на кухне, как он распекает нерадивого конюха. Он не скандалил, не хамил, а рационально объяснял, за что тот должен быть оштрафован.
- Дурачок этот новенький конюх, тоже молодой, думал, наш Эйсиль не разбирается в его работе. Ан нет, он разбирается. Да ещё как! – довольным голосом объяснила для меня повариха Ласочка. – И учится мальчик отлично.
«Потому что боится лагеря для неудачников» - мрачно добавил я про себя. Вот ещё одна гадость, которая не давала мне покоя на этом берегу. Каторга для детей ради усмирения их родителей – так я понимал это.
После завтрака стало тихо – дети разошлись по школам. К хозяйке приехали подруги её и Любушки, жены Нодо. Женщины прочно обосновались в большой гостиной, слуги все были заняты. Во двор мне нельзя было выходить. Я послонялся по коридору задней части усадьбы, как назвал это Эйсиль. Но как-то так получилось, что я уже оказался у двери гостиной, нагло подслушивая болтовню дам.
- Новая картина, - похвасталась хозяйка. – Узнаёте? Это усадьба «Тихий омут» и мельница. Муж купил в Глазе Моря.
Меня передёрнуло, потому что я представил себе кошмарную эту сцену – ярмарку в чьём-то глазу.
- А знаете новость? – спросила одна из её подруг. – Говорят, суд не будет на их стороне. В смысле, хозяев «Тихого омута».
Женщины замолчали.
- И что, мальчика заберут у них? – жалобно протянула добрая Любушка.
- Ну, видимо, заслужили. А не надо шлёпать ребёнка в магазине, когда он валится на пол, дрыгает ногами и орёт, чтобы выпросить новую игрушку! – пылко и лицемерно заявила та женщина. Её симпатии были не на стороне суда. И даже не на стороне мальчика.
Снова стало тихо.
- Заслужили, - сказала одна из подруг. И тоже лицемерно и печально.
- Да-да-да, - подхватили все, стараясь, чтобы голоса звучали осуждающе.
- Давайте не будем об этом. С каждым может случиться, - предложила одна гостья, обладательница красивого низкого голоса.
- А давайте перейдём в малую гостиную, я покажу вам гербарий, - предложила Стана, хозяйка усадьбы. Малая гостиная была приспособлена для разговоров откровенных.
- Не стоит. Скоро домой поедем.
- Не останетесь на обед?
- В другой раз.
Дамы ещё немного поболтали о картинах, о помаде и румянах и о новой собачке обладательницы низкого голоса, а потом стали разъезжаться. Я болтался там и сям, раздумывая, не подняться ли мне на второй этаж. Что-то никак не мог сообразить, куда подевалась лестница. Тем временем, проводив подруг, вернулась Стана.
- Миче, - позвала она меня, - что ты там бродишь? Не разбей, пожалуйста, напольную вазу. Она у окна. Слева.
- Мне Эйсиль разрешил ходить по дому, везде, кроме передней части и чердака, - смутившись, стал оправдываться я.
- Если разрешил, то ходи, конечно. Но он, наверное, сказал, чтобы ты не попадался на глаза гостям.
- Точно.
- А у меня, если ты не заметил, как раз были гости.
- Я извиняюсь. Но я ведь им не попался.
- И подслушивать, кстати, нехорошо.
- О! – вконец растерялся я. – Прошу прощения. Не смог удержаться. Эта чужая страна, новая обстановка, новые люди… Ты, Стана, обладаешь искусством читать чужие мысли?
- Странно, что тон у тебя, Миче, вопросительный. Ты понял это ещё вчера, когда я не удержалась и рассмеялась тому, как забавно, в твоём представлении, мы с Любушкой выглядим. Только этот дар я и унаследовала от волшебников-предков. Вырождение – что поделать? Слышал об этом?
- Я сейчас никуда не гожусь, как маг, - признался я, вытянув руки в женских браслетах из лиура. – Свои мысли скрывать не могу. Твоё поведение не совсем честно.
Она тоненько засмеялась:
- Ну, знаешь, новый человек в доме, да не откуда-нибудь, а из Запределья. Надо понимать, что у тебя на уме. Пройдём-ка в кабинет моего мужа. Он на втором этаже задней части дома.
- Это хорошо, но есть ли здесь лестница?
- Ах, Миче! Ты стоишь возле неё.
Взяв под локоток, Стана проводила меня в кабинет Орумо. И предложила, показав, где кресло:
- Задавай вопросы, Миче. Здесь можно говорить совершенно свободно.
Она действительно подробно рассказала обо всём, что меня интересовало. О власти великого Муравия и чернокрылых, о мобилизации, о том, что военный флот Запретной Гавани уже готов к переходу через океан. О том, какой кажется моя страна, мой Петрик и даже я сам здешним заморышам благодаря всем этим плакатам, трактатам, газетам и ораторам. Жаль, что я не был знаком со Станой раньше – никакой бы разведки не потребовалось после её рассказа. Она велела принести обед в эту комнату, и мы продолжили разговор.
Он плавно перешёл на местные поверья, на территорию Покровителей и её обитателей. О красивых местах Верхних пределов, о Запретном луге за Вратами Сна.
- Там обитают Познавшие Всё, - с плохо скрываемой яростью произнесла Стана. – Это они заколдовали великого светлейшего господина Муравия. Это они велят ему так издеваться над детьми и родителями. Слышал, наверное, сейчас об усадьбе «Тихий омут»?
- А сам Муравий – пушистый одуванчик? – ехидно спросил я.
- Про одуванчик я не знаю, - рационально возразила Стана, - но он прошёл через развалины вместе со своей семьёй: сестрой и её мужем. Они святые! Никто не может пройти, кроме избранных. Кроме тех, кто всегда прав. Потому-то Познавшие Всё призвали их к себе на службу. И раньше эти существа всегда управляли нашей жизнью, и она на этом берегу никогда не была лёгкой и спокойной. Познавших Всё, как и наших волшебников, коснулось вырождение. Шутка ли: столько столетий вступать в браки друг с другом. Нынче остался один. Зараза порядочная.
- Вот как?
- Один, и урод при этом. Жертва вырождения, близкородственных браков. Хромой, криволапый. Молодой и жестокий.
- Так, видимо, считают многие?
- Да это знают все! – запальчиво воскликнула Стана.
Вот так, подумал я. Моро дошёл до того, что описал для народа Таена. На всякий случай. Случись на Запретной Гавани масштабный бунт, диктатор предоставит виновника всего: Таена, молодого, хромого, с плохо действующей рукой. Кто сказал, что Познавшие Всё выглядят не как люди? Разному сброду не известен их облик. Сам же Муравий останется народным любимцем. Он имеет возможность натравить на моего дружка кого угодно в любой момент, выгодный для себя.
- Пришла пора разделаться с Познавшим Всё? – подлил я масла в огонь.
- Однозначно, - решительно ответила Стана.
- Почему именно сейчас? Потому что он одинок, слаб и хром?
- Да!
Моро Дрын постарался на славу, распуская слухи и создавая новую легенду.
- А что если Познавшие Всё уже не только выродились, но и вымерли? Если их больше нет? – спросил я.
- Не может этого быть. Если бы они вымерли, нынешней несправедливости не творилось бы. Не готовилось бы и нападение. Великий светлейший Моро Муравий родился на вашем континенте, а ведь никто никогда не станет добровольно нападать на собственную родину. Моро добр, справедлив и мудр. Просто околдован.
Эта версия прочно засела в умах подданных Дрына.
*
Стана рассказала мне о своей семье. Оказывается, Нодо был сыном управляющего «Птичьей рощи», а теперь он и сам управляющий. Он и Орумо крепко сдружились ещё в детстве. Сын хозяина был очень серьёзными мальчиком, потому нелюбовь нынешнего правительства к шуткам и смеху воспринял, как должное. «Птичья роща» издавна, едва ли не со времён великанов, поставляла овощи и разные другие товары во Врата Сна. Это очень старое имение, где хозяйство всегда велось очень разумно. Никогда, даже в самые трудные времена, не нависала над ним угроза разорения. Давным-давно оно принадлежало другому роду, коренным мидарцам. Затем было захвачено пришельцами с Зокарды, предками Орумо.
Нодо был чистокровным представителем племени Отца Морей. Он являлся потомком первых владельцев «Птичьей Рощи». Его прадед, будучи ещё совсем молодым человеком, нанялся сюда именно по этой причине. И так уж повелось с тех пор, что хозяев и управляющих «Птичьей рощи», их детей и всю родню связывает крепкая дружба и взаимное уважение. И совместные поездки на каникулы за Морскую Дорогу Звёзд (я не сразу сумел вспомнить, что имелся в виду Большой Язык).
Всё это, конечно, повлияло на мировоззрение Орумо. Он воспринимает стремления и горести племени Отца Морей как свои собственные. Он готов любыми способами отстаивать его интересы. И отстаивает, и многого добился, поскольку является членом какой-то правительственной законодательной клоаки.
Борьба за идеалы и интересы требует частого отсутствия обоих заговорщиков. Хозяйка имения не всегда этим довольна, грустит в одиночестве и боится за мужа, но что поделаешь…
- Мы имеем в виду в будущем поженить наших детей: Эйсиля и одну из дочек Нодо. Конечно, если они в ту пору будут друг друга любить, - с гордостью сообщила Стана.
Оба друга, Орумо и Нодо, женились в один год. Но жена Орумо умерла, родив Эйсиля. Орумо очень горевал, но тут один богатый фабрикант, с которым он выгодно сотрудничал, подсказал вдовцу жениться вторично, чтобы у мальчика была заботливая мать. И даже предложил кандидатуру – собственную дочь, которая, по его мнению, засиделась в девках. Брак со Станой сперва был браком по расчёту.
Был подписан контракт, по которому Орумо обязывался содержать жену так, чтобы она была довольна (тут следует читать: чтобы доволен был её отец, устроивший эту свадьбу). Девушка была обязана заботиться о годовалом малыше. Это её пугало. Она никогда не имела дела с младенцами. Хотя, ведь есть няни… Отец всё решил за неё. Брачный контракт был похож на торговую сделку, в нём подробно описывались обязанности и взаимоотношения Орумо и отца Станы. Что же касается отношений супругов, то там был ещё один только пункт: эти отношения должны оставаться такими, как у первоклассников. Или, скажем, добрососедскими. Потому что на этом настаивала не только девушка, но и сам Орумо, горюющий о первой жене.
Через год хозяин «Птичьей рощи» разорвал контракт, особенно потрудившись над этим абзацем. Он выбросил клочки в море с борта пассажирского судна, на котором семейство должно было совершить романтическое путешествие вдоль побережья Запретной Гавани. Они полюбили друг друга, а Стана нежно привязалась к маленькому Эйсилю, также, как и он к ней. А потом на свет появилась девочка Ная.
Так они и жили, очень хорошо жили, пока Орумо и Нодо не решились на эту авантюру с похищением меня на благо процветания их страны. Войны с Няккой они не хотят.
- Они действительно намерены, - уточнил я, - повернуть легендарное оружие против Познавшего Всё?
- Кто-то же должен это сделать, - был ответ. – Как победить иначе?
- А то, что оружие опасно даже для тех, кто им пользуется, для воды, воздуха, зверей и растений, для территории Покровителей – это не важно для любящей жены? Это будет опасность для вашей родины и гражданская война на вашей земле. Подумай, что будет, если о заговоре станет известно чернокрылым.
- Ты забываешь, Миче, что я с ними, с моим супругом и Нодо, с этими смелыми людьми. Кто-то всегда подвергается опасности.
С ума сойти! Фанатизм какой-то. Мне не нравится, когда женщина, у которой дети, бросается в омут заговора. Но спорить я не стал, просто ещё раз рассказал, как мы с Петриком имели дело с ядовитыми светильниками, устроенными похоже. Из этого Стана сделала вывод:
- Ты сказал, Миче, что есть противоядие. Значит, бояться не стоит. Что же касается воды и почвы… Да, это плохо для народа Покровителей. Для них это опасно, но на их территорию мы не суёмся.
Так окончился мой разговор со Станой. У неё было много разных хозяйственных дел, а мне захотелось к себе в норку, чтобы всё как следует обдумать.
Я прямо чувствовал, что всё у них с этим заговором пойдёт наперекосяк. Всё это не казалось ни разумным, ни даже рациональным. И ещё. Я без конца поворачивал лицо к востоку, прислушивался и поджимал губы: что-то тревожило меня в той стороне.
В той стороне как раз шли бои команды Торона Мухоклюйки с Петриком, Лёкой и Бобой. Погоня, о которой потом слагались легенды, подходила к концу. Но я в доме Орумо об этом не знал.
*
Остаток дня провёл на кухне, слушая сплетни о соседях и разные байки о всяческих существах, обитающих на территории Покровителей.
- Как выглядят Познавшие Всё? Особенно, этот, последний? – поинтересовался я, надеясь, что неведомое существо опишут, как какое-то рогатое, усатое, крылатое и лопоухое. Да, такое вот, но только, как было сказано, молодое, хромое и криволапое. Но надежда не оправдалась.
- Недавно, - сказала повариха Ласочка, - провели исследование. Написали пару трактатов, были статьи в газетах. Подняли старые мифы, вспомнили древние рисунки…
Пров перебил жену:
- Короче, выглядят Познавшие Всё как мы. Только они всё познали. И поэтому они опасны. Они покидают свои жилища и смешиваются с толпой. И даже ездят на двухколёсах.
- И вечерами сгрызают кого-нибудь в тени каштанов, - не удержался я. Но тут серьёзное отношение к шуткам.
- Может быть, и сгрызают, - испуганно зашептала Ласочка. – Однажды я за забором нашла кошачий скелет.
Эти люди не видели нестыковки.
- Но почему Познавшие Всё не сгрызли издателей газет, знатоков древних мифов и сочинителей трактатов? Тех, кто пишет о них и описывает, как людей, ездящих на двухколёсах? – задал я вопрос. Как его можно было не задать? На месте неведомых тварей я хотел бы и дальше оставлять граждан в неведении. Я бы распустил слухи об огромном росте и жуткой наружности. А между тем, с владельцем одной из газет знаком лично Орумо. И на следующий день по возвращении как раз обедал с ним в этом доме. И тот вовсе не выглядел как скелет.
- Люди, которые осмеливаются что-то писать о самом сокровенном, о самой большой тайне, должны быть наказаны, не так ли? – настаивал я.
- Так ли, - вынужден был признать Пров.
- Но с ними всё отлично. Они приходят в гости и с аппетитом съедают обед. Что-то не сходится, друзья мои. Неужели Познавшие Всё сами хотят, чтобы про них стало больше известно? Или, может, кто-то хочет подставить Познавших Всё?
- Зачем?
- Вам виднее. Это же ваша страна. Но лично я слышал такое мнение, что Познавших Всё не существует. Это миф, которым чернокрылые пугают разный сброд. И даже может быть такое, что руководство страны покажет и отдаст на растерзание разному сброду какого-нибудь несчастного неугодного. Молодого, одинокого калеку. И его двухколёс.
- Эя с тобой, Миче, вот ужас! Быть такого не может! – испугались супруги. – Знаешь что? Уже поздно. Иди-ка спать.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2015/08/13/1480
Иллюстрация: картинка из "ВКонтакте".