По ту сторону

Гордиенко Ольга
Временами ей казалось, что безумие - это лишь один момент. Как смерть, например. А за ним будет что-то другое, отличное от привычного. Что это как дверь, как Врата, о которых твердят верующие. Ей мерещилось, что, шагнувшие в безумие видят другие краски, другие смыслы, другой мир. Что именно это обрели те, на которых она сейчас смотрела.

Она сидела в коридоре закрытого психиатрического отделения под кабинетом врача. Мимо бродили люди, которые выглядели почти так же, как и некоторые те, что на улице. Но все же они были другими. Кого-то отличало что-то разительное, кого-то неуловимое. А она смотрела на них и ей не верилось во все то, что она читала о психиатрических заболеваниях в книгах. Ей хотелось спросить их самих об этом запредельном для нее опыте. Снова спросить.

Ей снова начинало казаться, что этот ответ возможен. Что этот диалог возможен. Что это тогда почему-то не вышло. Что это тогда она что-то не так делала, не то спрашивала... А вот сейчас она сможет, найдет нужные слова и наконец-то сможет понять... Наконец-то, поняв, сможет смириться и отпустить...

Ей с тех пор уже не раз говорили, что ее вины нет в том, что Она тогда умерла. Что она ничего не могла сделать. И что большего здесь понимать ничего - это была болезнь и слова тут практически бессильны... Вот это "практически" и не отпускало ее. Держало безымянной надеждой на возможность что-то изменить до смерти, которая уже произошла.

И это был очередной виток. Такая его форма была самой тяжелой - она пыталась понять, что за этим изменившимся фасадом некогда близкого человека. Она неустаннно подстегивала себя в фантазии о лучшем мире за этой внешней неадекватностью и неприспособленностью. Она раздирала себя этой мыслью так, как бывает невозможно остановиться и перестать чесать комариный укус - хоть и понимаешь, что потом будет больно, в этот миг веришь в иллюзию облегчения.

Дверь напротив открылась и из кабинета выглянул врач, что когда-то лечил ту, Ее. Он улыбнулся ей и жестом пригласил в кабинет. Она встала и вошла в комнату, в которой плохо угадывалась больничная обстановка - уют был почти домашним. И это тоже манило ее сюда из раза в раз - вот эта грань между мирами...

Они оба понимали, что она все еще не может отпустить Ее, отпустить себя от Ее кровати, на которой Той уже не было. Но они снова не говорили об этом. Прямо не говорили. Он был рад ее приходу. Ее визиты вносили в его жизнь что-то такое, что он, казалось, уже утратил - какую-то тонкость. Она нравилась ему. Временами он даже ждал ее. Ждал ее слов о надежде на то, что за безумием есть что-то хорошее. Ему было тепло и грустно от ее веры в этот лучший мир.