Луч – точно сверху.
Страшилки у костра на берегу Байкала.
Нант и Василий сидели как в креслах на двух корягах заброшенных на этот берег прибоем. Наступала ночь. Сейчас был тот самый-самый, комфортный для глаз интимный момент, если можно так сказать о пространствах 20-120 км, когда и костер не слепит, и небо ласкает глаз. Солнце еще не глубоко ушло за горизонт.
Нант деловито наловив рыбы час тому назад, сейчас чистил ее и насаживал на рожно. Первый хвост дымился у костра, добавляя в запах морского пресноводного озона растворившего в себе запах тины, резкий запах горелого рыбьего жира и душистого лиственничного дыма. Ленок, 2 хариуса, большой и маленький, ну и омуль – вечернее меню батюшки Байкала.
Девушек с ними не было уже 3 часа. Из-за скал сквозь чаячий хохот доносился их озорной смех. Они пошли на всю ночь творить за мысом какой-то загадочный обряд. Мужики отдыхали душой и телом. Над бухтой сторону заката бесшумно прошла стая из примерно 300 бакланов олицетворяя неподвластные человеку силы природы. Этих птиц Байкал лишился когда-то на целое долгое столетие и вот они вернулись снова столетие назад, не смотря на тщетные старания человека. Невероятное совпадение: бакланы исчезли вместе утратой суверенитета Царской Россией и вернулись как только Россия стала обретать черты независимого от Запада государства.
Отражаясь в почти ровной глади небо напоминало гигантский театр фантастической феерии. Величественная панорама включала в себя облака всех форм, типов и расцветок зловеще подсвеченных снизу из-за горизонта холодно розовыми лучами на фоне зеленоватого неба с оттеночными нюансными отливами. Несколько крупных звезд, 3 планеты да серп Луны вкусно дополняли сказочный вид.
Рыба приготовилась, вызвав острые желудочные инстинкты, заставила со смакованием приступить к трапезе.
– А ты знаешь какие-нибудь страшилки? – спросил Василий у простоватого Нанта. Тот не смотря на экзотическое имя был простым местным фермером в десяти поколениях.
– Как же... – архаично отозвался будущий фермер, – мне дед рассказывал...
Он не спеша доел рыбу, аккуратно свернув объедки зашвырнул чайкам. Пара этих наблюдательных птиц уже дежурила в 10 метрах. Одна из чаек чуть не сделала бочку и, схватив кости с куском лаваша буквально проглотила на лету при этом потешно уронив помет на упругие еле заметные волны. Нант помыл руки в вялых, всего неделю теплых, дистиллированных водах Священного Моря и обдумывал с чего начать рассказ.
Василию подумалось, что миллионы лет, всё: от дождевых потоков с органикой и золой от лесных пожарищ до пятен нефти всплывающей со дна, наносы сухих трав и листьев и трупы богатого животного мира озера, все что плавает на поверхности и покоится илом на дне, все это миллионы лет перерабатывается этим гигантским природным биореактором. Воистину: где та тонкая, как лезвие бритвы грань, за которой эта живая вода начнет катастрофически заменяться мертвой, как в миллионах пресноводных водоемов по планете?
Нант был неплохим рассказчиком. Василий поймет это только на следующий день, что история была не правдой а фольклором. Стандартная местная охотничья байка. В ней были все атрибуты «подлой медвежьей натуры»: валуны, что не поднять одному, легко перекатывались с мета на место, следы когтей на двух с половиной метровой высоте, сопение ночью и следы вокруг зимовья утром, и то как на той стороне долины тучный медведь со скоростью лошади взлетает вверх по склону... В таких рассказах обычно главный герой почему-то по мистическому наитию вдруг решает заложить на ночь дверь ружьем/топором/ломом/табуретом, и это непременно спасает ему жизнь...
Василий понял, что рассказ состоял из абсолютно правдивых подлинных деталей, в этих суровых краях на вранье не проживешь, а вот составить небылицу из разных деталей, приукрасив рассказ, уже дело техники. Хотя Нант несомненно ходил на медведя и медведя видел...
Когда Василий поинтересовался – не угрожает ли это им сейчас? Нант рассмеялся:
– ...не... здесь медведи трусливые... оне не сунутся к нам сюда... да и мало их здесь. То ж раньше так было... А вот как-то в заповеднике на том берегу...
И Нант рассказал еще пару полуправдивых баек про таежное зимовье, что было закончено, ну прямо, день в день перед появлением медведя.
Другой рассказ был про проклятье шамана. Обычные морализаторские враки заимствованных у бурят и эвенков... основанные на подлинной культуре и вере местных народов.
Рыба закончилась, а вот чай варить не стали – в термосе он был еще горячий. Настоявшийся русско-бурятский аромат кипрейника, дикой жимолости и смородины, чабреца и саган-дайли, составили прекрасный букет обогащенный запахом лиственничной копоти. Да, недешевая лицензия на стоянку в диком месте – того стоила. На небо вышли звезды и стали узнаваться созвездия...
– Как насчет чего-то более таинственного, например НЛО? Я слышал, что Байкал это одно из бутылочных горлыщек...
– О … точно! Вот мой дед, не зна – врёт, нет ли, видел как НЛО забрало лодку с двумями рыбакам... Они где-то отсутствовали целы сутки, А на утро – просыпаются в своих постелях и ни чо не помнят...
Рассказ был полон разными подробностями, из чего следовало, что ни рассказчик, ни его дед – похоже не врали. Разве по привычке преукрасить детали. Василий часто любил поигрывать Врунометром есть кое приложение в его браслете и как сам любивший поприврать набил на том руку.
– А как забрали?
– А вот... луч светил прямо сверху, как свет от фоняря и лодка стала медленно вращаясь подниматься все быстрее пока не исчезла в отверстии 3 метра ширины. Аппарат был круглый, формы в поперечнике метров 30-25...
Вид в деталях показавший галактику такой, что можно увидеть разве с космической станции, открылся взорам туристов-дикарей и отразился в абсолютно неподвижной глади Байкала. Веки потяжелели, а тело стало легким. И если прилечь на коряге боком, мерцающие огни на том берегу отраженные в абсолютной глади могут показаться второй галактикой расположившей под углом к первой, но торцом к наблюдателю. Патрульное судно вдалеке и патрульный самолет казались космическими кораблями. Костер догорал как-то уж слишком долго – Нант не помнил, когда же Василий подкидывал туда дрова.
– А кто был твой дед?
– Ученый. Ходил на научном судне...
– А сам ты кем работаешь?
– А я у отца на ферме, роботов программирую и технику, там, разную, мотоблоки … ну, пойду я спать.
Он взял оранжевый сверток, вытянул из него штырь И как зонт мгновенно надулась двух местная палатка уютно угнездившаяся на ровной площадке, из сплошь блинчико-образной гальки намытой прибоем. Нант кинул на «языки» с люверсами по углам четыре гладких булыжника – А то пойдешь до ветру, а этим ветром же палатку и унесёт...
– Не забудь, эта... потушить костёр... – сказал он Василию заплетающимся языком и уснул – намаялся бедняга с рыбой... Уже послезавтра за ними должен придти такси экрано-план...
Василий — обитатель крупных городов – подошёл к левитирующей над валуном сумке-камере, на которую он записал закат – и сказал отчетливо, почти по слогам:
– Па-Лат-Ка.
Вместо камеры на том же месте спустя минуту повисла раздувшись палатка-не палатка — авто-прицеп формы блинчиков на байкальском берегу на двоих, куда Василий поднялся по маленькой лесенке. Василий улегся так, что бы было видно и костер, и Сириус над горизонтом, где он будет через 2 недели, затем подумав немного произнес:
– Кос-Тёр выключить, – костёр схлопнулся в рукотворный граненый камень похожий на брусчатку перестав согревать раскаленные булыжники. Холодный пепел от сгоревших 2 часа назад от пары настоящих сухих веток и ивовых прутьев использованных Нантом как рожно, ссыпался между камней. Но Василию всё равно не спалось.
– Пе-Сок выключить... – что-то не сработало, команду пришлось несколько раз повторить, пришлось выговорить это на китайском и десятиметровый пляжик среди валунов и камней, что только ноги ломать, исчез. Что поделать? Профессиональная привычка экономить энергию, а то что-то не никак спится.
Приведя все в порядок Василий наконец осознал то, что реально ему не давало заснуть. «Да», думал он, «удивительно — что прямо сверху. Подъем прямо в прожекторе — до такого наша техника еще не дошла.»
Он, свесив руку из туристической капсулы, философски посветил на галечный булыжник фонариком из браслета.
Камень лежал неподвижно, как бы удивленно и равнодушно взирая на эмпиризм Василия.
Василий полежал еще минуту. Затем взялся за джойстик и немного развернул под собой валун весом почти в тонну, лежавший так неподвижно 300 лет вместе с палаткой. Он хотел, что бы ему было видно нашу чумачечую галактику Чумацкий Шлях или Млечный Путь...
Все это заставило вспомнить его о работе...
Перед глазами встала его родная и одновременно надоевшая логистическая база... Стали проноситься «серлы» сканируя, бесконтактно захватывая на расстоянии и унося контейнеры на скорости 400 км в час. Четыре платформы положенных по инструкции (хотя достаточно 3-х) сканировали объект лазерными лучами, видимыми только в полной темноте. При этом вокруг в воздухе светилась воронка, объект терял вес и улетал ведомый «круглоквадратными» серлами куда заказано. Две платформы использовать категорически было запрещено. Груз обычно начинал вращаться вокруг силовой линии подвеса, то есть вокруг горизонтальной оси и раскачиваясь мог сорваться. Однако, что бы «забрать» себя группе живых рабочих хватало двух платформ. Рабочие в касках и экзожилетах цвета фукси перешучиваясь повисали в воздухе как котята если их развесить на бельевой веревке. Затем вторая платформа заходила снизу и забирала их. Это тоже было категорически запрещено, но база находилась в глухой удаленной от вредных инспекторов тайге...
«Серлы» - крановые платформы на местном жаргоне базы – не имели отношения к Джону Серлу просто в этом был стёб - так называть левитирующие грузовые платформы. А вот грунт и сыпучка разная, вообще транспортировались трансэфирными переносами по схеме: — куча – кнопка – воронка – куча в точке доставки...
Засыпая Василий подумал:
«Удивительно... Мы ведь Титаник со дна обе части одновременно и вместе с водой можем поднять, но что бы так вот... как фонариком... лодку... в отверстие... И луч точно сверху! Нет – пока не можем... как, всё-таки, еще слабо и беспомощно человечество...»
Он уснул за полторы минуты до того, как палатка пропикала наступление новых июльских суток 22-го от Христова Рождества века.