Житие чиновника. Гл. 26. Олигрхи

Альберт Сорокин
                ОЛИГАРХИ
     Ну, об них писать, не памятуя о зиндане – проблемно. Где гарантия, что не запашешь глубже дозволенного, да не соврёшь поперёк истины? В суд, случалось, за печатное слово привлекали. Но, бог милостив. Об олигархах или хорошо или …ой, правду, только правду и ничего более. Да чего там, нет уж боле любезного Евгения Палыча Бледных, бывшего моего жалельщика и покровителя; нет Стаса Скисова, поклонника моих талантов в литературном жанре, а более того - в деле улаживания его любовных перекосов; нет Зайцева, хозяина КМЗ, блюстителя чиновной дистанции между собой и прочей неровней, в коей пребывал и мой авторитет в его представлении; нет Серёжи Фёдорова, абсолютно и бесконечно вежливого начальника банка, всегда готового дать рекомендации и много чего ещё, кроме денег, за которые он нёс полную и строгую ответственность перед вкладчиками. Нет уже (невероятно!) вечного Николая Крутиня, с рукопожатием Вани Поддубного и взглядом неколебимого оптимиста в рыночное будущее. И, подумать! Все они, кроме Евгения Палыча – моложе меня… Чиновники, однако.
     Но есть и, дай бог, долго будут и Тарасов, (Костя, в просторечии бывальщиков четвёртого этажа славной администрации), и  Очнев, отец отцов города, пример аристократизма и воспитанности, второй этаж офиса которого, по сути, превыше четвёртого с моим и прочими кабинетами, и Красножен, покровитель спорта, умов и талантов Б-бска и Грибановки, не говоря уж о висевшем на его же безотказности, бюджете процветавшей в те времена местной КПРФ.
Но, об них, конкретно.
     Получилось так, что жена вслед за мной, попавшим в сферу «Белого дома», получила в БГПИ пост проректора по науке. Ректор Никольский совсем не из тех, кто держит нос по ветру.  Просто в науке жена преуспела, и в «Лермонтовской энциклопедии», неожиданно для светил филолгии, обнаружилась с добрым десятком статей, чуть не со студенческого старта. Да и в деле управления деканатом в недавнем прошлом  не оплошала. А вот кабинет получила запущенный,  мизерный и возле туалета. Обратилась ко мне напрямую:
-   Обычно спонсоры чем-то помогают. Как бы линолеум, да стульев пяток!
Приятель, Саша Кинжалов, директор БЗХМ, выписал кус линолеума из остатков (кабинет – метров 10кв.), коего хватило бы и на потолок! Он вообще любил институт, если ему вежливо напоминать, и помогал многим “преподам” даже по делам научно-командировочным.
     Начальник РУЭС,  Невзоров Василий Алексеевич, получивший новое здание офиса по Народной, одарил пятью великолепными, совсем немного подержанными, стульями. Но это – мелочь. Просто необходим был диван. И офисная техника! И, на мой взгляд, хоршие гардины на окна. И конечно – не из ликвидов. И лучше всего – деньгами!  - сами выберут и купят.
     Для этого нужен был настоящий олигарх. Рекомендовали  (без ссылки на рекомендателя!!!) – Очнева. Только с его широкой душой и непоказным обаянием можно было так неоглядно окунуться в наглую просьбу.
Звонить ему по массе телефонов его контор и служб – жуть. Но с 10-15-го раза связался. Растратив вежливость в муках поиска, говорил без обиняков прямым текстом. И, чёрт его знает, может так и надёжнее? Да и спонсорство – не преступление ж! Ответ немного даже опьянил:
     -   Вот будет у Вас перерыв, приходите ко мне. Я – в ресторане. - (Это в двухстах  метрах от моего кабинета).
Провокаций я не боялся и смело пошёл в ресторан.
     Очнев – аристократ, наверное, крови. Его белые рубашки только подчёркивали чистую речь и изысканные манеры поведения. Почему ж и не посидеть напротив и не насладиться качеством стола и опытом недоступных мне ещё правил поведения высшего света? Стол и в самом деле благоухал и манил. В безлюдном зале на двоих, с двумя(!) официантами. Вежливо отказавшись, было, от угощения я, как пушкинская Людмила, подумал и стал кушать. Очнев вина не взял. И вилки с ложкой – тоже. Он был весь внимание.
     Попав в такой «респект», я после первой ложки  предложил тему. Вячеслав Витальевич (как изящно звучит!) обратился в большое чуткое ухо. Пригубив с края рюмки, я поведал суть вопроса, не очень затрудняясь в выражениях: нет ли желания и возможностей у известного благодетеля быть отцом родным для местной литературной науки?  На что олигарх, стойко пережив мои неуклюжести в словоерсах, неожиданно согласился. Я так и подумал, что сейчас он из кармана вынет марки или доллары…, но далёкий от подобных заблуждений в деле финансирования чужих проектов деловой человек, уклонившись от спешки, выдержал паузу. Во время которой я, вкусив от всех блюд по мизеру, закончил обед не переев. Витальич же, не коснувшись обеденной салфетки, не порушив ни одного блюда на своей половине стола,  предложил для начала краткую программу:
     -   Сейчас съездим на место и оценим ситуацию. – Деловой человек деловит и в деталях.
     Изучать объект мы поехали в его тяжеловесном иноходце. Свернув со Свободы на площадь прямо напротив Администрации, наискось пересекли её на средней скорости, не озадачив ни себя, ни власть, ни  муниципальную милицию сомнениями  в праведности содеянного. Я же был где-то горд подвигом, который совершили олигарх и его высокий гость. И в самом деле, больше мне никогда не довелось так лихо преодолеть площадь на каком-нибудь джипе (напомню, что тогда ещё не было одностороннего движения в этих местах).
Демонстрация «кабинета» у меня вызвала чувство унижения, в связи с чем Очнев, понимая ситуацию, выразил скромное предложение:  «А не сменить ли
сам кабинет?», что насмешило первого проректора Фоминых: «Не Кремль же! Для двоих человек – вполне жизненное пространство». Очнев посчитал про себя собственные убытки и спросил о сумме желаемого. 
-   Пять бы тысяч – неплохо. – Мне было известно, что технику и компьютеры Никольский обещал приобрести за ранее предусмотренную сумму в собственном бюджете института.  (Эх, про диван забыл…) – Или семь…
Улыбка олигарха смутила загадочностью. Тем более, что ответил он ни согласием, ни отказом:
     -   Завтра в двенадцать к Вам подойдёт наш бухгалтер. Устроит?
Назавтра бухгалтер принесла в конверте семь тысяч. Попросила на все приобретения предъявить товарные чеки.
     Последствия первого хаджа к олигарху были не так уж плохи. Кабинет приобрёл цивильный и рабочий вид. Тем более, что службу через некоторое время, в самом деле,  перевели в другое помещение. Но и в нём не оказалось дивана, не помещавшегося в прежнем кабинете. Зато он продолжал напоминать личность дарителя в кабинете первого проректора. Что тоже хорошо.
     Деловые контакты с Очневым впредь замыкались на Лебедеве, и мне не известны. Моя попытка предложить олигарху выгодный проект о взятии под собственное крыло наш отдел ГО ЧС, оснастив его спецавтомобилями, с гордой и внушительной надписью по «борту» «СЕМИРЕЧЬЕ» (тренд и торговый знак грибановского Очнева),  с полномочиями частного, но финансово обеспеченного субъекта, курирующего чуть не семь же и районов (бессовестно и беззатратно пользовашихся нашей службой)  - успеха не имела. Попросту я не смог элементарно дозвониться, а Лебедеву, не обсудив с Очневым проект, я с этим не заявлялся. Не вышло встречи с олигархом и много позже. Мне очень хотелось его спросить, в самом ли деле законно выстроить три этажа производственных помещений в метре от моих окон в жилом доме на втором этаже?  Не положена ли хотя бы компенсация за неудобства? Но дозвониться не было сил. Теперь я чиновник бывший...

 
     Особая речь о Константине Владимировиче. Который Тарасов. На нём, как мне кажется, прокатилось немало проектов, акций, вливаний и прочих «добровольных» затрат. Я был свидетелем некоторых из них, совсем не  продуктивных в коммерческом плане. Например, финансирование поездки группы озабоченных зарубежными связями чиновников в дружественный и весьма, между прочим, полезный нам Дельменхорст. Тратился Тарасов весело и без «напруги». Но лучше о поездке как-то отдельно. А вот что без сожалений и с широтой души в стиле русского барина – факт. Как рассказывал  о нём Женя Бондаренко: «Присутствуем это мы на открытии часовни по погибшим жертвам от большевиков  под Чигораком. Поп отпевает, машет кадилом, топчется вокруг сооружения, а Костя замечает: «Бедный поп.  Не упал бы, старый. Как считаешь, не пожертвовать ему тысчёнку? Добросовестно хлопочет…»  «Да за кой хрен? И возьмёт ли? Ты б уж пять предложил, если чудишь». «Так я ж долларами хочу! Иль мало?»  «Не фига! И деньги при тебе?»  «А чего ж - нет?»
     В отличие от прочих светил города, иногда сам мне позванивал. Отвечаю:
     -   Зам Главы Сорокин…
     -   Чё-чё-чё?  Ты не перебрал полномочий? - Костя не церемонился, мог и матом приласкать.
     -   Дак, просто короче. Всё равно ж  - ЗАМ!
     -   Не, это Золотухин - ЗАМ. А ты так, на подхвате. Не? Чего вы там решаете в своём Совете? Пустобрёхи…
     -   Кое-что тебе ж полезное. Не забыл?
     -   И ты как-то «в деле»?
     -   Заметь, я к Золотухину дверь ногой открываю. А он ко мне - сначала созвонится: не могу ли ему пару минут уделить? Тогда приходит и стучится. –(Всё, впрочем, по факту, разве кроме «ногой» и «постучится»).
     -   Такие порядки? Ну, зауважал. Не серчай. Ты это… Днюха у тебя?  Ты зайди в «Тыщу» моих «мелочей» (Магазин был на Третьяковской) там тебе барсетка лежит. Возьми, я велел. А то ключи от тачки потеряешь.
     -  Нормальный разговор…- Ну что, сам нагрубил, сам и отчитался. Дают, - говорят, - бери… Чем я хуже попа? Только без кадила.