Он стоял в прихожей нашей коммунальной квартиры прислонённым к стенке и принадлежал моему дяде Осику, который в отличие от меня был к нему абсолютно равнодушен. В то время как с моей точки зрения это была, хоть и не первой молодости, но вполне исправная машина Харьковского производства и дядя Осик вполне мог бы не вышагивать ежедневно на свою работу в другой конец Плехановского проспекта, а преодолевать этот не близкий путь на велосипеде.
Мне было восемь лет, когда мы переехали жить к тбилисской бабушке, и я стал ходить во второй класс. Обнаружив в прихожей настоящий велосипед, я, конечно, живо поинтересовался: чей это, и, узнав, что это собственность моего дяди Осика, тут же спросил, а можно ли взять его покататься?
- Нельзя, - последовал ответ.
- А почему? – поинтересовался я аргументацией.
- Да потому, - разъяснил дядюшка, - что ты слишком велик для того, чтобы катать тебя пассажиром на раме, и слишком мал, чтобы ездить на взрослом велосипеде самостоятельно. Подрастёшь, накатаешься.
Через два года, в день своего десятилетия, проводив умиротворённых фруктами и сладостями гостей, и подметив хорошее настроение дяди Осика, я вновь, не очень-то рассчитывая на успех, спросил его:
- А теперь, когда мне уже десять, можно ли взять велосипед покататься?
И, не веря своим ушам, услышал в ответ:
- Возьми.
Надо сказать, что дядя Осик не только разрешил это сделать, но и употребил немалые усилия для того, чтобы разрешённое им действо состоялось.
Для начала, чтобы подогнать, «велик» по моему росту он опустил до предела его седло, однако этого оказалось недостаточно. Тогда он заменил изъятое седло притороченной к раме, заимствованной у бабушки плоской подушечкой, но и после этого велосипедные педали оставались для меня недосягаемы.
Моя бабушка (мама дяди Осика), хотя и по доброте душевной упомянутую подушечку пожертвовала, затею нашу в принципе не одобряла. И в то время, когда допустивший меня к велосипеду дядя Осик всячески старался мне в его укрощении помочь, она предсказывала нам кару небесную. Считая саму идею передвижения по земле на двух, а не четырёх колёсах изначально дьявольским промыслом, который не сулил нам ничего хорошего.
Со своей стороны дядя Осик, не желая легко сдавать позиции перед лицом очевидности, предложил мне для начала освоить велосипед в режиме самоката. То есть, встав правой ногой на левую педаль, свободную левую ногу использовать как толчковую. И её же при необходимости как тормозящую. В экстренных случаях не мешкая соскочить на землю и всеми силами удержать тяжелую машину от дальнейшего движения. В безвыходной ситуации, избегая неминуемого столкновения, двухколёсный транспорт, спасая себя, разрешалось покинуть, завалив его набок.
Верному своему слову дяде Осику, учинявшему время от времени техосмотр велосипеду, оставалось только укоризненно вздыхая устранять последствия езды без тормозов и его несанкционированных контактов с различными препятствиями на своём пути. Справедливости ради следует признать, что чаще всего это были безобидные «восьмёрки» принимавшего удар переднего колеса, относительно легко устраняемые подтягиванием нужных спиц.
Освоившись окончательно с равновесием, я посчитал скучным толкать тяжёлую машину по ровной дороге и, осмелев, решил скатиться однажды самоходом по уходящей от нашего дома круто вниз, и, упиравшейся в набережную, Семёновской улице.
С трудом удерживая ускоряющуюся без тормоза тяжёлую машину, чудом, преодолев безнаказанно Плехановский проспект (благо автомобили в те времена были редкостью) и, не задев, по счастью, ни одного прохожего, я вылетел на прибрежную улицу Камо и, чтобы не слететь с неогороженного берега в реку применил единственно доступный мне способ экстренного торможения. Попросту говоря, завалился вместе с велосипедом набок.
Оправившись от шока, медленно выползая из под свалившейся на меня тяжёлой машины, я первым долгом убедился, что руки-ноги у меня, слава Богу, целы, хотя изрядно оцарапаны и саднят. Было очевидно, что на этот раз техосмотром велосипеда дело не ограничится, поскольку не избежать было и мне самому пристрастного медосмотра со стороны бабушки.
Но всё это было потом, а там, на берегу, у повёргнутого велосипеда мне довелось испытать повторный шок от увиденного. Прямо на меня, перебирая двумя человеческими ногами, по улице сам по себе шагал свежее окрашенный гроб. Было от чего свихнуться, если бы с его приближением я не разглядел под ним уличного носильщика «мушу» из числа эмигрировавших в Грузию курдов, мелкие артели которых удерживали в тогдашнем Тбилиси монополию на ручную переноску громоздких тяжестей.
Немудрено, что после падения с велосипеда разум мой слегка помутился и под передвигающимся гробом я не сразу распознал самого «мушу», с проложенным под его ношей заплечным «куртаном».
Зато моя бабушка, прознав о случившемся, не преминула увидеть в этом знак Всевышнего, предупреждавший, что терпение Его на исходе и кара небесная безбожным велосипедистам уже не за горами.
Случилось так, что капитально заняться велосипедом дяде Осику какое-то время было недосуг, и я от скуки повадился наведываться пешком в конец Семёновской улицы, чтобы, стоя в сторонке, подглядывать, как гробовых дел мастер, некий уста Мкртыч делает в мастерской свои гробы.
Мои наведывания выпали на дни, когда он облагораживал доставленный ему с мебельной фабрики исходный материал.
Задача заключалась в том, чтобы легкие в обработке и недорогие сосновые доски окрасить с лицевой стороны «под дуб». Для этого Мкртыч на просохшую светло-жёлтую подложку наносил коричневую краску и, не дав ей просохнуть доставал заколотый у себя на затылке ущербный огрызок дамского гребня, поводя которым вдоль доски, оставлял отстоящий на разных расстояниях друг от друга волнообразные следы проступающей жёлтой подложки. Таким образом, при небольшом навыке и воображении, можно было имитировать на сосновой доске структуру характерную для более благородной древесины.
Скоро Мкртыч меня приметил и подозвал к себе.
- Что, парень, тебе интересно?
- Да, - признался я.
- Хочешь попробовать?
- Хочу
- Вот на той доске, - указал он на свежее окрашенную доску, и передавая мне изъятый из волос не очень опрятный огрызок гребня. Показавшаяся со стороны несложной, операция облагораживания древесины оказалось делом далеко не простым, а примитивный гребень в моих руках - инструментом капризным и непослушным. Когда, измучив себя и изуродовав доску, я от этого дела отступился, Мкртыч похвалил меня за интерес к ремеслу и подарил рубль.
Встречу Нового 1942 года мы совместили со свадьбой дяди Осика, который женился на комсомольской активистке Кате. Я к этому времени заметно подрос и стал, наконец, доставать до педалей. В большие аварии, как правило, больше не попадал, и научился ухаживать за велосипедом без помощи дяди Осика.
Катя, его молодая жена почему-то с первых же дней велосипед невзлюбила, и всё время докучала дяде Осику вопросом: почему это я не слезаю с велосипеда, который на самом деле принадлежит её мужу. Миролюбивый дядя Осик отмалчивался. На его свадьбе мы узнали о том, что на днях он отправляется добровольцем на фронт. На медкомиссии призывного пункта рекрутов раздевали только по пояс, и дядя Осик скрыл наличие у него следов варикозного воспаления вен, которым он долгое время страдал. Велосипед вскорости из нашего дома исчез. Катя объяснила мне, что его украли, чему я до сих пор не верю, считая, что она его просто продала.
Конец сороковых (1949) застал меня на срочной службе в штабе 126-й истребительно-авиационной дивизии ПВО, той, что квартировалась в славном городе Батуми. С Виктором Голтвиным и Сашей Костенко мы, сменяя друг друга, исполняли в очередь обязанности оперативного дежурного по перелётам (что-то вроде авиадиспетчера) с выносным рабочим местом непосредственно на аэродроме, в 6-ти километрах от дивизионного штаба, расположенного в центре города. Следующие после дежурства сутки каждому из нас отводились на отдых, и ещё сутки на работу по отдельным поручениям, которых в штабе, как во всякой конторе, было всегда не меряно.
И это бы ничего, если не эти 6-ти километровые променады перед очередным дежурством. Могло показаться, ну что тут такого, прогуляться молодому человеку в курортной зоне 6 километров. Одно удовольствие. Если оно, конечно, не выпадало в тот день на тропическую жару или тропический ливень, что, одно и другое было для Батуми не редкостью. В этом деле ждать перемен к лучшему было неоткуда, и ничего в нашей жизни не изменилось, если бы меня однажды не осенила плодотворная идея.
Возникла она сразу же, как только в витрине единственного в городе спортивного магазина была выставлена последняя модель дорожного велосипеда. Он, как и тот, что я помнил с детства, тоже был родом из Харьковского велозавода, но их разделяли десять лет, которые заводские конструкторы, как говорится, ели свой хлеб недаром. Новую модель выгодно отличали от прототипа толстые шины с глубоким протектором и хромированными ободами. Дорожник был дополнительно оборудован ручным тормозом и электрифицирован. Стоило это великолепие всего 900 рублей.
Я, как вы помните, был неравнодушие к этому виду транспорта с детских времён, а в то лето на моём попечении были ещё два младших брата, которых удалось на два потока устроить в пионерский лагерь для детей военных моряков Черноморского флота. Наведываться к ним надо было за те же шесть километров, но в противоположную сторону.
По графику нашей работы мы с напарниками, не совпадая друг с другом, располагали личным временем раз в три дня. Идея приобрести на троих партнёров один велосипед лежала на поверхности и я, не откладывая начал с ними переговоры.
В те времена, сержанты ВВС, будучи на полном армейском довольствие, получали ещё и по 600 рублей ежемесячного жалования чистыми деньгами. Для приобретения велосипеда за один взнос надо было троим скинуться по 300 рублей. Я считал, что эта заманчивая идея того стоила, но последующие переговоры с напарниками оказались непростыми.
Так с Виктором Голтвиным, старшим между нами по призыву и возрасту, к тому же парнем не очень общительным выяснилось, что в дни своего отдыха он вот уже третий год сожительствует с постоянной зазнобой - оператором с Нефтеперерабатывающего завода (НПЗ) Татьяной, на которой намерен жениться и которая в ожидании демобилизации жениха контролирует каждый день его отдыха и каждую копейку его жалованья.
Как ни странно, но именно тут меня ожидал неожиданный успех. Прижимистой Татьяне понравилась идея принимать на глазах у завистливых общежитейских девчат два раза в неделю «лётчика» на велосипеде, сияющим осветителями и светоотражателями, притом, что обойдётся этот замечательный велосипед всего лишь в треть его магазинной цены.
Саша Костенко не в пример Виктору Голтвину, обладавший открытым и покладистым характером, неожиданно заупрямился, и чуть было не провалил дело на корню.
- Послушай, друг, - прервал он мои технико-экономические обоснования, - ты не рассуждай, а скажи конкретно на человеческом языке, во что мне обойдётся твоя затея?
- Конкретно в 300 рублей вместо 900
- А на валюту?
- ???
- Ну, к примеру, сколько это будет, скажем, кружек пива?
- К примеру, около 50
- 50 кружек пива за то, чтобы в неделю пару раз прокатиться на велосипеде?
- Хотя бы и так, - говорю ему с вызовом
- Ты сумасшедший
Дальнейшие переговоры продолжались с переменным успехом, и пока обязательства сторон исчислялись в рублях, ничуть не жадный Саша Костенко готов был согласиться с денежным взносом. Но как только его воображение рисовало ему этот взнос в «конвертируемой» валюте (50 кружек пива), которыми он, при этом, должен пожертвовать, разум его отказывался принимать любые наши увещевания, и достигнутого с великим трудом прогресса в переговорах приходилось добиваться заново. В конце концов, добрый нрав нашего товарища победил, и он согласился на эксперимент, но, надо сказать, это стоило нам больших трудов.
Так или иначе, удача сопутствовала нам и к началу летнего сезона мы стали счастливыми обладателями замечательного велосипеда. А формула его коллективной эксплуатации и затрат (1:3) казалась нам почти гениальной. . Действительно, как бы владелец не любил свою машину, вряд ли она лично ему нужна более, чем на 8 часов в сутки, а это значит за большую часть простоя (2/3), он вдвойне переплачивает. Вывод напрашивается сам: велосипед надо покупать один на троих и эксплуатировать его совместно.
Люди этого не делают потому, что время востребования у них совпадает, т.е. общий велосипед может им потребоваться в одно и то же время, что нам не грозило по определению, и сам Бог велел иметь одну общую машину на троих. Мы так и сделали, но продержались всего лишь одно лето.
Нет надобности, описывать, и тем более анализировать причины неустойчивости отношений между тремя субъектами, владеющими общим имуществом. Нам бы призанять опыта распределения прав и обязанностей, исключающих дублирование того и другого в ОАО. В том числе и общего руководства (50% плюс 1 акция), глядишь, и дело выгорело бы. Мы же повелись на утопическую идею абсолютного равенства и накопили к концу лета необратимые гласные претензии друг к другу и безгласные к нам троим самого велосипеда, техническая ценность которого к концу лета была весьма сомнительной.
Кончилось тем, что спортивный магазин за лето свои велосипеды распродал, и как только их не стало в свободной продаже, на нашу видавшую виды машину нашёлся покупатель. Я уступил её за 2/3 от номинала (600 рублей) и, как гарант затеи отказался от своей доли, разделив вырученную сумму между, оставшимися, при своих, сотоварищами.
Москва, август 2015 г.