Рижские цветы. Гроза против пушки

Александр Брыксенков
         В Риге, неподалеку от завода «Арсенал №7», на тихой, зелёной улочке располагалась  Школа ФЗО №13, которая готовила для завода токарей, фрезеровщиков, слесарей и сантехников. Её сто десять воспитанников жили в большом одноэтажном доме, окруженном садами и огородами, которые  принадлежали  старательным рижским обывателям.

     Вечно голодные фабзайцы с вождлением бросали взгляды на желтые яблоки, на красные помидоры за хлипкими заборами.  Но жиганский закон сторг: «Где спишь, там не гадишь», поэтому плодово-овощное богатство соседей-латышей оставалось в неприкосновенности, чего нельзя бвло сказаь про отдаленные садово-огородные плантации.

     Однажды они по неведению обнесли ухоженный яблоневый участок, принадлежавший местному судье.  Мгновенно нагрянула милиция. Хотя яблоки успели затырить, но дух антоновки предательски присутвствовал во всех помещениях. Яблоки вскоре нашли  и выложили грудой на полу.

        Поибыл судья, высокая седая женщина.  Она псмотрела на яблочную кучу, на угрюмые лица фэзэошкиков, улыбнулась и сказала: «Пусть  дети кушают». Сказала и  уехала.

       Конечно, по возрасту воспитанники ФЗО были еще дети, но по существу это были хмурые, с насупленными бровями, суровые и  недоверчивые взрослые существа --  дети войны.

       Они прошли через бомбежки и обстрелы, пережили смерть близких и родных, испытали голод и холод. На их фоне Лешка Барсуков и три его детдомовских товарища, тоже далеко не комнатные мальчики, выглядели гогами.

        Теперь эти дети войны в своем сиротском положении ощущали себя в ФЗО, как в некой благостой обители, где одевают, кормят да еще и учат рабочей профессии.
     В основном это были беспризорники с Псковщины, Смоленщины,Новгородчины. Много было белоруссов. Латыши в этом учебном заведении отсутствовали.

     Утром после туалета ученики выстраивались в колонну по три. Во главе колонны становился Вася Мертвецов с гармошкой. Воспитатель подравнивал сторй, а затем давал команду на движение.

     Темно-синяя масса фззэошников двигалась по тихим улочкам Задвинья громко распевая под гармошку то «Расцветали яблони и груши», то «Хаз Булат удалой». Других песен гармонист Вася не знал. Порхожие, по мнению Лешки, неодобрительно поглядывали на этот караван.

     После завтрака в заводской столовой ученики  отправлялись в учебный цех. Будущие токари (и Лешка в их числе) осваивали профессию на «козлАх», простейших токарных станках без коробок подач и скоростей, без ходовых винтов и валиков . Только на третьем месяце обучения их поставили к приличным станкам, в том числе и к знаменитым ДИП-200, привезенным из России.

     Лешка с большим удовольствием осваивал токарное дело, где требовались смекалка, грамотность, соображение. Он считал, его самой благородной рабочей профессией.

     «Арсенал №7» изготавливал стрелковое оружие и ремонтировал пушки большого калибра. Автоматы и карабины отстреливались в подземном бункере на территории завода, пушки же для отстрела после ремонта вывозили на взморье, на специальный полигон.

      В команду по отстрелу орудия входили инженер-оператор, военпред,  профессиональный артеллерист и солдат, вооружённый автоматом. Им в помощь выделялись три фабзайца. Пацаны помогали устанавливать орудие, таскали ящики, подавали снаряды, драили пушку после стрельбы.

     Понятно, что выезд на полигон был для ребят настоящим праздником, особенно летом: купание в море, солнечные ванны и, как финал, стрельба из пушки. Все хотели текого праздника, поэтому был составлен список очередности.

      Дошла очередь и до Барсукова. Чтобы грозным видом орудия не напрягать местных националистов, испытатели выезжали  на полигон рано, в пять утра.

  Лешка и два его товарища, один из которых был Вася Мертвецов,  залезли в кузов машины, с прицепленной к ней пушкой, удобно расположились следи оборудования и боезапаса и укрылись брезентом. В кабину к водителю сел солдат с автомтом. Сзади пушки пристроился «виллис» с командой испытателей. Тронулись.

       В пути Барсуков поинтересовался:

     -- Васька, откуда у тебя такая противная фамилия?

     -- А от деда. Он в деревне колдуном считался. Мог, якобы, с покойниками общаться. Вот его так и прозвали. А от него через батю и на меня кликуха перекинулась.

    -- Ты,  что так и будешь всю жизнь с этой фамилией маяться? От тебя же все девки разбегаться начнут.

     -- Паспорт стану получать – обязательно сменю фамилию. Я уже придумал. Сменю на Пушкарева. А метрики сожгу, чтобы и следов не осталось. Нормально?

     -- Нормально.

     -- А с фамилией все на просто. Понимаешь, Леха, когда я участвую в каком- нибудь деле с народом, то всегда возникают разнве бяки.

    --  Да ну?

    -- Точно! Фамилия как-то подло влияет

     Взморье встретило заводчан неприветливо. Темно-синиие тучи лезли от  горизонта одна на другую, изрыгая блескучие молнии. Гром рокотал, но,  пока что, не воинственно, а глухо и как бы добродушно.

     Установили пушку на испытателнной площадке, задействовали измерительные приборы, подали питание на аппаратуру, размещенную в море на специальныыых буях. Лешка вцепился в шнур, готовый по команде  инженера произвести выстрел.

     Иненер махнул рукой, Лешка дернул шнур. Орудие ахнуло, и болванка, свистя и шелестя, пошла в темно-синюю тучу.  Туча в ответ на выстрел разразилась снопом молний и мощным громыханием.

   По программе испытаний нужно было произвесть три выстрела: с вовышением в 45 градусов, с возвышением в 30 градусов и при нулевом возвышении.

      К орудиию встал Васька. После его выстрела небо взбеленилось. На побережье обрушился ливень с градом.  Молнии на затухали, гром трещал , ухал и ахал.

      Испытатели, спасаясь от ливня, кинулись в вагончик. Только они захлопнули за собой  дверь, как молния и гром одновременно вжарили по вагончику и он запылал.

      Оглулшенный и испуганный народ борзо выскакивал из горящего вагончика и  устремлялся в кабины машин. 

     Лешка, оказавшись с гармонистом в одной кабине, заметил:

    -- Да, Васька, в тебе что-то есть темное. До получения паспорта ты вот, что сделай: сходи в церковь, поговори с батюшкой, покайся и причастись. Кстати, ты крещеный?

    -- А, как же!

    -- Вот и двигай.

    -- Думешь поможет?

    --  Обязательно поможет! Моя бабушка всегда так делала. Она тоже немного подколдовывала.

     Когда подъезжали к Риге, гроза уже иссякла.  Машины въехали на территорию завода.  Фабзайцы вылезли из машин  и шустро поскакали в столовую, надеясь разживиться чем-нибудь съестным.

     В первое же воскресенье Васька отправился в православную церковь. По просьбе Васьки за компанию с ним отправился в церковь и Лешка. В храме шла служба. Ребята дождались момента, когда поп перестал махать кадилом и что-то провозглашать и робко подошли к нему.

     Батюшка ласково их поприветствовал и благословил, а затем    поинтересовался, что их тревожит  Васька стал сбивчиво рассказывать священнику о дурном влиянии фамилии на его жизнь.

      Служитель культа дело свое знал хорошо. Он и душевно побеседовал с Васькой, и причастил его и Лешку, и дал несколько добрых советов. Из церкви пацаны вышли с радостью в душе и с уверенностью в том, Васькина фамилия больше не будет мешать ему жить.

     Что ни говори, а в церкви что-то есть. Что-то успокаивающее, умиротворяющее. В ноши дни, когда бедному народу не к кому обратиться за помощью, советом, церковь  стала единственной сопереживальницей.  Люди потянулись к попом. А это плохо, так как означает, что жизнь в стране стала очень трудной.