Семнадцатого июня тысяча девятьсот восьмидесятого года Эля Анджиевская защитила дипломную работу. Тема звучала так: «Реставрация католического собора в г. Красноярске». Комиссия единодушно поставила ей оценку «Отлично». Присутствовавший на защите представитель отдела Главного архитектора горисполкома записал в свой блокнот фамилию Анджиевской.
Раскрасневшуюся Элю у двери аудитории, где проходила защита, встретила Аллочка, верная и любимая подруга. Она обняла её.
— Ну, что?
— «Отлично»!
— Я и не сомневалась, дорогая! Ты всегда всё делаешь отлично!
Девушки вышли из корпуса «Б» и направились к остановке. Эля оглянулась на здание ставшего родным за пять лет института.
— Вот ты знаешь, Аллочка! Вроде бы и не было у меня в институте таких друзей и подруг, как ты, не водила я здесь задушевных компаний, а как подумаю, что больше мне не придётся сюда ездить каждый день, у меня, словно, что-то обрывается внутри.
— Будешь каждый день ездить на работу, не волнуйся!
— Разумеется, буду. Но я говорю о том, что у меня ощущение, будто здесь я оставляю что-то своё, родное. Может быть, детство? Окончив школу, мы пять лет воображали себя взрослыми. А на самом деле институт просто на пять лет продлил беззаботную жизнь. И поняла я это только сейчас, уходя из него. Господи, Аллочка! Эти пять лет, оказывается, пролетели, как один миг!
— Вот и надо, чтобы во взрослой жизни рядом с тобой оказался хороший человек!
— У меня есть такой человек, — улыбнулась Эля, — ты! Лучшего и не найти!
— Не хитри, Эля! Я о другом человеке. Ты не думаешь, что тебе пора позвонить Егору и помириться с ним? Может быть, это следует сделать именно сегодня? Пусть уж день станет до конца знаменательным и счастливым!
Девушки остановились, не доходя до остановки.
— Аллочка! Ты хочешь, чтобы я позвонила ему и сделала предложение?
— Но вы же договаривались, что ты позвонишь ему, правильно?
— Алла! Мало ли что мы договаривались! Надеюсь, ты понимаешь, что мне нужен мужчина, способный на поступки, а не мальчик, которого всю жизнь придётся водить за собой за ручку. Лучше уж одной быть, чем с таким. А потом, если он так долго способен выдержать разлуку со мной, вряд ли он меня, в таком случае, любит. Ведь Егор ни разу даже не позвонил мне за это время!
Аллочка молчала. Она не знала, нужно ли рассказывать подруге о том, что за всё время длительной размолвки Эли с Егором он не один раз звонил ей, Аллочке, и был в курсе всего или почти всего того, что происходило с Элеонорой. Она не понимала, можно ли вообще назвать это размолвкой. Ей казалось, что её подруга решила проверить свои и Егоровы чувства на прочность испытанием временем. Только и всего. А теперь просто не знает, как ей выпутаться из сложившейся ситуации. Во всяком случае, так преподнесла это сама Эля почти год назад.
...После того памятного знакомства на Бирюсе Егор позвонил Эле домой и пригласил её с подругами в новый ресторан «Красноярск» по случаю отъезда Андрея на службу в Северодвинск. Идя в ресторан, девушки решали, как им вести себя при выборе меню. Твёрдо останавливались на одном — ни в коем случае не заказывать рыбу и птицу, чтоб не мучиться потом с грязными руками. Правда, Аллочка вспомнила, что в таких случаях на столе, вроде бы, рядом с тарелкой у каждого должна стоять пиалка с водой. Но Наташа тут же рассказала — то ли правду, то ли анекдот — о том, как кто-то в ресторане после курицы взял и выпил водичку соседа, уже ополоснувшего в ней руки, решив, что это бульон. Аллочка впервые шла на свидание с мужчиной, который ей очень понравился, и поэтому нервничала, как никогда. Но вечер прошёл замечательно! Хоть и пришлось-таки есть цыплёнка-табака, и никаких сосудов с водой для ополаскивания рук не оказалось... Парни были нарядными и уже не напоминали замухрышистых работяг, как на Бирюсе. Танцевали, много шутили.
Андрей уехал на следующий день, ни о чём серьёзно не договорившись с Аллочкой. То ли не понял, что он ей очень симпатичен, то ли не захотел этого понять. Сергей и Григорий с того времени перезванивались с Галей и Наташей, периодически встречались. Егор же, как поднял на руки и понёс к костру Элю на берегу Бирюсы, так и решил для себя, что больше он никогда её от себя не отпустит. Они встречались почти каждый день в институте. Кто бы мог подумать, что, учась на одном факультете, сталкиваясь, быть может, по нескольку раз в день в коридорах института, они найдут друг друга на реке с таким красивым названием Бирюса! Егор даже подарил Эле на Новый год колечко с небольшим бирюзовым камушком, и по цвету, и по названию напоминающему место их встречи. Эля познакомила Егора с семейством Анджиевских. Парень всем понравился, невзирая на то, что не имел никакого отношения к медицине. В семье, похоже, смирились с тем, что Элеонора не вписывается в общие семейные устои. После защиты и получения диплома Егор сделал Эле предложение. Она не ответила ему ни да, ни нет, попросив подождать немного. Егор не стал торопить её с ответом. Тем более что ему самому нужно было определиться в новых условиях, в которых оказывается каждый выпускник вуза.
Егора по окончании института оставили в городе, направив на работу в трест «Красноярскстрой». Дали ему отдельную комнату в девять квадратных метров в общежитии, недалеко от треста. Вот сюда-то и заскочила однажды воскресным днём Эля Анджиевская. Заскочила неожиданно для Егора, но не случайно для себя. Она таки решила выйти замуж за Сологуба и пришла сказать ему об этом. В субботу красноярский «Политехник» играл с «Зенитом» на своём поле и разгромил его со счётом 3:1. Егор, твёрдо надумав покинуть футбол и серьёзно посвятить себя работе и будущей семье, нисколько не сомневаясь, что в скором времени семья у него будет, отмечал с командой свою последнюю игру в ресторане «Север». В кабаке к ним присоединился какой-то длинный рыжий парень, представившийся Пашкой Ломом. Да все уже были в той кондиции, когда до лампочки, кто он и откуда. Хороший, щедрый мужик, деньгами сорил направо и налево, заказывал музыкантам песни для своих друзей-спортсменов. Девицы вокруг него и, разумеется, вокруг футболистов так и вились, «Шампанское» пенилось, и водка лилась рекой, нарушая спортивный режим. Но у Егора это была последняя игра и, пожалуй, первый в его жизни такой пьяный сабантуй. Воскресным утром он долго не мог сообразить, каким образом у него в комнате оказался рыжий Пашка и девица, имени которой он не помнил. Голова разламывалась, во рту и на душе было гадко. Необходимо срочно выпить крепкого чаю и освободиться от гостей, решил Егор, направляясь с электрочайником за водой на кухню. Следом за ним из комнаты вышли новая знакомая, имя которой он тщетно пытался вспомнить, и Пашка Лом.
— Брось ты, Егор, этот чайник! Сейчас за пузырём сбегаем, и всё будет нормалёк! У вас в общаге есть бабьи камеры? Давай пригласим каких-нибудь девочек, чтоб повторить вчерашнее! — орал ему в след Пашка.
В эту минуту и появилась в коридоре Эля Анджиевская. Увидев помятую девицу, выходящую из комнаты Егора, услышав и узнав Пашку Ломинского, которого она не видела с момента похорон Лёньки Жукова, Эля ужасно растерялась, просто остолбенела. Что может связывать Егора с Пашкой Ломинским? Что?! Что это за девица? Хотя, понятно что! Как ей, Эле, себя вести? Вскоре после знакомства с Егором она в общих чертах рассказала ему историю своей любви с Лёнькой Жуковым. Но ей больше не нужны такие друзья, как Пашка! Она повзрослела, и её уже не манит романтика Берберовки! В таком состоянии и увидел Элю Егор, вышедший из кухни с чайником в руках. Теперь подобие шока испытал он. Слышала ли она Пашку и видела ли эту неумытую девицу, чёрт его знает как оказавшуюся здесь? Судя по тому, что Эля круто развернулась и стремительно пошла назад, понял — и видела, и слышала.
Вечером того же дня у них состоялся крупный разговор. Эля заявила ему, что она, видимо, недостаточно хорошо его знает, чтобы выходить за него замуж, связывать с ним свою судьбу, поскольку никак не ожидала увидеть у него сомнительные личности вроде этого рыжего и девицы. Может быть, он, Егор, вообще таскается за каждой юбкой, а ей, Эле, это просто неизвестно? Егор разозлился и ответил на это, что он «таскается» не за каждой юбкой, а предварительно смотрит, не мятая ли она? Эля посоветовала ему внимательнее смотреть на опрятность юбок его знакомых. На этом они и расстались в тот день. Позже, когда страсти в обеих душах немного улеглись, Егор, который, конечно же, чувствовал свою вину, неоднократно звонил Элеоноре, но каждый раз слышал одно и то же: «Я занята!» или «У меня много работы!» У Егора тоже было полно работы. Часто приходилось ездить в командировки. Зима пролетела незаметно. Егор и Эля всё это время не встречались. Хорошо ещё, что Аллочка оказалась в союзницах у Егора, и он знал о жизни своей любимой девушки практически всё. В том, что девушка любимая, Егор не сомневался ни минуты. Разлука только укрепила его в мыслях о том, что Эля Анджиевская — его судьба.
... Аллочка молчала, а Эля ждала её ответа. Наконец Аллочка произнесла:
— Ну, хорошо, Эля, хочешь, я сама позвоню Егору? Скажу, что у тебя сегодня была защита. Ему, наверняка, захочется поздравить тебя с этим событием. Вот и помиритесь. Мне кажется, что и тебе он очень даже не безразличен. Или я ошибаюсь?
— Нет, не ошибаешься! — улыбнулась Эля. — Ты вообще редко ошибаешься в том, что связано со мной. Иногда я думаю, ты знаешь меня лучше, чем я сама.
— Да, дорогая, мне иногда тоже так кажется! — притворно вздохнула Аллочка. — Именно поэтому я считаю, что ты сама пойдёшь навстречу Егору.
В тот же миг Алла с удивлением взглянула на Элю, которая вдруг крепко ухватила её под руку.
— Что с тобой? — спросила она подругу.
— Знаешь, Аллочка, по-моему, эта встреча произойдёт именно сейчас! — Эля во все глаза смотрела на кольцо, где в Студенческом городке делали последнюю остановку троллейбусы.
Через дорогу с остановки шёл Егор Сологуб с огромным букетом роз. Он направлялся прямо к ним. На лице его была немного напряжённая, но счастливая улыбка.
* * *
Светлана Славуцкая защитилась семнадцатого июня тысяча девятьсот восьмидесятого года. Из своих ближайших подруг в этот день она защищалась одна. Ким, Бурачок, Григорян, Мельник и Спесивцева, которая по документам теперь шла как Бородина, защитили свои дипломные работы за несколько дней до Светланы, а Сущевской и Романцовой ещё предстояла защита двадцатого числа.
Когда Светка пришла в общежитие, дома никого не было. Это и не удивительно. Ведь теперь она жила в новом общежитии в одной комнате с Людой Милой, которая по-прежнему работала на кафедре ТГСВ и возвращалась с работы после шести часов вечера. Новое общежитие очень сильно отличалось от того, в котором жили четыре предыдущих года. Теперь не было длинного коридора с комнатами в ряд. На площадке каждого этажа располагались две секции. В секции восемь двухместных комнат разделялись, четыре на четыре, общей большой и светлой кухней с новенькими электропечками, мойками и лоджией. Здесь же на этаже были и душ с туалетом. О таком общежитии и не мечталось!
Девчонкам из бывшей пятьсот двенадцатой очень повезло — их всех поселили на пятом этаже в одной секции. И надо же было случиться такому совпадению, что номер комнаты у Светы и Люды оказался пятьсот двенадцать! Григорян и Мельник жили через стенку с ними с одной стороны, Сущевская и Романцова — с другой, а Кимуся с сыном Димкой — напротив. У Оли Бурачок в конце четвёртого курса родился сын Олежка, и она с семьёй жила в общежитии авиаотряда, где работал Коля. Бородины по-прежнему снимали квартиру недалеко от Студенческого городка.
Придя из института, Светлана легла на кровать и мгновенно уснула. Накануне она практически ночь не спала. Волнения, связанные с защитой дипломной работы, сказались на её нервах, как ни пыталась она держать себя в руках.
Провалившись в сон, Светка очутилась в Алдане. Она снова стала маленькой девочкой. Они с бабулей и дедулей пошли в тайгу за незабудками. Вот они вышли на опушку леса, голубую от цветов. Светка бежит, чтобы первой нарвать побольше незабудок и подарить их бабуле. Но что это? Вместо небесно-голубых цветочков она срывает оранжевые жарки, которых здесь никогда раньше не было! И рядом с ней отец. Светлана хочет сказать ему о том, что на такую же поляну однажды её возил Володька Салогуб в Красноярске, и они вернулись оттуда с охапкой цветов. С тех пор у неё всегда почему-то сладко и чуточку тоскливо щемит в груди при виде жарков. Но разве она уже выросла? Светка берёт отца за руку, он оборачивается к ней, и глаза у него не светло-серого цвета, а синие, как у Володьки, словно он вобрал в себя цвет всех незабудок с той поляны, превратив их в жарки. Отец наклоняется над ней, малышкой, и целует её. Светка блаженно улыбается. Так приятно снова почувствовать себя маленькой, защищённой от всего плохого и страшного, что может ожидать тебя в жизни! Как хорошо, когда можно вложить свою ручонку в большую, крепкую и надёжную руку любящего тебя человека и знать, что он всегда будет рядом с тобой. «Ты больше никуда не уедешь?» — хочет спросить Света отца, но навстречу ей бегут мама и бабуля с дедулей. Все улыбаются, машут ей руками и кричат «Поздравляем!» Светка пытается понять, с чем это они её поздравляют? Разве у неё сегодня день рождения? Она открывает глаза и видит перед собой Людмилу, а маленький Кимусин Димка дёргает Свету за руку своей крошечной пухлой ручонкой.
— Светка, просыпайся! Сколько можно спать? Мы уже устали тебя ждать! Поздравляю тебя, инженер ты мой ненаглядный! — Людка наклоняется и чмокает её в щёку. — Смотри, сколько роз тебе надарили девчонки!
У двери стоит ведро с розами — красного, нежно-розового и даже белого цвета!
— Неужели уже седьмой час? Как долго я спала! — Светка блаженно потягивается. Гладит по головке маленького Димку. — Какая прелесть!
Непонятно, к чему относятся её слова — к цветам или общему состоянию человека, у которого всё самое трудное уже позади. Она поднимается с кровати и только теперь видит на своей тумбочке трёхлитровую банку из-под томатного сока, который выпили они с Людмилой вчера вечером. А в банке огромный букет жарков!
— Вот это да! Это откуда?! — в восхищении от того, что сон так переплёлся с явью, спрашивает Светка. — Мне только что снилась поляна жарков в Алдане. Кто это догадался? Это ты нарвал для меня так много красивых цветов? — в шутку спрашивает она Димку, который уже сидит на её кровати и треплет один цветок, непонятно каким образом вытянув его из банки самостоятельно.
— Не-а! — хитро поблёскивают глазки-щелочки маленького Кимусёнка.
— Что-то я не помню в Алдане ни одной поляны с такими цветами! — смеётся Людка. — Я пришла, они уже стояли здесь. Может, Ольга Бурачок их тебе купила? Хотя, нет, она вон те белые розы принесла. Романцова ещё спрашивала её, где она их нашла?
— Как, Оля здесь? — воскликнула Светка.
— И Оля здесь, и Спесивцева приехала. Я ж тебе говорю, что мы ждём, ждём, когда ты проснёшься! А ты всё спишь, да во сне улыбаешься. Вот нам и жалко было тебя будить! Хотя там, на кухне, уже стол готов.
Светка выходит на кухню, где собралась бывшая пятьсот двенадцатая в полном составе её четырёхлетнего существования плюс верные Оля Мельник и Вера Григорян. Два стола, составленные вместе, накрыты белыми бумажными скатертями. На столе две бутылки «Шампанского» и деликатесы из баночек венгерского «Глобуса», так заботливо поставляемых Ларискиным отцом. На плите стоит большая сковорода и большая кастрюля. «Ну, в сковороде, наверняка, жареная картошка или гречневая каша с цыплёнком из «Глобуса» от Ларкиного папаши, спасибо ему! А что это в кастрюле, интересно?» — подумала Света. В последнее время готовить было совершенно некогда и ели в основном всухомятку, не до борщей.
Увидев Славуцкую, Сущевская скомандовала:
— Девочки, внимание! Та-а, та, та, та... — запела она туш.
— Поздравляем!— трижды прокричали все дружным хором.
— Ой, девчонки! Спасибо вам! Вот не ожидала! — растрогана Светлана.
— Зато мы ждали, ждали, когда ты проснёшься! — шутливо выражает общее недовольство Ольга Мельник.
— Ну, простите вы меня, окаянную! Режьте меня на куски за это! Кушайте меня с маслом! Как у Райкина, — смеётся Светка. — Ой, как есть хочется! Что это у вас в кастрюле такое вкусное? Неужели...
— Пельмени! Угадала! — весело отвечают ей хором Спесивцева с Сущевской и смотрят на Олю Бурачок.
— Сколько пачек купили? — спрашивает Светлана.
— Обижаешь, подруга! Это я после своей защиты к родителям съездила, мяса привезла и налепила. Вот решила и вас побаловать! — говорит Оля Бурачок.
— Ну, разве можно под такую закуску «Шампанское» пить? Кимуся! Быстренько в холодильник! Тащи мою заначку! Для своей защиты берегла, но, чую, не устоять мне сегодня! От «Шампанского» мне спать хочется, а ещё поработать надо будет кое над чем в чертежах, — воскликнула Сущевская.
Кимуся принесла из холодильника, подаренного ей пятьсот двенадцатой по случаю рождения Димки, бутылку водки. Людмила достала из своего «приданного», как она выражалась, купленные недавно хрустальные фужеры, рюмки и графинчик такого же рисунка. Водку перелили в графин. Разложили пельмени. Графин с водкой моментально запотел. И так аппетитно смотрелись дымящиеся горячие пельмешки, хрустящие маринованные огурчики и этот запотевший хрустальный графинчик, что даже совсем непьющим захотелось выпить и закусить.
— Хай вона сказыться, зараза такая горькая! — произнесла, осушив до дна свою рюмку водки за дипломы всех защитившихся девчонок, Татьяна Сущевская. — До чего же родными мы стали с вами, девчата! Пять лет вместе... Как это много, оказывается, и как мало!
— Не говори, Танюшка! — поддержала её Оля Бурачок. — Пять лет мы делили на всех и горе, и радости в нашем общежитии. Оно стало для нас вторым родным домом, а мы с вами...
— Общими жителями, — тихонько и задумчиво подсказала ей Светка.
— Точно! Помните Рафика, как он у нас после своей защиты просил тушёнку, притащив Славуцкую на руках? Ох, и здоровый мужик был! — вспомнила Лариса Романцова.
— Борец! Где он сейчас, интересно? Наверное, в свой Дагестан уехал, на родину! — сказала Ольга Мельник.
— Надо выпить за Рафика! — проговорила Вера Григорян.
— Ну, чо попало болтаешь! — скорчила недовольную гримасу Таня Спесивцева. — С какой это стати мы будем пить за какого-то Рафика?!
— Да нет! Я хотела сказать, что выпьем за всех наших «земляков» из общаги, про которых говорил тогда Рафка, за общежитское братство! — поправила себя Вера.
— Знаете, девчата! Я, когда лечу с каникул из Полтавы в Красноярск, в аэропорту Москвы встречаюсь со своими, общежитскими. Рейсы самолётов задерживаются по всяким разным причинам, и мы поневоле собираемся вместе. Занимаем друг другу места, чтоб хоть немного посидеть, а то и поспать часок в переполненном аэровокзале, кто-то бегает в буфет, кто-то сторожит вещи. И неважно, откуда он — с Украины или Кавказа, из Казахстана или Прибалтики, как Вера Григорян, — шутит Сущевская, вспоминая колхоз абитуры. — Главное, мы сибиряки из Красноярска, общежитские! Вот за наше братство многонациональное и давайте выпьем, девчонки. И ещё... Пусть наши дети — Кимусин Димка, Игорёшка Татьянин, Ольгин Олежка, всех нас будущие дети — всегда и везде будут такими же Земелями, как мы с вами!
Маленький Димка подошёл к матери и что-то зашептал ей. Кимуся погрозила ему в ответ пальцем. А Светка, посмотрев на них, с улыбкой произнесла, подняв фужер с «Шампанским»:
— За тебя, маленький Земеля! Чтоб не забывал свои общежитские корни!