Росинка и Ортия
11. Воспоминания и размышления после сновидения.
Н-да... Кринолины-гардемарины, фуршеты-манжеты, розги-мозги...
Крайняя рифма особенно актуальна, учитывая тему разговоров всех этих «викторианских дам».
Диана Ортия, сидя в своем кресле за письменным столом, размышляет над только что просмотренным сновидением о былых временах.
«Что это было, Пух?» - она всегда вспоминает этот забавный вопрос из старого, увиденного в детстве, но, почему-то запомнившегося «рисованного» мультфильма, когда сталкивается с чем-то не вполне объяснимым. И сейчас эта фраза снова оказывается кстати.
Вроде бы обычный сон. После тяжелого дня, после неприятных встреч и разговоров она, Ортия, просто «вырубилась», сидя за столом, в удобном кресле, настроившем ее на «отключение» сознания. И увидела эти «исторические картинки» как наяву, с полным включением всего спектра чувств. Эффектно, красиво и... странно.
Нет, действительно, непонятно. Да, она, Диана, читала старые книги. И примерно представляла, как, в принципе, могло происходить пресловутое введение «альтернативных» наказаний взамен обычной для XIX века «розговой» практики. Но так детально...
А эта, заместитель начальницы Павловской Академии по вопросам безопасности, молчаливая и все понимающая госпожа Игнатьева… Этот персонаж явно олицетворяет всех тех Командиров из числа гвардионок, которые ей, Диане, встречались много лет назад, в те времена, когда смыслом ее жизни была отнюдь не педагогическая, а совсем иная Служба…
Странно это все, очень странно…
Нет, ее подсознание явно выдало какой-то непонятный кульбит. Очень уж все это выглядит реалистично. Даже осталось странное ощущение кинопросмотра, как будто ее подключили к чьим-то воспоминаниям, как к источнику видео. Диана знает, что нечто подобное могут позволить себе Высшие ментаты. Да и сама она тоже так умеет. Правда, для нормального «просмотра» чего-то подобного нужно, во-первых, сразу два ментата, «транслейтор» и «реципиент». А во-вторых, участникам подобной визуальной трансляции крайне необходимо полностью сосредоточиться. То есть, желая получить однозначный общий результат, оба они должны хорошо и, самое главное, синхронно сконцентрироваться на нем. И эта работа очень тяжелая для них обоих. Во всяком случае, у нее нечто подобное всегда получалось с большим трудом. Вообще, чисто теоретически, могут существовать ментаты и посильнее ее. Которые (опять таки чисто в теории!) могут делать нечто подобное, не прилагая серьезных усилий. Вот только она таковых никогда не встречала. Ну, помимо себя любимой! Хотя...
Теоретически, ее протеже, Аля Росинкина, может претендовать на это почетное звание. Правда, только в весьма отдаленной перспективе!
Аля... Девочка моя...
Почему, ну почему же она, Диана Ортия, чувствует в отношении Росинки такое раздражение? Ведь буквально вчера она инициировала ее как Скользящую, и испытывала от этого вполне законное чувство гордости, поскольку до нее подобного результата, пусть и случайно, не получал никто! А еще она чувствовала к этой удивительно доброй девочке странную нежность, как к собственному ребенку...
А сегодня? Что случилось с нею сегодня? Почему сейчас она чувствует свою Алю иначе? Чем Алина Росинкина (нет, ее, Ортии, Аля!) успела ее, Диану, так рассердить? Настолько сильно, что Диана сегодня весь вечер мрачно поглядывает на розги в напольной вазе, что, дескать, неплохо было бы...
Нет, хлестать девочку для успокоения собственных расшатанных нервов, это точно непрофессионально! Нельзя сечь ребенка, находясь во гневе, не стоит применять розги в отношении воспитанницы, чья провинность не столь уж очевидна. Нельзя поддаваться на это нелепое, ниоткуда взявшееся раздражение! В этом конкретном случае, она, Диана, совсем неправа!
Или права? И ей сейчас, прежде всего, нужно именно снять, убрать это самое раздражение, пусть даже путем наказания воспитанницы? И тогда розги для девчонки, умудрившейся ее рассердить, вполне себе неплохой вариант! Ну, если применить их аккуратно и без излишеств...
И все же, где она, эта грань правильного и неправильного в пресловутой педагогике? Что важнее, ну, для наложения наказания, наличие объективной провинности, или объективная необходимость обеспечить отсутствие раздражения, мешающего нормальной, правильной работе с воспитанницей?
Вопрос...
Диана взглянула на часы, высвечивающиеся на дисплее «мобилки». Почти половина седьмого. Чуть больше получаса назад она, Ортия, поддавшись внезапному, почти ниоткуда взявшемуся приступу злости, буквально выставила эту самую добрую девочку из своего Кабинета, запретив впредь в нем появляться. А потом уселась в этом кресле и... Просто задремала от усталости, моральной и физической.
Усталость действительно накопилась. День был очень странный. У нее с самого утра все пошло наперекосяк, прямо после этого разговора по «мобилке». После этой, крайне неприятной беседы с той самой Вострецовой, фигурировавшей в ее странном эффектном сне под именем некой Клэр Лесгафт. Ну ладно, спишем этот образ на аллюзии, связанные с именем, хотя Ортия не помнит, чтобы в учебниках упоминалось имя соратницы Павлова. Все время по тексту ее называют «госпожа Лесгафт», и никак иначе...
Потом эти Осенние Игры! Там тоже все пошло не так. Да, ей хотелось, очень хотелось победы «страусят»! И тот факт, что Алина Росинкина, (нет, это ее, Ортии, Аля!), победила в Эстафете, оставил у нее смешанное чувство.
Между прочим, Ортии стоило сразу же исследовать феномен того, что же именно Алина сделала там, на дистанции! И она, Диана непременно занялась бы этим, причем уже сегодня! Надо же было вновь объявиться на горизонте этой вездесущей Кларе Федотовне! Вот как только эта математичка нарисовалась, там, прямо на дистанции Эстафеты, да еще и в роли официального Шефа Алины (и когда она все это успела провернуть?!), так сразу всякое желание заняться исследованием этого вопроса у Ортии исчезло. Просто натолкнулось на раздражение и злость от того, что Вострецова очередной раз ее «обошла на вираже», да еще и, прихватив с собою девчонку, ту самую Алину, которую она, Ортия, вчера инициировала. Забрала с собою, да что там, скажем прямо, просто украла ту самую Алю, которую она, Диана, со вчерашнего дня считает исключительно своей! И теперь никакой радости за воспитанницу, одно только раздражение!
А потом Росинка буквально «сделала игру» на футбольном матче, затмив ее «секретную звездочку», умницу Иду Новак. В результате, в душе воспитательницы сталась какая-то скомканная радость за Алину, явно наращивающую свои специфические «ментальные навыки», и огорчение за собственных девочек, которых Росинка в этот раз победила. И, похоже, что это огорчение, вместе с предыдущим раздражением, полученным ею от той, неприятной встречи с Вострецовой в лесу, на Эстафете, полностью перешибает для нее, Дианы Ортии, любой позитив. Факт.
А дальше...
Дальше все было еще хуже. Торжественный обед. Она, Диана Рязанцева, ободряющие улыбается своим «страусятам». Гладит по голове смущенную Иду, которая, все же немного огорчилась, хотя весь матч играла просто блестяще! Потом она, как воспитательница, отвела своих девчонок по комнатам, улыбнулась им на прощание и уже собралась уходить. Тогда Диана вернулась сюда, в свой Кабинет, чтобы переодеться из парадной формы в обычную, повседневную.
И вот здесь, в Кабинете, ее и догнала странная нервная реакция на события этого дня. Пошла по нарастающей совершенно непонятная волна злости и раздражения на всех и вся. И на Вострецову, и на Алину... Волна такая мощная, что Ортия, опасаясь садиться за руль электромобиля, решила переждать этот странный, необъяснимый приступ тупого неконтролируемого гнева самым безопасным образом, сидя в кресле и выполняя дыхательные упражнения. Ну, просто, чтобы прийти в норму и не создавать проблем ни себе, ни окружающим. Она даже дверь в кабинет заперла, заранее решив, что не откроет никому. Просто, чтобы никто не увидел ее в этом странном состоянии.
Так у нее не бывало ни разу, даже в худшие дни, когда...
Впрочем, неважно. Те времена прошли, а память... Память не стерла страницы ее весьма «яркой» биографии, той, что, как говорится, «не для всех». Но те воспоминания поблекли. Уже не так страшно, когда вспоминается это ощущение отчаяния, когда не можешь ничего поделать с веревками, стянувшими тонкие девичьи запястья и лодыжки, когда темнота полна грядущего ужаса, и когда отчаяние сменяется гневом на все окружающее и на саму себя.
«Дура! Дура! Дура! – орала она тогда себе, не в голос, естественно, а мысленно. – Как могла ты, «королева казино», вляпаться так безнадежно глупо, по-идиотски вляпаться! Попалась на дешевую приманку! Как angango*, как la ladrona**, как тупая провинциальная гастролерша, воровка-карманница, попадается на полицейскую удочку!»
Она рвалась изо-всех сил, пытаясь хотя бы ослабить на себе хватку жестких пут, которыми стянули ее руки и ноги, но тщетно. Гнев сменялся злостью, злость – страхом... И все это потом покрывало отчаяние. И все это в темноте, в ожидании, когда...
Нет!!!
ХВАТИТ!!!
НЕ НАДО!!!
Не надо воспоминаний! Что было, то прошло. Все это в прошлом, казино, рулетка, «однорукие бандиты»...
И настоящие бандиты, говорящие на странно грубом, но почти красивом языке, который можно условно назвать «испанским матом». Те, что схватили ее, заткнули ей рот какой-то тряпкой, надели ей на голову мешок, запихнули в багажник автомобиля и увезли куда-то, в темноте и тесноте, среди пропахшей маслом и бензином старой ветоши.
Судя по тому, что когда ее, наконец-то вынули из чрева машины, вокруг не было специфического городского шума, похитители вывезли ее за город. А потом ее куда-то вели, она шла, опираясь на грубую мужскую руку, перебирая ногами, оступаясь, по ступенькам, ведущим вниз. Потом с нее сняли мешок, не дававший толком ничего видеть, и глушивший звуки, вынули изо рта кляп и оставили в подвале. Без еды и воды. И без света, почти что в полной темноте.
Страх... И ощущение полного бессилия. Просто потому, что страх не дает сосредоточиться и попытаться применить ее способности. Те самые, особые, которые, как она искренне думает, свойственны только ей одной. Ну, в такой вот серьезной степени, а не на уровне шарлатанства или салонных игр, или в лучшем случае сканирования мыслей, которое выполняют подобные ей самой, но куда более слабые существа, обозначаемые этим странным словом «ментат».
Вот только сейчас для нее даже сканирование... почти недостижимо. Как будто бы и не было всех этих пяти лет упоения Волшебством...
Иногда говорят, что страх убивает. В отношении тела, возможно, это и не так. В конце концов, страх оберегает это самое человеческое тело. Предостерегает его от соприкосновения с тем, что кажется вредоносным, или тем, что действительно опасно. Но, с того самого дня, после той жуткой истории, случившейся в пригороде Малаги, Диана Ортия точно знает одно. Страх, вне всякого сомнения, убивает и уничтожает. Он выжигает как каленым железом, или, напротив, вымораживает, как жидким азотом, то, что среди обычных-серых-недалеких обывателей традиционно именуется Волшебством. Он просто калечит Душу, отсекая от нее то самое Творческое начало, которое ответственно за Фантазию и Воображение, истребляя все то, что дает человекоподобному существу возможность хоть как-то возвыситься над реальностью. Той самой реальностью (с маленькой, очень маленькой буквы!), которая бывает порой не просто неприятна, отвратительна, кошмарна (чаще всего одновременно!). Той самой реальностью, которая ужасна какой-то своей особой, специфической, имманентной (да-да, латынь здесь очень даже уместна!), эдакой внутренней, глубинной, сущностной мерзостью. Той самой мерзостью, что составляет суть мыслишек и деяний человекоподобной нелюди, в которую так легко превращает людей эта отвратительная эмоция.
Страх убивает в человеке все то, что, собственно и делает его Человеком. Субъектом с большой буквы, преобразующим Реальность в благом направлении, творящим ее из своих собственных представлений о чем-то Светлом. Страх отнимает у человекоподобного саму возможность творить, оставляя ему «на разживу» (очень точное слово!) лишь самый необходимый минимум возможностей, в принципе достаточный для того, чтобы плодиться, размножаться и славить очередного Вождя.
До тех пор, пока надобность в этом человекообразном индивиде не отпадет, и те, кто лишил его того самого Творческого начала, те, кто, обезопасив собственную грубую, материальную власть над этим Миром, закрыл ему вход в Волшебство, не решат, что очередного представителя серой массы пора утилизировать, как «отработанный материал»…
Почему? Ну, почему эти воспоминания никак не оставят ее в покое?
Прошло ведь уже двадцать два года! Двадцать два! Почти четверть века!
Давно уже нет той, с кем случилась эта мерзкая, жуткая история. Это все было не с ней. Просто потому, что ничего подобного не могло произойти с воспитательницей Центра адаптации и обучения ментатов, с той, которая сама Высший ментат, и имеет развитые способности к предвидению и повышенную общую сенситивность. Да еще и находится в ранге психолога седьмого уровня! Не было ничего! Ничего такого не было!
Почему воспоминания о давно прошедшем снова всплыли из ее памяти? Почему они всплыли именно сейчас? В чем она провинилась перед некими Высшими Силами, которые вертят этой веселой Планетой, туда-сюда, направо-налево-кругом, так, сяк, наперекосяк и еще как-нибудь? За что садистка-память снова истязает ее, в дополнение ко всему, что уже стало для нее источником раздражения на сегодня?
Дыхательные упражнения не помогли. Впервые в жизни ни одна методика из ее богатого психологического арсенала средств по восстановлению самоконтроля не сработала. Как будто и не было всех этих долгих лет обучения основам и частностям ее нынешней профессии. Как будто она уже и не профессионал...
При мысли о собственном непрофессионализме, Ортию охватил гнев. Она почему-то совершенно утратила контроль над собой. Вплоть до того, что ей реально хотелось кричать и бить посуду! Слава Богу, у нее в Кабинете нет ничего такого на столе, а то бы...
И вот, в этот самый момент, Росинка взяла и пришла-заявилась со своими проблемами. Ей, видите ли, срочно захотелось наладить обратно отношения с нею, с Дианой Ортией! Извиниться и приласкаться, и чаю с пряниками выпить! Как будто ничего и не было!
Не было предательства, не было этих трогательных сцен с участием Вострецовой, когда эта дрянная математичка демонстративным жестом возложила свои руки на плечи Алины-Росинки, четко обозначив: «МОЁ!»
И эта неблагодарная девчонка, эта предательница не уклонилась, не вырвалась из тех трогательных, почти интимных объятий, не бросилась к своей настоящей Старшей! К Ортии, первой и единственной! К той, что буквально накануне сделала из нее Скользящую! Сделала Высшего ментата из нее, из истеричной дурочки, достойной, в самом лучшем случае, порции «детских» розог и презрительной жалости!
Так нет же, неблагодарная девчонка не только не вырвалась из рук этой злой и язвительной математички, всю дорогу третирующей ее, Ортию, не признающей ее уникального профессионализма! Нет! Она, Алина-Росинка, милая добрая девочка, выставила против нее, против своей Старшей, ментальную защиту, завернувшись в «Покров Схимника»! Да, она явно сделала все это рефлекторно, в ответ на ее, Ортии, раздражение, которое Росинка, несомненно, сразу же почувствовала. Девочка сейчас, после инициации, находится на пике своих способностей, и может многое, очень многое, уж она, Ортия, это точно знает!
Кстати, ментальный уровень у Росинки вырос неимоверно. Буквально за какие-то сутки ей стало доступно то, чему она, Ортия, в свое время, училась многие месяцы! Фантастика!
А вот уровень нравственности у этой девочки упал, как говорится, ниже плинтуса. Никакой благодарности! Предательница, одно слово! Трусливая предательница!
И вот когда Алина (нет, ее, Ортии, Аля!), произнесла-высказала эту еретическую фразу, что, дескать, «Клара Федотовна... Она хорошая!», Ортия едва сдержалась, буквально на последней грани терпения! Ой, как же ей хотелось влепить этой наглой девчонке пощечину! Резко, с размаху, так, чтобы на щеке «слетевшей с катушек» воспитанницы сразу заалело пятно, так, чтобы пальцам Ортии стало больно!
Но она сдержалась. Все-таки она, Диана Рязанцева, профессионал высшей пробы. Она не истратила на эту изменницу ни одного грубого слова из своего богатого лексикона. Просто «включила» самые «ледяные» интонации в голосе, хлестнула наотмашь двенадцатилетнюю девчонку «душевным холодом» вместо оплеухи, и вернулась обратно. А потом...
На нее нахлынуло какое-то ощущение полного опустошения. Ощущение того, что это вовсе не Алина, а скорее она, Диана, если говорить по-испански, nulidad, infeliz, или, как говорят на другой стороне Пиренеев, miserable. Одинокая, несчастная, жалкая и убогая, ничтожная...
Диана, обессиленная, уселась тогда в кресло и буквально «провалилась» в то странное сновидение, про госпожу Лесгафт и ее соратниц.
И вот оно, пробуждение. И рефлексия на фоне постепенного расслабления, томительного, мучительного «отходняка» от всей этой бури негативных эмоций, предшествовавшей яркому сну.
Диана почти успокоилась. На душе грустно, но мысли понемногу приходят в порядок.
Все ли она сделала правильно?
Смешно. А были ли у нее варианты?
Нет, ну можно было прямо там, на месте, влепить девчонке пощечину. Ибо, как говорится, заслужила.
А можно было впустить ее, Алину, в Кабинет, и молча указать на черную кушетку в углу. Вошла бы как миленькая, разделась бы и легла. И получила бы все, что ей причитается, столько и таких «горячих», что на всю жизнь зареклась бы перечить своей настоящей, первой Старшей! И впредь бы дрожала при одном имени Дианы!
Но... профессионально ли это, сечь ребенка в состоянии гнева? Или «отходняка» от гнева?
Нет, Диана не вправе поддаваться столь сильным эмоциям. В конце концов, Алина еще ребенок, и наказывать ее слишком сурово не следует. Но ведь и прощать такое просто так тоже нельзя.
Внезапно Ортия почувствовала, что Алина (нет, все-таки она Аля! Ее, Ортии, Аля!) находится где-то совсем близко. Что она уже почти рядом, стоит за этой самой дверью Кабинета, той, которую Диана захлопнула перед носом воспитанницы каких-то полчаса назад.
Ортия, не стесняясь, провела сканирование эмоций своей подопечной. После этого психолог-«исполнительница» как-то удовлетворенно усмехнулась. Она поняла, для чего именно пришла сюда эта храбрая девочка. И сразу решила, что не откажет своей Але, в том, чего она, ее воспитанница, сейчас добивается.
Алина хочет наказания и прощения.
Она получит и то, и другое.
Да, эта девочка заслуживает ее внимания.
Просто потому, что это ее Аля.
Ее, Ортии, гордость.
Почти что ее собственность...
Грубо, но точно. Да, она действительно принимает эту девочку как свою собственную, почти как вещь, которую у нее сегодня утром нагло похитили. И она, Ортия, во что бы то ни стало, вернет ее себе! И никакая Вострецова, ни в своем нынешнем облике, ни в образе «викторианской дамы» из этого сегодняшнего сновидения, не сможет ей в этом помешать.
А вот за то, что Росинкина Алина, ее, Ортии, воспитанница посмела принять на себя знаки внимания от Вострецовой...
В общем, она будет наказана. Телесно.
Она будет высечена розгами. Сегодня. Сейчас.
Строго, но аккуратно. Профессионально.
И еще. После строгого, очень строгого наказания, Росинка незамедлительно получит прощение.
И никак иначе. Ведь это ее девочка. Ее Аля.
Стука в дверь не последовало.
Просто, дверная ручка повернулась.
И...
*Условно переводится как «деревенщина». Контекстное, сленговое значение этого слова в устной испанской речи ближе к русскоязычному выражению «говнюк из Мухосранска». – прим. Автора.
**Условно переводится как «воровка». Но по контексту может обозначать словечко и погрубее. – прим. Автора.