Военкомат снова напомнил повесткой, что он не дремлет… В повестке говорилось, что призывник Петька должен явиться в это заведение восьмого ноября.
Начиналась зима, настоящая. Выпадал несколько раз снег, сопровождавшийся крепкими морозами. В это время хорошо только на печке сидеть, празднуя День 7 ноября. А вот в чем ехать в Армию? В старых пимах или в таких же кирзовых сапогах? Подумав, посоветовали домочадцы надеть Петьке сапоги. Мол, вдруг направят куда-нибудь на юг? Потерпит, зато о промокших ногах не будет заботы. Не везде же морозы… Фуфайки ношеные тоже есть, не пропадешь, Петя. Шевелись больше, и никакой мороз не страшен. Тебя ли учить… А как выбираться из далекого села, чтобы не опоздать? Пошел поддатый Петька к председателю сельсовета. А к кому же ещё? Он по должности своей вроде бы должен отвечать за это дело. Старый ветеран войны прибаливал и ему было не до Петькиных забот. Прошамкал в ответ, что помочь не может, добирайся до района сам. Оставалась последняя надежда – почтовая машина, грузовая, крытая брезентом. Она и связь, она и такси. По слухам, придет седьмого, а восьмого – нет. В самый разгар праздника!
Погулял Петька на прощанье дня три, до упора, а седьмого положено было опохмелиться, но водочка никак не хотела глотаться, отказалась литься в нутро по накатанной тропе. Пришлось в самый пик гулянки, на трезвую голову из-за невозможности больше выпить, бросить мешок со шмотками в кузов почтового грузовика и самому прыгать туда же, простившись со всеми на целых три года…
Сначала у будущих вояк проверили здоровье в областном городке, что-то написали в личных делах доктора и повезли их на Бийский пересыльный сборный пункт.
Большой дорожный тихоход, состарившийся на сибирских дорогах и принявший вид холодрыжистого щелястого коровника, кое-как пыжился из последних сил, увозя призывников в Бийск. Через полчаса такой езды казалось, что вот-вот днище автобуса провалится от вынужденных плясок. Ноги призывников, да и они сами крепко задубели от мороза, который лихо гулял по автобусу. В другое время могли все ребята схватить простуду, а сейчас - удивительно, никакого намека на нее и не было. На сборном пункте всех отметили и отпустили до восьми вечера. Куда сбегать? Конечно, к дяде Саше. Сам он в Армии не был. Не было у него на правой руке пальцев. Нет, не в бою, а в зимней командировке отморозил. На прощанье он сказал Петьке, что у него есть проверенный способ для успешного возвращения солдата домой. Дядя Саша распечатал свежую пачку сигарет «Памир», дал Петьке и взял себе. Закурили, а початую пачку он положил в ящик – комод. «Как вернешься – докурим пачку! Будет тебя ждать вместе с нами! Я так брательника на фронт провожал. Вернулся, даже не раненый!»
Ноги у Петьки начали отогреваться, а дядя Саша налил еще полстакана крепкой, чистой, как слеза, самогонки.
Пришла пора возвращаться на пересыльный пункт, которому было много лет, и, видать, сооружение редко ремонтировали. Под его крышей собирали будущих солдатиков еще с Русско–Японской войны, затем – в Германскую, в 1914, и вот теперь разместились на его двухэтажных нарах Петька и его сверстники на ночь-две, затем – «раскидают» их по вагонам, и эшелоны, полные новобранцев, застучат колесами, запоют нескончаемую песню. Сначала – свою, железную, а позже – подхватят какие-либо популярные песни советских композиторов, вторя юным пассажирам. Да хоть эту, под гитару:
- Вот снова этот двор,
Наш старый добрый дом.
Я с тех счастливых пор
Три года не был в нем.
На милом этаже,
Квадратики огня,
Теперь они уже
Горят не для меня…
В пересыльном сборном пункте в тумане табачного дыма гомонились нетрезвые фигурки, вспыхивали и быстро затухали никчемные ссоры. Более трезвые успокаивали слишком разошедшихся земляков-сибиряков. Сосед Петькин по нарам, принимая позу скрюченного младенца, проскрипел:
- Ну, начинается…
- Что? - просил уточнить Петька.
- Да новая жизнь! - выдохнул сосед, наверняка еще не выезжавший за пределы материнской гавани.
- Да не бери ты в голову, – успокоил его Петька. – Главное – шибко не дергайся, привыкай…
Петька перевернулся на другой бок, тоже приняв позу непьющего соседа, и быстро заснул, сморенный скупым теплом деревянных нар и дяди Сашиным самогоном…
Снился Петьке один случай шести - семилетней давности, когда он, восьмиклассник, начинал самостоятельную жизнь в интернате. Вокруг всегда были одноклассники. Однако вскоре в районном селе появился один пацан – урка с хорошо прилипшими к нему блатными чертами, вводившими в ступор малолеток. Лицо, глаза и даже уши со всёпохреновскими ужимками, жестами и словами два срока отсидевшего пацана – могли отпугнуть от него любого сверстника. Полная ему противоположность – Юрка Губарев, его ровесник, на два года старше Петьки. Юрка приехал откуда-то с матерью, вдовой фронтовика, городским, много повидавшим парнем, приветливым со всеми, уравновешенным, ничем не выделявшимся из толпы.
Вот его спокойствие и выбрал урка в качестве мишени. Наверное, он хотел сломить Юркин внутренний стержень и, выбрав момент, когда поблизости было пять - шесть пацанов, урка начал задираться. Вскоре пустил в ход кулак правой. Хлесть! По скуле Юрки. Голова того качнулась… Петька думал, что Юрка ответит так, что его противник рассыплется. Нет, он стоял не шелохнувшись и почти спокойным взглядом глядел на всех. Ожидавший сдачи урка, отскочил, но, обнаглев, снова ударил Юрку по лицу. Раз, другой, третий. Голова Юрки дергалась, но руки были опущены. Он так терпеливо принимал удары, что пацаны заорали: «Дай ему Юрка! Дай!» Кинуться же под крепкие уркины кулаки никто не решился, да и сам Юрка не хотел этого. Повыпендривавшись, сделав вид победителя, урка покинул место встречи. Но никому ничего он не доказал. Не сломал он Юркин стержень, да и вряд ли кто в будущем сможет это сделать. Окружившие Юрку пацаны пытали его – как же так? Он же сам мог уделать противника? Тот спокойно отвечал: «У меня мама больная… Узнала бы – не выдержала…»
Недалеко от Петьки стоял молодой парень, знающий, что является для него главным в настоящее время, помнящий постоянно это главное, а потому видевший нужные ходы наперед. Настоящий мужик. Шестнадцати лет от роду…
Больше урка ни к кому из интернатских не приставал, даже здоровался с ними за руку, особенно крепко жал руку Юрке. Кино кончилось, он сыграл свою роль, и ему ничего не оставалось, как учиться заново жить. Вскоре он куда-то исчез.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2015/08/16/1181.
Фото взято из интернета. Спасибо автору!