- Мам, я гулять! – Издалека, как из тумана, раздалось из коридора. Затем хлопнула дверь. Все это было даже услышано, но не воспринято. Мария, вполне еще моложавая и крепкая женщина чистила картошку. Чистила она ее с каким-то остервенением. Казалось, что весь мир был недоволен картошкой. Всей. Каждой по очереди, и совокупностью пары кило вместе. А ей, простой русской женщине, выпало на долю выказать картошке все это накопившееся недовольство. В конце концов, Маруся обрезалась, психанула, бросила нож в раковину, присела на табуретку и тихонечко-тихонечко, будто ее кто-то мог подслушать, заплакала. Слезы катились одна за другой все чаще и крупнее. Через минуту раздалось тихое, но пронзительно высокое «и-и-и», она шмыгнула носом и разревелась громко и со вкусом. Рыдала Маруся, как девчонка. За все последние пять лет. За все несбывшиеся мечты. За все порушенные надежды и чаяния.
А за окном стояло лето. Теплое и приятное во всех отношениях. Легкий ветерок качал деревья, солнце ласково припекало, но постоянно отвлекаясь на заигрывания ветра с золотистыми лучами, делало это так ненавязчиво, что создавалось впечатление, что за окном все еще весна – чистая, свежая и молодая. «Ага… молодая…» - Уже глотая всхлипы и вздрагивая женщина тупо смотрела в окно. Смотрела, но не видела ни солнышка, ни зелени, ничего. Потому, что смотрела она «в точку», совершенно истерзанная и убитая горем. Вдруг на улице резко просигналила машина. Мария как бы очнулась. Посмотрела на часы. Подумала, что сегодня воскресение, потом дернулась, чтобы оторвать Галку от компьютера (ведь погода – мечта!), но откуда-то вспомнила, что та уже гуляет. Потом рассеянно встала, дочистила картошку. Убрала очистки, сполоснула руки, вытерла их. Еще минуту постояла, как бы собираясь с духом, затем, решительно развязав фартук, кинула его на табурет, и глубоко вздохнув, быстрым шагом направилась в коридор.
Когда Маруся вышла из дома, погода неожиданно нахмурилась. Солнце спряталось за неведомо откуда взявшуюся тучу, а ветер, как будто обидевшись, рванул несколько раз с такой силой, что деревья наклонились чуть ли не в треть своего роста. При этом оставалось по-прежнему сухо и тепло. Ветер рванул еще несколько раз уже в другом направлении. В небе не кстати заметались вороны, громогласно окрикивая друг друга, словно пытаясь передать важные сведения или срочный приказ. Маруся слегка притормозила, перекрестилась, оглянувшись по сторонам, поцеловала крестик, который всегда висел на шее, и припустила почти бегом в сторону окраины городка.
«Господи, ну что я здесь делаю?» - Думал Гой Дун, медленно, не отходя от окна, силой мысли ставя чайник на плиту. «Что-то я устал. Теряю сноровку». На улице скрылось солнце и вороны одна за другой стали слетаться к древу жизни. Они рядком садились на ветки столетнего дуба, который рос метрах в ста от пятиэтажки, ровнехонько восполняя те пустоты, которые образовались этим годом. Дерево плохо перезимовало, потеряв часть кроны. Эти ветки уже никогда не дадут молодую поросль. «Что ж, время такое близится… А все в округе словно ослепли и оглохли. Мелкие заботы будоражат их гораздо сильнее серьезных проблем.» Вдалеке показалась небольшая темная воздушная воронка. «Ну, наконец-то!»
— Баб Дунь, приворожи!!! Жить без него не могу! День без него, что без солнца! – на одном дыхании взлетев по лестнице, толкнув дверь, которая оказалась открытой, прямо с порога заголосила Маруся, утирая вновь предательски выступившие в дороге слезы.
Но громом среди ясного неба для Дуни этот крик души не стал. Ворожея она была опытная и еще вчера вечером ждала эту непутевую девку. Дня три до этого момента билось ее сердечко так, что вся информация, поступающая через открытый портал, шла с помехами. Надо было почистить портал и дезактивировать источник помех. Но вмешиваться в дела людей без их просьбы было строжайше запрещено. Поэтому Дуне оставалось только терпеливо ждать.
— Что ты, девка? Да на тебе лица нет! Ты его где-потеряла-то? Кто ж на тебя без лица смотреть-то будет? Ну-ка давай-ка садись, чаю выпей, а хочешь, поплачь. А потом и расскажешь мне все спокойно.
Маруся присела за стол, потрогала горячую чашку, заботливо приготовленную для нее бабой Дуней, подняла глаза. Со стены, с фото в скромной рамке, на нее, как всегда, смотрел красивый мужчина средних лет. Маруся поежилась. Сегодня он почему-то выглядел очень сердитым, даже нахмуренным. «Странно, раньше вроде нормально смотрел».
Каждой клеточкой своего тела Дуня ощущала колючие, агрессивные шипы, разбегавшиеся от Маруси по шару жизни. Предполагала она, что придется потрудиться, но не думала, что случай уже так запущен.
— Сколько знакомы-то?
— Год.
— И чего?
— Жениться обещает через полгода…
— А чего?
— Ну, говорит, пока туда-сюда… хочу, говорит, как лучше. Мне, говорит, на ногах надо стоять твердо, — все еще всхлипывая отвечала Маруся, осторожно отпивая из широкой чашки травяной чай, который действовал на нее воистину волшебным образом. Шипы чуть притупились и скорость их разлета заметно снизилась.
— Ну, так что ж тебе не нравится? Старается парень, о будущем думает. Одним-то днем – вон сколько вокруг. А этот, видать, серьезный. А к тебе как относится? Жалеет?
— Звонит все время, отчитывается за каждый шаг, «люблю» говорит. Ни единого дня не проходит, чтобы он мне слова ласкового не сказал. Видимся когда, то кажется мне, что всю жизнь так было: он да я вместе. Идиллия полная. Заботится, помогает. Никогда грубости никакой, или нетерпения… Мне в такие дни просто кажется, что я сплю и вижу сон. В жизни-то разве так бывает, баб Дунь?
Мужчина с фото вдруг подмигнул и прищелкнул языком. Маруся резко помотала головой.
— В жизни много чего бывает, — вздохнула Дуня, — только ты и жизни-то не видела еще.
— Скажешь тоже, «не видела», — парировала Маруся, — а что же я по-твоему делала?
— Жила просто, да глаз не подымала, откуда ж видеть-то? Увидеть-то можно, когда тебе это позволяют… — многозначительно проговорила Дуня с неким предупреждением, подняв указательный палец.
Мужчина вздохнул, в глазах его мелькнула жалость.
— А кто позволяет-то? — выключив громкость, спросила Маруся. Ей стало как-то неуютно и она поежилась, оглянувшись по сторонам, потом со страхом поглядела на фото мужчины. От ворожеи не ускользнуло ни одно ее движение.
— Правильно подумала, девка. Не одни мы тут. Но я вовсе не о Павле покойном говорю, мир праху его! И что ты увидишь, зависит не только от твоего желания, но и от дел праведных. Будешь колючками разбрасываться, как думаешь, что вокруг себя увидишь? Только кактусы. Даже если и роза какая промелькнет, так все одно с шипами. А и у розы сорта разные бывают. Одну в руки возьмешь, и не поверишь, что роза. Лишь приглядевшись нащупаешь шип-другой, да и то довольно смазанный. А другую и в руки-то не возможно взять: и невооруженным глазом видно – ни сантиметра свободного на стволе нет. Где крупный, крючковатый, где бессчетное количество малых колючек… только опытными руками взять можно.
Дуня говорила и говорила, постепенно овладевая вниманием и погружая постепенно, мягко и незаметно Марусю в состояние легкого транса. Но Маруся оказалась не слабого десятка.
— Ой, загадками говоришь опять. Ну при чем тут розы-то? Да и не поклонница я им. Мне другие цветы больше нравятся. Ландыш, например или пионы, а вообще, больше те, которые на деревьях или кустарниках цветут… душистые, — протянув нараспев уже улыбалась Маруся. Шар жизни заметно приходил в норму, остались только небольшие всплески. «Ох, и сильная же человечина, думала про себя Дуня, — как воду мутит, как на окружающую среду воздействует, да и не замечает этого даже… прям как ребенок малый! Да что ж это я? Они и есть дети неразумные. Не просто так я здесь сижу, приглядываю за ними, как нянька. Вишь, о цветах-то как разлилась…»
— Ща, баб Дунь, я на минутку, чего-то твой чай на меня подействовал быстро, — вдруг спохватилась Маруся, поднялась и вышла.
— Так то слезы твои до конца невыплаканные наружу просятся, — себе под нос пробубнила ворожея.
Вернувшись, Маруся вспомнила, зачем, собственно пришла.
— Ну, баб Дунь, приворожишь?
— Так я не пойму, чего его ворожить-то? Вроде, все хорошо у вас!
— Вот. – Маруся многозначительно кивнула головой и покосилась на фото. Покойный Павел смотрел настороженно, - И я так думала. А он новую анкету завел и с тетками там за жизнь и на гендерные темы разговаривает.
— Погоди, а ты как про то узнала?
— Так он сам мне и сказал.
— Так, ежели он тебе сам сказал, может и криминалу в этом никакого и нету? Зачем-завел-то, спрашивала?
— Мне, говорит, без тебя скучно здесь. Я, говорит, так развлекаюсь… и о тебе думаю…
— Так может, правда?
— Вот ты мне и скажи: правда или нет! – Маруся в сердцах хлопнула ладошкой о стол так, что ложечка в чашке зазвенела, — И вообще, что, заняться что ли больше нечем? Обязательно с бабами новыми дружеские связи устанавливать? Свежей крови захотелось? А если я так начну?
— А ты хочешь?
— Чего?
— Ну, с этими бабами дружеские связи устанавливать?
— Да не с бабами, а с мужиками если начну? Ему понравится?
— Ну ему-то… кто ж знает, может он доверяет тебе на 100 процентов? А ты хочешь с мужиками-то другими?
— Я не хочу, мне зачем? Я его люблю… А может, ему все-равно?
— Марусь, погоди… Мужчина, говоришь, ладный, любит тебя, заботится, даже женится, говоришь… Так чего ты беснуешься-то? Чего воду впереди парохода мутишь? Зачем мысли дурные пускаешь в сердце свое? Покою себя лишаешь раньше времени! Я тебе так скажу: он, конечно, не ангел наверняка, но тебе волноваться пока что не пристало. Сама посуди. Душа его разве тебе принадлежит? Или ты ее хочешь в тюрьму посадить? Что сейчас, что позже… Он сам выбирает свою судьбу, а ты – свою. Я, конечно, волнения твои понимаю, но не разделяю. Может завтра ты лучше него в сто раз встретишь?
— Баб Дунь, да разве ж может быть лучше? – мечтательно протянула Маруся, - Лучше и не бывает, баб Дунь… Мне с ним так радостно, так спокойно… а он, вишь, чего вытворять начал, скотина? – нахмурив брови она с вызовом посмотрела на фото. Тот вдруг вздрогнул. Маруся осеклась.
— Эк, девка, крутит тебя… Ладно, давай нечисть всякую от тебя отгоним. Поналепилось-то на радость, на счастье… они на это, ох, какие падкие-то, им самим-то этого и не видать совсем… кто их любит разве? Этоть никак не возможно… вот и лезут изо всех щелей. Давай, девка, спи!- Промеж слов баба Дуня поглаживала Марусю по голове да по плечам.
Женщина, как сидела за столом, опираясь на руку, так и уронила голову на нее. В полусне она еще робко бормотала: «Да, кто они-то? Баб Дунь. Кто такие – «они»?» Вторая рука послушно покоилась на коленях. Тело слегка обмякло, и женщина провалилась в глубокий, неестественно быстро одолевший ее сон. Облепившие ее бесы, мелкие и противные, от неожиданности потеряли равновесие и чуть было не посыпались, но удержались. Уж больно комфортно здесь было кататься!
— Эх, говорила я на совете, что рано им еще информационные окна открывать. Не послушали… А еще про телепортацию разговоры ведут, так они ж только и будут шнырять туда-сюда, почем зря…
Уходя от ворожеи, Маруся чувствовала себя помолодевшей лет на десять. Счастливо улыбаясь она источала вокруг себя свет и радость. При этом смущенно извинялась, что уснула как младенец, видать прошлая ночь дала о себе знать: полночи в интернете просидела, увлеклась…
— Все, выходной беру, — закрывая за ней дверь, — проворчала опять баба Дуня, — сегодня в ночь и на завтра, на сутки. Надо бы силы восстановить. Грузно перемещаясь, она прошла в комнату, прилегла на кровать, скрестила на груди руки и закрыла глаза. «Только вот отчет отправлю и в Нирвану», — промелькнула у нее в голове последняя мысль.
Послесловие.
"Краткий отчет за месяц по наблюдению за деятельностью сильных мира сего.
1. Выявлена скрытая активация мелких Бескрылых Эгоистичных Существ. Вслед за наиболее сильными подвидами, захватившими большинство душ в свои поля, эти существа непрерывно атакуют отдельные индивиды, которым удалось выбраться из общего негатива посредством деятельности вируса Любовь.
2. Бескрылые Эгоистичные Существа весьма падки на данное состояние человеческой психики и этот момент необходимо учесть при всеобщей зачистке.
3. В общем за месяц отбито десять атак при обращении людей за помощью. Баланс удается поддерживать с трудом. Необходимо подкрепление, желательно массового характера.
4. Полный отчет представлен в виде Z-архива в файлообменнике.
Агент-Наблюдатель Гой ассоциации «Единой Любви», система Хранитель".
Баба Дуня, казалось, тихо спит. Вдруг тело ее чуть дернулось, она глубоко выдохнула, и Гой Дун на полтора земных дня отправился в Нирвану на вполне заслуженный отдых.