Пыльная ухабистая дорога извивалась и петляла по дачному поселку так, будто не хотела, чтобы ползущий по ней красный «мицубиши» достиг пункта своего назначения. Молочно-серый предвечерний туман проглатывал ржавые таблички с названиями улиц и переулков, словно был в сговоре с дорогой. Настороженно и недружелюбно смотрели на редкого ноябрьского гостя летние домики, разные по форме и размерам, но совершенно одинаковые в своей неподвижной пустоте.
Смуглая темноволосая женщина средних лет, сидевшая за рулем автомобиля, напряженно всматривалась в выцветшие номера на металлических калитках. Грязное стекло, сквозь которое она глядела, делало цифры еще более неразборчивыми, но женщина не открывала окно. Она щурилась, от чего вокруг серых беспокойных глаз появлялись морщинки, и снова трогала педаль, заставляя машину проползти еще несколько метров. Если бы серые облака, нависавшие над поселком, могли видеть и мыслить, красный автомобиль показался бы им маленьким жуком-солдатиком, который по нелепой случайности не ушел в зимнюю спячку и мечется по холодным ложбинкам, не зная, куда податься и не чувствуя скорой неминуемой гибели.
Когда в конце улицы показался пустырь, машина, наконец, остановилась у высоких стальных ворот с большой прямоугольной табличкой, говорившей «Пер. Красный 35». Женщина слегка приоткрыла дверь, и в салоне зажегся свет. Тогда она поспешно достала с заднего сидения небольшую кожаную сумку, гармонировавшую с ботфортами на стройных ногах, и положила в нее пухлый желтый конверт, лежавший до этого в бардачке. Затем также поспешно накинула вельветовую куртку, поправила волосы и поставила одну ногу на мокрую землю, чтобы выйти из автомобиля, но вдруг остановилась, глядя прямо перед собой. По лицу ее пробежала тень сомнения. Красивые черные брови сблизились, лоб разрезала глубокая морщина. Кончики пальцев машинально теребили застежку сумки, пока не наткнулись на выпуклость, образованную только что опущенным туда конвертом. Это заставило женщину снова прийти в себя. Брови распрямились, и в глазах мелькнула злая искра. Она решительно закинула сумку на плечо и вышла из машины, громко захлопнув за собой дверь.
– Ваше имя? – запросил низким голосом домофон, имплантированный в громоздкое тело ворот.
– Илона Каминская. Я записывалась, – сообщила она негромко мигающей красной лампочке.
– Секундочку, – послышался шелест бумаги. – Да-да. Верно. Вам назначено на семь. Проходите по тропинке к дому, пожалуйста.
Раздался протяжный неприятный писк, и ворота открылись. Усадьба, на территории которой оказалась Илона, была очень необычной. По крайней мере, не такой, какую она ожидала увидеть. Либо планировалась она и строилась в те времена, когда о ландшафтном дизайне никто не слышал, либо это место стало плодом воображения очень эксцентричного художника. Вместо обычного сада с беседками и неотъемлемого атрибута обеспеченной жизни – поляны для барбекю, всю площадь покрывали непроходимые заросли кустарника, высоких деревьев, которые невесть каким образом прижились в сухой пустошевской степи. Голые черные ветви практически смыкались над тропинкой, посыпанной острым гравием, отчего ночь здесь наступала раньше, чем за воротами, а день, должно быть, приходил позже. Лишь тусклые крошечные фонари по обеим сторонам дорожки обнаруживали присутствие человека в этом странном месте.
Дом находился в самой «лесистой» части участка. Он оказался еще более удивительным, чем ландшафт. Массивное строение походило на избу, какие строили зажиточные русские крестьяне до революции. Темный, бревенчатый, основательный, с резными наличниками. На крыше была светелка, из окон которой лился дрожащий оранжевый свет, будто там горела керосинка.
Деревянное крыльцо надрывно скрипело, когда Илона поднималась по ступеням, и это послужило сигналом обитателям дома, так как дверь сразу же распахнулась, и молодой человек в строгом черном костюме пригласил ее внутрь, приятно улыбаясь. Его по-европейски утонченная внешность деловая одежда сильно контрастировали со старорусской обстановкой усадьбы.
– Добрый вечер. Прошу в гостиную. Владислав примет вас через двадцать минут, – любезно заверил мужчина и указал на просторную комнату с бордовыми обоями и глубокими диванами вдоль стен. – Хотите чаю или кофе?
– От кофе не откажусь, – согласилась Илона и опустилась на один из диванов.
Когда «дворецкий» удалился, она откинулась на спинку и закрыла глаза. В голове замелькали воспоминания уходящего дня. Такого же грязного и ухабистого, как дорога, по которой она приехала сюда. В мыслях снова звучал голос подруги Галины, нагрянувшей в офис ранним утром.
– Лоночка, зайка, я долго думала, стоит ли тебе это показывать…
Шершавый желтый конверт выплевывает на стол размытые фотографии, сделанные телефонной камерой, но не оставляющие сомнения в том, что на них изображен ее муж и…
Она. Она совсем юная. Моложе Илоны раза в два. Высокая, красивая. Каждый раз, когда Илона думала об этом, крепкая, словно абсент, ненависть сжимала ее грудь и виски.
– Илона Сергеевна?
Тихий вкрадчивый голос прервал ход воспаленных мыслей. Илона не сразу поняла, кто произнес ее имя. Но вдруг заметила низкорослого человека очень неприятной наружности. Он стоял в дальнем углу комнаты, скрестив на груди коротенькие ручки. Крошечные близко посаженные глаза, маленький курносый нос, тонкие бледные губы смотрелись нелепо на огромной лысой голове с большими торчащими ушами. Довершал несуразный вид бесформенный темно-синий балахон с широкими рукавами, доходивший ему до пят. Илона не слышала, как коротышка вошел в комнату, но была совершенно уверена, что пару минут назад его здесь не было.
– А вы, должно быть, Владислав?
– Владислав.
Он отделился от стены бесшумно, словно дух, и подошел ближе. От этого Илоне стало не по себе. Она не могла понять, почему. Возможно, дело было в его взгляде. Большинство людей во время разговора постоянно отводят взгляд от собеседника. Иные и вовсе стараются избегать визуального контакта, что значительно облегчает общение. Маленький человек, называвший себя Владислав, не отрываясь смотрел прямо в лицо Илоны. Причем, в глазах его было не обычное любопытство мужчины, который увидел красивую женщину, но какая-то зловещая твердость, холодная, как гранит.
– Скоро я приму вас. Только сначала…
Он замолчал на мгновение и посмотрел на кожаную сумку.
– Сначала дайте мне то, что принесли с собой.
Ступни и ладони Илоны похолодели и мгновенно стали мокрыми. Она слово в слово помнила свой разговор с «дворецким», когда записывалась на прием. О фотографиях не было сказано ни слова. Маленький человек никак не мог знать, что находящийся в ее сумке конверт (который, кстати сказать, не было видно) имеет непосредственное отношение к делу, приведшему ее сюда.
– Что вы имеете в виду?
– Вы прекрасно знаете, что я имею в виду.
Тон его стал еще холоднее, что испугало Илону. Она повиновалась: вынула желтый конверт и протянула Владиславу. Тот взял его быстрым брезгливым движением.
– Теперь ждите, – отрезал он и вышел из комнаты.
Илону охватила паника. Что если ее приезд сюда – ошибка? Когда Галина, пытаясь утешить ее, предложила «одного знакомого мага», Илона горько рассмеялась и сказала:
– Конечно же, давай мне телефон мага. Он пропишет мазь от любовниц.
– Зря ты иронизируешь, – обиделась Галина. – Я не шучу. Этот человек может все, – тут глаза ее многозначительно расширились, и она повторила. – Все, понимаешь, о чем я?
Илона перестала улыбаться.
– Ты имеешь в виду…
– Я имею в виду, что твари, которые лезут в чужую семью, не заслуживают никакой жалости.
Галина сказала это с особенной злостью, и Илона поняла, что далеко не все знает о жизни своей подруги.
– Прости, но я не верю во всю эту ерунду. И потом, если даже допустить, что твой маг может все, сама я к этому не готова. Я знаю, что делать.
– Что ты можешь сделать?
– Ты говоришь, она работает в салоне напротив кафе, в котором ты их видела?
– По-моему, да. И что?
– Я поеду к ней.
Галина непонимающе уставилась на подругу.
– Зачем?
– Я предложу ей денег.
– Ты что, с ума сошла?
– Нет. Я уверена, что это решит проблему. Зачем, по-твоему, она встречается с Сергеем? Ради денег, естественно. Я предложу ей выгодные условия.
Илона закурила. Руки ее дрожали.
– По-моему, это не очень хорошая идея. Зачем так себя унижать?
– Деньги эффективнее магии, Галя.
Через час после этого разговора Илона уже входила в салон красоты «Глен», расположенный на окраине Пустошева. Девица с фотографии, действительно, работала здесь.
– Здравствуйте, меня зовут Илона Каминская. Вам это о чем-то говорит? – спросила ее Илона, еле унимая дрожь в голосе.
– А меня – Евгения Морозова. Вам это о чем-то говорит? – вызывающе кинула девушка, вертя в руках маникюрные щипцы. Грязная синяя униформа, красные резиновые вьетнамки поверх капроновых колготок на неухоженных крепких ногах. Должно быть, едкий запах дешевого лака и моющих средств никогда не смывается с нее. Как он только мог опуститься до такого?
Илону обескуражил резкий ответ. Она ждала, что девицу смутит появление обманутой жены, но казалось, та давно ждала этого. Яркие ее глаза смотрели зло, насмешливо.
– Зачем вы пришли сюда?
– Я пришла предложить вам сделку.
– Даже так! – театрально произнесла маникюрша. – Я вас внимательно слушаю.
Две сотрудницы салона делали вид, что смотрят маленький телевизор, но на самом деле жадно наблюдали за происходящим, и Илона понизила голос.
– Надеюсь, вы понимаете, что связи такого рода, как у вас с моим мужем, недолговечны. Сегодня он встречается с вами, а завтра найдет себе новое развлечение.
– Вы пришли, чтобы меня предостеречь?
Снова неожиданность. Девица отнюдь не была пустой куклой и могла постоять за себя.
– Сколько вы хотите за то, чтобы оставить моего мужа?
Насмешка на лице девушки вдруг сменилась удивлением.
– В смысле, вы собираетесь заплатить мне за то, чтобы я не встречалась с Сергеем?
– Сколько?
Девушка откинула волосы, демонстрируя длинную гладкую шею. Илона едва сдерживалась, чтобы не вцепиться в глотку нахалки.
– Я не знаю. Почем сейчас дают за килограмм мужа?
– Сколько? – почти прошипела Илона.
– Послушайте, если он, как вы говорите, скоро найдет себе новое развлечение, зачем вам платить?
Затем, что за двадцать лет совместной жизни, Сергей никогда не давал и малейшего повода к ревности. Он любил Илону, и жили они душа в душу. Лишь три месяца назад он изменился. Стал задерживаться на работе, сказал, что хочет немного попутешествовать. Сам. По вечерам снова начал бренчать на гитаре, которая до этого уже лет пятнадцать пылилась на чердаке их особняка. Он влюбился. И явно думал о разрыве.
– А вы хотите сэкономить мои деньги? – съязвила Илона в ответ.
– Я хочу, чтобы вы убрались отсюда! – неожиданно отрезала девица. – Выметайтесь!
– Ты об этом пожалеешь, мразь, – прошипела Илона и поспешно вышла из вонючего темного помещения.
Усевшись в машину она нашла визитку, оставленную Галиной. Темно-синяя прямоугольная карточка была испещрена мелкими буквами, тесненными золотом:
Владислав Валевский
Inferno vult eum. Caelum, non comprehendet. In eget ipsum.
Телефон …
Илона несколько раз прочла латинскую фразу, казавшуюся ей знакомой, но не смогла вспомнить ее значения. Она не особенно верила в необыкновенные способности отдельных людей, и истории о них считала выдумками досужих глупцов. Но унижение, которое ей пришлось пережить только что, горячая ревность, ненависть к оборванке, угрожавшей ее личному счастью, заставляли действовать. В такой ситуации все методы были хороши. Теперь она была готова пойти на то самое «все», которое имела в виду Галина.
Через час после визита к сопернице, немного остыв, она снова засомневалась в целесообразности визита к магу, о котором договорилась. Но решила так: хуже от этого точно не будет. Даже гомеопатия опасней этой ерунды.
Вопрос мага о фотографиях не на шутку испугал ее. Первым желанием Илоны, когда Владислав покинул комнату, было незаметно выскользнуть за дверь и уехать прочь из мрачного места. В то же самое время, вопрос этот давал надежду на то, что странный маленький человек, действительно, способен помочь ее беде. Тем более, что других вариантов повлиять на ситуацию Илона еще не придумала. Их с мужем не объединяли материальные обязательства, детей тоже не было. Оставалось лишь надеяться на чудо. И если подруга Галина тайком не позвонила колдуну и не рассказала о снимках (что было бы совершенно бессмысленно с ее стороны), то уродливый коротышка был способен творить чудеса.
– Ваш кофе.
Помощник придвинул стеклянный столик и поставил на него фарфоровую чашку с черной жидкостью. Комнату наполнил приятный запах крепкого напитка.
– Благодарю, – она сделала маленький глоток. – Очень вкусный. Когда допью, вы предъявите гущу начальнику?
– Зачем это? – не понял «дворецкий».
– Разве маги не используют кофейную гущу для своих трюков?
Говорить с туповатым вышколенным помощником не особенно хотелось, но пустые разговоры иногда помогают преодолеть чувство тревожности.
– Что вы! Владиславу вовсе не к чему такое. Истинному мастеру не нужны вещи, чтобы… творить.
Мужчина произнес последнюю фразу с нотками обожания, какие можно услышать только в голосе фанатика, превозносящего кумира.
– А вы, значит, его секретарь? Или тоже маг?
– Что вы! Я пока только подмастерье. Некоторые способности имеются, но таким, как Владислав Юрьевич, нужно родиться.
Он тупо уставился на закрытую дверь, за которой недавно скрылся маг Валевский, должно быть, представляя себя в роли хозяина.
– И много посетителей у вас бывает?
– Записывается много. Но Владислав не принимает больше двух человек в день.
– Почему же так мало?
«Дворецкий» посмотрел на нее, как на сумасшедшую.
– Владислав Юрьевич не какая-нибудь бабка-шарлатанка. Он всегда помогает тем, кто просит его содействия. А на это уходят силы, которые не так-то просто восстановить.
Восторженный тон мужчины стал раздражать Илону, и она больше ничего не спрашивала, пока маг не пригласил ее к себе.
Кабинет, в котором Владислав принимал посетителей, также отличался от общепринятых представлений об обители мага. Здесь не было никаких жутких масок, медальонов, нэцкэ, экзотических животных или хрустальных шаров. Совершенно пустые стены, обшитые деревом, два кресла по разные стороны стола, плотно задернутые шелковые шторы и ничего более. Минималистичнее, чем в городской больнице.
– Прошу вас, садитесь.
Маг указал на одно из кресел. Илона присела на край и одернула юбку так, чтобы закрыть колени.
– Как я понял, на фото изображен ваш супруг.
Его тяжелый взгляд снова навалился на лицо Илоны.
– Вы правильно поняли.
– И вы хотите, чтобы он вернулся в семью.
– Сергей не уходил из семьи, он…
– Это ненадолго, – перебил маг. – Скоро уйдет.
От этих слов Илоне стало душно.
– Почему вы так думаете?
– Я не думаю, я знаю.
В речи Владислава не слышалось хвастливой гордости, какую можно заметить в тех, кто способен, или думает, что способен предвосхищать события. Убийственная спокойная уверенность была в каждом слове этого человека.
– А думаю я то, что вам следует отпустить мужа. Это не простая интрига, это чувство.
– Неужели ничего нельзя сделать? – Илона едва сдерживала слезы.
– Можно. Иначе я не принял бы вас сегодня. Просто, вы должны знать мое мнение. А что делать, решать вам.
Руки его, до этого неподвижно лежавшие на столе, еле заметно шевельнулись и снова застыли, как и взгляд.
– Я не могу отпустить его. Понимаете? Я его люблю.
– Но ведь вы сами не всегда были ему верны?
По телу Илоны пробежала крупная дрожь. Много лет назад во время загранпоездки, с ней случилось короткое романтическое приключение, о котором не знал никто, и сама она предпочитала не вспоминать.
– Это была ошибка, – ответила она, понизив голос до шепота.
– Значит, вы все твердо решили?
– Решила. Она должна исчезнуть из жизни моего мужа.
Владислав кивнул. Движение это было непринужденным и равнодушным, будто он работал в магазине и только что принял заказ на пару банок маслин.
– Владимир проведет вас. До свидания.
– От меня больше ничего не требуется? – удивилась Илона.
– Нет.
Ей вдруг показалось, что маленький отвратительный человек смотрит на нее с ненавистью, что сейчас он вспорхнет, словно летучая мышь-переросток, перелетит через стол и вцепится в нее своими гадкими лапками. А потом вопьется острыми клыками прямо в ее лицо и станет высасывать кровь, жадно чавкая мерзким ртом.
– Владимир, проводите даму, – обратился он к вошедшему помощнику, и жуткий нелепый образ рассеялся. Илона встала и поспешила вслед за «дворецким».
– Ты спишь?
Сергей пробормотал что-то сквозь сон и отвернулся к стене. Илона хотела тронуть его за плечо, но вспомнила выражение смущения и напряжения, с каким муж в последнее время принимал ее знаки внимания, и не стала прикасаться к нему. Не стоит навязываться тому, кто не хочет тебя. Иначе равнодушие может перерасти в отвращение, которое не пройдет даже после того, как соперница исчезнет.
Она встала и подошла к окну. Невидимая луна подсвечивала рваные облака. От этого они имели неестественно черную окраску и ярко-белый контур. Будто недовольный своей работой писатель намеренно вылил чернила на только что написанный текст и размазал пятна трясущимися от гнева руками. Тени от облаков воровато ползли по земле, превращая двор перед домом в черно-серый лабиринт, непрерывно меняющийся, но всегда замкнутый.
Илона откинула волосы назад и прислонилась лбом к холодному стеклу. От этого боль в висках, горячих из-за морального истощения, немного утихла. Она с упоением стала думать о том, каким образом колдун расправится с ненавистной девкой. Лучше всего будет неизлечимая болезнь. Недуг, который в короткие сроки превратит ее в развалину. Немощную, дряхлую, зловонную. Ни один человек не подойдет к ней без омерзения. Или с ней случится что-то ужасное. Например, ненормальный клиент воткнет ей в шею щипцы. Весь пол парикмахерской будет залит кровью шлюхи. Илона представила, как читает статью о страшном происшествии за чашкой кофе. Потом дает газету мужу.
– Милый смотри, какой ужас. Что творится у нас в Пустошеве.
Сергей пробегает статью, бледнеет, но ничего не говорит. Он даже не пойдет на похороны, чтобы не скомпрометировать себя. В день похорон они поедут в Зеленоморск. В ресторан, где Сергей когда-то сделал Илоне предложение.
Все новые и новые образы вращали колесо злости, от чего Илона вскоре почувствовала сильную усталость. Она оторвала лоб от стекла и хотела вернуться в кровать, но вдруг поняла, что не может сделать этого, не может даже повернуть голову. Будто что-то вязкое, теплое, едва осязаемое заполнило всю комнату за спиной и не давало пошевелиться. Илона вскрикнула, но вместо собственного голоса услышала крик мужа. Страшный, будто его мучила неистовая боль. Когда крик прекратился, то, что не пускало ее, исчезло, и она упала на спину, чуть не потеряв сознание от боли.
Сергей сидел на кровати и таращился в пустоту безумными глазами.
– Сереженька, что с тобой?
Илона с трудом поднялась на ноги.
– Ничего.
Он встал, не переставая всматриваться в темноту.
– Куда ты?
– Никуда.
Словно в бреду, он дошел до шкафа, снял с вешалки рубашку и брюки и стал одеваться.
– Да что же это такое! – запричитала Илона, бросившись к нему, но он оттолкнул ее.
– Что-то случилось, мне нужно идти.
– Куда идти.
– Это не важно.
– Сережа, я пойду с тобой!
– Нет, ты не пойдешь.
В висках снова застучало от боли. Илона упала на кровать и разрыдалась, но Сергей не стал утешать ее. Одевшись, он тихо вышел из комнаты.
Плотный ноябрьский туман цвета высохшего сырого теста стоял перед окном спальни, точно стена. Илона в очередной раз глянула на часы. Половина шестого. Неужели это конец? Он ушел несколько часов назад и даже не позвонил, чтобы объясниться. Хорошую же услугу оказал ей мерзкий колдун. Может быть, он решил распорядиться по собственному усмотрению и вместо того, чтобы расправиться с девкой, ускорил уход Сергея? За ее же собственные деньги. Если это, действительно, так, она отомстит злобному карлику. Благо, знакомые имеются, помогут прикрыть шарлатанскую лавочку подонка. Она вскочила с дивана, но вспомнила вязкие объятия того, что было в комнате ночью, и снова забралась под одеяло.
В семь, когда бледные солнечные лучи начали поедать туман, зазвонил телефон. На цветном экране высветилось фото Сергея.
– Слава богу! – выдохнула Илона и схватила трубку. – Сережа!
Некоторое время на другом конце провода никто не отвечал. Затем раздался женский голос.
– Это… это не Сергей, – женщина прокашлялась. – Вас беспокоят из первой городской больницы.
– Что случилось?
Илона с трудом удерживала трубку, вдруг ставшую тяжелой, как кирпич. Пальцы рук млели, ноги сводило.
– Сергей Каминский – ваш муж?
– Да, что случилось?
– Он попал в автомобильную аварию. Сейчас находится в реанимации в тяжелом состоянии. Мы просим вас приехать как можно скорее.
– Аварию? – хрипло переспросила Илона.
– Да. Приезжайте, – и женщина повесила трубку. Еще пару секунд Сергей улыбался с фотографии, затем экран медленно погас.
Словно пьяная, Илона оделась, вышла из дома, забыв запереть за собой дверь. До больницы скорой помощи было меньше километра, и она не стала брать машину. Она шла медленно, чтобы путь туда продлился как можно дольше, потому что было невообразимо страшно. Страшно увидеть мужа, который умирал, страшно, что причиной этого несчастья могла быть она сама.
Двор больницы, шестиэтажного П-образного здания, окрашенного в бледно-голубой цвет, – был пуст. Только молодой врач курил на крыльце, набросив спортивную куртку на белый халат.
– Скажите, где находится реанимация?
Голос Илоны прозвучал резко. Мужчина поглядел на нее удивленно и настороженно.
– На третьем этаже.
– Спасибо.
В холле царил полумрак, и не было ни души. Это казалось странным: больница скорой помощи обычно не пустовала с раннего утра. Кто-то обязательно бежал в аптеку, пытаясь на ходу разобрать пугающие наименования лекарств, прописанные родственнику. Другие дожидались близких, врачей. Все что-то говорили, жаловались, смеялись, плакали, возмущались. Шум, который они создавали, раздражал, но неизменно наполнял унылое помещение жизнью. Пусть жизнь эта была полна трудностей, лишений, но все же она дышала, звучала и продолжалась. Илона не думала, почему холл встретил ее мертвой тишиной. Слишком сильно занимала ее собственная беда. Но безликое одиночество, царящее здесь, незаметно сгустило ее страх.
Когда лифт подполз к первому этажу, за спиной Илоны раздались тихие шаги. Должно быть, молодой врач докурил сигарету и направлялся обратно в свое отделение. Двери открылись со скрипом, будто они были не дверьми лифта, а ржавой деревенской калиткой. Илона вошла внутрь. Человек, стоявший совершенно беззвучно, тоже вошел. Илоне не хотелось выставлять на его обозрение заплаканное опухшее лицо, и она не стала оборачиваться.
– Мне на третий, – попросила она, на всякий случай, если это был не врач.
Человек молча нажал на кнопку, двери захлопнулись, лифт совершил отчаянный рывок и медленно пополз вверх. Будто огромное животное, которое умирает и от этого источает запах сырости и гниения, проглотило Илону и ее неизвестного попутчика, и отправилось бродить в поисках пристанища, тщетно пытаясь переварить свою последнюю добычу в старом зловонном брюхе. Скрежет его затвердевших, словно камень, когтей оглашал округу. Из пасти вырывался хриплый рев. Он был свободен, но знал, что конец пришел и принимал его покорно. Проглоченная же им добыча прислушивалась и надеялась на спасение, не чувствуя, что ее участь уже решена.
Секунды капали горячим воском на похолодевшие от внезапно свалившегося горя ладони Илоны, но лифт никак не достигал места назначения. Ей стало казаться, что махина проползла уже не меньше десяти этажей. Такого быть не могло, так как в здании их было всего шесть. Выбери она лестницу, уже давно добралась бы до реанимации. Может быть, молодой врач решил подшутить над ней и незаметно нажимает кнопки, чтобы лифт дольше не останавливался? Нет. Она бы непременно услышала щелчки старых тугих кнопок.
– Как-то долго он едет, – тихо заметила она, не оборачиваясь.
Попутчик ничего не ответил. От его молчания холод пробежал по телу и застыл в горле куском твердого льда. Нужно было обернуться, но ужас сковал мышцы.
Теперь она была уверена: это не врач. Зачем молодому парню с добродушным лицом так зло шутить над ней. За спиной ее сейчас кто-то другой. Или… что-то другое. И она не хотела видеть это. Она чувствовала, что стоит посмотреть туда и случится что-то гадкое. Нужно дождаться, когда проклятый лифт остановится и откроет ржавую пасть. Если остановится…
От последней мысли Илона едва не потеряла сознание. Она пошатнулась, ухватилась за широкий металлический поручень, отполированный сотнями вспотевших ладоней, и вдруг увидела в нем четкое отражение того, кто стоял на расстоянии не более полутора метров от нее.
Это была женщина. Обнаженная женщина. Все ее тело покрывали кровавые струпья, кожа на груди была содрана, и наружу выглядывали мышцы. Они шевелились, будто гнездо с красными муравьями. Кожа на лице свисала уродливыми клочьями, с которых капала кровь. Половину головы покрывали слипшиеся от крови и грязи темные волосы. Вторая половина была лысой, в таких же струпьях, как и все тело. Кривой безгубый рот шевелился, открываясь, как у рыбы. Женщина будто пыталась произнести что-то, но из глотки не выходило ни единого звука. Ободранные края дыры, которая когда-то была ртом, смыкались и снова расходились в стороны.
Воздух в лифте вдруг наполнился сладким тошнотворным запахом, от которого Илону чуть не вырвало. Не глядя на уродливую тварь, она бросилась к двери и стала царапать ногтями засаленный ламинат, пытаясь открыть лифт вручную. Окровавленному существу достаточно лишь протянуть руку, чтобы коснуться ее. Если оно сделает это, сердце Илоны не выдержит и разорвется.
Внезапно лифт становился и на мгновение тусклый свет лампы на потолке погас. От этого внутри не стало темно. На грязные стены полился мягкий голубоватый свет, будто кто-то включил ночник. Пытаясь овладеть помутневшим сознанием, Илона глубоко вдохнула сладковатую вонь и обернулась.
Страшная женщина стояла, опершись спиной о дальнюю стенку. Открытое мясо на ее теле фосфоресцировало, как бывает с мертвой плотью, пораженной бактериями. Рот светился ярче всего и продолжал шевелиться. Руки подрагивали, будто существо испытывало страшную боль.
– Что тебе нужно? – выкрикнула Илона. В замкнутом пространстве голос прозвучал глухо.
Существо не двинулось с места, но протянуло к ней голубоватую руку.
– Что тебе нужно? – снова крикнула Илона.
– Мне нужно на второй этаж.
В мгновение жуткое наваждение испарилось. Она обнаружила, что стоит в пустом холле больницы перед открытым лифтом, внутри которого никого нет. Потертый линолеум, по которому еще секунду назад растекалась багровая кровь, чист. Рядом – молодой врач. Он недоуменно всматривается в ее искаженное от страха лицо.
– С вами все в порядке?
Илона уставилась на мужчину остекленевшими глазами. Что это? Сумасшествие? Уже во второй раз за последние сутки происходит такое, чего просто нельзя объяснить. Или же, на самом деле, ничего не происходит, но уродливый маг загипнотизировал ее, проник в сознание и заставляет видеть то, чего нет. Пугает, доводит до той черты, после которой стираются грани между реальным и вымышленным. Не было липкого ночного кошмара, сковавшего ее тело. Не было окровавленного чудовища в лифте, в который она, как оказалось, и не входила. Несколько жутких минут, едва не доведших ее до разрыва сердца, она, видимо, простояла в пустом холле, таращась на закрытые двери лифта.
В воспаленном мозгу вдруг забрезжила слабая надежда. Может быть, и звонок из больницы нереален, все это показалось ей, и Сергей не умирает в реанимации? Его тело не изувечено, не обожжено, как окровавленная плоть призрака из лифта? На мгновение догадка принесла облегчение, но за ней сразу же последовал новый образ. Если Сергей не находится в этой больнице, то он сейчас в объятиях дряни, сломавшей их счастье. И Илона не знала, какой путь утраты будет пройти легче.
– У вас, по-моему, высокое давление. Давайте поднимемся в мое отделение, померим, – предложил врач с искусственным участием и указал на лифт.
– Нет! – выпалила Илона и попятилась. Ничто не могло заставить ее еще раз войти туда. Даже если бы вместо этого ей пришлось пройти тысячу ступеней. Нет.
Она поглядела прямо в лицо врачу. Что если и он – вовсе не человек, а мираж, который в любую секунду может превратиться в омерзительную тварь.
– Я… я пойду по лестнице, пойду по лестнице, – едва слышно прошептала она и кинулась к стеклянным дверям.
– Как будет угодно, – ответил мужчина, явно обрадованный, что ему не придется исполнять врачебный долг перед помешанной. Его дело предложить. Остальное – проблема тех, к кому она направляется.
На лестнице сильно пахло сыростью и медикаментами. Широкие ступени устало и нехотя шли навстречу Илоне. Одна за другой, одна за другой. Одна – он здесь, в больнице, другая – он с этой дрянью. Незаметно для себя Илона стала гадать по ступеням, подобно детской игре в «любит – не любит» на лепестках ромашки.
Одна – и перед ее глазами предстает изувеченное обгоревшее тело Сергея, открытые раны, из которых по капле стекает алая кровь. От сильного удара и многочисленных ссадин лицо опухло до неузнаваемости, волосы прилипли к коже, источающей сладкий едкий запах горящей крови. Он слабо шевелит губами, из которых вырывается стон. Если сознание еще окончательно не покинуло его, какую же боль он испытывает. Боль.
Другая – Сергей в маленькой грязной ванной. По плечам, по животу стекают струи горячей воды. Руки крепко сжимают тонкую талию партнерши, изгибающейся в экстазе от каждого его движения. Прокуренная шлюха стонет от наслаждения. Боль.
Нет. Он здесь. Он в больнице. Так выпало на последнюю ступень. Илона поверила в результат своей нелепой затеи, словно ребенок, которому сказали, что котенок, нечаянно раздавленный дверью, на самом деле, не умер. Его забрал к себе добрый волшебник, и он живет теперь в сказочной стране, где все котики ходят с выпущенными кишками. Толкая тяжелую деревянную дверь, ведшую на третий этаж, Илона не сомневалась: Сергей здесь.
– Я Илона Каминская. Полчаса назад мне звонили, и сказали, что муж у вас, – обратилась она к толстой румяной медсестре, дремавшей за стойкой. Услышав фамилию посетительницы, та оживилась. На ее лице, похожем на свежий блин, помазанный малиновым джемом, изобразилось любопытство и искусственное сострадание.
– Да-да. Несколько часов назад к нам поступил Сергей Каминский. В очень тяжелом состоянии.
Она неуместно протянула слово «ооочень», точь-в-точь как диктор в какой-то старой рекламе произносил фразу «ну ооочень интересная газета!»
– Только что закончилась операция, – продолжала толстуха. – Петр Александрович оперировал. Он сейчас в ординаторской, можете переговорить. Вон та дверь в конце коридора, видите?
Она указала вглубь темного коридора. Рука, пухлая и бесформенная, словно багет, хорошо сочеталась с лицом.
Илона медленно двинулась в указанном направлении, а медсестра добавила ей в спину:
– Петр Александрович очень хороший хирург.
На этот раз она не протянула «очень». Будто состояние Сергея было намного более тяжелым, чем квалификация врача – высокой.
Белая дверь в ординаторскую, располагавшуюся перед стеклянным заграждением с надписью «Не входить! Реанимационное отделение», была приоткрыта. Илона подтолкнула ее и вошла. В небольшом тускло освещенном кабинете, по периметру которого стояли старые бесцветные диваны и кадки с цветами, а в центре – три письменных стола, было несколько человек. Все сидели молча, и эта тишина пугала гораздо больше, чем та, что была в холле. Тяжелое молчание пустоты, как правило, беспричинно. Человеческое же угрюмое безмолвие является либо следствием, либо предвестником чего-то зловещего.
– Меня зовут Илона Каминская. Мой муж…
Пожилой врач встал из-за стола, и она не стала договаривать.
– Илона, значит? Присядьте, Илона.
Она неуверенно подошла к одному из диванов и села на край. Врач пододвинул стул очень близко, будто собирался не говорить с ней, а осматривать.
– Значит, дела наши обстоят так.
«Наши». Будто самому ему было дело до того, что творилось на душе у Илоны, и какова дальнейшая судьба ее мужа.
– В два часа ночи вашего супруга доставили к нам со множественными повреждениями после автомобильной аварии.
Врач говорил медленно и тихо. По всей видимости, он и был тем самым Петром Александровичем, который оперировал Сергея.
– Переломы таза, обеих нижних конечностей, разрыв селезенки.
Он остановился и потер глаза большим и указательным пальцами.
– Закрытая черепно-мозговая травма. Также, довольно серьезные ожоги.
Илона снова вспомнила женщину из лифта, и по телу ее пробежала колючая дрожь.
– На данный момент мы сделали все, что могли. Стабилизировали, но…
Взгляд его маленьких острых глаз вдруг стал внимательным и бодрым.
– Но мозг слишком сильно поврежден. Прогнозы не утешительны.
– В каком смысле? – хрипло переспросила Илона.
– Повреждена височная доля. Даже если он придет в себя, то, скорее всего, не будет прежним, понимаете?
Врач еще долго говорил что-то о реабилитации, о том, что иногда случаются чудеса и не стоит отчаиваться. Она слушала, почти ничего не понимая, не пытаясь ничего понять, и едва заметно покачивалась в такт его слов. Один. Два. Один. Два.
Один – Сергей лежит в кровати, а его стеклянный пустой взгляд устремлен в потолок. Она прикладывает к сухим губам вату, смоченную водой, и он рефлекторно высасывает жидкость. Боль.
Два – Сергей лежит в гробу. Его изувеченное тело полностью накрыто простыней, чтобы не пугать многочисленных друзей и коллег, которые пришли с ним проститься. Боль.
Пыльный свет вечернего солнца назойливо пробивался сквозь закрытые жалюзи. Тонкие его струйки сыпались на бледный больничный пол, на унылые стены палаты, на столики, покрытые помятыми упаковками от медикаментов, на людей с лицами, бледными, унылыми, и помятыми, как все вокруг. От сероватых накрахмаленных простыней исходил едва уловимый запах несвежего человеческого тела.
Сергей сидел спиной к окну в массивном кресле-каталке. Седые волосы покрывали голову густым ежиком, под которым виднелись шрамы. Ресницы подрагивали, крылья носа едва заметно вздымались от ровного глубокого дыхания. Пальцы рук беспокойно теребили край простыни, небрежно наброшенной на колени. За исключением шрамов, в его внешности почти не произошло перемен. Все было прежним. Все, кроме глаз. Мертвые, они, казалось, принадлежали не человеку, а перу бездарного художника, что сумел в точности передать линии и цвета, но оказался не в состоянии вдохнуть жизнь в свое творение. Ни одного даже самого скудного отблеска мысли или чувства не появлялось на мутной поверхности озера забвения, в которое он провалился.
Кроме Сергея в палате еще был парень лет семнадцати. С ним рядом постоянно находилась мать. Дородная крепкая тетка неопределенного возраста (такие и в тридцать, и в пятьдесят выглядят одинаково) суетилась вокруг сына, не зная покоя и усталости. Она бесконечно мучила его вопросами о самочувствии, о том, не хочет ли он есть, пить, или прокатиться по коридору в коляске. Парень вяло отказывался, но это не помогало. Его все равно кормили, поили и катали по коридору. Будто любимую вазу, мать вертела его и перетаскивала с места на место, засовывая внутрь все, что душе угодно.
Поначалу Илона испытывала к тетке отвращение. Но скоро возненавидела ее. И причина ненависти заключалась вовсе не в сострадании к безропотному маменькиному сынку. Он был достоин лишь презрения. Назойливая безумная женщина нестерпимо напоминала Илоне саму себя в то время, когда она чувствовала измену и отчаянно пыталась навязаться тому, кто ее не хотел. Тупой сопляк, заслуженно пострадавший в уличной драке, не хотел заботы своей матери, ему просто не хватало духу сказать нет так, чтобы она услышала. Сергей не хотел Илону. Уже давно. Но был слаб и нерешителен.
Когда Илона вспоминала отчаянные попытки привлечь его внимание – походы в салоны красоты, новое соблазнительное белье, деликатесы из лучших ресторанов, заказанные для романтического ужина, на который он постоянно опаздывал – ее бросало в жаркий пот. Ему не нужно было ничего этого. Его, как и этого незрелого юнца, тянуло в грязь.
А теперь, теперь его больше не было. Была лишь разбитая и наскоро склеенная пустая ваза, которую ей приходилось протирать и подклеивать, лишая себя часов, дней, недель жизни. А та, что разбила эту вазу, скорее всего, нашла себе нового дружка и щедро купала его в грязи.
Усугубляло все еще и то, что муж был банкротом. Оказалось, что в последнее время он занимал крупные суммы у друзей и партнеров по бизнесу. Говорили, что он купил шикарную квартиру и оформил на любовницу, которая даже не объявилась после катастрофы. Илоне приходилось оплачивать дорогостоящее лечение и содержание в больнице с собственных сбережений. Еще и эти пятна, появившиеся невесть откуда на животе Илоны.
– Вы уже уходите? Чего так скоро? – поинтересовалась тетка.
– Ухожу, – ей совсем не хотелось разговаривать с отвратительной бабой.
– Он у вас целый день один, – не унималась та. Удивительно, как некоторые люди не чувствуют, что с ними не хотят общаться.
– Он не один. У него есть персональная сиделка, – резко ответила Илона.
Женщина лукаво сощурилась, намереваясь сказать что-то еще, но Илона вышла в коридор и захлопнула за собой дверь. От злости ей было трудно дышать. Почему она должна терпеть все это? Неужели было недостаточно того, что месяц назад она едва не сошла с ума, платила шарлатану, унижала себя?
Все ее существо требовало сбросить с себя ярмо, заставить нести ответственность того, кто был виновен. Добравшись до машины, Илона с остервенением рванула ключ в замке зажигания и ударила по педалям. Нужно было уже давно сделать это – найти девку и сказать, чтобы заботилась о нем сама. Скорее всего, эта Евгения Морозова уже уволилась из салона, в котором работала, но там наверняка знали, где ее искать. Нужно поехать туда немедленно и поставить точку в своих страданиях и лишениях.
От вида старого закопченного здания, в котором помещалась парикмахерская, и воспоминаний о последнем визите в это место, Илону затошнило. Но отступать было не в ее правилах. Она глубоко вдохнула, будто внутри не было кислорода, и вошла.
Две девушки, те самые, что стали свидетелями сцены между Илоной и Евгенией месяц назад, уставились на нее пристально. Видимо, они узнали ее. Еще бы. Нет более ярких и любопытных воспоминаний, чем те, что связаны с чужой бедой.
– Здравствуйте, – быстро проговорила Илона. – Евгения Морозова еще работает здесь?
Ответа не последовало.
– Мне нужна Евгения, – повторила она громко. Девушки будто оцепенели.
– А вы что, не знаете? – отозвалась, наконец, одна из девушек, низкорослая брюнетка с экзотической стрижкой.
– Знаю что? – не поняла Илона.
– Женя погибла еще месяц назад.
Слова чиркнули Илону, будто серная головка – намазку на спичечном коробке.
– Как это произошло?
– В ее квартире был пожар. Газ взорвался, кажется, и она погибла, – объяснила девушка.
– Месяц назад? – переспросила Илона хрипло.
– Где-то так.
Суеверный страх, от которого Илона давно избавилась, снова накатил холодной волной. Сознание ее хаотично закрутилось в ледяном водовороте, словно беспомощная щепка, попавшая в прибой. Маникюрша погибла месяц назад, а это значило, что злобный карлик имел к этому отношение. А чудовище в лифте? Было оно галлюцинацией или...
Призраком? Может ли быть такое? Она вспомнила тело женщины. Оно, действительно, выглядело так, будто обгорело. А Сергей? Посреди ночи он кинулся прочь из дома, потому что почувствовал, что произошло неладное?
– Что-то случилось, мне нужно идти, – вспомнились ей последние слова, сказанные мужем перед катастрофой.
Несколько секунд она стояла, не произнося ни слова и не моргая. Девушки наблюдали за ней со злобным интересом. Много же, наверное, пересудов об Илоне слышала эта мерзкая комната, вечно погруженная в сумерки. Словно стервятники, они ждали, что она скажет и сделает. И что бы она ни сказала, чтобы бы ни сделала, это послужит лакомой долгожданной пищей для их отвратительного любопытства, изголодавшегося по грязным новостям. Такие вряд ли были способны хоть сколько-нибудь расстроиться по поводу гибели коллеги. Тем более, что последняя урвала лакомый кусок – богатенького бизнесмена, раскошелившегося на квартиру. Скорее всего, в глубине души они даже обрадовались такому исходу дела. Притворяться скорбящим по умершей подруге гораздо легче, чем улыбаться ей, испытывая жгучую зависть.
– Ваш муж, наверное, тоже не знает, что случилось. Его не было на похоронах, – осмелилась вдруг брюнетка.
Ну уж нет. Нечего радовать их еще больше.
– Не твое дело, – огрызнулась Илона и пошла прочь.
Кисловатый зимний воздух не принес облегчения. Его скользкое тело пробиралось в рот, мешая дышать. Кожу на животе странно стягивало. Илона села в машину, приподняла свитер, чтобы посмотреть и обмерла.
С неделю назад на смуглой эластичной коже живота появились крошечные темные пятнышки. На первый взгляд они напоминали синяки, но имели неприятный серовато–зеленый оттенок. Она не придала этому большого значения: мало ли, ударилась о коляску, когда возила Сергея на процедуры. Но через некоторое время она заметила, что пятна увеличиваются в размере и больше всего пугало то, что пораженные участки совершенно потеряли чувствительность. Дерматолог, пожилой мужчина с угрюмым взглядом и висящими, как у бульдога, щеками, долго рассматривал Илонын живот, затем послал на биопсию, не сказав ничего определенного.
– Что это может быть? – спросила она обеспокоенно.
– Затрудняюсь. Выводы будем делать после анализов.
– Вы что, совсем ничего не можете сказать по симптоматике? – раздраженно настаивала она.
– Нет.
Его ответ сильно напугал Илону. Пятна могли оказаться признаком серьезного заболевания, и врач не хотел выносить приговор, не получив неоспоримых доказательств своих подозрений.
– Послушайте, говорите прямо, мне нужно знать, что это.
Мужчина резко выпрямился в кресле и злобно посмотрел на нее.
– Я вам что, Господь Бог?
– Вы лучший дерматолог в городе. Нежели у вас с вашим опытом нет никаких подозрений, и вы даже не можете сказать, на что это похоже?
– Почему же, могу! – он повысил голос. Илона тяжело дышала, ожидая, что он скажет дальше. – Это похоже на трупные пятна.
– Чего? – ее руки сильно задрожали. – Что вы городите?
– А ничего. Вы же спрашивали меня, на что это похоже, я вам и говорю – самые что ни на есть натуральные трупные пятна! – злорадно ответил он. Тон посетительницы задел его, и он на мгновение забыл о врачебной этике, но быстро опомнился.
– Сейчас я не могу сказать совершенно ничего. Я подобного еще не встречал. Но мы обязательно разберемся, в чем дело.
– Разве такое может быть? – голос ее сильно дрожал.
– Не может.
Врач встал, обошел стол и положил руку ей на плечо.
– Конечно же, не может. Я вам позвоню сразу же, как только придут результаты.
Несколько часов после разговора с врачом Илона не могла прийти в себя. Первые дни после страшной ночи, когда разбился Сергей, ее терзало чувство вины. Но постепенно крепла убежденность в том, что нелепый визит к магу и авария – всего лишь совпадение. Любой здравомыслящий человек, расскажи она ему эту историю, рассудил бы точно так же.
Так или иначе, жизнь продолжалась. Илона была слишком молода, чтобы похоронить себя заживо в могиле предрассудков и гнусных воспоминаний. Может быть, в ее жизни еще появится кто-то другой, и он сумеет по достоинству оценить ее изысканность, красоту, безупречный вкус и умение брать от жизни самое лучшее. День за днем она неизменно навещала Сергея, но теперь не забывала и о себе: посещала бассейн, делала омолаживающие процедуры и даже запланировала поездку на Бали, чтобы не прозябать всю зиму в слякотном грязном Пустошеве.
Невесть откуда взявшийся недуг и новость о гибели Евгении Морозовой напугали ее так, как не пугало еще ничего в жизни. Совпадений было слишком много, и даже самый отпетый скептик не смог бы с чистой совестью заявить, что они случайны. Неосмотрительный поступок, совершенный от обиды, оскорбления, от страха одиночества, стал причиной череды жутких событий, который тянулись друг за другом, будто вагоны старого прогнившего состава, намертво связанные между собой. Осознание, что не кто иной, как она сама привела в действие адский механизм, не подозревая, что находится в последнем вагоне, приводило в оцепенение. Нужно было остановить порочный поезд, дернуть стоп–кран что есть силы. Но как это сделать?
Если и был способ, то знать его мог только один человек. Человек? Кем или чем был карлик, оказавший ей злополучную услугу, она теперь не знала.
Выкурив две сигареты, чтобы немного успокоиться, Илона нашла в бардачке синюю визитную карточку Валевского, но, подумав, не стала звонить. Дело ее не терпит отлагательств. Нужно выяснить все немедленно. Она нервно смяла карточку в кулаке, вышвырнула ее в окно и завела мотор.
Зардевшееся, не по-зимнему яркое солнце уже свалилось за горизонт, оставив за собой лишь смутное воспоминание – розовые клочья прозрачных облаков, спокойно висевших над дачным поселком. Когда до знакомых стальных ворот осталось не больше сотни метров, Илона остановила машину и вышла. Если коротышка или его последователь увидят авто из дома, они могут узнать ее и сделать вид, что в усадьбе никого нет. Чутье подсказывало ей, что маг Валевский не захочет иметь дело с последствиями того, что он… они сделали. Она быстро преодолела расстояние до ворот, стараясь держаться ближе к забору, и нажала на кнопку домофона.
Ответа не последовало. Илона нажала снова. Уйти отсюда она не могла. Скоро наступит ночь, и нестерпимый страх перед неизвестным начнет медленно душить ее костлявыми пальцами. Ей казалось, что если она не разберется во всем прямо сейчас, то не сможет дожить до утра.
Прошло не менее десяти минут, прежде чем за воротами послышались чьи-то шаги. Замок запищал и дверь открылась.
– Вам чего?
Из образовавшегося просвета на Илону глядело сморщенное старушечье лицо. На лоб, изрезанный глубокими морщинами, выбивались из-под шерстяного платка редкие пряди седых волос. Верхняя челюсть выдавалась вперед, от чего рот был немного приоткрыт. Острые близко посаженные глаза старухи меряли Илоны с головы до ног.
– Мне к Владиславу Валевскому.
– Его нет, – старуха издала неприятный чавкающий звук, будто поставила на место сместившуюся челюсть и уже хотела закрыть калитку, но Илона задержала ее.
– Мне срочно нужно увидеть его. Срочно!
Несколько секунд старуха молчала, потом толкнула калитку и отступила.
– Заходите.
Ветер, невидимый в зимней степи, рьяно трепал голые верхушки деревьев, населявших усадьбу, и по гравию плясали черные тени – тощие лапы с длинными кривыми пальцами. От этого голова Илоны сильно кружилась, и она то и дело закрывала глаза, ступая почти наощупь.
Едва они добрались до дома, старуха указала на узкую деревянную лестницу, ведшую, по всей видимости, в светелку, которую Илона заметила во время своего первого приезда сюда.
– Поднимайтесь. Я приготовлю кофе, – приказала старуха и снова чавкнула.
В светелке царил полумрак. На столе, покрытом вышитой скатертью, действительно, стояла включенная керосинка, что казалось очень странным, так как фонари, окаймлявшие дорожку, Илона точно помнила, горели электрическим светом.
Под стенкой, полностью закрытой ковром в разноцветных ромбах, стояла тахта. Илона присела на ее край и стала рассматривать старые фотографии на противоположной стене. С одной из них смотрела некрасивая женщина с черными волосами, убранными в высокую прическу. По крошечным колючим глазам и высокому лбу Илона узнала старуху. На другом снимке был изображен мальчик – гимназист, затянутый в школьный мундир. Он имел сильное сходство с женщиной. Валевский? Странно. Илона не дала бы ему больше сорока, а фотографии, казалось, были сделаны еще до войны. Впрочем, не исключено, что гимназист – отец Валевского, а старуха – его бабка. И все они невероятно похожи между собой – маленькие и уродливые.
Ступени тихо скрипнули и в светелку вошла ее древняя обитательница, неся чашку на маленьком блюдце.
– Вот. Отпейте кофей, – сказала она и уселась на тахту рядом с Илоной, продолжая бесцеремонно рассматривать гостью.
– Так зачем вам Владислав?
– У меня дело к нему, мне нужно поговорить с ним.
– Сказано вам, нет его. И не будет еще долго. Может, месяц. Может, больше. Рассказывайте, что у вас. Если смогу, помогу.
Илоне совсем не хотелось открывать все отвратительные подробности тому, кто не имел отношения к ее делу. Она молчала.
– У вас, верно, случилось что-то, – настаивала старуха, видя нерешительность посетительницы.
– Случилось. Много чего случилось. И все после того, как я обратилась к вашему… внуку. Он ваш внук?
– Не важно. Значит, претензию заявить пришла, – заключила бабка и в который раз чавкнула безгубым ртом. – Сама, значит, его просила, а теперь недовольна.
– Я не хотела, чтобы кто-то умирал или калечился! – разозлилась Илона. – Я просто…
– Просто-просто, – перекривила старуха. – Послушай сюда, – она придвинулась еще ближе, и Илона почувствовала неприятный острый запах, исходивший от нее. – Подумай. У тебя есть еще, что поправить. Если поправишь – может, и обойдется. А теперь допивай кофе и давай отсюда.
Илона с силой поставила чашку на стол, так что коричневая жидкость пролилась на скатерть, и поспешила прочь.
И о чем она только думала, когда пришла сюда? Только доставила удовольствие старой ведьме. Ведь она, наверняка, была заодно с внучком. По глазам видно, что обо всем знает. «У тебя есть, что поправить». Да что она может поправить? Разве что…
Илона ударила по тормозам, и машина резко остановилась напротив одной из темных дачных лачуг. Стало трудно дышать, и она дернула ворот так, что верхняя пуговица отлетела, ударившись о лобовое стекло.
– Послушайте, я не имею права разглашать эту информацию.
Худенькая пожилая женщина с сожалением смотрела на Илону через толстые стекла очков.
– Я очень прошу вас. Мне так нужно найти ее.
После бессонной ночи Илона охрипла, а под глаза легли серые тени. Едва занялась заря, она отправилась в интернат, в котором выросла ее дочь. С тех пор, как, будучи семнадцатилетней студенткой первого курса, она под давлением родителей подписала отказ от ребенка, Илона не справлялась о девочке. Сначала из-за страха перед авторитарным отцом, потом из боязни разрушить личную жизнь, складывавшуюся самым удачным образом. Когда отец умер, оставив за собой приличное состояние, Илона перевела внушительную сумму на счет интерната, в котором росла дочь. Девочке тогда было около десяти лет. Но пойти дальше она никак не могла. Сергей, добряк и альтруист, ни за что не понял бы ее.
После разговора с ведьмой Илона поняла: если еще можно что-то исправить, это единственный шанс. Нужно найти дочь и заслужить ее прощение.
Всю ночь Илона представляла себе их встречу, подбирала слова, которые скажет. Объяснит, что, если бы не отец, она ни за что не отказалась бы от ребенка. Расскажет о том, как ее поставили перед выбором – она или семья. Сейчас Илона имела все, чтобы восполнить девочке потери: она обеспечит ее жильем, работой, даст лучшее образование. Даже возьмет с собой в путешествие на Бали. Илона обрадовалась этой идее. Они отлично проведут время, подружатся. Потерять мужа, но обрести дочь – не такой уж несчастный поворот событий.
– Давайте сделаем так, – предложила архивариус. – Я найду ваше дело и попробую связаться с ней. Если девочка даст сове согласие, то я смогу дать вам ее координаты. Так будет правильно.
Покинув интернат, Илона решила отправиться по магазинам. Несмотря на смертельную усталость, она чувствовала особенную радость. Пятна на животе почти не беспокоили. Утром ей даже показалось, что они уменьшились и посветлели. Обойдя несколько фирменных магазинов, она купила множество отличных вещей для дочери: лиловый шарф из французского шелка, духи, золотой браслет с милой подвеской в виде мышки с гранатовыми глазами и серьги, гармонировавшие с ним. Все это завернули в нежно-сиреневую бумагу и украсили атласными золотистыми ленточками.
Потом Илона зашла в кафетерий и съела два больших пирожных, каких никогда не позволяла себе, дабы не портить фигуру. Она снова и снова представляла себе, как может сейчас выглядеть дочь. Унаследовала ли она нежную красоту матери, или удалась в крепкого грубоватого заезжего музыканта, от которого Илона зачала ее?
Время подходило к обеду, а архивариус все не звонила. Ох уж эти канцелярские крысы! Илона решила ехать в интернат, не дожидаясь звонка.
В длинном подвальном коридоре было темно, сыро и пахло гнилью. Дверь архива была заперта, и Илоне пришлось долго прождать, пока сутулая хранительница ненужных бумаг вернулась на рабочее место. Увидев Илону, женщина, почему-то сразу отвернулась, и стала возиться с навесным замком.
– Ну что? Вы нашли ее? – нетерпеливо потребовала Илона.
– Нашла.
– И что?
– Мне очень жаль. Она недавно умерла.
Дужка замка вылетела с громким щелчком, и архивариус открыла дверь.
– Я звонила по месту ее работы, и мне сообщили, что она погибла. Если хотите сходить на могилу, попросите кото-то из ее коллег. Вам покажут. Она работала в старом городе, в парикмахерской «Глен». Вот адрес.
Женщина протянула Илоне белый клочок бумаги. Илона взяла его молча, развернулась на ватных ногах и пошла по коридору. Тяжелая вязкая слабость навалилась на нее внезапно. Тусклые желтые лампы медленно проплывали мимо, одна за другой. Одна за другой.
Одна: она на Бали. Лежит в шезлонге у самого прибоя лазурного моря. Рядом сидит дочь. Они очень похожи – глаза, волосы, овал лица. И как она раньше не замечала? На руке дочери браслет, с которого зловеще улыбается мышь с бордовыми глазами. Жизнь.
Вторая: Илона на секционном столе. Она не дышит. Все тело покрывают такие же пятна, как на животе. Смерть.
Ей показалось, что коридор не закончится никогда. Илона остановилась и почувствовала, что за спиной кто-то стоит. Или что-то.
Окна лачуг, нанизанных на разбитые улицы старого города, загорались одно за другим, бросая оранжевые отсветы на мокрый снег. Девушка с короткой стрижкой весело болтала с высокой неухоженной блондинкой, запирая звери парикмахерской «Глен».
– Смотри, че я нашла сегодня, когда выходила покурить.
Блондинка протянула подруге расправленную темно-синюю карточку с золотистыми буквами.
– «Владислава Валевская». И еще какая-то хрень. По-английски, кажется.
– И зачем она тебе? – спросила брюнетка, подбираю очередной ключ.
– По-моему, это визитка той колдуньи, к которой наша Женька все ходила.
– Ну и выбрось.
– А вдруг пригодится?
И блондинка сунула карточку в карман. Стриженная справилась, наконец, с замками, и они обе пошли по ухабистой дороге, минуя оранжевые окна. Одно за другим.