Едва пригреет солнца луч, барсук в норе проснётся. Медведь уж лапу не сосёт: всю высосал бедняга. Шмель крылья расправляет – довольно спать. Пора в полёт! Из куколки, что прилепилась под застрехой, готова вылупиться летняя принцесса.
Земля парит куртинками средь снега.
Две бабочки, готовые к полёту, расправив крылья, набирают сил. И вот, одна из них, не в силах больше ждать, взмахнула крыльями, но, лишь взлетев, упала на сырую землю. Вторая, разомлев на солнце, задремала и видит лето. Горит алмазами, сияет бирюзой роса на нежных розах. И кружат восходящие потоки. И колокольчик отбивает такт. Вот в хоровод встают "анютки". Проснулся шмель, гудит, как контрабас. Звенят стрекозы, словно арфы. Сейчас кузнечик вступит, лишь натянет туже струны на скрипке новенькой своей.
Тем временем, пока она, расправив крылья, спала или дремала, нарцисс - цветок, влюблённый сам в себя, тянулся страстно к свету. Он тоже торопился жить и распахнул душистый свой бутон. И аромат его взлетел невидимой волной, пронёсся над застывшею землёй и устремился вверх – туда, где бабочка сидела. Сделав живительный глоток, она среди не стаявшего снега, на маленьком клочке земли, увидела цветок (прекраснее не видела во сне).
Не знаю я, не ведаю, где бабочка любовь свою нашла, была ли счастлива, как лето провела.
Лето миновало.
Осень на носу.
Яблоко упало
Прямо на осу.
Так оно и было, как в этом незатейливом стишке.
Сад приготовился к покою. Погас цветник, лишь хризантемы радовали поздним цветом. Гейхеры траурные ленты протянули, соперничая с восковым листом морозника. Туман в полях стелился и лист кленовый кружился в вихре вальса, когда природа средь хмари и унынья вдруг подарила пару золотых деньков. И вновь всё ожило: стрекозы зазвенели, в затишье затолпились комары, а с ними прилетели птицы, так долго кочевавшие вдали, клесты - любители рябины.
Казалось бы, что общего с той красотой, что подарила нам природа на склоне лета, и кучею компоста, что спрятана от глаз людских? Над кучей той порхали бабочки, разыскивая место, куда б могли присесть (настолько много их уж там сидело). То, складывая, то расправляя крылья, они цвели ковром. Одни взлетали, чтоб тут же приземлиться на тёплой древесине упавшего от старости забора, другие же спешили к цветущим хризантемам. Я, замерев, всем этим любовался. Как нежны, как изящны движенья ножек, шевеленье хоботка! Как ярок перламутр на крыльях узорчатых! А как доверчивы все эти существа! Их можно рассмотреть вплотную, лишь только руку протяни. Сидят, не улетают, то ль в благодарность за обед, то ль опьянев от пира.
Весть о бесплатном угощении по всей округе разлетелась вмиг. Гудя натужно, спешит оголодавший шмель. Блеснув доспехами на солнце, легко оса его обходит.
- Соседка, будь добра, займи местечко для меня. Но той и след простыл: "Самой успеть бы. Вон сколько нашей братии летит". Шмель лишь вздохнул вдогонку: шум пиршества его влечёт. Ещё немного - и он у цели. Осталось миновать забор, кусты сирени, и вот он – шведский стол.
- Однако… Как много здесь гостей. Ей-ей, я столько бабочек не видел отродясь. Клянусь всем собранным нектаром. Куда бы мне пристроиться? Простите, вы не могли бы…
- Не могу. Не видите – жую, - пчела сердито зажужжала.
Все пьющие, жующие вдруг замерли, готовые в одно мгновенье покинуть гостеприимный стол. Но оторваться от восхитительнейших блюд смогли лишь несколько пресытившихся "дам". Легко вспорхнули и тут же опустились на прогретую доску. Ну, право, Вавилонское столпотворение! Кого здесь только нет! Пируют мухи, пчёлы, осы и даже шершень, гроза всего живого, жуёт усердно, не замечая никого. Но правят балом – бабочки. Ещё вчера - от силы два десятка, сегодня – сотню насчитал. Одни из них, насытившись и разомлев, расправили навстречу солнцу крылья. Сидят – кто на доске, кто на сухой крапиве. Снуют, торопятся другие: узоры ткут на полотне компостной кучи. Ковёр шевелится, живёт. То расплетает, то вплетает живые нити.
О, как искусна и щедра природа! Как всё изящно и тонко: и эти жёлтые круги, и точки тёмные надкрыльев, и бархат усиков "гусарских". Стою, смотрю, а бабочки всё прилетают, улетают. Летят на поздний хризантемы цвет.
Как луч закатный вдруг вспыхнет и погаснет в небе, так бабочки мне подарили минуты радости, не ведая о том.