Росинка и Ортия.
23. Немного грусти… (Умолчания и понимание)
«Перерыв!» – объявила Ортия, делая очередную паузу в своей «ментальной трансляции». И аккуратно вышла из «ментального пространства».
Странно, но в этот раз у нее все получалось удивительно легко. И даже смена визуализации, приспособление ощущений к обычному пространству рабочего кабинета, в этот раз прошло куда проще. Даже без головокружения. Кстати, похоже, что у ее визави по ментальному общению тоже все прошло вполне гладко. Удивительно!
- Диана! Ну, почему ты так? – Алина не только не испытывает неудобств, связанных с выходом из «виртуального пространства» воспоминаний своей Старшей. Она явно недовольна этой паузой, почти что даже возмущена. – Я только узнала, что ты, оказывается, гвардионка, да еще и боевой ментат, только-только начала вникать в перипетии твоих семейных дел! А ты вот так вот сразу и отрубаешь сигнал, да еще и на самом интересном месте!
- Хорошего понемножку и порциями. Скромными! – Старшая четко обозначила расклад на предмет «А без излишней наглости не потянет?» Впрочем, ее воспитанница, в принципе, готова была удовольствоваться и куда более скромным вариантом.
- Ты против? – Алина, почувствовав перемену ее настроения, сразу меняет свой тон. – Я опять была бестактна? Прости, я, право, не хотела...
- Тебе нужно отдохнуть, - Диана произносит это самым серьезным голосом.
Она встает из-за стола, подходит к угловому диванчику и, хлопнув по рычажку, включает электрочайник. Потом вновь обращает лицо к своей воспитаннице.
- Ты... – Росинка смущенно недоговаривает и, как бы извиняясь, улыбается ей.
- Не обижайся, Аля, - Старшая чуть смущенно улыбается ей в ответ. – Просто я хочу, чтобы все было правильно и безопасно. Не сердись, но я теперь должна быть очень аккуратной.
- Все не можешь забыть, - Алина сокрушенно качает головою. – Ну, я уже не знаю, как тебя убедить...
- Не убеждай меня, не надо! – Диана, похоже, не согласна со своей благородной воспитанницей. – Я ничего не забуду. Не имею права забывать то, что я сделала. Прости.
- Я простила, - Алина явно огорчена, - а вот ты себя простить никак не можешь. И это неправильно!
- Не будем спорить, - Диана своей мягкой улыбкой обозначает непреклонность своей позиции, при всем уважении к точке зрения Росинки. И переходит к делу:
- Давай-ка, выходи из-за стола. Лично я собираюсь делать разминку, а потом немного перекусить. Так что, если хочешь продолжать, присоединяйся!
- Конечно, хочу! – Алина не заставила себя долго ждать и бегом присоединилась к своей Старшей, вышедшей на свободное место в Зеленом уголке. – А что нужно делать?
- Выполним обычные упражнения на активизацию мышц, – охотно откликнулась Диана. - Потом на релаксацию... И еще я покажу тебе парочку дыхательных упражнений. В общем, начинаем! Делай как я!
Алина оказалась весьма способной ученицей! Все-таки, спортивная закалка и высокая степень адаптивности, развитая командными играми, в сочетании друг с другом давали хороший результат. Девочка схватывала суть несколько новых для себя упражнений буквально налету. Диана не могла нарадоваться на нее. А может быть, ей просто хотелось побольше хвалить свою Алю... Ну, после всего...
Нет, все-таки сенситивность Росинки это нечто! Вот стоило Диане всего только лишь на секунду, буквально краешком мысли зацепиться за тему совершенного ею, как Аля тут же весьма многозначительно на нее посмотрела. Дескать, за твоими размышлениями по поводу меня любимой, я следила, слежу и буду следить! И не дай Бог тебе хоть на секунду подумать о том, что ты плохая!
Диана тут же «схлопнула» едва «нарисовавшуюся» на горизонте депрессовую мысль, чем вызвала удовлетворенный кивок головы со стороны своей воспитанницы.
Н-да...
Похоже, воспитание, это процесс взаимный и обоюдный! В их случае все обстоит именно так.
Поэтому, чтобы как-то успокоить и себя и эту чувствительную девочку, Диана просто улыбнулась и жестом пригласила ее к чайному столику. Потом снова быстро заварила и разлила по чашкам чай. Кстати, в этот раз аромат она ощутила весьма отчетливо. Все-таки ее личная сенситивность очень зависит от настроения и общего состояния. И это странно. Раньше таких перепадов в ощущениях у нее не бывало.
В этот раз Росинка не заставила себя упрашивать и уселась за стол без дополнительных пригласительных церемоний. Девочка взяла в руки чашку и немного смешно принюхалась к ее содержимому.
- Странно, а я всю дорогу чувствую запах одинаково! – этой фразой она откровенно демонстрирует своей воспитательнице, что по-прежнему в курсе всех ее, суровой Дианы Ортии, «внутренних переживаний». – Все-таки любишь ты придумывать себе сложности!
- Накажу! – сурово улыбается Диана.
- Ух ты! – с преувеличенным восторгом, и несколько дерзко восклицает Аля. – И как же? Ну-ка, ну-ка!
Кажется, ей действительно интересно. Ну, на фоне всех этих душевных терзаний ее Старшей.
- Я еще не придумала! – отшучивается Диана. – Может быть, не дам тебе конфитюра... Или наоборот, заставлю съесть вторую порцию... Короче, мучайся ожиданием, вот!
- Все-таки ты жестокая! – усмехнулась ее Аля, и уточняет. – А наказывать будешь прямо сейчас?
- Нет, завтра, после обеда! – Диана снова улыбается и напоминает:
- Кстати, раз уж зашла речь о еде, не забудь, что ужин сегодня передвинули на восемь часов. Так что ты, возможно, еще успеешь подкрепиться! Ну, если поторопишься!
- А который теперь час? – в тревоге спрашивает Росинка.
Диана молча указывает ей на часы, висящие на стене, где находится входная дверь в ее кабинет, там, совсем недалеко от входа.
- Половина восьмого! – удивленно произносит Алина. – А мне казалось, что уже далеко за полночь!
- Ну, если бы у нас с тобою все настолько затянулось, тебя бы уже весь Центр разыскивал! - со знанием дела произносит Ортия и добавляет: - А вообще, ментальное общение «сжимает» объективное время и удлиняет субъективное. Хотя, бывает и наоборот...
- Ты торопишься? – Алина смущается. – Прости... Я, наверное, тебя отвлекаю...
- Отвлекаешь, - спокойно кивнула головой Ортия. – От грустных мыслей и одиночества...
- Я... – голос Росинки дрогнул. – Напомнила тебе о чем-то нехорошем, неприятном? Тогда вспомни то, что тебе приятно. Или просто прекратим это все... Я не хочу, чтобы ты грустила!
- Эта грусть... – Диана тихо вздыхает, а потом, чуть улыбнувшись, качает головой. – Не бойся, Аля, я ею уже переболела. И ты, именно ты вправе знать о том, что было со мною на самом деле. Иначе все получается как-то уж слишком отлакировано, будто я вспомнила для тебя такую милую, добрую, но совершенно нереальную сказку, где всем хорошо, все добры и счастливы... А в жизни все всегда сложнее. И, увы, красивую сказку мы частенько стираем своими руками, сами того не желая.
- Твоя Сказка... закончилась? – Алина посмотрела на нее сочувственно. – Но... почему?
- Я сделала Выбор, - спокойным голосом ответила ее Старшая. – И мне пришлось принять его последствия. С другой стороны... Да нет, мне, откровенно говоря, еще повезло. У других ситуация складывалась порой много хуже.
- Если тебе тяжело это вспоминать... – Алина замолчала на середине фразы и просто мягко коснулась ее руки, давая понять, что продолжение «ментального общения» вовсе не обязательно.
- Нет, Аля, - грустно улыбается Диана. – Нет, моя дорогая! Тебе стоит это узнать, чтобы понятно было, почему я оказалась здесь, в Центре.
Девочка в ответ промолчала, давая своей Старшей понять, что дальнейший разговор на эту тему зависит только от ее желания. Впрочем, этого желания у ее взрослой собеседницы отнюдь не убавилось.
- Допивай чай, - распорядилась Диана. – Я вижу, что ты в форме. Ну что же, давай продолжим.
- А ужин? – шутливо спросила Алина. И даже чуть-чуть скаламбурила:
– Ужель нам не нужен?
- Поужинать я тебя, так уж и быть, отпущу, - смилостивилась Диана. И добавила:
- Если, конечно, ты голодна.
- Не очень, - вполне искренне ответила девочка.
- Я тоже так думаю, - согласилась с нею Диана. – В крайнем случае, мне придется позвонить Кле и отпросить тебя у нее. Сообщить ей, что я с тобой сегодня работаю.
- Ой, а я ведь не сказала ей, куда пойду! – Росинка потянулась к «мобилке». – Я просто попросила Ирину передать, что я... задержусь.
Она недоговорила и смущенно опустила взгляд куда-то в пол.
- Не дело! – укоризненно заметила Диана. - Позвони и предупреди ее, чтобы не волновалась!
- Слушаюсь! – шутливо отрапортовала Росинка.
А потом вынула свой аппарат из кармана и приготовилась, наконец-то, позвонить своей воспитательнице.
- Звони уж, своевольница! – мягким тоном распорядилась Ортия и вздохнула. – Жаль, что наша с тобою «конспирация» теперь летит в тартарары. Как бы не было проблем...
- А давай я что-нибудь придумаю! – Росинка весьма оптимистична. Впрочем, как всегда! :-)
- Нет! – Диана отрицательно мотнула головой. – Не вздумай лгать! Я не нуждаюсь в оправданиях!
- Каких оправданиях? – удивилась девочка.
И тут только до нее дошло.
- Ты не имела права меня сегодня приглашать, ты из-за этого волнуешься, ведь так? – тихим голосом спросила она. – Проблема в том, что ты хочешь... признаться? Но ведь вовсе не обязательно сообщать Клеопатре, ой, прости, Кире Ивановне, что ты меня...
- Что я тебя? – многозначительным тоном спросила Диана.
- Ну... наказала лозой, – Алина чуть смущенно обозначила ситуацию и сразу же уточнила, видя скептическое выражение лица своей Старшей. – Я сказала глупость, да?
- Нет, - вздохнула Диана. – Просто Кле сразу все поймет или, во всяком случае, что-то заподозрит. Она ведь хорошо помнит про твою травму. И никак уж не поверит, что ты сюда пришла просто попить чайку! Ну как ты ей все это объяснишь, девочка моя?
- А очень просто! – Росинка усмехнулась и, не обращая внимания на недовольное выражение лица своей Старшей, выбрала на своей «мобилке» нужный номер и сразу же нажала кнопку вызова.
Уважаемые Читатели, наверное, заметили, что юная Героиня нашего повествования, несмотря на весьма несовершеннолетний возраст, действует иной раз очень даже самостоятельно. Что делать, это специфика ее личности. Всякий раз, когда возникает необходимость принять решение «за двоих», она предпочитает рискнуть и действовать в интересах не столько себя любимой, сколько этого самого предполагаемого «другого лица», даже не будучи твердо уверена в успехе, и в том, что ею вообще останутся довольны. Не всегда это бывает обосновано, но Росинка предпочитает все же сделать и сожалеть о сделанном, чем не сделать и сожалеть об упущенной возможности. Впрочем, ее риск обычно хорошо продуман. Или интуиция у нее на высоте? Кто же знает, что в жизни важнее, на самом-то деле? :-)
Адресат ее несколько запоздалого звонка отозвался почти сразу.
- Да, Алина! – голос Клеопатры был дружелюбен. – Я тебя слушаю!
- Кира Ивановна! – к счастью, у Росинки хватило ума назвать свою воспитательницу по имени-отчеству, а не ее прозвищем, которое девочкам было куда более привычным! – Ирина Вас предупредила, куда я пошла?
- Да, конечно! – ответила Клеопатра.
- Кира Ивановна! Я... – Росинка на секунду сделала паузу, собираясь с мыслями, и тут же выдала хитроумно-замысловатую, весьма многозначительную фразу:
- С Вашего позволения, задержусь у... Старшей, хорошо?
Девочка почему-то подумала, что ложь с упоминанием Вострецовой, у которой она как-бы сейчас находится, в любом случае будет встречена Дианой без энтузиазма. И поэтому заменила имя и отчество математички на уклончивый эвфемизм. К тому же, это давало ей условную иллюзию относительной правдивости всего расклада. Ведь слово Старшая может означать очень разные вещи. И Алина решила, по возможности, играть в недоговорки и умолчания. На что она, откровенно говоря, удивительная мастерица! :-)
- Странно ты называешь своего Шефа! – Клеопатру явно позабавило это сымпровизированное обозначение, которое Алина для себя использовала сразу для двух женщин, помимо Киры Ивановны взявших на себя нелегкий труд по ее, Росинки, воспитанию. – Но, в принципе, я не возражаю. Вот только насчет ужина... Ты придешь?
- Ой, а меня здесь чаем уже напоили, - сказала Росинка чистейшую правду. – И я вовсе и не голодная! Кира Ивановна! Ну, можно я не приду, а?
- Вот уж не знала за тобою такой любви к математическим задачам! – голос у воспитательницы был несколько удивленный. – Хотя, я полагаю, вы с нею общаетесь не только на математические темы, ведь так?
- Ну... Да, меня здесь немного проработали в морально-этическом аспекте! – Алина снова сказала чистую правду, хотя и не полную! – Чтобы не зазнавалась, хорошо вела себя и всякое такое.
- Ну, если только совсем-совсем немного! – рассмеялась Клеопатра. – Полагаю, серьезных нравоучений ты не заслужила!
- Нет-нет! Все в порядке! – заверила ее девочка, уклоняясь от скользкой темы «заслуженного и незаслуженного». – Мне рассказали много всего... такого интересного! И пообещали еще больше, и рассказать, и объяснить! Ну, пожалуйста, Кира Ивановна, разрешите! Ну что Вам стоит? Один-то раз?
- Вообще-то это сущее безобразие! – с показательным возмущением произнесла Клеопатра. Естественно в шутку! - Но я, в принципе, доверяю Кларе Федотовне. Думаю, уж она-то о тебе точно позаботится.
- Так Вы согласны? – Алина просияла лицом, и этот восторг прозвучал в ее голосе.
- Ну, хорошо, хорошо! – Клеопатра явно улыбнулась. – Я понимаю, тебе это нужно. Опять-таки, твой Шеф имеет право, и учить тебя и воспитывать сугубо индивидуально. Передавай привет своей... Старшей! Кстати, Алина, ну и словечки у тебя! Явно Вострецова влияет! Но это к лучшему. Оставайся у своего Шефа сколько нужно, только ради Бога, не засиживайся допоздна!
- Спасибо! – живо ответила Алина и отключила вызов.
- Ну вот! – улыбнулась она. - Теперь Клеопатра, ой, простите, Кира Ивановна не будет волноваться!
- Все-таки, ты ей солгала, - грустно заметила Диана. – Алина, это, может быть, пока что еще и не мое дело, но, по-моему, говоря с ней про Старшую, ты имела в виду Вострецову. Так?
- Я... На самом деле, я имела в виду тебя, - Алина попыталась выбраться из словесной ловушки, в которую, откровенно говоря, сам себя только что и загнала. – Просто... Ну, я сразу Ирине сказала, что пойду к своей Старшей. Это ведь... ты!
- Ирина, эта девочка, ваш капитан команды, она тоже так подумала? – укоризненно покачала головой Диана. – Ой, Алина, если нам с тобою сойдут с рук сегодняшние посиделки... Я сама, собственноручно займусь воспитанием твоей правдивости. И учти, я приму меры и буду... отучать тебя от этой странной манеры... маскировать словами то, что происходит на самом деле! И потом, а что если Кле встретит в коридоре Вострецову, и поинтересуется, где ты и что ты делаешь? Или узнает, что наша «звезда математики» уже час или полтора как уехала домой? Что ты тогда скажешь своей воспитательнице, правдивая ты наша?
- Тогда я скажу, что меня неправильно поняли! – ответила вполне уверенным тоном Росинка. – И признаюсь, что ты со вчерашнего вечера тоже моя Старшая. Ты выявила явные несовершенства моей личности и, как психолог, взяла меня на контроль до полного исправления. Это тоже будет правдой!
- Опять-таки не всей! – Диана опять недовольна поведением девочки. – Ну что у тебя за манера изворачиваться и недоговаривать? Так ведь нельзя! Ты должна быть честной!
- Хорошо, - сказала Алина, – тогда мы просто скажем, что я пришла к тебе, как к Старшей, отчитаться об исполнении твоего поручения.
- Какого? – Диана по-прежнему весьма скептична.
- Того, что я исполнила нынче утром! – Росинка сделала вид, что очень серьезна. – Я сходила к Вострецовой и извинилась. Кстати, она это обязательно подтвердит. И никто ничего не заподозрит. А значит, ни о каком наказании, с твоей стороны, упомянуто не будет!
- Я не хочу, чтобы ты лгала и выгораживала меня! – Диана уже почти рассердилась на нее.
- А я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были неприятности! – вот теперь голос Алины стал совершенно серьезным. – И потом, я лгать и не думаю. Вчера ты сказала мне, чтобы я извинилась перед Кларой Федотовной. Сообщаю тебе, что я извинилась. Теперь я могу с чистой совестью сообщить Клеопатре, ой прости, Кире Ивановне, если она, конечно, спросит об этом, что отчитывалась перед тобою об исполнении твоего поручения. А ты занималась моим нравственным воспитанием, а также делала мне массаж и прочее, что было необходимо.
Диана вновь отрицательно мотнула головой.
- Хорошо, - Алина вздохнула и придвинулась ближе к своей Старшей. – Где я солгала? Ну, скажи мне, где?
- Твоя ложь остается в умолчаниях, - Диана отвела свой взгляд в сторону. – Но она остается ложью!
- А педагогическая тайна? - напомнила Росинка, показав, что неплохо запомнила ее вчерашний вводный урок. – Ты ведь не вправе раскрывать подробности своей работы. А я скажу Клеопатре только то, что нужно ей знать, и ничего больше. Уверена, она ничего и не заподозрит!
- Ты хочешь меня спасти, - Диана вернула свой взгляд этой великодушной девочке и положила ей на пальцы свою ладонь. – Это благородно с твоей стороны. Но честно ли это?
- А если тебя уволят или сделают с тобою еще чего похуже? – Росинка серьезна, и ее Старшая вынуждена молчаливо признать, что девочка совершенно права, и в ее ситуации подобные недоговорки куда лучше, в смысле, куда безопаснее безусловной искренности.
- Значит, этот грех ляжет на меня, - тихо произносит Ортия, как бы подытоживая ситуацию. А потом обозначает расклад так, как ей видится:
- Давай отложим этот вопрос, хотя бы до восьми вечера. Если тебя не хватятся, я постараюсь в дальнейшем не ставить тебя перед подобным выбором. А если хватятся, тогда я скажу...
Диана на несколько мгновений смущенно опускает очи долу. А ее воспитанница как-то понимающе улыбается.
- Не издевайся, - Диана вернула ей свой взгляд, но по-прежнему немного смущена. – Я просто хочу, чтобы все было правильно!
- А правильно, это когда по справедливости! – Росинка адресно, по-особому улыбнулась ей, поясняя свою точку зрения. – А справедливо, это когда всем (девочка четко выделила это слово) хорошо. И учти, если тебя, не дай-то Бог, хоть как-то накажут...
Алина многозначительно покачала головой, и Диана, тяжело вздохнув, кивком головы обозначила свое согласие с этой удивительной девочкой. Которая снова оказалась права и даже смогла убедить в своей правоте Старшую.
Все было ясно как Божий день! Полноценное наказание Ортии означало, что Старшая и Младшая Скользящая должны быть разлучены навсегда. Как понимают Уважаемые Читатели, такой вариант ни в коем случае не отвечал интересам их обеих. И уклончивая «ложь во спасение» их в этом случае объективно устраивала куда как больше правдивого рассказа обо всем произошедшем. Действительно, Росинка, нужно отдать ей должное, отличается особой, утонченной хитростью, при обыгрывании любых подобных ситуаций. Но, к ее чести, нужно отметить, что это всегда касается исключительно тех случаев, когда необходимо спасать не ее саму, а кого-то другого. Таким хитросплетением «психологических» кружев, из недоговорок и уклончивых умолчаний, не доходящих до прямого обмана, но служащих той же цели введения в заблуждение, для себя любимой Росинка бы и заморачиваться и не стала. Но ее подруги, или любимая Ортия дело другое, здесь она проявляет себя во всем блеске!
Если честно, Автор почему-то не склонен ее за это осуждать! Просто потому, что он лично ей безусловно симпатизирует! Сорри! :-)
- Мы продолжим? - Алина попыталась отвлечь Диану от весьма скользкой темы «старшинства» и «педагогической тайны» применительно к одной весьма хитроумной девочке, в надежде на то, что у Клеопатры вряд ли возникнет желание поинтересоваться у Клэр, действительно ли она, Росинка находится у нее.
К тому же, девочка справедливо рассуждала, что в случае, если бы у воспитательницы ее группы возникли хоть малейшие подозрения на эту тему, она не постеснялась бы набрать номер Вострецовой. И ее, Алины, «мобилка» уже грозно гудела бы зуммером, требуя от завравшейся воспитанницы дать немедленный отчет о местонахождении, чем она изволит заниматься в текущую историческую эпоху (когда Клеопатра в гневе, она частенько переходит на несколько «высокопарный штиль»!). И вообще, почему одна травмированная девочка, которая должна находиться под жестким и неусыпным контролем воспитателя, до сих пор не находится в своей комнате и не отдыхает после напряженного дня?!
И самое главное, имя Дианы Рязанцевой, психолога-«исполнительницы», в этом контексте будет звучать как минимум крайне подозрительно...
Впрочем, Алина, в случае изобличения ее «лжи в умолчаниях», в любом случае собиралась взять всю вину на себя, в расчете на то, что ее любимая Ортия будет вести себя благоразумно и просто промолчит, не признаваясь в содеянном. Хотя бы ради нее, ради той Скользящей, которую Диана Рязанцева взялась опекать.
Да, Алина готова была даже солгать напрямую. Но, естественно, предпочла несколько более изящный вариант. Просто потому, что так будет красиво. Да и ее Старшей это должно быть много приятнее.
- Продолжаем! – соглашается Диана. Ей почему-то кажется, что рассказав только о красивой странице своей жизни со Всеволодом, она поступит неправильно. Все-таки, тогда история их жизни оказалась не столь уж позитивной.
Впрочем, все могло быть и хуже...
И об этом Росинка, Высший ментат, лично инициированная Дианой Ортией, должна знать. Просто потому, что ей необходимо быть в курсе проблем такого рода. И Диана продолжила...
...Свадьба стала первым шагом, отделившим ее от других гвардионок. Теперь расписание ее службы было сильно смягчено, и она один-два дня в неделю обязательно проводила дома, в той самой квартире на Елоховской улице. Оказалось, что когда-то она принадлежала бабушке Всеволода. Родители, унаследовав столь ценную недвижимость, переписали ее на детей, Всеволода и Степана. А потом Степан уехал из Москвы далеко, в Мурман, где ему предложили серьезные перспективы на судостроительном заводе. Вот так у Всеволода во владении оказалась та самая, квартира, где они создали свою Студию Счастья.
Да-да, «Студия Счастья Всеволод». Такую странную табличку прикрепил ее муж на двери. И Диане эта странная фраза, выстроенная вопреки всем правилам Русского языка, очень нравилась. Муж часто рисовал ее. И в гвардионских форменных нарядах, и в странных фэнтэзийных одеждах, которые ему иногда присылали знакомые модельеры. У Дианы появилось много знакомых среди пресловутой московской богемы. Она в тайне ожидала от этих несколько странноватых персонажей (и это порою мягко сказано!) каких-то экстравагантных поступков, проявления сугубой порочности, от которой ей, возможно, придется спасать мужа-художника... Алкоголизм, наркотики, женщины э-э-э... специфического (так корректно?) поведения... Всего этого она очень даже опасалась. Ибо персонажи из сферы художественного творчества обычно склонны ко всякому странному и не всегда приличному! :-)
Действительность оказалась не столь уж кошмарной. Всеволод, как это ни странно, не был склонен ко всему тому, что казалось ей ужасными соблазнами для творческой личности. Но у него был один серьезный недостаток, который проявился чуть позже. Он всерьез опасался за нее, поскольку считал ее Службу слишком опасной. Особенно для «дитенки», как он называл ту маленькую Жизнь, что уже зародилась в Диане, и развивалась внутри его Любимой по своим непостижимым законам Чуда.
Да, поначалу ему льстило, что его жена служит среди тех, кто был, в числе прочих романтичных персонажей, героинями его произведений. Он сходу принял правила игры, которые гласили, что Диана принадлежит ему только в те редкие дни и часы, когда не занята своей Службой. Зато принадлежит вся, полностью и без остатка. Он согласился быть как бы на вторых ролях, «перехватывая» ее в промежутках между ее специальной учебой, физическими упражнениями и «аналитической работой» над некоторыми особыми проектами, к которым привлекли молодую женщину-ментата.
Да, о ее особом даре он догадался сам, после тех странных снов, когда Диана являлась к нему как живая, и говорила с ним. И Всеволод вовсе не спорил с тем, что его Страна имеет право распоряжаться временем той, кто был ему дороже всего на свете.
Но однажды, меньше чем через два месяца после свадьбы, когда он приехал забрать свою законную супругу домой на ее законный выходной, Диана повела себя очень странно. Вышла к нему на КПП в парадной форме, но почему-то со слезами на глазах. Вышла и сказала, мол «Сейчас не могу, потому, что... В общем, все потом, потом... Уезжай, Милый!.. Пожалуйста! Не сегодня!» И, отвернувшись, убежала обратно к воротам.
Ему стало интересно. Нет, это была не только условная ревность, но и вполне искреннее желание разобраться в ситуации. И он остался. Пристроил машину (скромненькую бэушную малолитражку, не слишком-то новую, фактически перебранную вручную еще его отцом) в стороне, примерно за километр до их проходной. А сам прошел лесом, как ему казалось, минуя возможные точки наблюдения периметра, до удобного места, и скрываясь за деревьями, почти как шпион (самому было смешно!), спрятался-залег с биноклем в руках. Сей оптический наблюдательный инструмент нашелся у него в машине как нельзя кстати.
Всеволод устроился в кустах на пригорке, с которого неплохо просматривалась заасфальтированная площадка недалеко от КПП. Он хотел понаблюдать за тем, что происходит. Что-то подсказывало ему, что Диана скоро появится. Мысль о том, что наблюдение, как и любое действие, вполне может быть взаимным, тогда в его голову почему-то не пришла.
Действительно, ждать ему пришлось недолго. В скором времени железные ворота с гербовыми знаками на створках отворились, и показалась торжественная процессия. Небольшая, всего человек двадцать. Они шли пешком за небольшой бронемашиной, к которой был прицеплен орудийный лафет. Без орудия, поскольку на нем располагался совсем другой предмет...
Естественно, Всеволод понял все и сразу. И почему Диана в парадной форме, и почему ей сегодня не до него...
А ее слезы...
Слезы были на месте. Там, где им и положено быть. На щеках.
Дианка, его Дианка шла сразу за катафалком. В каком-то странном оцепенении, Всеволод рассматривал ее, идущую торжественным церемониальным шагом, по асфальтированной дороге, под сенью сентябрьских деревьев, уже начавших понемногу сбрасывать пожелтевшую листву. Осеннее солнце ярко освещало ее, и он как-то особенно обратил внимание на немного округлившийся живот своей жены. И впервые с ужасом подумал, что то, чем она занимается, это не только красиво, но и опасно. Смертельно опасно. Не только для нее самой, но и для «дитенки».
В парадной форме, с непокрытой головой, Диана шла, держа в руках красную подушечку с каким-то знаком. Всеволод даже догадался, с каким именно. А также понял, что та, кого хоронят, это наверняка одна из тех прекрасных девушек, что так красиво держали скрещенные сабли у них над головами тогда, при выходе из ограды Елоховского собора. Кто-то из гвардионок, только-только, вместе с Дианой, закончивших обучение, и еще не получивших за свою Службу ни одной награды. Кроме того странного восьмилучевого значка, который носит на кителе оливкового цвета его жена. И которым она бесконечно дорожит. Значит, погибла одна из ее близких подруг.
Всеволод ощутил стыд за то, что он, не отрываясь, смотрит на это зрелище. Что он, Всеволод Вечеровский, как будто бы подглядывает за интимным моментом, который ему довелось увидеть чисто случайно, а он, вместо того, чтобы отвернуться и уклониться от этого просмотра, продолжает это не слишком нравственное дело. И внезапно, в тот самый момент, когда Всеволод испытал эти, не слишком приятные ощущения нравственного порядка, молодой человек перестал что-либо ощущать. Он просто потерял сознание...
...Когда Всеволод открыл глаза, перед ним было вовсе не заросшее пространство лесной чащи. Он сидел на старом жестком стуле. Кисти его рук были жестко стянуты за спиной, причем руки его были заведены за спинку этого стула. Впрочем, ему можно было пошевелиться. Что он и сделал. Уже хорошо. Всеволод попытался рассмотреть находящееся перед ним и заметил, что находится в каком-то весьма скромно обставленном кабинете, явно служебного назначения. Перед ним был небольшой офисный стол из темного дерева. Сам он по одну сторону, по другую обычное офисное кресло. И в нем никого нет. Пока что никого нет.
- Он очнулся! – раздался молодой женский голос где-то у него за спиной.
- Хорошо, - откликнулся женский голос чуть более низкого тембра, - сейчас разберемся, кто это у нас здесь такой красивый нарисовался!
Всеволод оглянулся на этот голос и увидел проходящую из-за его спины к тому самому столу женщину в камуфляжной форме. Светлые волосы до плеч забраны в хвост, ростом, возможно, чуть ниже его, возраст... Трудно сказать. От тридцати до тридцати пяти, где-то так. Кстати, первый голос принадлежал совсем юному созданию с темными волосами, в маскировочном осеннем комплекте «лесного» камуфляжа, со всеми этими странными нашитыми лоскутками в виде листиков и обрывков чего-то приблизительно напоминающего палую листву. На плече у этой девицы висел автомат.
- Итак, - женщина каким-то скептическим тоном произнесла это слово, - некий молодой человек решил поразвлечься чем-то средним между игрой в шпионов и вуайеризмом. Будьте так любезны объяснить, кто Вы такой и что именно Вы делали, спрятавшись в кустах рядом с КПП воинской части? Зачем Вам потребовалось вести наблюдение за церемонией похорон? Советую отвечать честно и без выкрутасов. Девочки были с Вами нежны и тактичны. Они просто «выключили» Вас, без причинения каких-либо страданий. Но это они. А вот я могу оказаться вовсе не столь щепетильной. Так что начинайте признаваться сами, без принуждения, а иначе...
- Стоит ли начинать знакомство с угроз? – Всеволод усмехнулся. – Тем более что в НАШЕЙ Стране пытки запрещены. И вряд ли Вы нарушите суровый запрет на жестокое обращение с государственными преступниками. К тому же, я вовсе и не преступник, и совершенно не хотел доставить кому бы то ни было неприятности.
- А Вы наглец, сударь! – его собеседница, на погонах которой он разглядел вроде бы целых две звездочки, как-то одобрительно усмехнулась ему. – Сразу так уж и обвинять меня в пытках! Еще чего! Много чести, господин хороший! Между прочим, я запросто могу составить протокол о Вашем неподобающем поведении, и местный судья приговорит Вас к общественному порицанию! Будете висеть в виде портрета на местной «дощечке». Неужели Вам нужна такая обуза?
- Вовсе нет! – искренне ответил молодой человек. – Впрочем, Вы могли бы начать разговор, просто сняв с меня нынешнюю обузу. Ну, так, для начала. А то, знаете ли, неудобно!
- Ну, уж извините! – молодая женщина, сидящая за столом, откровенно рассмеялась, видимо уже не подозревая в нем некоего извращенца, пакостника или шпиона. Уже хлеб! :-) А потом произнесла, несколько даже извиняющимся тоном:
- Откуда мои девочки знали, что у Вас нет оружия, что Вы ограничиваетесь наблюдением и не опасны? Вас связали на всякий случай, чтобы предотвратить возможные эксцессы.
А потом, с улыбкой, махнула рукой помощнице.
- Лейла, сними с этого молодого человека скотч! Мне кажется, здесь все же какое-то недоразумение!
Темноволосая юная гвардионка, в оливкового цвета берете и маскировочном костюме, перевела автомат в положение «за спину», а потом, вынув и раскрыв складной нож, подошла сзади к Всеволоду и разрезала на нем ленту-скотч, которой были перехвачены в запястьях его руки.
- Извините! - чуть усмехнувшись, сказала она. - Вам помочь снять обрывки?
- Справлюсь! – Всеволод с улыбкой прямо-таки отодрал остатки ленты, налипшие на руках, скатал их в смятый шарик и аккуратно запихнул в карман. Улыбка эта, надо сказать честно, вышла несколько преувеличенной, поскольку отдирать налипший скотч пришлось вместе с волосами на запястьях. Но он решил продемонстрировать собеседницам свой характер. Ему показалось, что выказав подобное презрение к довольно неприятной боли, сопровождавшей сию вынужденную депиляцию, он станет в глазах собеседниц субъектом, достойным их подруги. И, похоже, очаровательные дамы оценили этот его жест! Хотя, конечно, ничем, кроме многозначительного переглядывания, не выдали своих эмоций.
- Нет, - услышал он в ответ голос юной гвардионки. – Будьте так любезны, отдайте мне. Здесь штатским ничего брать с собой не положено. Ничего из того, что находится в расположении части.
Всеволод безропотно отдал сей «мусорный» предмет и гвардионка, отойдя в угол комнаты, аккуратно бросила его в стоявшую там пластиковую урну. Правда, сделав это она снова переглянулась со своим Командиром и многозначительно улыбнулась.
- Лейла, ты свободна, - сказала ей начальница, - Ты молодец! Объявляю тебе благодарность!
- Служу Родине и Их Величествам! – произнесла гвардионка, откозыряв по всем правилам.
- Ступай! – махнула рукой светловолосая женщина и обратилась к молодому человеку. – Ваша просьба исполнена. Теперь я жду полных и исчерпывающих ответов на мои вопросы.
- Меня зовут Вечеровский Всеволод Дмитриевич, - последовал немедленный ответ. – Я извиняюсь за то, что доставил Вам беспокойство. Просто я приехал за женой, а она отказалась уезжать на выходные, да еще и расплакалась. И теперь я, увы, знаю причину ее слез.
- Подождите, - нахмурилась его собеседница, - Вы муж этой нашей новенькой девочки-ментата? Ну, той, которая беременная, да?
- Да, - Всеволод опустил глаза. - Простите, мне очень неловко. Но я, почему-то поддался искушению и захотел узнать, что случилось. Мне показалось, что с ней что-то не так. Но я и представить себе не мог, что здесь произошло.
- Понятно, - его собеседница кивнула головой. И вздохнула. – Плохое случилось у нас. На учениях погибла подруга Вашей жены, Валя Семеркина. Простите, но я не имею права рассказывать Вам подробности. Просто все очень грустно.
- Мне жаль, - ответил Всеволод.
- Мне тоже, - кивнула ему дама с двумя звездочками на погонах. А потом встала, вышла из-за стола и представилась:
- Гвардион-лейтенант Комарова Лариса Семеновна. А патрульную, что столь легко и непринужденно Вас пленила, зовут Лейла Хисматуллина, гвардион-сержант, одна из лучших дозорных!
- То-то я ее не услышал! – усмехнулся Всеволод. Он галантно поднялся и поприветствовал свою визави легким поклоном.
- Еще бы Вы ее услышали! – его собеседница жестом разрешила ему присесть, а сама, оставшись на ногах, продолжила этот странный разговор, нечто среднее между светской беседой и допросом. – Кстати, Всеволод Дмитриевич, у Вас есть какой-то документ, подтверждающий Вашу личность? К сожалению, мы с Вами не знакомы, и я, при всем к Вам уважении, не готова верить Вам на слово.
Всеволод пошарил по карманам джинсовой куртки и ничего не обнаружил.
- Есть водительские права, - наконец сказал он. – Но они в машине, за КПП. Можно сходить, ключи от машины у меня.
- Неужели Вы думаете, что мои девочки пойдут открывать чужую машину? – возмущенно ответила гвардион-лейтенант. – И думать не смейте, что по такому поводу я отдам подобное приказание!
- Тогда увы, - вздохнул ее собеседник с грустью. – Паспорт лежит где-то дома. Я его почти никогда с собой и не ношу.
- Понимаю, - сочувственно кивнула головой его визави.
Она вернулась за стол переговоров, присев на прежнее место.
- Всеволод Дмитриевич, - как-то неловко отведя свой взгляд в сторону, сказала гвардион-лейтенант. – А кто может подтвердить Вашу личность? Если честно, мне не хотелось бы обращаться к Вашей супруге. Просто из соображений элементарной тактичности. Ей, знаете ли, сейчас не до всех этих глупостей, которые Вы сегодня умудрились натворить.
- Не знаю, - задумчиво произнес Всеволод. – Ее подруг я почему-то по фамилиям не запомнил. Хотя, они были у нас на свадьбе, да и потом в гости к нам они тоже выбирались. Но я точно знаю, кто может нам помочь. Ирина Александровна Воронцова, гвардион-капитан! Она ведь отдавала за меня замуж Диану! Ее можно спросить!
Молодой человек с удивлением заметил на лице своей собеседницы в гвардионской форме весьма недовольное выражение, вернее сказать, выражение крайней досады. Гвардион-лейтенант от его предложения была явно не в восторге.
- Что-то не так? – удивленно спросил он.
- Гвардион-капитан Воронцова, вместе с Вашей супругой, сейчас находятся в траурном кортеже, на похоронах Валентины, – последовал незамедлительный ответ. - Боюсь, что Ваше освобождение затягивается до ее возвращения. Я сожалею, но Вам придется остаться здесь, в этом кабинете.
- Понимаю, - вздохнул молодой человек, - ничего не поделаешь...
- С Вашего позволения, я Вас оставлю! – дежурная гвардион-лейтенант вновь поднялась из-за стола и еще раз многозначительно опустила глаза, как бы извиняясь перед то ли вынужденным гостем, то ли пленником ее девочек. – Я запру дверь, снаружи останется одна из дежурных. Если Вам что-то потребуется, постучитесь, Вас проводят в туалет, или принесут что-нибудь перекусить. Вода в графине на тумбочке, в углу. Для развлечения могу предложить Вам уставы гарнизонной и караульной службы. Да, есть еще прошлогодняя подшивка «Зарубежного военного обозрения», так что у Вас имеется богатый выбор, и даже с картинками. Не скучайте!
- Благодарствую! – иронично поблагодарил молодой человек. – Но может быть, легче позвонить?
Он хлопнул себя по карману, где обычно держал «мобилку» и... не обнаружил аппарата, когда-то подаренного ему Дианой, еще накануне свадьбы.
- Вы ищете это? – его визави эффектным жестом вынула из кармана и продемонстрировала ему тот самый предмет. – Ваш телефон, к сожалению, мы были вынуждены изъять. Как только Ваша личность будет установлена, я Вам его незамедлительно верну.
- Но... – Всеволод попытался вяло протестовать, однако, гвардион-лейтенант пресекла его попытки к символическому сопротивлению одним безапелляционным отрицающим жестом.
- Никаких но! – сказала она, и вежливо откланялась, в буквальном смысле чуть-чуть, чисто символически склонив голову. – Счастливо!
Она ушла. Всеволод тяжело вздохнул, но не стал устраивать «громких протестов», он чувствовал, что сделал какую-то глупость, которая явно не вызвала у хозяйки кабинета никакого восторга. Но что уж теперь об этом сожалеть…
...Время шло. Если верить электронному табло на стене, прошло уже почти три часа с того момента, когда он очнулся в этом кабинете со связанными руками. Впрочем, сейчас его руки были вполне себе свободны. Он вольготно расположился за столом. Правда, отнюдь не в кресле хозяйки кабинета (все же чрезмерно наглеть не стоит!). Просмотрел от корки до корки рекомендованную ему пресловутую подшивку журналов, посвященных новинкам и истории вооружения и новостям в организации управления войсками за границей. Даже попытался вникнуть в содержание пары статей. Одна из них называлась «Тактика действий «рейнджерских» подразделений войск САСШ в ходе войны в Юго-Восточной Азии в 1962 – 1974 годах». Вторая было озаглавлена «Тактические действия команд боевого управления специальных войск САСШ в ходе обеспечения начальных стадий десантных операций. Исторический обзор». Просто автором указанных статей оказалась его знакомая, гвардион-капитан Воронцова. Кто бы мог подумать, что у командира Третьей роты может найтись время для исторических изысканий и написания научных статей!
Кстати, на цветных вклейках он обнаружил множество образцов эффектно снятой военной техники, которые очень даже подходили для художественного осмысления. Всеволод даже с неким удовлетворением отметил для себя, что с точки зрения художественного творчества, в смысле, накопления визуальной информации для использования в его работе, день вовсе не пропал даром.
Да и вообще, все было скорее забавно, чем обременительно. Ему даже позволили ознакомиться, так сказать, с особенностями сантехники в этом здании. Заглянувшая на его «призывный стук» миловидная дежурная (с красной повязкой на рукаве и далеко не пустой кобурой на поясе!) охотно сопроводила его в туалетную комнату. Забавно, что в этом «женском царстве» действительно имелся мужской туалет. Чистота и порядок там, ожидаемо, никаких нареканий не вызывала. По завершении посещения сего «культурного заведения», Всеволода вежливо препроводили обратно. Но дверь все равно заперли. И он продолжил молчаливо «куковать» в одиночестве, ожидая подтверждения своей личности.
Наконец, дверь была открыта и на пороге появилась ожидаемая им гвардион-капитан Ирина Александровна Воронцова. Естественно, в сопровождении чуть смущенной гвардион-лейтенанта.
- Всеволод! – напустилась на него опекун-попечитель Дианы. – Что Вы вытворяете! Что это за мальчишество! Играть в эти шпионские игры! Ну, ей-богу, как ребенок!
- Простите, Ирина Александровна, виноват! – адресат ее нравоучений смущенно поник головой. – Я был категорически не прав!
- Виноват-то, виноват, но что теперь делать-то? – гвардион-капитан была даже не рассержена, нет. Скорее озабочена.
- Ну, для начала подтвердить мою личность, а потом... простить и отпустить! – весьма нахально предложил молодой человек.
- Лариса, я подтверждаю его личность, - охотно исполнила его наглую просьбу Ирина Александровна. – Перед нами действительно, муж Дианы Рязанцевой-Вечеровской, Всеволод Дмитриевич Вечеровский, собственной персоной! И я прошу отпустить этого любопытного ревнивца восвояси. И чем скорее, тем лучше. Не дай Бог, Диана его увидит!
- Понимаю, - нахмурилась ее коллега и обратилась к своему то ли гостю, то ли арестанту. – Всеволод Дмитриевич! Вы свободны! Приношу Вам свои извинения, но категорически требую, чтобы Вы впредь воздержались от подобных провокаций. Если есть необходимость что-то выяснить, обращайтесь на КПП. Там Вам, по возможности, все разъяснят, или переадресуют к кому-либо из компетентных лиц, кто сможет Вам пояснить все, что будет возможно. Идите, и больше не нарушайте! Дежурная Вас проводит!
- Нет уж, лучше я сама выпровожу его за ворота! – Ирина Александровна цепко схватила молодого человека за руку.
- Одну секунду! – Всеволод протянул свободную руку за обещанным возвратом телефоном. Гвардион-лейтенант, понимающе кивнув ему, вынула аппарат из нагрудного кармана камуфляжной куртки и отдала законному владельцу.
- Идем! – нетерпеливо произнесла Ирина и вывела, наконец-то, молодого человека в коридор. Всеволод, естественно, не сопротивлялся.
- Быстрее! – торопила его Командир Третьей роты, явно опасаясь возможной встречи двух законных супругов.
И, как оказалось, не зря. Из-за поворота на них буквально выскочила Диана. По-прежнему в парадной форме, но с выражением лица...
Всеволод ее такой никогда не видел. Лицо его жены было искажено странной смесью эмоций. Гнев, обида, и даже нечто похожее на отчаяние. Все и сразу. Самое бредовое выражение лица, какое только можно представить.
Почему?
- Ты!!! – выкрикнула она ему прямо в лицо, остановившись-замерев почти вплотную, ближе, чем на расстоянии вытянутой руки. – Как ТЫ мог! Это... это гадко, низко, подло! Как ты мог так поступить?! Подглядывать за нами из-за кустов, как какой-нибудь извращенец! Мерзавец!
Ответить Всеволод не успел, поскольку в следующее мгновение ему слева прилетела звонкая оплеуха. Левое ухо и соответствующая щека загорелись и наполнились странным звоном, хотя в целом слух на эту сторону резко упал.
«Процентов на пятьдесят точно оглох», - пронеслась у него в голове странная мысль. В остальном он оказался, как бы, выключен из реальности шоком от такого экстрима. Действительно, представить, что его Дианка, оказывается, способна устроить нечто подобное, да еще в отношении его, любимого, можно было только в бреду. И этот бред, похоже, был в самом разгаре. Голова у Всеволода чуть закружилась, и прочие реплики он слушал несколько... отстраненно. Как сквозь вату. И не здесь.
- Диана! – послышался окрик со стороны ее Командира. – Не сметь! Ты что себе позволяешь?!
- Он повел себя... подло! – Диана уже с искаженным лицом ревела в голос. – Мерзкий ревнивец! Теперь все вокруг знают, что собственный муж мне не верит! Он меня опозорил! Весь Батальон уже надо мною смеется!
- Это не дает тебе никакого права распускать руки! – гвардион-капитан тоже была в гневе. – Я возмущена твоим поведением! Ты сейчас позоришь звание гвардионки!
- Я уже опозорена! – Диана в отчаянии отвернулась от них обоих. -
Он сегодня своей выходкой унизил и оскорбил меня! Подлец!
Всеволод был в шоке. Но, несмотря на жгучее ощущение на щеке, несмотря на дикую обиду на собственную супругу, он не собирался ни кричать, ни еще как-то резко реагировать на эту выходку. Может быть, только обнять ее, пусть и с риском еще раз схлопотать «по морде лица» от собственной оскорбленной жены.
Впрочем, Ирина Александровна шагнула вперед и встала между ними, исключив возможность любого «тактильного» общения между повздорившими супругами. Учитывая наличие у Дианы навыков в области рукопашного боя это, наверное, было и к лучшему.
- Диана! – она развернула молодую женщину к себе. – Ты не в себе! Прекрати истерику и успокойся! Я приказываю тебе!
- Я... – молодая женщина прижалась к ней в рыданиях.
Н-да... Членораздельная речь для нее сейчас была где-то там, очень даже далеко...
- Всеволод! Пройдите за мною, дальше! Быстро! – скомандовала гвардион-капитан, и молодой человек, даром, что не был военным ни одного дня, незамедлительно подчинился. А она продолжила. – Дежурная!
- Я! – раздался голос той самой миловидной девушки, что сторожила молодого художника в его «гостевом заточении». Она буквально со всех ног помчалась в их сторону, выйдя из ступора, в котором наблюдала всю эту крайне некрасивую сцену.
- Ко мне! – приказала Ирина Александровна. Впрочем, девушка с красной повязкой уже почти добежала и была готова исполнить ее распоряжения. Каковые незамедлительно и последовали.
- Отведи Диану на гауптвахту, дай ей воды и успокоительного из аптечки дежурного. Потом уложи ее на постель, не раздевая, только сними с нее китель, и запри там. Пусть полежит пару часов под замком. Отдохнет и придет в себя. Я после сама ею займусь. И будь так любезна, держи язык за зубами!
- Так точно! – откликнулась смущенная гвардионка, и как-то аккуратно обняв Диану за плечи, сказала:
- Пойдем!
- Он ведь... – Диана смотрела на девушку со странным выражением лица, дескать, «Хоть ты меня выслушай!».
- Хорошо, хорошо, ты мне сейчас все расскажешь. Пойдем! - отвечала та, и повлекла заплаканную молодую женщину по коридору куда-то дальше.
Всеволод не стал вслушиваться в продолжение бессвязных слов своей жены, следующей к месту то ли отдыха, то ли заключения. Его слух резануло жесткое слово «гауптвахта», навевавшее какие-то ужасы из серии средневековых казней в стиле «сквозь строй» и прочего. Но он не высказал своего протеста, отложил этот дисгармоничный момент для осмысления на будущее, поскольку Ирина Александровна схватила, сжала его предплечье своими сильными пальцами как клещами и силой буквально поволокла по коридору на выход. Лицо ее было более чем мрачным...
Выйдя наружу, Ирина чуть смягчила это жесткое выражение лица. Вернее, надела своеобразную условную маску ледяного спокойствия, из-под которой ее истинных эмоций было вовсе не видать. Ирина отпустила его руку, но коротким повелительным жестом приказала Всеволоду идти рядом, и он молча исполнил это ее требование.
С другой стороны, а что еще ему оставалось делать? Кто-то же должен был проводить его к выходу!
Идти, Слава Богу, пришлось недолго. Они вместе пересекли небольшой плац, разграфленный странной разметкой для обучения каким-то «премудростям строя». Потом прошли широкой дорогой-улицей между трехэтажными корпусами, то ли жилого, то ли служебного назначения, которые перемежались высокими липами и кленами. Эта самая дорога-улица привела их к большим воротам КПП.
Встречные гвардионки козыряли гвардион-капитану. Та отвечала им аналогичным жестом, может быть чуть более небрежно. Девушки с удивлением разглядывали молодого человека в цивильной джинсовой одежде, явно непривычной в этом весьма милитаризированном месте, и несколько смущенно улыбались. В другое время столь явное внимание к его «бородатой личности», в этом удивительном «женском цветнике», Всеволоду наверняка бы весьма польстило. Но сегодня оно было ему скорее неприятно. А после слов Дианы о том, что собственный любимый муж ее, якобы, опозорил, каждая такая улыбка казалась ему весьма ироничной или просто насмешливой, если не сказать даже издевательской. И это как минимум!
Ирина Александровна провела его внутрь привратного здания, которое сторожил, контролируя главный вход периметра расположения Батальона, вооруженный караул. Обменявшись приветствиями с начальницей караула, очаровательной брюнеткой с одной звездочкой на погоне, Ирина Александровна мягко попросила «Выпустить этого молодого охламона». Под охламоном подразумевался именно Всеволод. Причем, в этот раз сие, что уж греха таить, весьма привычное обозначение, его нисколько не проюморило.
Просто тоскливо было на душе и пакостно. Смесь обиды на Диану и собственного чувства вины. Странная смесь.
Впрочем, судя по всему, гвардион-капитану было ничуть не веселее.
Начальник караула оказалась понятливой, и как бы и не слишком любопытной. Не исключено, впрочем, что она уже была в курсе всех похождений Всеволода. Но по ее полуулыбке (Джоконда отдыхает!!!) точно понять хоть что-нибудь было просто невозможно.
В общем, далее за пределы периметра Ирина Александровна и ее гость-пленник проследовали потом без задержек. Гвардион-капитан почему-то не осталась на КПП, а пошла вместе со Всеволодом в сторону оставленной им машины, по той самой дороге, по которой несколькими часами раньше проследовал похоронный кортеж, только в другую сторону. Что Всеволода откровенно порадовало. Отправляться «вослед» не столь уж давно прошедшей траурной процессии, как-то совсем не хотелось.
Ирина Александровна всю дорогу шла молча. Да и Всеволоду, откровенно говоря, нечего было сказать. Они шагали, не очень-то торопясь, по обочине дороги, проложенной среди леса, который осень уже чуть-чуть тронула своим червонным золотом по зелени. Желтые листья, кое-где лежащие на асфальте, еще выглядели странными яркими, немного аляповатыми пятнами.
Начало сентября. Странное время. Светлое и немного грустное.
Погода порою меняется очень быстро. Когда они выходили из того здания, где располагалось помещение дежурной группы, вероятно штабного корпуса, еще вовсю светило солнце. Хотя небо было того пронзительно ясного синего цвета, этого странного осеннего холодного оттенка, который позволяет почти безошибочно отделить сентябрь от августа, месяца когда безоблачное небо еще кажется теплым. Сейчас все было по-другому. Откуда ни возьмись, появились облака, которые периодически закрывали солнце. Налетал этот странный, тоже пронзительно-осенний холодный ветер, от которого Всеволода, одетого, в принципе, по погоде, прошибал озноб. Что чувствовала при этих холодных порывах его спутница, сказать было невозможно. Ее красивое лицо все еще казалось скрытым бесстрастной маской. Холодное… Равнодушное…
А что под этой маской? Бог весть.
Наконец, они подошли к припаркованной на обочине машине. Всеволод открыл дверь, влез внутрь, заняв водительское место. И сразу, не мешкая, изнутри открыл дверь перед своей спутницей.
- Вас подвезти? – спросил он.
- Да, если можно, - откликнулась гвардион-капитан.
Она уселась на место рядом с водителем. Всеволод протянул руку с ключом к замку зажигания, но Ирина Александровна молча сделала отрицающий жест. И Всеволоду в очередной раз подчинился ее требованию. Он понял, что сейчас она желает с ним серьезно поговорить. И молодой человек, в принципе, был готов к этой беседе.
Ирина Александровна некоторое время сидела молча, глядя прямо вперед, куда-то вдаль, вперед по ходу машины. То ли собиралась с мыслями, то ли унимала некое внутреннее напряжение. А может быть, и просто преодолевая внутри себя раздражение в отношении собеседника.
Наконец, она прервала томительную паузу в общении, и начала говорить, по-прежнему, глядя вперед, но обращаясь именно к тому, кто был за рулем. Хотя бы потому, что других собеседников в машине не было!
- Всеволод! – произносит она. – Я прошу у тебя прощения за весь этот инцидент. Все получилось очень неловко и весьма некрасиво. Как Командир, я принимаю на себя полную ответственность за все, совершенное Дианой. Это моя вина в том, что она все еще так не сдержана. Я прошу тебя простить ее. Я понимаю, сейчас она тебя жестоко оскорбила. Возможно, ты захочешь расстаться с ней. Но я прошу тебя не спешить с таким жестким решением. Да, она поступила отвратительно. Но я обещаю, что незамедлительно приму действенные меры к ее вразумлению. Полагаю, впредь она будет вести себя иначе. Прими во внимание, что Диана беременна. Я прошу тебя понять ее и простить. Хотя бы ради Вашего будущего ребенка. Пожалуйста!
Голос у гвардион-капитана очень напряженный. Ясно, что она сдерживает себя и оттого говорит эти максимально корректные слова самым спокойным тоном, хотя такое вынужденное спокойствие дается ей очень нелегко. И только то, что она внезапно перешла «на ты» четко выдает ее настоящее отношение к собеседнику. Впрочем, это не так уж легко понять сколь-нибудь однозначно. Какова, на самом деле, степень ее доверия? Идет ли разговор просто о вынужденном взаимодействии или все же подразумеваются куда более личные человеческие отношения, чем можно было бы ожидать с самого начала?
- Что это было? – спросил ее Всеволод. – Я ничего не понимаю. Она... Я ее такой никогда не видел! Яростная, озлобленная... И ведь она же ничего не хотела слышать, и не желала понимать! Но Дианка... Она ведь такой никогда не была!
- Она любит тебя, - Ирина Александровна перевела свой взгляд на собеседника. И в ее глазах Всеволод прочел искреннюю боль за молодую женщину, которую она совсем недавно отдавала за него замуж. – Просто... Пойми, Диана в некотором роде перфекционистка. Она хочет, чтобы все вокруг нее было правильно и красиво. Ей нужно, чтобы ее принимали как особу безупречную в моральном смысле. Она превыше всего ценит любовь и уважение своих подруг. И то, что ты позволил себе...
Гвардион-капитан на секунду замолчала, а потом продолжила чуть более взволнованным тоном, то по-прежнему глядя вдаль, то глядя чуть в сторону от собеседника, избегая смотреть ему прямо в глаза.
- Ты знаешь, для нее это страшное оскорбление. И тем, что ты играл в эти «подглядывания» в бинокль, она не просто возмущена. Она считает себя униженной и опозоренной тем фактом, что теперь все девушки могут смеяться над нею, мол, «Смотри как твой муж тебе, любимой, доверяет! Даже из кустов за тобой приглядывает, куда это ты настропалилась!» Она считает, что этот ее позор вызван именно теми глупостями, что ты натворил. Это предполагаемое оскорбление от подруг она переносит на тебя. И ее настоящие чувства к тебе заставляют Диану особенно остро чувствовать всю эту обиду, не просто как оскорбление, а как сущее предательство. Да, тобою тогда двигало простое любопытство. И ты вовсе не желал ей никакого зла, просто хотел в кои-то веки заглянуть в ее настоящую жизнь. Ты привык видеть ее как некий праздник чувств, в те дни, когда она приходит в Вашу с нею квартиру и принадлежит тебе одному и полностью. И ты согласен, что главное для нее, это Служба, а вовсе не ты. Но ты хочешь узнать, что же такого значимого есть в этой Службе, что заставляет Диану фактически пренебрегать тобою и рисковать вашим ребенком. Да-да, я знаю, как ты любишь «дитенку». И я, откровенно говоря, не так уж склонна осуждать тебя. Хотя, ей-богу, твоя глупость доставляет мне боль, почти такую же, как Диане. Я люблю вас обоих, и хочу, чтобы Вы были счастливы. Я не знаю, кто еще кроме тебя был бы достоин ее. И ее удар по твоему лицу, это удар и по мне, по моему сердцу. Мне тоже больно, пойми... Я очень хочу, чтобы эта обида не надломила Вас обоих. Прости ее.
- Я прощу ее, - в конце своей речи Ирина Александровна, наконец-то посмотрела на Всеволода, и он ответил своей собеседнице не только словами, но и многозначительным серьезным взглядом, – но у меня будет одно условие.
- Говори, - Ирина Александровна кивнула головой в знак того, что заранее готова исполнит его просьбу.
- Я прошу Вас освободить Диану из заключения, - сказал молодой человек. - Я не знаю, насколько серьезное нарушение она совершила с точки зрения Вас, как командира гвардионок, но я, как потерпевший, не собираюсь ни о чем заявлять. И если кто-то посмеет ее обвинить, я буду все отрицать.
Ответом ему было недоуменное молчание и несколько округлившиеся глаза собеседницы. Но Всеволод не смутился и продолжал.
- Я считаю, - сказал он, - что Вы не вправе подвергать беременную женщину тюремному заключению. Освободите Диану из тюрьмы, и клянусь честью, я прощу ее и примирюсь с ней.
- Всеволод, ты что, идиот? – голос у гвардион-капитана был слегка растерянный. Похоже, она действительно смотрела на него как на сумасшедшего. – Что за бред ты несешь? Какая тюрьма? Кто собирается сажать Диану в тюрьму? Я? Да за что?
- Но Вы сказали, что Диану отправят на гауптвахту! – молодой человек несколько смутился подобной отповедью. – А это вполне сопоставимо с тюремным заключением. Разве не так?
- Всеволод, ты меня поражаешь! – Ирина Александровна сокрушенно покачала головой. – Что за монстры населяют твое воображение? Какой мерзавец станет держать в тюрьме беременную женщину или кормящую мать? Да и нет в нашей Стране никаких тюрем с жестоким режимом содержания, просто за ненадобностью. А гауптвахта это и вовсе не тюрьма. Туда у нас отправляют девушек на «посидеть-подумать» и привести свои мысли в порядок в одиночестве. Обычно часа на три-четыре. Иногда, если натворили каких глупостей, на два – три дня. Больше и не требуется. Изоляцию от своих подруг гвардионки переживают очень сильно. Для исправления наших девушек этого вполне достаточно. Просто, особы с дурными наклонностями к нам в принципе не попадают. Так что никакой надобности в жестких мерах по длительному ограничению свободы для них просто нет.
- И все же Вы приказали ее туда поместить! – Всеволод всем видом показывает свое неудовольствие.
- Не волнуйся, - улыбнулась его собеседница. – Это просто теплая, достаточно светлая комната, правда, окно все же чуть поменьше обычного и заперто. Ну, чтобы девушка оценила разницу с обычным жильем, и понимала, что это все же совсем другое место. Там есть и стол, и стул, и туалет. И койка, на которой вполне можно выспаться. Никто Диану не обидит. Она просто успокоится и сможет со мной нормально разговаривать. Мы же ей совсем не враги, а напротив, подруги! И это вовсе не пустые слова!
- Простите! – чуть смущенно произнес молодой человек. – Я просто услышал слово «гауптвахта». И у меня с ним строго «наказательные» ассоциации.
- А это и есть наказание, - серьезно ответила ему гвардион-капитан. - Отделить девушку от подруг и любимого Дела... Это серьезно. Странно, что ты этого не понимаешь... Но уж поверь мне, ничего опасного для нашей перфекционистки и «ревнительницы нравственности» в этом нет. Небольшая порция одиночества Диане сейчас только на пользу.
- И когда Вы ее отпустите? – Всеволод успокоился, и даже собственная обида теперь донимала его куда меньше. – Мне стоит подождать? Или будет лучше, если я приеду позже?
- Уже шестой час, - напомнила ему Ирина Александровна. – Езжай-ка ты лучше домой. Я займусь Дианой, и вообще, постараюсь «разрулить» всю эту бредовую ситуацию так, чтобы Диана не чувствовала себя такой обиженной. Наверное, заберу ее к себе переночевать и поговорить по душам. Давай и ты отправляйся домой. Вам обоим стоит «переспать» порознь с этой проблемой. А поутру Диана приедет, и Вы объяснитесь. Только прошу тебя, Всеволод, будь с нею тактичен.
- Хорошо, я постараюсь, - Всеволод сказал это вполне искренне и вставил, наконец, ключ в замок зажигания...
Когда они подъехали к КПП, Ирина еще раз выразительно посмотрела на молодого человека.
- Всеволод, я тебя прошу, - еще раз сказала она, - постарайся понять Диану и не обидеть ее еще раз. Остальное, в части ее вразумления, я беру на себя.
Молодой человек не нашелся, что возразить или просто ответить, и молча кивнул головой.
Выйдя из машины и захлопнув дверь, гвардион-капитан махнула ему рукой на прощание. Дождавшись, когда малолитражка развернется и скроется за поворотом, Командир Третьей роты поправила свой оливковый берет, и быстрым шагом направилась к проходной. У нее на сегодня «нарисовалась» серьезная забота педагогического свойства. Возникшая совершенно внезапно, как говорят, нежданно-негаданно. И она собиралась эту заботу привести к надлежащему решению. Гвардион-капитан не привыкла бросать дела на полпути. Как-то так.