Куклы

Василий Мустяца
        В пятницу 11 сентября 2009 года, ближе к двенадцати часам дня, Георгий Семенцов, сухощавый мужчина третьего возраста, вошёл в екатериновский магазин Бивола; на улице светило яркое тёплое солнце. Продавец Наташа Цабур стояла за прилавком; Семенцов прошёл вдоль него. На одной из нижних полок, за стеклянным прилавком, сидели две куклы, по 28 леев цена каждой; находились куклы недалеко от дверей, в полутора шагах. Семенцов дошёл до конца длинного прилавка, здесь прилавок изгибался под углом 90 градусов; в этом углу за прилавком его ждала Наташа; Семенцов улыбнулся девушке. Его передёргивало от жажды спиртного, он вынул деньги.
         - Хочу стакан вина, - сказал он Наташе.
         Он положил леи на прилавок, деньги стали вдруг чернеть и обратились в бесформенную массу; Наташа и дед смотрели на пепел от денег.
         - Ну и где ваши деньги, дядя Гриша? – спросила девушка.
         - Я пить хочу, - сглотнул дед.
         - А я хочу платы, - ответила Наташа.
         - За что?
         - Вы же хотите вина?
         - Ну? так я же вроде бы заплатил?
         - Пеплом?
         - Это уже потом деньги стали пеплом, - утёр Семенцов указательным пальцем свой нос.
         - А мне что, в кассу сыпать пепел от ваших денег? – сказала Наташа.
         Семенцов положил ещё несколько леев на прилавок.
         - Наливай вино, Наташа, - сказал дрожавшим голосом он.
         Он смотрел на свои леи, лежавшие на прилавке; они начали тлеть и почернели.
         - Я хочу пить!! – закричал взволнованный дед.
         Наташа не торопилась наливать в стакан.
         - Что, Наташа, нет вина? – спросил Семенцов.
         - Вино есть, - ответила Наташа, - я не вижу денег, на прилавке лежит лишь пепел от денег.
         Семенцова всего передёрнуло. Дайте же старику заморить червячка! Дед вынул ещё несколько леев и положил их на прилавок.
          - Наливай! – покрылся он потом.
          - Что наливать? – спросила Наташа.
          - Вино! – чуть не зарыдал изнывавший от алкогольной жажды Семенцов. – Или я сейчас умру!
          Наташа налила в стакан красного вина; Семенцов взялся правой рукой за полный стакан, поднял его. Деньги на прилавке принялись тлеть, почернели и обратились в пепел; таким образов за вино в стакане не было уплачено. Что делать Семенцову – пить или не пить?
          - Дядя Гриша, - сказала Наташа, - я не вижу денег! Где плата?!
          - У меня жажда!! – закричал Семенцов.
          - Колодцы полны пресной водой! – сказала Наташа.
          Семенцов, державший стакан с вином в руке, заплакал.
          - Платите! – сказала Наташа.
          - Опять?
          - Вы ещё не платили.
          - А этот пепел на прилавке?
          - Этот пепел от ваших денег положите в свой кошелёк, - ответила Наташа.
          - Но пепел ведь плата за вино в стакане, - сказал Семенцов.
          - Вы совсем сошли с ума, дядя Гриша, - сказала Наташа. – Кто же платит пеплом?
          - Я! – ответил дед.
          - Да? – сказала Наташа. – Надоели вы мне, дядя. Платите деньги или отдайте обратно стакан с вином.
          - Пожалей, Наташа, пожилого человека, - сказал Семенцов.
          - Пожалей!!! – раздался незнакомый звонкий голосок откуда-то сверху.
          За окном светило яркое солнце. Оно вдруг погасло. Днем… Стало вокруг черно как в безлунную, беззвёздную ночь. В магазине находились по разные стороны прилавка Наташа и Семенцов. Стало тихо, пропали все шумы; как в могиле.
          В кромешной темноте стали слышны лишь звуки глотков – Семенцов пил вино из стакана.
          - Дядя Гриша! – сказала в полной темноте Наташа; красивая чипса не любила таких шуток. – Вы пьёте вино?
          В темноте продолжалось громкое глотание вина.
          - Пожалей деда!!! – раздался откуда-то опять звонкий, пронизывающий слух голосок.
         Наташа замерла; Семенцов допил вино и поставил стакан на прилавок; стояла везде полная темнота.
         - Сейчас день, дед? – спросила Наташа.
         - Да, день, - ответил Семенцов.
         - А где свет? – не понимала Наташа.
         В темноте послышалось пьяное бормотание Семенцова.
         - Что? – спросила его Наташа.
         - Я потом заплачу, - сказал громче Семенцов.
         - Сейчас! – раздался в полной темноте звонкий голосок, откуда-то из-под потолка.
         - Лучше заплатите, дед, - посоветовала осторожная Наташа. – А то мало ли. Слышите? – какой-то полтергейст.
         - Дайте свет! – сказал Семенцов.
         С потолка полился слабый, мерцающий, чуть зеленоватый свет; на прилавке стоял пустой стакан; на улице оставалась полная чёрная темнота. Чёрные хищные птицы Хичкока бились своими телами о стёкла окон магазина; голодные птицы почувствовали сильный запах спиртного, исходивший от Семенцова, они хотели заклевать его. Семенцов оглянулся на окна и положил леи на прилавок; Наташа подобрала деньги и положила в кассу. Птицы продолжали биться своими телами о стёкла окон магазина. Через пятнадцать минут они улетели от магазина Бивола; на улице всё так же было черно.
          - Какое-то странное у тебя, Наташа, в магазине освещение, - сказал задумчиво Семенцов.
         Наташа и Семенцов оглянулись к дверям. По стеклянному прилавку от дверей шли две, одетые в аккуратные платьица, куклы; сантиметров по пятьдесят каждая; это были те куклы из этого магазина, которые стоили по 28 леев каждая. Они двигались по стеклянному прилавку, приближаясь к стоявшим возле него, в другом его конце, Наташе и Семенцову.
          - Я говорила вам, дядя Гриша, - прошептала Наташа, - что не надо выпивать.
          Куклы приближались по стеклянному прилавку к стоявшим Наташе и Семенцову; подойдя к ним вплотную, они вдруг опять оказались в начале пути – на прилавке у дверей; и они опять пошли по прилавку к стоявшим в противоположном конце от дверей Наташе и Семенцову.
          - Красиво идут, - сказал Семенцов.
          От кукол пошли магнетические биоволны, лучи, от которых пьяному деду стало дурно, он свалился на пол и забился в судорогах, обливаясь пеной из своего рта.
          - Эпилепсия! – воскликнула Наташа, глядя на умирающего.
          Это были куклы – убийцы, убивавшие изнывавших от патологической алкогольной жажды; нет, у деда была не эпилепсия.