Росинка и Ортия.
24. К вопросу об исповеди...
…Рано поутру, в субботу, гвардион-ментат Диана Рязанцева, в обычной повседневной форме, вышла за ворота КПП и направилась в сторону ближайшей остановки автобуса, расположенной в поселке, находившемся совсем недалеко, примерно в двух километрах. Каких-то двадцать минут неспешным шагом. Ерунда для тренированной гвардионки!
Диана шла в избранном направлении уже минут пять, когда позади нее зафырчал мотор автомобиля. Диана обернулась. Машина аккуратно притормозила рядом с ней и улыбающаяся Лейла Хисматуллина, гвардион-сержант из Второй роты, жестом пригласила ее присесть рядом «на подвезти». Диана охотно пристроилась в кабине рядом с ней, забросив сумку с вещами на заднее сиденье.
- Куда едем, подруга? – Лейла поинтересовалась чисто символически. Вероятность того, что в этом направлении две гвардионки могут передвигаться иначе как в сторону Москвы, была пренебрежимо мала.
- В ближайший мегаполис, - Диана как бы пошутила. Получилось как-то не очень, и она тяжело вздохнула.
- Значит, домой, - Лейла многозначительно подмигнула. – К нему?
Крайнее слово она выделила чуть насмешливой интонацией. Диана напряглась, но сразу вспомнила полуночные наставления своего Командира.
«Если будут припоминать эту историю, - сказала ей тогда Ирина, - а у наших девочек это все обязательно будет на слуху, и не факт, что все быстро забудется! - просто не психуй, и попробуй принять как шутку. С чувством юмора у тебя все еще неважно, но нужно когда-то и его развивать, в дополнение к интеллекту. Девушки посмеются, и перейдут на что-нибудь другое. И не смей обижаться! Во всем, что случилось, девочки вовсе не виноваты».
Поэтому, молодая женщина просто улыбнулась и ответила безо всякого раздражения:
- К нему. Домой. На двое суток.
- Хорошее дело! – улыбка на лице Лейлы стала какой-то удовлетворенной, что ли. Как будто Диана сделала что-то ожидаемо-правильное. - Хорошо, что не стала из себя строить обиженную, и устраивать мужу игноры с бойкотами. Коль виновата, извиняйся сама, первая!
- Кто виноват? – удивилась Диана, - Я? С какой стати? Интересно, почему?
Нет, Командир говорила ей, то ли вчера, то ли уже сегодня, во время ночных посиделок за чаем у нее в комнате, куда Ирина взяла ее прямо с «губы» на переночевать, что она, Диана, тоже виновата в произошедшем. Но Ирина вовсе не заявляла категорически, что все обстоит именно так.
А вот Лейла, похоже, с нею не согласна и считает иначе. Странно.
- Потому, что все так и есть, - лицо очаровательной водительницы стало почти серьезным, и она даже бросила на свою визави несколько укоряющий взгляд. – Всеволод твой, конечно, повел себя совершенно по-дурацки. Но изначально вина за все произошедшее твоя. Да и потом ты тоже, добавила всякого-разного... И за все, что ты натворила, если по уму, твоему мужу следовало бы тебя, любимую, переодеть в гражданское платье, чтобы форму не позорить, потому, что дело это ваше, частное. А потом прочитать пару нравоучений, задрать юбку, да отхлестать ремешком по мягкому месту. Мягко так, но чувствительно. А уж потом и извиняться перед тобой за собственные глупости. Но он тебя не тронет. Факт. Так что езжай смело. Но извиняйся все равно первая. Так будет правильно.
- Да в чем же я виновата? – Диана искренне не понимает собеседницу. – И с чего это ты так моему мужу симпатизируешь?
- Так я же его и заловила вчера, твоего любезного! – смеется Лейла, показывая белые зубы. – Думала, поначалу, шпион-диверсант. А потом гляжу, маскировка ни к черту, оптика старая, оружия, судя по всему, нет. Ну, я и «выключила», его аккуратненько так, чтобы он ничего не почувствовал, чай не нелюдь какой, чтобы мучиться. После этого через спину его перекинула, дотащила к девочкам, стоявшим около нашей «секретной дырки». А потом они помогли мне его донести мимо КПП, прямо в Штаб.
- И что было после? – ревниво спрашивает Диана. Странно, она и не думала, что подобные чувства могут ее волновать!
- Ну, там мы парня усадили на стул и дождались, пока очухается, - лукаво улыбнулась ее собеседница. – Лариса, наша взводная, попыталась на него «поднажать», как она выражается, в смысле морального прессинга. Но он у тебя молодец. Не заистерил, не стал звать на помощь. Вел себя скромненько так, но правильно. Не скандалил, но и не лебезил, не заискивал со страху. Да еще и терпеливый. Я ему руки скотчем скрутила, ну так, на всякий случай. Так он, когда я ленту разрЕзала, сам с эдакой улыбочкой скотч отодрал с рук, и не пикнул даже. Мне он сразу понравился. Прежде всего, тем, что не трус. Лично я бы и сразу его отпустила. Да Лариса никак не соглашалась, уперлась в то, что при нем документов нет. Решила дождаться Ирины, капитана вашего. Да видно зря.
- Зря, - согласилась Диана, и нахмурилась. – А с чего это Всеволод меня ремнем должен потчевать?
- А чтобы место свое знала, да мужа почитала, - странно, но Лейла, похоже, вовсе не шутит! – Это здесь ты на Службе, форма, оружие и прочее. Да ты и без оружия неслабо приложить можешь, тем более боевой ментат! Короче, здесь, в части, ты крутая до охренения. А с ним наедине ты подчиненная, так уж испокон веку заведено. И учти, что ты сама виновата в том, что твой Всеволод в кусты с биноклем подался! Сказала бы ты ему, что на похороны остаешься, ничего бы такого и не было!
- Да как же я ему скажу, раз это все секретно? – Диана явно не согласна со своей подругой.
- Да нет в этом никакой секретности, - улыбка спадает с лица гвардионки, ведущей машину. – НАШИХ погибших хоронят под собственными именами, и ты видела, что вход на кладбище ни для кого из штатских не запрещен. В факте смерти, знаешь ли, никакого секрета не существует. Живые живы, а остальные нет. Вот только об обстоятельствах гибели НАШИХ штатским знать не положено.
- А нам? – осторожно спросила Диана. – Нам знать положено? Все-таки СВОИ...
- Тебе что, не сказали? – сочувственно взглянула на нее Лейла. – Ну, отчего Валя погибла?
- Нет, - призналась Диана. – Поначалу я просто была в шоке, и не спрашивала. А потом...
Она не договорила, но ее собеседница сочувственно кивнула головой. Диане, шедшей за гробом, на самих похоронах было не до выяснения того, как именно погибла ее подруга. А после... Тем более.
- Значит, ты не знаешь... – протянула Лейла и, вздохнув, сообщила:
- Болела она тяжело. Скрывала это. И не выдержала нагрузки на альпинистском выходе, при тренировке лазания по отвесной «стенке» в горах. Забила костыль неправильно. Ну, просто сил у нее не хватило сделать это как положено. Страховка и подвела. Валя сорвалась, упала и сразу насмерть, даже не мучилась. Такие вот дела.
- Да чем же она болела-то? – Диана в шоке. – Быть такого не может! Я же с нею вместе училась! Она даже в лазарет никогда не обращалась! Этого просто не может быть! Я бы знала!
- Она страдала очень редкой болезнью. Какой-то ювенильный ревматоидный артрит. Короче, проблемы у нее были с кистями рук, - ответила ей гвардионка. – Похоже, что серьезные боли у нее начались тогда, когда она уже училась у нас. Она хотела стать гвардионкой больше всего на свете, и никому не говорила о том, что у нее есть какие-то проблемы со здоровьем. Хотя, думаю, что ее наверняка можно было вылечить. Просто Валя очень боялась, что ее комиссуют, поэтому скрывала это даже от тебя.
- И она... – Диана недоговорила, вспомнив, с ужасом, что Валя с трудом держала у нее над головой венец в Елоховской церкви, во время венчания. Наверное, у Вали действительно болели руки. А она ведь, хоть и подруга, даже не поинтересовалась, что с ней происходит!
- Да, - со вздохом подтвердила Лейла, - Валя, похоже, понимала, что для нее с гвардионской службой все завершается. И она хотела остаться до конца, пусть даже это станет концом для нее самой. Это страшно...
- Она хотела до самого конца остаться гвардионкой... – Диана ошарашенно покачала головой.
- Да, - согласилась с нею Лейла, – кажется именно так. Но это кошмарно еще и тем, что она рисковала не только своей жизнью, но и жизнями своих подруг. В том числе тех, что шли с ней на штурм «стенки» в одной «связке». Вот что ужасно.
Диана со слезами на глазах отвернулась в сторону, и долго молчала. И лишь когда лес и подмосковные поселки остались позади, и они уже ехали среди городских зданий, смогла вернуть свой взгляд собеседнице.
- О чем думала? – Лейла всю дорогу, после того, как ее собеседница ушла в себя, тактично помалкивала. И только теперь решилась продолжить разговор.
- О том, что если бы что-то подобное случилось со мною, я поступила бы точно так же, - Диана посмотрела Лейле прямо в глаза, ожидая отповеди, возмущенного покачивания головой, а может быть и куда более жесткой реакции.
Но Лейла повела себя иначе. Как-то грустно усмехнулась и сказала то, чего гвардионка-ментат совсем не ожидала.
- Можешь считать меня эгоисткой, но я тоже, - ответила ей гвардион-сержант. И добавила. – Я не осуждаю ее. Все мы такие. Наверное, это очень плохо, но нам тяжело быть далеко от СВОИХ. И все же, тебе повезло. У тебя есть муж. Пусть и ревнивец, и даже в чем-то немного смешной. Но если бы такой человек был рядом с Валей, она, наверняка, согласилась бы уйти со Службы. И осталась бы жива. Береги Всеволода. И будь с ним счастлива.
- Спасибо, - тихо отозвалась Диана...
...Диана снова на Елоховской улице. Лейла довезла ее до ближайшей станции метро, и сама проехала дальше, в один из подмосковных поселков, находившихся по другому шоссе. Там ее ждал, как она скромно выразилась, «один хороший человек». Чуть смущенное выражение лица гвардион-сержанта показало, что пресловутые «сердечные дела» свойственны даже самым суровым воительницам из числа «русских амазонок»! :-)
Дальше Диана проехала с двумя пересадками до «Елоховской», и вышла наружу, из-под земли, навстречу чуть прохладному солнечному сентябрьскому дню. Взглянула на часы, вернее, на универсальный хронограф. Его так и называли, «УХ» :-)! Этот небольшой водонепроницаемый и противоударный, даже почти, как утверждали некоторые, «вечный» (на самом деле, с гарантией порядка всего каких-нибудь ста лет, но не суть! :-) ) электронный прибор с таймером, счетчиком шагов, электронным компасом, устройством для привязки к спутниковому позиционированию и прочими полезными функциями, на руке носили вместо обычных часов все гвардионки. На жидкокристаллическом табло высветились цифры: «9.45». Уже не раннее утро, прошло достаточно времени, чтобы Всеволод поднялся с постели и был в состоянии ее выслушать. Особенно, если успел выпить кофе.
Его кофе… Диана непроизвольно сглотнула слюну, вспомнив этот божественный вкус и аромат. И даже несколько ускорила свои шаги в направлении громады Елоховского собора, но только по другой стороне улицы.
Дойдя до знакомой двери подъезда, она виновато оглянулась на своего Друга. Величественный Храм в лучах холодного осеннего солнца выглядел весьма эффектно и торжественно, и даже, казалось, смотрел на нее весьма доброжелательно, даже одобрительно. Дескать, «Ступай! Все будет хорошо!»
«Спасибо!» - мысленно произнесла в ответ Диана, неловко, исподтишка перекрестилась, и вошла в контрастный с солнечным днем сумрак подъезда. Поднявшись наверх, она остановилась на площадке перед дверью, где по-прежнему висела эта трогательная вывеска, два слова: «Студия Счастья». И ниже имя ее мужа, «Всеволод», выведенное красивыми славянскими буквами, в «летописном» стиле.
Слово «Счастье» обнадеживало. Но не обольщало.
На секунду ей стало очень стыдно за все, что произошло между ними. Наверное, Лейла права, и ее вины в том, что случилось, больше. И именно ей следует извиняться перед мужем, а не наоборот.
Что же, она готова.
Диана шагнула вперед и повернула дверную ручку. Стучаться в двери «Студии Счастья» она посчитала ниже своего достоинства.
Дверь оказалась вовсе не заперта, что, в принципе, было ожидаемо. Когда молодая гвардионка вошла, и тихо, аккуратно, почти украдкой, без щелчка прикрыла за собою дверь, ее сердце забилось сильнее. Диане захотелось потихоньку раздеться, пройти в комнату и подглядеть, чем ее муж сейчас там занимается. Вдруг Всеволод…
Конечно же, он ее ждал. И вышел в несколько неподходящий момент, когда она успела разуться только наполовину.
- Привет, Дианка! – сказал Всеволод, выходя из-за сдвижной двери, ведущей из прихожей в комнату.
Он появился так внезапно, что Диана так и застыла в неловкой позе, стоя в одной туфельке, держа вторую, только что снятую с ноги, в правой руке. Ее муж тактично отвел свой взгляд в сторону и чуть-чуть улыбнулся.
Его улыбка была какая-то…
Извиняющаяся?
Нет, скорее просто усталая.
Диана, наконец, разулась и несмело шагнула к нему навстречу. На короткую дистанцию, равно пригодную и для объятий, и для звонкой пощечины. И прикрыла глаза.
Будь что будет.
- Вернулась, - тихо сказал ее муж.
По-прежнему, стоя с закрытыми глазами, замерев и чуть дрожа всем телом, она представила его себе. С этой его русой бородкой, одетого, как всегда, чуть небрежно, по-домашнему, в потертые джинсы и футболку, где в нескольких местах так и не отстирались пятна от красок.
Что он сделает, обнимет ли ее, или ударит?
Он ее обнял. Диана, шмыгнув носом, уткнулась в родное плечо. С тихим всхлипом: «Прости…»
Конечно же, Всеволод ее простил. И, конечно же, ни о каких обидах с его стороны и речи не было. Он даже извинился за случившееся, впрочем, она не дала тогда ему договорить, буквально заткнув ему рот поцелуем. Да, ей почему-то было стыдно выслушивать его извинения, хотя, возможно, это и выглядело странно и, быть может, несколько неуважительно. Но ей так было легче, а он, почему-то не стал возражать. И Диана как-то сразу успокоилась, решила, что все уже позади.
И только много позднее, когда все уже случилось, она начала подозревать, что на самом деле, все началось именно тогда. Что именно в тот день, или накануне, между ними впервые пробежал этот смутный холодок розни. Первая, внешне почти незаметная трещина, позднее разделившая их… не пропастью, нет. Некой «полосой отчуждения»… Ну как ее еще назвать? Эту условную линию, которой вроде бы и нет, но которая служит незримой границей между когда-то близкими людьми. Увы, так тоже бывает…
Может быть, тогда ей следовало поступить иначе? Может, если бы она тогда не стала хлюпать сопливым носом у него на плече, а коротко поцеловав мужа в щеку, молча прошла в комнату, быстро переоделась в домашнее и, как советовала не по годам мудрая Лейла, сама подала Всеволоду ремень, мол, накажи за глупость… может, тогда все было бы иначе? Нет, Диана уверена, Всеволод никогда бы не поднял на нее руку! Но сам этот символический жест подчинения Своему Мужчине был бы значим и для него, и для нее самой. Чтобы ее Всеволод не просто знал, а понял, почувствовал, что она его, и ничья больше! Во всяком случае, в их доме и наедине с ним…
И, может быть, тогда все у них действительно сложилось бы иначе. Но что уж теперь гадать о том, что могло бы быть…
И… Всегда вот эти пресловутые «во всяком случае»… Да-да! Опять все эти оговорки, суть которых в том, что Служба превыше всего, а мужчина так, в третью очередь приоритетов… Да, именно в третью. Потому что эти приоритеты поменялись, когда родилась Мария.
Но это было чуть позже. А тогда, после их примирения, для Дианы наступили дни, заполненные обычными делами и событиями повседневного толка. Ей даже показалось, что после всех этих перипетий с нелепой выходкой ее мужа, последовавшим за тем конфликтом с рукоприкладством, и дальнейшими объяснениями с Ириной и самим Всеволодом, ее брак стал даже крепче. Жизнь Дианы наполняли важные и значимые события, которые почти затмили все произошедшее тогда, в начале осени. Основным была ее беременность, по ходу которой физические занятия и тренировки молодой гвардионки все более сменялись теоретическими лекциями, письменными работами и даже общением с преподавателями по Сети.
В квартире у ее мужа всю дорогу стоял старый раздолбанный, иногда скорее полу, чем живой и, откровенно говоря, весьма-а-а неторопливы-ы-ый «агрегат для запискоф, перепискоф и картинкоф» (так называл его Всеволод! :-) ), эстонской сборки. Вместо него Диана, как она изящно выразилась, «ввела в строй» два портативных компьютера из категории «Lap-Top», современных моделей. И смогла без проблем читать специальную служебную документацию, которую ей предоставляли по особому шифрованному спутниковому каналу связи. Между прочим, Всеволод тоже порадовался «быстрой» машине, второй, из той же самой серии, настроенной Дианой специально для него. Он поставил на свой компьютер несколько программ для работы с графикой, и начал осваивать «высокие технологии», предлагающие «виртуальную кисточку» вместо традиционного и привычного его руке карандаша.
Все вроде бы складывалось очень хорошо. И ожидаемое ими обоими рождение «дитенки» скрашивалось тем, что они больше времени проводили дома. Правда, частенько не вместе и в Сети...
Потом, много позже, Диана сказала сама себе, что видимо где-то там, в это странное время ожидания, заполненное «виртуальными странствиями» по Сети, между ними продолжила шириться эта незримая трещина, позднее разделившая их. Кажется, Диана тогда даже не замечала те первые тревожные нотки отчуждения в голосе собственного мужа.
Она не замечала, что он стал относиться к ней несколько холоднее. В конце беременности Диана боялась его ласк, вернее, боялась повредить ребенку у себя внутри. И упросила Всеволода повременить с интимом. А потом списывала его холодность на то, что сама не может позволить ему прежнего, того, что у них было. И видела в этом причины отчуждения Всеволода.
Ну, как отчуждения. Любовь ее мужа не стала меньше. Вот только теперь она акцентировалась не на ней, а на их Дитенке. Той, которую он очень ждал. И, похоже, ради нее Всеволод готов был терпеть все капризы беременной супруги. Диана читала о том, что женщины, ждущие ребенка, отличаются всякими странностями. Гинеколог, что вел ее беременность, сказал, что у ментатов с этим моментом все еще сложнее, чем у обычных людей. Она действительно ощущала, что ее одолевают странные желания и необъяснимая раздражительность. И Диана почему-то решила, что может позволить себе выплескивать все это наружу. Нет, она не то, чтобы слишком уж сильно изводила мужа своими проблемами и желаниями. Но не стеснялась нудно и подробно рассказывать ему обо всем, что ощущает. Ей даже было немножко весело наблюдать огорчение на лице Всеволода, когда он искренне мучился от невозможности ей угодить. Возможно, ей стоило чуть жестче держать себя в руках. Хотя, все это было очень непросто.
Когда родилась долгожданная Дитенка, Всеволод был на седьмом небе от счастья. А сама Диана… Наверное, тоже.
Мария родилась в положенные сроки. Диану увезли на роды в клинику, которая неофициально обслуживала их Батальон, помогая появиться на свет детям тех гвардионок, что решили сделать паузу в своей карьере, и перешли на содержание «в три четверти», на период предоставленного Ее Величеством продолжительного «детского» отпуска.
Всеволод попросился быть с ней, но Диана, памятуя рассказы о впечатлительных мужчинах, падавших в обморок при виде рожающей супруги, и ставящих акушеров в крайне неудобное положение, в части необходимости заниматься незапланированным «пациентом» в дополнение к роженице, сама отказала ему в этом. Ей почему-то захотелось, чтобы он был избавлен от зрелища, которое она сама посчитала не слишком эстетичным, боясь, что не сможет сдержаться, что будет кричать и плакать от боли.
Наверное, зря она так поступила, поскольку, следующие несколько часов много раз ругала себя за это решение. Несмотря на то, что врачи и медсестры были к ней внимательны, и всячески пытались ей помочь, невзирая на всю их заботу, Диане все равно было больно и страшно. Нет, умом она знала, что все именно так и будет, что так и нужно, что это ПРАВИЛЬНО и по-другому просто быть не может. Но от этого ей все же было ничуть не легче.
И еще. Ей было очень одиноко, потому что все эти люди в одинаковой бело-голубой и бело-зеленой одежде, в этих цветных чепчиках, в бумажных масках, казались ей неживыми, почти несуществующими. Они походили друг на друга как роботы, и казались даже не статистами, нет. Скорее, какими-то условно одушевленными элементами декораций этого странного мучительного спектакля, или фильма, фрагменты которого она как-бы отстраненно-равнодушно просматривала в томительных паузах между схватками, когда она как-бы «зависала» в ожидании очередной порции собственных мучений. Да, все казалось ей ненатуральным. Все, кроме этой страшной боли. И одиночества...
И все же, это свершилось. Она поняла это в один из моментов, когда, тяжело дыша, «по-собачьи», делая эти странные «мелкие», поверхностные вдохи-выдохи, а потом, тужась в напряжении, услышала краем уха, как врач как-то особенно бодро произнес «Ага! Есть! Давай, родная!» И стало легче, хотя чуть позже еще несколько мучительных потуг напоследок (в буквальном смысле этого слова!) сотрясли ее тело.
Диане показалось, что внутри у нее все как-бы опустело. Ей даже показалось, что весь живот, прежде наполненный только что рожденной «дитенкой», как бы опустился, опал, почти как пустой мешок. Странное облегчение и удивление.
«Я родила ее, - сказала она себе. – Я теперь мама. – И сразу же за этим грустная мысль: - Но как же пусто теперь там, внутри меня... Одиноко...»
- У Вас дочка! Поздравляю! – весело сказал ей тогда акушер в маске. Впрочем, голосящий ребенок в его руках сам обозначил факт своего появления на свет.
- Это она? – спросила слабым, после криков, голосом Диана. Хотя, сомнений, вроде бы как, и не было.
- Она! – подтвердил врач.
- А можно ее мне... поближе... посмотреть? – чуть прерывающимся голосом попросила Диана.
Врач понимающе улыбнулся и положил ей ребенка на живот. Сразу стало легче. Хотя, это странное сморщенное существо было не очень похоже на толстощеких упитанных младенцев с картинок и плакатов, Диана преисполнилась странной симпатии к только что рожденной дитенке. И попросила поднести ее поближе. Сама передвинуть это хрупкое существо Диана не решилась, боясь, что дрожащие ослабленные руки ее подведут.
И когда ей на грудь, после родов, после всех этих потуг и криков от разрывающей изнутри боли, положили этот красный сморщенный живой комочек, имеющий громкое свойство кричать, она замерла от усталой нежности к этому созданию. Чуть позже, когда Врач с довольной улыбкой предложил ей «приложить дите на молозиво», Диана приложила новорожденную Дитенку к своей груди и поморщилась от боли, когда сей живой комок буквально присосался к ее соску.
Но эта боль… ПРАВИЛЬНАЯ боль. Она доставила ей странное удовольствие, удовлетворение тем, что дитенка уже с ней. И ее жадность, это жадность к Жизни. И это ПРАВИЛЬНО.
А дома…
Дома Всеволод окружил их обеих заботой, лаской и вниманием, буквально порхая вокруг них на каких-то своих невидимых крыльях. Диана была этому не то чтобы не рада. Она просто этого не замечала, считая его поведение частью повседневности, не достойной серьезного внимания.
Тогда ее разбила пресловутая «бэби блю», послеродовая депрессия. Она кормила Дитенку и хандрила, снова хандрила и снова кормила… И это несмотря на то, что Дитенка оставалась для нее светом в окошке, и каждое кормление, пеленание и прочее, что она делала с ребенком, было для нее как акт Служения. Да-да, почти как Служба!
Возможно, все это просто отвлекало ее от грустных мыслей. Но порою ее даже на это не хватало. И тогда Всеволод сменял ее. Он буквально «подхватывал» Дитенку на свои сильные руки, смешно клацая зубами (в шутку, конечно! :-) ), и вызывая довольную улыбку этого малолетнего, скорее даже маломесячного, существа. Муж брал на себя все, кроме кормления. А она в это время просто читала, вернее, пролистывала, просматривая по диагонали, какие-то странные книги а-ля беллетристика слезливого «женского жанра». Или тупо пялилась в экран стереовизора, выбирая канал с фэнтэзи или мелодрамами. Впрочем, ее мужа это вовсе не пугало. Он все больше привязывался к их девочке, которую они назвали Марией.
Но все когда-нибудь заканчивается, и «бэби блю», естественно, тоже. Когда Марии исполнился месяц, они решили окрестить свою Дитенку. Ну, благо Храм был через дорогу, и систематически напоминал о себе чуть слышно пробивающимся через почти герметичные, звукоизолирующие окна колокольным звоном. Всеволод был, почему-то, в отличие от Дианы, решительно настроен в пользу этого древнего обряда. А Диана, как известно, подобно всем гвардионкам, к «религиозным заморочкам» относилась весьма спокойно. Но она тоже была вовсе не против.
А возможно, ей просто захотелось навестить своего Друга, и познакомить с ним Марию. Странно, но, несмотря на то, что он был рядом, зайти, навестить его, пообщаться, иначе как визуально, она всю дорогу не успевала. Улыбка на ходу, и все. Что же, так бывает. Даже с лучшими друзьями…
Интересно, что саму Диану участие в этой церемонии расшевелило. Она созвонилась с Ириной, которая горячо поддержала ее идею, и даже сама вызвалась быть крестной для Дитенки.
Все прошло прекрасно. Мария, как положено, когда ее окунули в купель, возмущенно покричала, но потом быстро успокоилась и уснула на руках у отца, которому Ирина, по его настоятельной просьбе, передала окрещенного младенца. Дальше все было красиво, и спокойно. И Диана молча, изнутри своего сердца, поблагодарила своего Друга. И он также молча принял эту ее благодарность.
Ирина, крестная Марии, не стеснявшаяся держать созданную с ее подачи молодую семью под контролем, заметила состояние своей подчиненной и забила тревогу. Прежде всего, забросила к ним в гости на пару дней «десант» из трех девушек Третьей роты. Им было поручено, не вклиниваясь в отношения между супругами, «загрузить» Диану требованием «обучить» их некоторым тонкостям ухода за детьми, от пеленания и смены подгузников, до аккуратного массажа хрупкого ребенка и измерения температуры. Диана учила их всему этому, и за указанное время резко взбодрилась, став наставницей. Впрочем, скорее уж она сама при этом осознала суть и значение всего, что уже привыкла делать «на автомате». Всеволод был рядом, помогал им советом, а иной раз, к удивлению самой Дианы и «прикомандированных» к ней девушек, умудрялся поправлять их действия. Девушки искренне радовались тому, что ее муж понимает все куда лучше, чем они сами, а Диана впервые задумалась о том, насколько Всеволод может, при необходимости, ее заменить, и насколько больше он готов уделять внимание Дитенке, чем ей, любимой. В ней даже на секунду проснулось чувство ревности. Впрочем, она тут же подавила его. Ведь Всеволод отец Марии! Кому как не ему знать, как именно с ней справляться!
А еще она поняла, что вполне может, понемногу переведя на мужа часть обязанностей по уходу за Марией, высвободить время для совместной работы с теми, кто готов предложить ей вернуться к Службе. Для начала, так сказать, «удаленно», по Сети, как за пару месяцев до этого. Ну, скажем, аналитика, работа с документами и «прокачивание» ситуаций. Она решилась, и со следующего дня, после того, как известила Ирину о готовности к этой «виртуальной работе», начала получать информацию для анализа. Все же, какое-никакое, а напоминание о Службе. Да и некоторые «премиальные», которые ей стали начислять на банковскую карточку, резко подняли у нее боевой дух для действий в «виртуальном пространстве».
А потом вся эта работа по системе «удаленного доступа» перестала ее удовлетворять. Когда Марии исполнился всего год с небольшим, Диана почувствовала, что уже не может больше сидеть дома. Когда она поделилась этим «служебным зудом» с мужем, Всеволод, как ни странно, с ней безусловно согласился, сказав, что лучше уж ей действительно перейти к реальной Службе. Что лучше ей вновь надеть оливковую форму, чем мучиться, скрипя зубами, листая в Сети, в системе «удаленного доступа», «виртуальные» материалы о боевой работе тех, кого она всегда обозначает этим многозначительным словом СВОИ, сокрушаясь, что все это не может выполнить непосредственно.
Всеволод заверил ее, что справится, и он ничуть не преувеличивал. Ее муж действительно взял на себя почти все заботы о Дитенке, как только Диана всерьез отняла Марию от груди. Странно, но ей не терпелось «ринуться в бой». Ну, хотя бы в реальные ментатские дела, пусть и не связанные непосредственно с «боевыми». И Диана решилась.
Батальон встретил ее радостно. Девушки были счастливы ее возвращению, а Ирина искренне обняла свою подопечную, когда та, наконец-то снова явилась в ее кабинет. Диана быстро включилась и в тренировки, и в учебу. При этом ее прежнюю «аналитическую» работу оценили очень высоко, даже предложили специализироваться на этом направлении и работать в штабе. Но Диана, затосковавшая в отпуске, хотела действия. Она рвалась к СВОИМ, к тем, кто работал «в поле». Она рвалась «на боевые»...
Впрочем, поначалу ее пыл довольно быстро остудили, резко ограничив сферу возможных действий. Ирина заявила, что для ответственных заданий ей следует еще подучиться, и все же настояла на ее временной специализации как планировщика боевых операций и аналитика. Диана послушалась, хотя при каждом удобном случае напоминала начальнице о былом обещании направить ее к тем, кто выполнял спецоперации и на территории Империи, и за границей.
Ее учили быстро и многому. Сканировать группы людей для «просвечивания» опасных мыслей, выявляя в толпе террористов и шпионов. «Считывать» информацию в голове реципиента, выявляя правду, ложь, умолчания, которые он себе позволяет в ходе беседы или даже допроса. А также просто читать его истинные мысли. Ну и, само собой, «работать» с электронными устройствами, заставляя их действовать так, «как надо». Впрочем, это направление было ей вполне знакомо. В конце концов, «заморочить» пропускной терминал, обеспечив беспрепятственный проход для СВОИХ, или «вскрыть» игровой автомат, заставив его, вопреки заложенным программам и теории вероятности, отдать «большой куш»... Право, разница не слишком велика!
И еще. Ирина начала ее плотно натаскивать на «охоту». Учила стрелять «на звук» из любого оружия. И еще чувствовать людей, которые ей противостоят, ощущать противника за многие десятки метров, уклоняться от ударов, уходить из-под прицела. Учила, как из «дичи» становиться «охотницей».
Да-да, именно Ирина дала ей это прозвище «Охотница», ставшее позывным Дианы Рязанцевой. Талантливая ученица гвардион-капитана почти все свои дни проводила на службе и учебе. А вечерами Ирина обучала ее всяким премудростям, так что когда Диана возвращалась в конце недели к мужу и дочери, у нее почти уже не оставалось сил ни на что. Даже, порою на интим с тем самым мужем, что всю дорогу заботился о Дитенке. Да и на общение с малышкой сил у нее находилось совсем не много.
И еще. Она снова начала периодически ревновать Марию к собственному мужу. А потом ругала себя за глупость, хватала девочку и не спускала с рук, целовала и ласкала ее. То ли в пику Всеволоду, который в кои-то веки заполучил ее домой. То ли доказывая самой себе, что она действительно любит собственную дочь, хотя и оставляет ее целыми неделями на попечение мужа.
Периодически ей становилось стыдно за то, что ее супруг, фактически, остался один. И она, уложив Дитенку спать, крадущимся шагом сексуальной Тигрицы входила в спальню... И обнаруживала Всеволода вовсе не дождавшимся ее и мирно спящим, без каких бы то ни было поползновений на пресловутое «исполнение супружеского долга».
Иногда она расстраивалась и молча плакала от обиды. А иногда нежно прикрывала его плечи легким пушистым одеялом, укладывалась рядом и обнимала его со спины. Дескать, я все понимаю, в следующий раз обязательно...
Она упорно пыталась «усидеть на двух стульях. Сама себе и окружающим говорила: «У нас все хорошо! Прекратите завидовать!» И улыбалась. Иногда даже сквозь тщательно скрываемые слезы...
Все шло по нарастающей, но Диана упрямо делала вид, будто все в порядке. Что ничего не происходит. Она просто не хотела видеть признаков надвигающейся катастрофы…
...«Диана! Тебе плохо, да? – Ортия слышит «изнутри» встревоженный голос Росинки. – Я чувствую, что ты сейчас мучаешься этими воспоминаниями. Тебе все тяжелее. Давай сделаем паузу, или совсем прекратим! Я не обижусь, правда-правда!»
«Тебе, наверное, все это очень неприятно? – чуть виноватым тоном отвечает ей Старшая. – Прости! Если тебе тяжело это выслушивать... Тогда мы действительно можем прекратить. Но мне хотелось...»
«Тебе хочется выговориться, да? – сочувственный тон Али нисколько не покоробил Диану. Девочка все правильно чувствует, она умничка! Странно, что Росинка так быстро научилась понимать такое, но, видимо, для нее это нормально. – Для тебя это как... исповедь? Ты ведь никому этого не рассказывала, ведь так? Даже Ирине?»
«Да, Аля, ты все правильно поняла. Видишь ли, мне было очень стыдно рассказывать о том, что случилось, – Диана искренне благодарна Але, и сейчас ей просто чуть-чуть неловко, что она как-бы использует (ой, какое некрасивое, но точное слово!) этого странного ребенка как собеседника «на крайний случай». - Ты действительно первая, кому я это поведала. Уж не знаю почему...»
«Тогда... – голос Алины, который Диана слышит «изнутри», на секунду замолкает. Ортии кажется, что девочка колеблется. Но нет, она, кажется, просто думает, как потактичнее обозначить, что ее Старшей необходимо продолжать. И, наконец, находит нужные слова. – Я сочту за честь исповедать тебя. Клянусь, что никому...»
«Нет-нет, Аля, милая! – забавно, но эта девочка явно гордится своей странной ролью, и готова всерьез принести «Присягу Исповедницы»! И все же, Диана смущенно дает понять, что в столь серьезных символических обещаниях вовсе нет никакой особой необходимости. - Не надо клятв! Я верю, что ты будешь хранить мои тайны в глубине своего доброго и светлого сердца. Но я признаю за тобой право рассказать обо мне все, что ты сочтешь нужным тому, кого сочтешь достойным этих тайн. Ты слышишь, я даю тебе такое право! Я тебе полностью доверяю!»
«Спасибо! – Диана чувствует в ответ еще одну теплую волну нежности, сопровождающую слова этой странной девочки, которая навсегда заняла самый уютный уголок в ее сердце. Аля как-бы смущенно, и одновременно с тем ободряюще улыбается «изнутри» своей Старшей. И это здорово! – Тогда продолжай, пожалуйста! Я хочу это узнать и понять. Пожалуйста, продолжай!»
«Добро! – Диана произносит эти слова «изнутри» с каким-то облегченным вздохом. – Я расскажу тебе. Ты действительно вправе это знать».