Прежде чем выйти из гостиницы в Лос Анжелесе, следовало выключить телевизор и покуда Исаич нащупывал переключатель «power off», стараясь обойтись без очков, услышал последние фразы – I love you, – I love you too. – Они не опускают этот ежедневный обязательный обмен пока не разведутся, а она не сказала мне этого ни разу за сорок с лишним лет... с лишним, это сколько? – задумался Исаич и почувствовав трудности в расчете отговорился – меньше, чем десять... Дарья Никаноровна в это время стояла у приоткрытой на улицу двери досматривая оттуда эпизод, который пытался отключить Исаич...
Когда они подъезжали к пляжу Санта Барбара в южной Калифорнии, сидящая за рулем Дарья Никаноровна оглядела окрестности. Спидометр показывал столько, из-за чего дорожная полиция ещё не привяжется, прическа в зеркале заднего вида была тоже подходящей, чтобы начать разговор и ощущение, что Исаич на неё смотрит, подтвердилось, потому что он негромко констатировал – проезжаем Санта Барбару, а когда он констатирует, он смотрит на неё. Всегда.
Заедем!? – спросила Даша утвердительным тоном. Что-то подобное Исаич предполагал, потому что вчера перед выездом из Лос Анжелоса она внимательно рассматривала карту на Гугле и Исаич сказал – Ведь у нас есть навигатор... А вот этого, как раз говорить бы и не следовало.
Не следовало потому, что у Дарьи Никаноровны были выраженные способности взглянуть в компьютер на карту и, как велика она ни была бы, запомнить её и помнить столь долго, как если бы компьютер был перед глазами. Или если бы Дарья Никаноровна носила Гугловские очки, которые тогда еще не существовали. Даже когда еще не было навигатора, она отличалась от подавляющего большинства людей своими способностями без него обходиться, как впрочем и без карты, потому что карту Дарья Никаноровна уже видела перед выездом. А теперь? Как все!
Дарья Никаноровна иногда, конечно, думала про то, что она не одинока – подобное произошло с Каспаровым, после того, как тот проиграл компьютеру шахматный матч, но надолго это не успокаивало. Ещё она думала, что по городу бегают автомобили, в которых вместо водителя сидит компьютер на интернете и обоих не видно, зато местная программа уверяет, что водят они лучше людей. Дарья Никаноровна думала, что когда-то лошадей заменили безлошадные автомобили и скоро появится что-то новое – беспассажирные такси, и что круг скоро замкнется.
Еще Дарья Никаноровна думала, что говорить об этом Исаичу не стоит. И она решила признаться, – я еще вчера это запланировала. Об этом Исаич уже тоже догадался и Исаич сказал – Вчера когда ты шарила по интернету – в Санта Барбаре было красиво, но возле компьютера было 68, а сейчас – 100. – Это по Фаренгейту, – уточнила Дарья Никаноровна, – по Цельсию будет намного меньше. И вот, под этот обмен мнениями она, тем не менее, уже зарулила на парковку...
Как Исаич и предположил, в натуре Санта Барбара ощущалась не так заманчиво, как на интернете, – предчувствие его не обмануло и этого было жаль – потому что похожее ощущала и Даша, но она рассчитывала на приятную неожиданность, которая вдруг случится в последний момент. Неожиданность как раз и произошла, но вместо приятной – неприятная. Из-за какого-то подводного течения, вода вместо теплой стала холодной, то-есть, не для Даши. Ледяной воды Даша не терпела.
Исаич с раннего детства привык к тому, что если приехал на пляж, надо купаться, ведь после того, как ты прыгнул в воду, сразу становится намного лучше, чем казалось до того. Это, видимо, помнит сердце и каждая клеточка тела. То-ли от того, что он рос на Черном Море, а она на Белой речке, она осталась сидеть на песке, а он сразу же пошел к воде.
Океан был плоским, как в момент, когда он получил свое имя – Тихий. Исаич жил здесь давно и имя Великий ушло из его памяти, тем более, что Великим-то его здесь никто не называет, даже Гугловский словарь при переводе на русский. В Гугловский словарь Исаич иногда заглядывал, чтобы выяснить, что означают новые русские слова по-английски и каждый раз сомневался в правильности перевода. Исаич думал, а ведь было старое слово и оно было лучше.
Он приближался к кромке воды и пока не почувствовал охлаждения думал, что в сравнении с Черным морем это все-таки лужа. В Черное море можно было впрыгнуть и «жарко» в мгновение сменяется на «прохладно», а здесь берег пологий так что не прыгнешь – охлаждаешься постепенно, сначала пятки, потом лодыжки, потом... словом... лужа и пока дойдешь до «по-колено», где просто ляжешь и поплывешь, сначала осторожно, чтобы не поцарапать живот.
Исаич поплыл вглубь на спине не видя куда плывет, а лишь наблюдая любимую фигурку, так и сидящую на полотенце под солнцепеком, очевидно завидующую ему, который уже избежал противного момента погружения, и уже плывет. – Все-таки упрямая женщина, – подумал он, – и она, будто услышала это, вдруг вскочила с подстилки и принялась кричать, чего он конечно не слышал из-за шума океана, но увидел из выражения ее лица. Ее лицо... Что-то с ним произошло! В одно мгновение лицо из обычно красивого, превратилось в некрасивое.
Что-то подобное кажется в прошлом Исаич уже видел, но не мог вспомнить, когда и в связи с чем. Свойство Исаичей памяти состояло в том, что плохое он не запоминал, и плохое, когда оно уходило, оставалось в памяти лишь как ощущение, как сигнал, как метка, что была опасность, а в чем именно она состояла – исчезало. Продолжая плыть вглубь, Исаич перевернулся со спины на живот и тут же увидел совсем близко от себя четырех дельфинов плывущих в кильватере параллельно пляжу и заслоняющих линию горизонта.
– Ах вот оно что, дельфины! Нет Nikon-a под рукой. Ничего особенного, это бывает. Всегда, когда Даша видит что-то интересное, у нее появляется желание разделить интерес с ним, чтобы он не дай бог не пропустил, заставить его тоже это наблюдать, что она наблюдает, ну и что здесь необычного? Он это хорошо знает, и подумав так, Исаич снова перевернулся на спину, и тут же обнаружил на берегу Дашу, которая все ещё кричала и не просто кричала поделиться про дельфинов... что-то другое... если бы про дельфинов, вдруг сообразил Исаич, она бы оставалась красивая и даже помолодевшая на десять лет! И тут логика разбудила Исаичью память!
Исаич вспомнил! Он... Оно всё было здесь, в мозгах, просто бегущая навстречу Даша вдруг указала с какого места надо читать, как пойнтер в компьютерном языке.... и Исаич прочел с этого места еще быстрее, чем это сделал бы компьютер, словом, понятно – описывать дольше... Он вспомнил – она так же кричала и была такой же некрасивой два года назад.
... Они были во Флориде и попали в жуткую аварию. Он был за рулем, а Даша рядом. Светофор только что дал им зеленый и они пересекали дорогу, когда Исаич боковым зрением или еще чем почувствовал, что перпендикулярно к ним несется машина, для которой уже давно горел красный... Исаич понял, что ему уже конец, но спасительная реакция подсказала (приказала) его ноге вдавить педаль газа и, нарушитель протаранил не Исаича, а заднюю дверь. Дальше он не помнил ничего...
... Когда Исаич очнулся, вокруг было множество спасателей-парамедиков, которые пытались вытащить, видимо, безжизненное тело Исаича. На самом деле он был жив и даже память возвращалась к нему, правда, странным образом. Он приоткрыл на мгновение глаза и тут же закрыл, потому что в тот момент открывать глаза у него не было никакого желания. Ему казалось, что он решает не выходить из безсознания, пока спасатели его не вытянут. Тут же, деловито орудовала Даша, направляя спасателей и одновременно отстраняя их, чтобы они не навредили, но парамедики орудовали со знанием дела и вдруг... Исаич услышал душераздирающий крик. Это кричала Даша, но, видимо кричала много раньше, когда еще не было парамедиков, и Исаичьи мозги это сдвинули во времени до полной нелогичности. Даша кричала с сильный русским акцентом “Help” и Исаич еще подумал – откуда? Ведь у нее, практически нету русского акцента. Крик был какой-то неэстетичный и Исаич так и не приходя, как ему показалось, в сознание, снова на мгновение открыл глаза и увидел Дашино лицо. Оно было некрасивым! Он вспомнил! В аккурат как сейчас...Она бежала к нему навстречу в сторону океана, продолжая кричать, и тогда он перестал о чем либо думать, перевернулся и поплыл к берегу настолько быстро, насколько был в состоянии.
Увидев, что он возвращается, она, не добежав до кромки океана, села на голый песок, как опустилась, как будто потеряла все силы пробежав лишь малый отрезок от подстилки до кромки океана... Он выпрыгнул на берег и побежал к ней. Она встала с песка и прижалась к нему, чего она прежде никогда на людях не делала и он понял – что-то стряслось необычное.
– Ты чудом остался жив, – вырвалось из нее и он сразу понял, что их семью посетило большое горе. Он уже слышал истории о том, как ломается жизнь семьи, когда у одного из супругов неожиданно обнаруживается психическая болезнь. Все что было до этого: и океан, и плавание в районе берега он забыл уже прочно, да и что оно все могло значить в сравнении с этим горем.
Все же была хоть и маленькая, но надежда, надежда, что он может быть ошибается и с этой надеждой он всматривался в ее такие же, как в молодости огромные и родные глаза. – Видимо, болезнь, появившись неожиданно, на время ушла, потому что беспокойство почти полностью исчезло из ее глаз и он поцеловал ее в эти глаза. Да, беспокойство, видимо, ушло окончательно, потому что ее опять заволновало, что он целует ее на глазах у людей, а это неприлично. Она оттолкнулась от него ладошками и даже огляделась, чтобы убедиться, что на них на самом деле смотрит весь пляж Санта Барбары, который видимо тоже так считает, что это неприлично. – Я же махала тебе, и кричала, а ты не слушал меня как всегда, – горько выплеснула она. – Я не слышал тебя, океан шумел и слышать я не мог. Было видно, что она хочет что-то сказать, что-то настолько важное, что его – Исаича следовало подготовить к сообщению – это было знакомо...
Наконец, она созрела и, созрев, она набрала полные легкие воздуха и возбужденно сказала: – За тобой гнались акулы! Ты чудом остался жив! – прокричала она таким тоном, что она делала и прежде всякий раз, когда она предвосхищала, что у Исаича может быть альтернативная точка зрения.
– Это были дельфины, я же посмотрел, – закричал он в ответ. – Это были акулы, -- снова закричала она. – Дельфины, – уже спокойней сказал он, – акулы, – почти охрипшим голосом ответила она – голосом, отчаяния и безнадежности убедить его в чем-то! – Ну значит, акулы, ты в животных все-таки лучше разбираешься, – сказал он примирительным тоном, но она, похоже, не поверила в его искренность...
К вечеру они добрались до дома в северной Калифорнии. Она сразу же направилась в свою спальню, а Он в свою. Спальни делились на ее и его в соответствии с тем, чей компьютер там жил. Он включил свой и пока тот старт-апал налил себе кофе старт-апнуть себя. Загудел включаясь принтер, тоже живший в его спальне, но в общей сети – один на двоих.
Гугл прислал очередной имейл, но Он смотреть не стал, потому что был уже в своей программе по-уши. Опять Гугл прислал имейл, но Исаич снова не отреагировал, но когда пришёл третий имейл, он почувствовал «почерк» настойчивости и нетерпеливости. Он был уверен, что отправитель один и тот же, то есть, отправительница. Но не хотелось отвлекаться от программы.
Загудел принтер, что-то печатая, - от неё, конечно, потому что он ничего туда не засылал. Принтер что-то напринтовал и замолк. Тут же дверь нетерпеливо отворилась и по тому, как дверь открылась было очевидно, кто её распахнул. Как-то осторожно, но решительно. У двери нет индивидуальности, но она принимает индивидуальность входящего.
Вошла Даша и прямо к принтеру, сообщая на ходу, что и-мейлы нужно проверять, чего он не делает, хотя там может быть важное. Но, не развивая тему и-мейлов, Даша вытянула из принтера свеже-отпринтованный листок, и не глядя в него перевернула печатью наружу и, с листком наперевес на вытянутой руке, как со щитом, двинулась к Исаичу. И когда «щит» толкаемый ею приблизился настолько, что Он смог разглядеть, что именно там напринтовано, Даша торжественно остановилась.
На листке был отпечатан сегодняшний пляж в Санта Барбаре – примерно то, что наблюдал сегодня он, но немножко с другой позиции – снимали, видимо, с берега. Снимок перегораживали надвое четыре дельфина в кильватере – те самые дельфины, что видел он, и он уже хотел что-то сказать по этому поводу, но вдруг запнулся.
Он запнулся, потому что напритованный снимок содержал заголовок, на который Исаич прежде не обращал внимания, но сейчас вдруг обратил. Заголовок был тщательно залит свежим жёлтым флюорестирующим фломастером и, выделенная таким образом надпись сообщала:
«Впервые за последние пятнадцать лет». И ниже – на пляж в Санта Барбара заплыла стая гигантских акул и проследовала параллельно берегу в непосредственной близости от купающихся. К счастью, никто не пострадал. Видимо, акулы только что плотно пообедали. В Санта Барбара всё спокойно...
Так это были акулы, – подумал он не вполне веря интернету. – Ну? – победно спросила она. – Я же говорил, что ты в животных разбираешься лучше меня, а ты не поверила, – сказал он...
Она сказала, – ведь ничего, что иногда у нас разные вкусы. Иногда ведь они одинаковые. Ты хоть понял, как я испугалась? – спросила она. Он ответил: – Я знаю, это не первый раз когда ты меня спасаешь. Хотя на этот раз... акулы ведь были сытые. – Скажи, – все же не удержалась Даша, – ты не поверил, что это были акулы, потому что Я так сказала? Ты что не видел? – Все люди на пляже встали, все были в ужасе, все были уверены что... Она закрыла лицо руками, чтоб он не увидел слезы на ее глазах. – Нет, я видел только тебя, – улыбнулся Исаич. Потом подумал и мягко добавил – I love you too.